День пятый. Принятие. Часть первая-1-
Площадь Гриммо, 12.
«Здравствуй, Сириус.
Это мое последнее письмо к тебе. Сейчас только двенадцать, но за это утро мир успел полностью измениться. Я писал, что виноват в том, что потащил их на войну, помнишь, Сириус? Я был не прав. Они сами пошли туда, и сделали это не только ради меня.
Моя вина в другом. Не в том, что я втянул их во все это, а в том, что оставил с последствиями наедине. Но тебе, наверное, уже надоело мое нытье, да, Сириус? И ты прав. Я больше не собираюсь жаловаться на судьбу. Все, что случилось, – уже случилось, но только от нас зависит, разрушит это наши жизни или останется опытом, от которого однажды мы постараемся уберечь своих детей.
Я говорил все это Рону, Сириус. И пока говорил, вдруг, совершенно внезапно, понял сам.
Он пришел ко мне вчера (вернее, уже сегодня) около часа ночи. Впрочем, пришел – это слишком сильно сказано. Скорее – вывалился из камина и заплетающимся языком попытался объяснить мне, что я урод. Я отправил его спать в ту комнату, которая когда-то была нашей. Уложил на его старую кровать и… Это было так странно, Сириус. С момента возращения в этот дом я жил в твоей комнате. А тут… на меня навалилась такая усталость. И я лег прямо там, на ту кровать, на которой спал три года назад, и знаешь, Сириус… Ни разу еще за это лето мне не спалось так сладко, как сегодня – под тихое похрапывание Рона.
А потом я проснулся, разбудил Рона, стянув с него одеяло и прокричав «Подъем!» в самое ухо, совсем как в старые добрые времена, и потащил его на кухню завтракать и пить кофе. И когда на вопрос: «С чего это ты так нажрался?» – Рон покраснел, смутился и невнятно пробормотал что-то, что с некоторым усилием может быть расшифровано как «из-за Гермионы», мне вдруг стало так смешно, Сириус. Я смеялся, наверное, минут пять, не меньше. Рон жутко перепугался, притащил мне стакан воды – но как можно пить и одновременно смеяться, это же невозможно, верно, Сириус?
Пришел я в себя от сильного удара по щеке. И увидел прямо перед собой насмерть перепуганные глаза Рона.
- Все в порядке, - пробормотал я, с трудом переводя дыхание. – Я в порядке, Рон. Просто это правда очень смешно.
- Что именно? – все еще встревожено, но уже спокойнее переспросил он.
- Я все это время думал, что нашей дружбе конец. Что ничего уже не будет как прежде. А тут появился ты – и сразу стало понятно, что на самом деле ничего не изменилось. А значит, все, что я успел выдумать за эти полторы недели, – это действительно только мои выдумки, не больше, - и я снова тихонько рассмеялся от чувства ни с чем несравнимого облегчения. «Наверное, сейчас я смог бы создать самого лучшего Патронуса».
- Я абсолютно не понимаю, о чем ты говоришь, дружище, - растерянно развел руками Рон, - но я рад, что ты доволен.
И он широко улыбнулся, совсем как раньше. А я похлопал его по плечу и спросил, что же там все-таки с Гермионой.
И Рон рассказал мне, что Гермиона не отвечает на его письма, что он тоже все это время чувствовал, как рушится наша дружба, что вся его семья, кажется, сходит с ума, что вчера ему написала Луна… И пока Рон говорил все это, я мог только смотреть на него и думать, какой же я идиот. Я бросил своего лучшего друга только потому, что испугался – поведение, недостойное гриффиндорца, верно? Я оставил свою лучшую подругу из-за того же глупого страха, для которого не было никаких причин.
Они пошли за мной на войну. Как я мог подумать, что наша дружба после всего этого может просто закончиться?
- Ты должен пойти и поговорить с Гермионой, Рон, - твердо сказал я, когда он, выдохшись, замолчал. И, прежде чем он успел возразить, продолжил: - Ты должен пойти поговорить с Гермионой, а я – с Джинни. Они ведь стоят того, чтобы за них побороться, разве не так?
И я с огромным удовольствием наблюдал, как по лицу Рона расползается улыбка.
- Но помни: Джинни – моя младшая сестра, - строго сказал… или попытался строго сказать Рон. – Обидишь ее…
- Знаю-знаю – буду иметь дело с тобой, - рассмеялся я, подталкивая его к камину. У нас у обоих на сегодня было еще много дел.
Так что… это последнее мое письмо к тебе, Сириус. Да и его я пишу уже скорее по привычке.
Мне все еще не хватает тебя и будет не хватать всегда, но это же не повод отталкивать остальных, чтобы потом сожалеть уже о них?
Я больше не намерен превращать свою жизнь в замкнутый круг, Сириус. Не буду врать – мне, конечно же, страшно, но больше это меня не остановит.
Я пойду и извинюсь перед Джинни. Поговорю с миссис Уизли. Встречусь лицом к лицу с Джорджем. И, может быть, когда я все это сделаю, я смогу наконец-то честно сказать: да, сейчас нам больно, но однажды мы это переживем.
Как я пережил твою смерть».
-2-
Нора, внутренний монолог Молли Уизли.
Как странно. Я не видела его всего полторы недели, а кажется, прошли годы.
Как страшно. Ведь он вряд ли будет молчать, он ведь не просто так пришел. В голове звучат его слова, о которых рассказал Ремус в прошлом году. Родители не имеют право бросать своих детей, пока они не будут вынуждены сделать это, верно? Он пришел сказать то же и мне?
Как глупо. Я взрослая женщина, но я упорно разглядываю узор на скатерти, только чтобы не смотреть ему в глаза. Мы молчим уже, кажется, вечность. Нужно собраться. Нужно уже, наконец, начать этот разговор. Гарри решительный мальчик. Если он пришел, то уже не передумает. Так что надо просто что-нибудь сказать. Можно попробовать зажмуриться – вдруг так будет проще.
- Как ты? – не очень большой подвиг. Но это единственное, что пришло в голову. Стоило, конечно, сказать не это. Он отмахнется своим вечным «нормально» и…
- Я так скучаю по ним, миссис Уизли. И я абсолютно не знаю, что делать дальше. Понимаете, Джинни… - он говорил, говорил, говорил... об их ссоре с Джинни, о разговоре с Роном, о письмах Сириусу. А я вдруг отчетливо поняла, что я дура. Передо мной сидел все тот же Гарри Поттер. Для всего мира – мальчик-который-выжил, для меня – испуганный ребенок на вокзале Кинг-Кросс. Как же я могла об этом забыть. Он пришел не обвинять меня. Он пришел к старой доброй «миссис Уизли». Всего лишь за советом, за помощью, за поддержкой.
Я отвечала, что-то про то, что понимаю, про то, что у него всегда будем мы – я и Артур, советовала поговорить с Джинни. Он слушал меня так, будто я не могу ошибаться, будто не было последних недель. И я поняла, что я все еще миссис Уизли, образцовая мать и любящая жена. И что не только он нуждается во мне. Еще шестеро детей в этом доме ждут, когда я возьму себя в руки и скажу, что все будет хорошо. И пусть они все такие безумно взрослые на вид. Для меня – это всегда дети. Такие же, как и испуганный мальчик на платформе 9 и 3\4.
- Спасибо, миссис Уизли. Я, пожалуй, пойду. Невозможно откладывать разговор вечно, да и глупо это, – Гарри встал из-за стола и направился к лестнице.
- Спасибо, Гарри, – я встала и обняла его. Просто потому, что так надо. Я знала это абсолютно точно, хотя не смогла бы объяснить почему. Точно так же, как много лет назад я знала, что именно нужно сказать, когда Билл упал и разбил колено, когда Чарли не удалось поймать снитч, когда Перси первый раз получил слабо за контрольную. Также, как знала, как вести себя, в те дни, когда Рон поссорился с Гарри на четвертом курсе, когда Джинни плакала по ночам после смерти Дамблдора. Кажется, это называется материнским инстинктом. И это совсем не сложно.
Я растрепала еще сильнее непослушные волосы Гарри.
- Пойдем, милый. Я думаю, нам обоим сейчас предстоит не самый легкий разговор.
-3-
Министерство Магии. Разговор, записанный на диктофон в кабинете Артура Уизли.
Артур Уизли: Министр? Проходите, присаживайтесь. Не ожидал вас здесь увидеть.
Кингсли Шеклболт: Оставь, Артур. Я что, не могу просто зайти к старому другу?
АУ: Ну, я просто подумал… Мало ли что.
КШ: Что это у тебя там?
АУ: Какое-то маггловское приспособление. Вроде бы оно должно записывать разговоры, но я абсолютно не понимаю, как его включить. Как думаешь, что это за зеленый огонек?
КШ: Не имею не малейшего представления.
АУ: Жаль… Так ты просто так зашел или все-таки по делу?
КШ: Честно говоря, скорее второе. Сначала я хотел вызвать тебя к себе, но потом решил по дороге домой зайти сам, сделать сюрприз.
АУ: (нечто неразборчивое, но с вопросительными интонациями)
КШ: Кстати, ты сам домой-то не собираешься? Даже я уже освободился.
АУ (не очень уверенно): Нет, мне еще нужно дописать отчет о заколдованной посуде у одной домохозяйки… Да и с этой записывающей штукой нужно разобраться. Заклятье-то мы с нее уже сняли, но все равно интересно… Представляешь, когда мы ее только обнаружили, она…
КШ (мягко): Вот именно об этом я и хотел с тобой поговорить.
АУ: Что?..
КШ: Артур, ты очень много работаешь в последнее время. Разумеется, я бесконечно ценю твою помощь, особенно в эти послевоенные времена, но, Артур, признайся: за эти две недели ты перевыполнил месячную норму работы.
АУ (холодно): Это плохо?
КШ: Это замечательно. Но теперь, я думаю, тебе стоит просто пойти домой и побыть со своей семьей.
АУ: Думаю, это мне решать, Кингсли.
КШ: Боюсь, что уже нет. Потому что я как Министр Магии выношу тебе особую благодарность за все, что ты сделал ради преодоления послевоенной разрухи, назначаю тебе награду в размере сотни галеонов и даю две недели внеочередного отпуска.
АУ: Кингсли!
КШ: Прости, Артур. Поверь, тебя будет не хватать здесь, и мне действительно жаль, что приходится давить на тебя, но… Твоя семья нуждается в тебе гораздо больше, чем остальной магический мир.
-4-
Записка, оставленная на кухне Невиллом Лонгботтомом своей бабушке.
«Ба, я у Луны. Сегодня останусь ночевать у нее. Невилл».
-5-
Министерство Магии. Из служебной записки, отправленной утром Перси Уизли Кингсли Шеклболту.
«…я понимаю, что это не совсем ваше дело, Министр, но я просто не знаю, что мне еще предпринять. Мама совсем отчаялась, хотя и делает вид, что все нормально, да и остальные… Я пытался с ними поговорить, но это не помогает. А вы – Министр Магии, к тому же, как я понимаю, вы были соратниками по Ордену Феникса, может, папа хоть вас послушает?.. Его так не хватает дома.
С уважением,
Перси Уизли».
