Глава 5Ночь выдалась темной. Луна засела где-то в тучах, и лишь изредка сквозь их разрывы проглядывал ее круглый бок или косые белесые лучи, но потом все снова скрывалось.
Здесь, на высоте, было очень холодно, но Лорелей холода, как такового, не ощущала. Она понимала умом, что температура в поднебесье гораздо ниже, чем внизу, в землях царства Огня, где благоухало вечное жаркое лето, однако ее тело никак не реагировало на пронизывающий ледяной ветер.
Совсем недавно они пролетели сквозь грозовую тучу, и теперь ее волосы были немного влажными. В темноте они казались пугающе черными, извивались на встречном ветру и напоминали девушке ядовитых змей, которые сначала завораживали плавными движениями своего тела, гипнотизировали танцем, а потом набрасывались и кусали, впрыскивая в вены, полные крови, смертельный яд. Две минуты страж бился в агонии, ощущая немыслимое жжение, распространявшееся по его телу от места укуса — это занимало примерно полминуты, а остальное время умирал в муках. Таких змей полно водилось в Северной части королевства, где климат за счет близости к Срединному озеру был более влажным, но, к счастью, они никогда не набрасывались на стражей без причины, а перед укусом долго и громко шипели, предупреждая об опасности.
С того момента как Дымок и Грация устроили беспредел, прошло чуть более полутора суток. Тогда почему-то так ничего и не вскрылось, хотя жалобы, полные страха и ужаса, шли королеве пачками. Она лишь улыбалась и небрежно отмахивалась от них, угощая всех недовольных шоколадом. Когда же ее уговорили прислушаться и хотя бы прийти на «место преступления», то в коридорах она увидела пучки дурман-травы, и сомнения отпали сами собой. Кто-то просто подшутил, заговорив траву и подбросив ее в жилой корпус, вот всем и привиделось одно наваждение.
Задержка произошла из-за Кэлистара и Сульпиции, ожоги которых пришлось обрабатывать специальной мазью. Действовала она почти мгновенно, но запах был преотвратным и очень стойким. Большую часть времени парень, все еще бледный и дрожащий, отмывался от этого запаха, не пожелав лететь во дворец в таком виде.
Лорелей опустила взгляд вниз. Она летела на два десятка метров выше всех остальных. Такое решение принял Ильган, чтобы из-за размаха крыльев девушки не нарушать строя. В темноте Лорелей почти никого не видела, но угадывала смутные очертания. Порой она бросала взгляд влево — там, с самого краю ото всех, летел Хафир, чьи черные крылья не были различимы во мраке ночи. С самого правого края летел Флэйм. После Лорелей он был вторым по размеру крыльев, но его лететь выше всех уже не отправили, решив, что это будет слишком.
Облизав пересохшие губы, Лорелей подняла голову. Над ней то и дело были заметны светлые всплески — рыжевато-пепельные крылья королевы, которая летела выше всех, устремив взгляд вперед. Лорелей подумала, что короли других царств, наверное, другие. Амина Лацерхан Руа властвовала водным престолом, но вела себя совершенно по-другому. Она была более высокомерной, последовательной в своих действиях, серьезной. Ее голос был тих и непреклонен, а в общении всегда строго чувствовалась дистанция. Рядом с ней любой ощущал себя представителем совершенно другого, низшего круга. Подле Лацерхан Фларико каждый чувствовал себя равным.
Не они были ровней королеве Огня, но она каждый раз спускалась к ним, чтобы быть наравне.
Лорелей задумалась о престолонаследии Воды. Трон и власть там переходили от матери к дочери, а на территории всей страны, как она слышала, царил жесткий матриархат. Земные владения оказались совершенно противоположными относительно этой политики. Власть передавалась от отца к сыну, но порой часто бывало так, что официальным монархом был наследник, фактическим же — один из приближенных министров. Главой семьи был отец, а не мать.
Лишь о воздушниках она пока ничего не знала. Найти информацию в Библиотеке поленилась, а спросить могла только у Кэлистара, но тот все время был занят. На празднике Айдан стражей Воздуха оказалось катастрофически мало. Она их видела, но не успела толком ни с кем познакомиться. Запомнила только одну строгую женщину, чьи седеющие волосы были собраны в пучок, и молодую девушку с серо-зелеными глазами, милой улыбкой и чуть вдернутым округлым носиком.
Где-то ниже всех летел Марс. Его Лорелей не видела и даже не различала никаких очертаний. Но иногда слышала, как кто-то смеется его шуткам, и в такие моменты сердце сжималось и одиночества и зависти. Ну как же, им там, внизу, хорошо и смешно, они в своей компании, а она должна прозябать выше, в гордом одиночестве, а все из-за крыльев! Девушку успокаивала только мысль о том, что она находится ближе всех к королеве, которая летит в таком же одиночестве, погруженная в какие-то свои мысли. Лорелей несколько раз подмывало подняться выше, сравнявшись с ней, чтобы о чем-нибудь поговорить, но она себя сдерживала. Это выглядело бы очень глупо.
Полет длился уже несколько часов, и скука была просто невыносимой. Порой Лорелей хотелось не просто лететь в пустоту, а сделать хоть какие-нибудь фигуры высшего пилотажа, потом она сумела бы нагнать группу, но всякий раз, словно в ответ на ее мысли, снизу доносился сердитый окрик Ильгана: «Держать строй!», и девушка испытывала жгучее разочарование.
Наконец она, раскинув крылья и планируя, стала осторожно снижаться, заваливаясь на бок. Когда из темноты появился хмурый Хафир, Лорелей бесшумно подлетела к нему и, выбрав момент, сложила крылья, рухнув ему на спину. Руками она быстро обхватила его шею, а ногами бедра, что позволило удержаться, когда Хафир, издав изумленный возглас, сделал в воздухе мертвую петлю, несколько кривую и неудачную из-за мешавшихся ему крыльев Лорелей.
— Тише ты, — зашипела она на ухо. — Это я!
Хафир успокоился и выровнял полет. В этот же момент с неслышимым хлопком крылья Лорелей исчезли, и она удобнее устроилась на широкой спине Хафира, стараясь не особенно давить на основание его крыльев.
— Скучно одной наверху? — понимающе спросил он. Лорелей не видела, но почувствовала усмешку. — С краю тоже не ахти, все слова ветром сносит, и поговорить-то не с кем. Флэйм, наверняка, тоже скучает.
— Ильган такой правильный. Гораздо лучше было бы, если бы он хоть иногда разрешал… ну, хотя бы полетать наперегонки! Лично мне очень сложно лететь, такое чувство, что все тащатся, как улитки.
Хафир громко хмыкнул.
— Да? А Айдан уже из сил выбилась. Я иногда поднимался чуть выше и планировал над ними, услышал, как она Мартине жалуется… это было часа два назад.
Лорелей затосковала.
— Сколько мы уже летим?
— Часов шесть, — раздался рядом новый голос и Хафир взбрыкнул вверх.
Лорелей затылком ударилась обо что-то, что коротко промычало от боли. Хафир, почувствовав этот удар, опустился ниже. Девушка задрала голову и увидела Марса, который прикрывал лицо ладонью.
— Что ты здесь делаешь?
— То же, что и вы. Маюсь от скуки, — невнятно произнес Марс, а потом отнял ладонь от лица. — Кажется, крови нет, — озабоченно пробормотал он скорее самому себе, нежели кому-то еще, а потом вновь обратился к Лорелей и Хафиру. — А вы, погляжу, неплохо устроились! Ты так устала, что взгромоздилась ему на спину, или у вас просто такие нежные отношения?
Лорелей густо покраснела, радуясь, что в темноте этого не видно. Марс улыбнулся.
— Да бросьте, я шучу! Идея, кстати, хорошая. Пойду, пристрою так Айдан кому-нибудь, а то она уже на последнем издыхании бьется.
Он поднял крылья выше, причем левое сильнее, и его плавно снесло куда-то в сторону.
— Шутник… — проворчал Хафир. — Я был бы счастлив, если бы Марс предводительствовал полетом, а не Ильган. Но разве этот старик отдаст кому-то первенство?
Вопрос был, скорее, риторическим, и Лорелей промолчала.
— У меня уже крылья затекают от однообразных взмахов, — Хафир вздохнул. — Вот бы как-нибудь развеяться. Поскорее бы рассвет!
— Зачем это?
— А ты разве еще не поняла? Нас всех держат на коротком поводке, чтобы мы не затерялись во мраке ночи. Дорогу к дворцу знает только Марс, королева и наша группа. Ильган и его прихехешники окажутся там впервые.
Лорелей недовольно поджала губы. Она тоже не представляла, как выглядит дворец и в какую сторону они летят, но предпочла об этом парню не сообщать. В его представлении, она все прекрасно помнила.
— Когда светает, появится шанс, что мы сможем вырваться вперед. Или хотя бы размяться немного, — продолжал Хафир. Было заметно, что мысль о некотором разнообразии его очень занимала. — Но лучше было бы, конечно, оставить всех позади и первыми прилететь к месту назначения…
Сверху донесся смазанный крик. Лорелей прислушалась, досадуя, что не может закрыть рот болтающему Хафиру — просьбу промолчать парень очень умело проигнорировал. Может быть, он и в самом деле не услышал, встречным сильным ветром слова могло снести в сторону, но в этом девушка сомневалась.
Крик повторился, и она узнала в нем собственное имя.
— Я сейчас, — произнесла Лорелей и, распахнувшись, отпустила Хафира.
Ветер ударил по внутренней стороне крыльев, давая прочувствовать упругую и пружинистую силу, вселяющую в душу детский, почти забытый восторг первого полета. Лорелей свой первый полет не помнила, но понимала, что это щекочущее чувство где-то под ложечкой имеет к нему самое прямое отношение.
Королева выжидающе вглядывалась в темноту. Ее светлые крылья и светлая одежда сливались, делая в ночи похожей на обыкновенное смазанное пятно краски на черно-матовом холсте. Саму Лорелей, одежда которой была темно-пепельных и черных цветов, было не различить.
— Я опасалась, что тебя снесет ветром. Или же ты могла выдохнуться и отстать, не заметив этого, — произнесла королева.
Лорелей натянуто улыбнулась, вставая на один курс с королевой, и внезапно задумалась о ее возрасте. Тора Лацерхан Фларико выглядела довольно молодо. В ее внешности угадывалась молодая женщина, едва вступившая в зрелую жизнь, но выглядящая моложе своих лет.
— Марс тоже сейчас спрашивал, не устала ли я.
— Ты не знаешь, почему так? — королева с улыбкой повернула голову, посмотрев на девушку.
Лорелей мотнула головой. Прядь рыжих волос ветром бросило в глаза, полностью застлав их.
— Это все из-за крыльев. С такими большими довольно сложно управиться.
Лорелей ощутила тоску, глухую и безнадежную. Ей совершенно не хотелось так выделяться, и, чем сильнее она пыталась вести себя так, словно она не отличается от других, тем упорнее остальные упирали на эту исключительную особенность. Девушка не имела памяти и, отрезанная от воспоминаний, ощущала себя порой совершенно одиноко, а постоянное напоминание о каких-то ее отличиях это чувство только усугубляли.
— Мне с ними не тяжело. Своя ноша не тянет.
Королева улыбнулась чуть шире и снова устремила взгляд куда-то вдаль, щурясь от встречного ветра.
В повисшей тишине Лорелей почувствовала себя немного растерянно. Ее что, звали только для того, чтобы спросить, не тяжко ли ей обходиться со своими крыльями? Еще бы додумались сунуть в костер, а потом участливо спросить, не жарко ли ей… Ответ был бы отрицательным, и он был единственно возможным.
Мыслями девушка почему-то вновь вернулась к возрасту королевы. Она выглядела необычно молодо, но на ровесницу Лорелей совершенно не походила. Старше, и сразу видно, что намного. В мире стражей даже разница в жалких пять веков ощущается очень остро — слишком многое происходит за то время. А какова разница в их возрасте? Семь тысяч лет? Десять? Двенадцать? С одной стороны, срок безумно долгий, но с другой — годы пролетят незаметно, сменится всего лишь две или три человеческих цивилизации.
Да и сама внешность отличалась от той, которая была привычна Лорелей. Еще ни у одного Огненного стража она не видела таких зеленых глаз. Лишь изредка на самом краю радужки виднелся зеленоватый ободок, неуловимый и светлый, похожий на кончик языка пламени, такого же едва зеленого, быстро исчезающего, но не такая насыщенная зелень. Лорелей много раз пыталась с чем-то сравнить этот цвет, но не получалась. Трава была травянистого цвета, листва лиственного, а изумруды — изумрудного. Глаза королевы были просто зелеными. Яркими, насыщенными, чуть темными, но зелеными. Подбирать красивое сравнение бессмысленно. Он бы все равно в полной мере не передал реальности.
У королевы были очень хрупкие запястья, такие же, как у Лорелей или Айдан, совсем еще молодых девушек, и светлая кожа, сквозь которую просвечивали голубоватые вены.
— Можно нескромный вопрос?
Королева неожиданно тихо засмеялась.
— Ты всегда можешь задать любой вопрос, в этом вся их прелесть. Но не всегда ты получишь ответ.
В воздухе назойливо почувствовался дух Кэлистара.
— Сколько вам лет? — набравшись смелости, спросила девушка.
Королева рассмеялась громче, сильнее смутив этим Лорелей.
— Я стара как мир, Лорелей! Живу так давно, что надоела уже всем вокруг, да и самой себе тоже…
— Но… вы выглядите довольно молодо…
Слова уносило ветром, но королева каким-то образом расслышала бормотание рыжей девушки.
— Ты явно пропустила несколько очень интересных занятий, — произнесла королева. Лорелей устыдилась еще сильнее — она пропустила три с половиной тысячи лет учебы, и только чудом и любознательностью сейчас наверстывала упущенное. — Хотя об этом можно и без уроков знать…
Лорелей взмыла чуть выше, наконец, полностью распрямляя крылья и потягиваясь всем телом. Спина вкусно хрустнула, и девушка опустилась ниже, вновь подгибая крылья и переходя на стремительный скользящий полет подле королевы.
— Вообще-то, это довольно долгая история, но, я думаю, краткий экскурс в историю не окажется лишним! Когда-то давно существовала единая империя Четырех Стихий. Исходя из того, что сейчас у нас четыре отдельных царства, можно понять, что империя распалась… Тогдашний монарх имел дочь, которая унаследовала территории Огня. Самого же монарха не стало в начавшейся резне за власть. Основной проблемой являлось то, что дочери было всего четырнадцать тысяч, и тех неполных, и она не могла управлять государством…
Лорелей обратилась в слух, подбираясь ближе к королеве, насколько это было возможно. Тучи на востоке просветлели изнутри, приобретя сходство со старой слежавшейся ватой. В воздухе запахло дождем.
— Но ее спасло то, что она была мала. Пока другие фигуры с увлечением отгрызали друг у друга территории и конечности, утверждая свою власть, наследницу престола никто не трогал. Ее не воспринимали всерьез, решив расправиться в самую последнюю очередь, и это послужило фатальной ошибкой для них — и великим счастьем для нас, — королева кинула задумчивый взгляд в сторону предполагаемого рассвета. — Наследнице, с одной стороны, хотелось править так же, как правил ее отец. С другой же, она хотела жить, а в живых ее не оставили бы, чтобы никто не мог однажды заявить, что только она имеет право на власть… Тогда она решилась на отчаянный шаг, принеся великую жертву. Она прокляла себя и прокляла свой престол. Скажи, какого рода бывают проклятия? — с внезапным интересом спросила королева.
Лорелей растерялась. За рассказом она уже забыла, что хотела всего лишь узнать о возрасте королевы, и теперь просто слушала, запоминая. Вопрос застал ее врасплох.
— Ну, э… Некоторые проклятий сформулированы так, что их называют благословениями. В обоих случаях идет пожелание, но вот зла или добра, это дело говорящего.
— Верно, — короткий кивок. — Но проклятия по сути своей сильнее, поэтому девочка, исхитрившись, все же именно прокляла престол. Отныне никто, кто имел в себе хоть немного честолюбия или желания властвовать, не мог стать монархом. А тот достойный, кто даже и не ожидал такой чести, но чей характер был закален и готов к любой ответственности, обрекался на вечную муку оставаться таким, каким он был в день своего коронования…
Повисла короткая тишина.
— За месяц до коронации, о которой я и не подозревала даже, я в рощице поймала запутавшегося в чьих-то сетях феникса и начала его распутывать. Нетерпеливая птица одарила меня множеством царапин, они покрывали почти все тело, — голос королевы стал тих и грустен. — В тот день еще две не до конца зажили. Одна на шее сзади, вторая на пояснице. Я уж и не помню, как именно они там появились… но ни одна царапина не исчезла до сих пор. К моменту коронации они были почти закрывшимися, больше похожими на следы когтей маленького котенка, но никак не взрослого феникса. И они никогда не затянутся.
Справа что-то вспыхнуло, а через несколько томительных секунд грянул гром. Внизу послышались восторженные вопли парней и визг девушек. Королева чуть улыбнулась, вновь восстанавливая душевное спокойствие.
— Мне было двадцать четыре тысячи четыреста сорок восемь лет, когда я взошла на проклятый престол, сменив еще одного монарха. И, кстати, девушка, проклявшая его, не могла уже править — в ней была жажда власти, и проклятие бы не пустило ее и на первой ступеньке трона посидеть. Она была очень молода, даже мала, я бы сказала, но уже носила ребенка.
— В неполных четырнадцать тысяч?! — Лорелей ушам своим не поверила.
— Раньше рано выдавали замуж, тем более, если ты наследница империи, — заметила королева. — Предполагалось, что рождение ребенка наследницы сгладит конфликт и укрепит власть, предотвратив распад великой единой державы. У нее не было выбора. Однако этот план не сработал. Девочка умерла при родах спустя трое суток после того, как наложила это проклятие. Вернее, считается, что она умерла при родах, — она саркастично усмехнулась. — Но тогда бы проклятие давно сняли знающие стражи. Родив и передав ребенка в чужие руки, она сама убила себя, тем самым на корню предотвратив любую возможность очистить престол.
— Ужасные времена…
Королева неопределенно пожала плечами.
— Как звали ту наследницу?
— Лахаларр Лацерхан Фламма.
Лорелей повторила про себя это имя, запоминая его.
***
Айдан давно уже выбилась из сил, когда рядом нарисовался Марс с предложением устроить девушку на чьей-то спине. Была предложена кандидатура Флэйма, но Айдан решительно отказалась и пожелала устроиться на спине Хафира. Но он, как выяснилось, был уже некоторое время занят Лорелей, которая подала своим примером такую замечательную идею полета за чужих спинах. В конечном счете, был выбран Кэлистар, отличавшийся особой живучестью и выносливостью. Такая кандидатура пришлась девушке по душе, и она согласилась устроиться на его спине, крепко обхватив ногами и руками. Круглое личико имело крайне довольное выражение. Кэлистар всем своим видом выражал молчаливое благородство и непереносимые страдания, но втайне тоже был крайне доволен. Айдан была очень легкой.
— Ну, вот ты и добилась своего!
— Знал бы ты, как я устала ныть два часа о том, как я смертельно устала и не могу лететь, — фыркнула Айдан и разулыбалась. — Зато теперь все хорошо, правда? С тобой все в порядке? Ничего не болит?
Кэлистар стоически переносил заботу.
— Да, со мной все в порядке, разве что этот встречный ветер в лицо порядком надоел… — со вздохом ответил он. — Это правда, что Лорелей устроилась на Хафире?
— Лично у меня нет никаких поводов сомневаться в правдивости слов Марса.
Парень устало потер переносицу. В последнее время он был сонливым, быстро утомлялся, и на него частенько наваливалось странное состояние, когда хотелось просто лежать в тишине и спокойствии, закрыв глаза и расслабляясь. Он знал, что такое бывает раз в несколько десятков лет, но каждый раз такие периоды становились все более затяжными, и переживать их было сложнее. К счастью, рядом всегда была Айдан, которая могла расшевелить Кэлистара.
Они знали, что многие пытаются понять, какие между ними отношения, но все бесполезно. Несколько раз были крупные ссоры, которые наблюдали все, кто оказывался рядом, и тогда Айдан кричала, что «пора рассказать». Кэлистар только кусал губы и говорил тихое «нет». Девушка психовала, кричала, плакала, билась, но все было бесполезно. Он был непреклонен и ни на какие уговоры не поддавался.
Впрочем, были личности, которые все давно знали, но не разглашали. Зато были бы рады поговорить об этом, перевернув все в душе у Айдан или Кэлистара с ног на голову. Именно по этой причине девушка отказалась от Флэйма. Слишком уж тот любил на живую резать чужие души.
Рассвет разгорался все ярче. Еще несколько раз Ильган сурово окрикивал свою группу, призывая ее «держать строй», но всякое подобие порядка оказалось внезапно разрушено радостно орущим Марсом, которые заложил на глазах у всех крутой вираж. Следом за ним последовал и Хафир, явно красуясь, показывая всем свою силу и мощь, а на его спине восторженно вопила Лорелей. Летать на ком-то оказалось жутко страшно, в крови играл адреналин, но ей это явно нравилось.
Айдан только вздохнула, как вдруг что-то рухнуло на нее сверху. От внезапно усилившейся тяжести Кэлистар провалился в воздушную яму, и все трое — он, Айдан и смеющаяся Мартина — рухнули на двадцать метров вниз.
Девушка ощутила в груди безумное чувство, заставляющее шалеть, пьянеть от восторга. Ей казалось, что внутри все подпрыгнуло, сжалось и перевернулось, когда они падали вниз. Мир представился чем-то цельным, цветным, счастливым, тоже шалеющим от ощущения полета, такого, как будто он был самым первым, когда только-только отрываешься от земли, чувствуешь под крыльями упругую силу воздуха, перья пружинят о него, а все законы гравитации внезапно перестают действовать, потому что можно взлетать свечкой вверх, в то время, как раньше падал стремглав вниз, и жесткая земля оставляла на теле фиолетовые синяки, болезненно отзывающиеся на каждое прикосновение.
— Ну, давайте же! — воскликнула Мартина, уносясь вперед.
Кэлистар выровнял полет и негодующе посмотрел вслед одногруппнице.
— Предупреждать надо же, — буркнул он. — У меня чуть сердце не остановилось!
— Ты такой ворчун, — засмеялась Айдан, ласково целуя в щеку. Парень улыбнулся и, было видно, что растаял, перестав быть таким недовольным и хмурым. — Ты не устал?
— Я в порядке, — снова спокойно отозвался Кэлистар, начав набирать высоту.
Ильган и большая часть его воспитанников все еще летели в строгим строем, в то время как все остальные уже рассыпались в разные стороны, рассредоточившись в совершенно произвольном порядке.
Внизу, раскинув крылья, планировал Флэйм. Кэлистар внимательно смотрел на него, размышляя, как тот отнесся к смерти своего отца, вернее, к убийству, и в каких они были отношениях. Примерно на этом моменте размышлений из кармана Флэйма что-то выскользнуло, словно совершенно случайно, и, трепеща и кувыркаясь, падало ниже. Это было письмо. Ветром его сносило в сторону. Флэйм проводил его взглядом, а потом отвернулся и резко ускорился, уносясь прочь.
Кэлистар уже хотел было поднять голову, как вдруг белый четырехугольник письма закрыли чьи-то огромные черные крылья. Лорелей, поймав письмо и с легким удивлением осмотрев его, небрежно сложила лист и сунула к себе в карман, а потом заложила вираж. На ее лице была улыбка, радостная и счастливая. Кэлистар похолодел. Письмо, в котором убийца рассказывал о пытках и смерти отца Флэйма, оказалось у Лорелей!
Парень хотел снизиться, чтобы попросить отдать письмо, но к Лорелей уже приблизился Хафир. Они оба максимально сложили крылья, чтобы оказаться ближе друг к другу, перешли на скользящий полет и стремительно помчались вперед. Кэлистар выдохнул носом. Он решил теперь, что не будет подлетать к Лорелей — Хафир, наверняка, и сам сможет выманить у нее исписанный лист бумаги.
— Ты ревнуешь? — задумчиво произнесла Айдан.
— Что? — Кэлистар вздрогнул. — О чем ты?
— Лорелей и Хафир.
— Нет, конечно. Что за чушь ты придумываешь? — он улыбнулся улыбкой настолько искренней, что только слабоумный бы поверил в ее искренность. — У них просто много общего.
— Да? Правда? — заинтересовалась Айдан. — И какие же у них сходства?
— Ну… — слова внезапно кончились. Кэлистар лихорадочно пытался найти хоть какую-то общую черту у Лорелей и Хафира, но у него не получалось. — У них обоих черные крылья, — выдавил он, спустя почти полминуты.
— О, это, конечно, очень важно в общении, — вежливо произнесла Айдан и залилась веселым смехом. — На твоем месте я бы… хотя, ладно. Это неважно! Я полетела к Марсу, хорошо?
Тяжесть со спины внезапно пропала. Айдан взмыла ввысь, к Марсу, рядом с которым летел хмурый Ильган, недовольный надвигающейся грозой.
— Дурдом… — тяжело вздохнул Кэлистар, наблюдая за Лорелей.
Ее крылья были даже чернее, чем у Хафира. Если его перья иссиня-черным отблескивали под ярким солнцем, то перья Лорелей поглощали весь свет, который на них попадал. Они летели как можно ближе друг к другу, и было видно, что Хафир рассказывает ей что-то забавное — девушка постоянно смеялась, смотря на него, изредка говорила две-три коротких фразы, на которые он отвечал, и тогда Лорелей вновь заливалась счастливым смехом.
Кэлистар был больше, чем уверен, что Хафир в очередной раз хвастается, рассказывая о своих героических победах и похождениях. Он был настолько самовлюбленным, насколько это было возможно.
Постепенно она смеялась все реже. Между ними завязался оживленный разговор: на каждое новое предложение Лорелей широко улыбалась, кивала и что-то отвечала, оживленно жестикулируя. С такого расстояния невозможно было увидеть все подробности, и Кэлистар немного снизился, продолжая наблюдать. У Лорелей была живая мимика, которая всякий раз ярко показывала все эмоции, когда девушка поворачивала лицо к Хафиру — тогда и Кэлистар его видел тоже, но только одну половину. Лорелей была тонкой, изящной, но издали казалась стальной. В ней не было той мнимой слабости, которая была в Айдан или, например, Мартине, которые выглядели хрупко. Порой, смотря на запястья Айдан, Кэлистар удивлялся, как их еще никто не сломал на жестких тренировках Ильгана.
Лорелей же за себя такой опаски не вызывала. В ней ощущалась сила — и ощущалась особенно хорошо после инициации — спокойная и уверенная, готовая в любой момент, подняться, вспыхнуть адским пламенем, подчиняясь своей хозяйке, если только у той хватит воли управлять той мощью, которой ее наделила Стихия.
Кэлистар не знал точно, но догадывался, откуда в Лорелей столько Огня, и эта догадка его совершенно не радовала. Сама девушка, конечно, ни в чем не виновата. Виновато всегда стечение обстоятельств, а ей просто не повезло быть именно дочерью своей матери, которая делала много ошибок.
Словно почувствовав его взгляд, девушка подняла голову, оглядываясь, и, встретившись с парнем взглядом, широко улыбнулась. Сказав что-то Хафиру, она замедлилась, поднимаясь выше, чтобы оказаться на одном уровне с Кэлистаром.
— Можно совершенно идиотский вопрос? — прокричала Лорелей, борясь с ветром, который на такой высоте был особенно сильным и сносил слова в сторону. — Сколько мне лет?
Кэлистар удивленно поднял, а Лорелей только засмеялась.
— Ну, ты же должен знать, разве нет? — задорно спросила она.
— Семнадцать тысяч пятьсот сорок шесть лет.
— Ооо, я же совсем старуха! А кто самый старший?
— Флэйм! — парень кинул взгляд на Флэйма, безмятежно парившего тремя десятками метров ниже. Он даже и не знал, что его письмо оказалось в чужих руках… — Ему сейчас восемнадцать тысяч семьсот двадцать два.
— Да он же древний! — воскликнула Лорелей.
Кэлистар, который был младше Флэйма на каких-то жалких сто два года, скромно промолчал относительно такого умозаключения.
— Он еще совсем молодой! И почему ты внезапно заинтересовалась своим возрастом?
— Знаешь, это довольно обидно, — улыбка пропала с лица девушки. — Когда ты даже не помнишь, сколько тебе лет. Я ведь даже свое имя не знала. Вот, например, все знают, и Айдан тоже, что ей сейчас ровно семнадцать тысяч, а что я? Я только знала, что мне определенно больше, чем шестнадцать тысяч триста двадцать пять лет.
— Почему именно эта цифра? — спросил Кэлистар, но тут же мотнул головой, давая понять, что не нуждается в ответе, так как сам уже все прекрасно понял. — Да ладно тебе, не огорчайся. Если что, ты всегда сможешь спросить у меня. Все что угодно, — он заглянул в ее прекрасные лиловые глаза. — Правда.
— Я на тебя обижена, — внезапно произнесла Лорелей после короткой паузы. — Из-за того, что ты сказал, что не хочешь со мной говорить о себе. А сейчас говоришь, что я могу спрашивать у тебя о чем угодно. Ты сам себе противоречишь. А я думала, что мы друзья, — она задумчиво на него посмотрела, но в ее взгляде было еще что-то, отчего сердце Кэлистара сжала холодной когтистой рукой страха. — Но это все сейчас неважно… Что такое Лацерхан? Я уже довольно много раз сталкивалась с этим словом в именах стражей, но так и не поняла, что оно значит…
Кэлистар ощутил странную, щемящую боль. Она расползалась под кожей, вместе с тем невесомо щекоча, пульсировала в ладонях и животе. Он тряхнул головой, отгоняя наваждение. Слова Лорелей задели его, больно резанув.
— Это… это слово из древнего языка, на нем говорили во время империи Четырех Стихий задолго до того, как она распалась. Оно означает «принадлежащий роду». Ну, вот например наша королева. Ее зовут Тора и она принадлежит роду Фларико.
— Значит, Лахаларр Лацерхан Фламма, это девушка по имени Лахаларр, которая принадлежит роду Фламма? А что значит Фларико или Фламма?
— Обычно это тоже на что-то указывает… при дворе нашей королевы есть воительница, Инга Лацерхан Рух. Она Рух именно потому, что однажды кто-то из ее предков начал разводить этих птиц. Со временем семью стали называть Рух, а выходцев из нее — Лацерхан Рух. Но есть стражи, которые не принадлежат никакому роду.
— Почему?
— Просто… так получается иногда, Лорелей, — выдавил Кэлистар. — Его нет и все. Мне сложно объяснить, почему.
— Ты так и не ответил, что значит Фларико или Фламма, — в голосе послышалось легкое осуждение.
Кэлистар снова почувствовал эту щемящую боль, но ему внезапно захотелось, чтобы она не прекращалась никогда. Просто потому, что она возникает из-за Лорелей.
— Фламма с древнего языка Огня означает «истинное пламя». Лахаларр была стражем Огня, получившей наиболее большое количество Стихии. Ее мать была ифритом, а отец — стражем Огня. Это была уникальная девушка, которая умерла слишком рано к сожалению. В ее жилах билось чистое Пламя. Поэтому Лацерхан Фламма, — тихо произнес Кэлистар. — Сейчас это один из самых чистокровных и сильных родов в нашем царстве. Даже не так, это самый сильный, древний и чистокровный род. Наследников Фламма отличает дерзость, заносчивость, переменчивость, безумие… Они высокомерны, заносчивы. Раньше всегда говорили, что для того, чтобы найти настоящего Фламма — следует поставить перед ним полукровку, — парень усмехнулся.
— И что тогда?
— А ничего. Фламма во все времена ненавидели и презирали полукровок.
— Почему?
Кэлистар только пожал плечами, улыбнувшись Лорелей.
— Ну, вот такие они, эти Фламма, никогда не признавали тех, кто был недостаточно чистокровен. Возможно, всему виной то, что слишком долго они во времена империи находились при дворе, а потом пародия на власть свалилась на Лахаларр, а может, это просто родовая черта характера, кто знает?
— Что ты еще знаешь о них? — с любопытством спросила Лорелей, но тут вновь раздался оглушительный раскат грома, последовавший сразу на вспышкой, и девушке пришлось повторить свои слова.
Парень не стал интересоваться, почему девушка задает столько вопросов. Это было бы определенно лишним. Сейчас от него требовались только ответы, без которых Лорелей начинала теряться, разочаровываться, чувствовать нервозность и неуверенность. Ведь в этом и прелесть всех вопросов — их всегда можно задать. Уязвленный же словами Лорелей Кэлистар уже дал себе слово теперь отвечать на каждый вопрос девушки, только чтобы не видеть в ее глазах этого разочарования.
— Они всегда бунтовали против власти. Бунтовали по жизни. Да и сама жизнь была для них полем для боя, бесконечным восстанием, мятежом… Они первыми ломали систему, ударяя больно и точно, совершали действительно безумные поступки. Их отличала небрежность к государству, к бюрократии с ее непонятными бумагами, они пренебрегали деньгами, считая, что это не самоцель и не ценность даже… Фламма сложно было охарактеризовать по привычной шкале. Где-то они были хорошими, настолько, насколько это возможно. Но в чем-то они вели себя откровенно скотски, нарушая все запреты и правила. Все Лацерхан Фламма жили по своим правилам.
— Откуда ты о них столько знаешь? — с улыбкой спросила девушка.
— О… я шестнадцать лет назад написал большую работу про Лацерхан Фламма для Саллар, — он улыбнулся в ответ, немного робко и зажато. — Это было заданием.
— Сколько ты ее писал?
— Ну… лет семь, наверное?.. — он нахмурился, стараясь вспомнить. — Или шесть. Около того, не помню точно.
— Кэлистар… — Лорелей сделала секундную паузу, набираясь храбрости. — А какой у тебя Лацерхан?
Кэлистар замялся. Лорелей выжидающе смотрела на него, но он молчал, и тогда в ее глазах промелькнуло разочарование. Парень зажмурился — это странное чувство вновь забилось внутри, расползаясь под кожей, почти срывая с губ мучительно-сладкий стон.
— Я как раз из тех стражей, которые имеют только имя, — произнес он.
Слишком больно оказалось видеть разочарование в ее глазах.
Губы Лорелей едва заметно дрогнули, а потом она улыбнулась.
— Ну, тогда и у меня тоже нет Лацерхана.
Кэлистар вскинул на нее вопросительный взгляд.
— Я даже не помню имя своей матери, — она засмеялась, легко и непринужденно. — Я ничего о себе не помню. Как я в таком случае могу принадлежать какому-то роду?
Лорелей поднялась чуть выше и вбок, а потом ее крылья пропали — и она рухнула прямо на спину Кэлистара, устраиваясь там так же, как Айдан за некоторое время до того.
— А ты мне друг, правда же? Мы оба будем без роду и племени, — снова смех.
— Твою мать звали Ланнарх, — тихо ответил Кэлистар, но Лорелей его уже не услышала.
Под ними раскинулись лоскутные одеяла королевских лесов.
