Глава 5В темноте тонкая фигурка, содрогаясь от леденящих порывов ветра, пробиралась сквозь густые тернистые заросли. Гермиона шла, голыми руками ломая ветки, загораживающие ей путь. Шипы больно скребли нежную кожу, дергали за спутанные волосы, босые ноги были перепачканы и избиты. По рукам стекали кровавые ручейки, но девушка не обращала на это внимания. Гермиона потянулась к ближайшей ветке, чтобы ухватиться за нее, но не смогла зацепить рукой. Она протянула руку еще раз, но снова не достала. Она попробовала еще раз, но не достала. Внезапно она почувствовала легкое головокружение: все краски поплыли перед глазами, и в следующую секунду девушка начала проваливаться в темноту, тщетно пытаясь за что-то ухватиться, чтобы устоять на месте.
Гермиона с трудом разлепила тяжелые веки, но из-за яркого света все вокруг оставалось размытым, в то время как каждый вдох давался нелегко. И все же она смогла различить очертания темноволосого мужчины, склонившегося над ней. Гермиона снова прикрыла глаза и, собрав силы в кулак, попыталась сказать что-либо вслух. В итоге она лишь услышала, как из ее груди со свистом вырывается воздух. Она сделала глубокий вдох и почувствовала резкую боль в грудной клетке. Сил не осталось ни на что, кроме как шепнуть сухими губами «Северус», и снова отключиться.
Тихо переговариваясь между собой, в комнату вошли двое. Гермиона узнала их голоса: это были Гарри и Рон. Она закрыла глаза и притворилась спящей, в то же время внимательно прислушиваясь к доносящимся звукам. Послышался шорох одежды, а затем Гермиона услышала, как к ее кровати пододвинули два стула.
- Мистер Поттер, мистер Уизли, вы напрасно пришли. Она еще не приходила в себя, - сказал полушепотом кто-то третий.
Воспоминания начали медленно восстанавливаться в сознании, порождая кучу вопросов, и взволнованная девушка, почувствовав прилив сил, открыла глаза. Послышались удивленные вздохи, и над ней склонились Гарри, Рон и пожилая медсестра из Мунго, как поняла Гермиона по нашивке на ее белоснежном халате.
- Где я? – на мгновение прикрыв глаза, негромко спросила Гермиона. Гарри бросил на нее тяжелый взгляд и вздохнул, потупив взгляд. Рон внезапно увлекся созерцанием собственных пальцев на руках, старательно избегая смотреть ей в глаза.
- Гермиона… - немного помолчав, начал Гарри, не поднимая глаз, - что ты помнишь?
- Я шла по лесу, пробиралась через кусты… - девушка замолчала и подняла руки перед собой так, что бы их можно было разглядеть; исколотые пальцы немного саднили, на локтях виднелись засохшие кровавые подтеки и неровные царапины. – А потом я не смогла достать ветку и начала падать, – Гермиона снова замолчала и закрыла тяжелые веки. Ее собственный голос эхом отдавался в голове и сопровождался резкими вспышками боли. О том, как она там оказалась, и откуда она тогда бежала, девушка решила не говорить.
- Тебя нашли в лесу без сознания. Мадам Арнетт, твой лечащий колдомедик, сказала, что ты пролежала там в отключке дня два, – Рон внимательно посмотрел на Гермиону.
Не выдержав его взгляда, девушка посмотрела на Гарри. Тот, немного подумав, добавил:
- У тебя сломано несколько ребер и есть подозрение на сотрясение мозга, - у парней хватило такта не расспрашивать слабую Гермиону о причинах ее внезапного исчезновения и настолько же внезапного возвращения. Они молча кивнули друг другу в знак того, что они отложат этот разговор.
«Теперь хотя бы понятно, почему у меня раскалывается голова», - подумала Гермиона и, выдавив из себя как можно более беззаботную улыбку, сказала ребятам:
- Не волнуйтесь, мальчики, все хорошо. Все у нас будет хорошо.
Гермиона вошла в гостиную и окинула комнату внимательным взглядом: после того, как Гарри подарил Кикимеру медальон Регулуса Блэка, в доме стало значительно чище. Гарри сидел на корточках у камина и подкладывал в огонь сухие поленья. Рона в комнате не было, но Гермиона подозревала, что он так же, как и полчаса назад, тщетно пытается приклеить плакат «Пушек» к обоям, на которые невозможно что-то наклеить. Девушка села на небольшой диванчик напротив камина и разулась. Она подтянула ноги к подбородку и обхватила острые коленки руками. Здесь они могли позволить себе эту роскошь – расслабиться. Ведь дом номер двенадцать на площади Гриммо сейчас был, наверное, самым безопасным местом во всей Англии. Гермиона вспомнила, как объясняла ребятам причину своего внезапного исчезновения в ту ночь, путаясь в деталях и прилично недоговаривая. В итоге она сказала что-то о том, что она должна была проверить кое-что, связанное с хоркруксами, но ее догадки не подтвердились. Гарри посетовал на ее безрассудность, и мальчики благополучно забыли об этом. А Гермиона по-прежнему не знала, добилась ли она своей безумной выходкой желаемого результата. Да она уже и не знала, какой он, этот желаемый результат. Гермиона устремила задумчивый взгляд вдаль. Солнце затянули косматые дождевые тучи.
***
День уже клонился к вечеру, и в углах комнаты залегли тени. Вместо привычного сентябрьского тепла низкое серое небо уже который день прорывалось моросящим дождем. Было холодно, но погода не имела к этому никакого отношения. Этот холод исходил от людей. Такое сейчас было время. Каждый держал свое тепло при себе, стараясь понапрасну не растрачиваться. Каждый, прежде всего, боялся за свою шкуру, и был готов на все ради своей мнимой безопасности.
Снейп резким движением задернул плотные шторы и отвернулся от окна. По небрежному взмаху волшебной палочки в старинном камине вспыхнул огонь. Северус сел в мягкое кресло и прислушался. Тишина, такая липкая, такая вязкая и тягучая, и такая… привычная? Вот уже месяц как Снейп сменил сырые промозглые комнаты в подземельях на директорский кабинет. Хогвартс теперь целиком и полностью был под контролем Пожирателей, а он, Северус Снейп, стал его директором. Многие родители не пустили своих детей в Хогвартс в этом году. Что говорить об остальных факультетах, если даже на Слизерине не досчитались большей половины студентов? Но он защищал детей, как мог, в некоторых случаях даже подвергая сомнению свою репутацию. Благо, Пожиратели, ставшие «учителями», опасались Снейпа, поэтому лишних вопросов не возникало. Больше не существовало того приветливого Хогвартса, который был вторым домом для учеников, в котором «каждому нуждающемуся всегда окажут помощь». В воздухе повисли напряжение и неуверенность в будущем. Следуя неписаным правилам, ученики не задерживались в школьных коридорах надолго и всегда помнили о том, что даже стены теперь имеют глаза и уши. Северус устало прикрыл глаза, и блики пламени осветили его бледное лицо. Длинные черные ресницы отбрасывали тени на острые скулы, между бровей пролегла глубокая морщина. Сейчас он выглядел значительно старше своих лет.
Снейп вспомнил тот вечер, когда он оставил ее одну в том сомнительном заведении, и его сердце болезненно сжалось. Он слишком хорошо запомнил, как она посмотрела на него затравленным взглядом, и тогда Северус почувствовал себя последним моральным уродом. Но он делал это ради ее безопасности, и эта мысль добавила ему сил. Снейп ушел, оставляя Гермиону одну биться в истерике. Возможно, после этого она его возненавидит. Каким же он был эгоистичным дураком, когда позволил Гермионе остаться в его жизни, тем самым подвергнув ее жизнь опасности. В этом виноват только он, ведь каждая минута его мнимого счастья с этой светлой девочкой была как будто бы украденной у кого-то другого. У кого-то менее циничного, холодного и отстраненного. У кого-то, кто уберег бы ее и подарил бы счастье ей самой. Северус судорожно сжал длинными пальцами мягкие подлокотники кресла.
Когда она была с ним, все его проблемы и неприятности отходили на второй план. С ней Снейп становился другим человеком. Ее ясные сияющие глаза дарили ему долгожданный покой. Он нередко сравнивал ее с цветком: красивым, броским, таким застенчивым, и от того еще более прекрасным. Тогда Гермиона говорила, что если она – цветок, то Северус – ее Солнце. Он недовольно поджал губы. Ну какое из него Солнце? Ведь от Солнца должно исходить тепло и свет. А один его взгляд в ту минуту, казалось, мог заморозить пламя в старинном камине. Вот Гермиона - горячая и нежная. Рядом с ней Северус согревался, ведь от нее шло тепло, такое странное и непонятное. Тепло, которое она безвозмездно дарила ему.
Северус встал с кресла и начал мерить комнату шагами. Ну почему, почему она не могла просто не ввязываться во все эти дурацкие игры Поттера в героев? Почему она не могла остаться там, в Норе, под защитой Уизли и остальных членов Ордена? Снейп с силой ударил кулаком в стену. Весь тот месяц, который Гермиона провела дома, он почти каждый день писал ей письма, в которых подробно расписывал, как она должна вести себя во время войны, что бы не пострадать. Северус предупреждал ее о том, что ей, как магглорожденной, надо отнестись к своей безопасности как можно более серьезно. Он слал письма пачками, не дожидаясь ответа, в надежде на то, что она хотя бы задумается над этим. Снейп не питал фальшивых надежд на этот счет, ведь она была гриффиндоркой до мозга костей. Но в душе он все же надеялся на то, что Гермиона вовремя опомниться и подумает о своей безопасности.
А затем было резкое жжение на левом предплечье и плохое предчувствие. Волдеморт лично объявил о назначении Снейпа директором Хогвартса на светском приеме «для избранных» у Малфоев. Затем он назначил обоих Кэрроу ответственными за дисциплину в школе. В начале нового учебного года были установлены новые правила, которые действовали и по сей день. Сердитая Минерва Макгонагалл за последнюю неделю уже трижды приходила к Снейпу сначала с просьбами, а затем с требованием ограничить полномочия Кэрроу. Ведь Больничное крыло было переполнено студентами с переломами, сильными ушибами и потерявшими много крови. Но Северус пропускал ее слова мимо ушей. Он обязательно что-нибудь придумает, но позже. Сейчас он думал о том, что Волдеморт отослал его подальше, да еще и приставил к нему надзирателей. Плохое предчувствие усиливалось.
Снейп влетел в свои комнаты и направился в ванную. Он несколько раз плеснул в лицо холодной водой и, упершись обеими руками в умывальник, посмотрел на себя в зеркало. Пряди мокрых волос залепили бледное лицо, Северус часто дышал. Сегодня он чуть было не назвал одну из учениц Гермионой. Снейп застонал и обессилено упал в кресло. Он снова погрузился в воспоминания.
Жизнь была определенно несправедлива к Северусу Снейпу. С самого раннего детства он знал, что он не такой, как все. Северус чувствовал в себе какую-то странную силу и это его совсем не пугало, а даже наоборот – ему это очень нравилось. Чувствовал это и его отец-маггл. Тобиас Снейп и до того случая не испытывал к сыну теплых отцовских чувств, а когда семилетний Северус, рассердившись на отца за то, что он ударил маму, поджег ковер, отец и вовсе его возненавидел. Тобиас топил свою злость и страх перед магией в стакане, снова и снова избивал жену и сына, кричал, что они – чудовища. Северус не злился на отца, ведь у него было доброе сердце, сердце его матери. Он считал отца несчастным человеком. Но когда Эйлин Принц, миниатюрная, темноволосая женщина, глядела на сына добрыми глазами, полными боли, маленький Северус проникался ненавистью к отцу.
А потом ее не стало. Она ушла тихо, улыбнувшись сыну в последний раз. С облегчением закрыла скорбные глаза, будто бы заснула, что бы больше никогда не проснуться. Северус не мог больше видеть вечно пьяного отца, который довел его мать до смерти. Казалось, с болью этой потери не сравниться ничто. И лишь благодаря Лили, девчушке, жившей неподалеку, он не сошел с ума. Лишь благодаря ей он не отгородился от всего мира прочной стеной безразличия. «Да, Северус, мамы не стало, но ведь у тебя есть Лили. Ты должен жить ради нее. Ты должен сделать ее счастливой», - это было его жизненным принципом. Снейп почти все свое свободное время проводил с Лили, ведь она была самым лучшим в его жизни. Ведь с того самого момента, как он заглянул в ее большие сияющие глаза, изумрудный стал его любимым цветом. А потом Распределяющая Шляпа, лишь слегка коснувшись рыжих, как пламя, волос, громко выкрикнула «Гриффиндор!», и на Северуса обрушилось небо. Восторженно закричали гриффиндорцы, и улыбающаяся Лили утонула в красно-золотистом море. А Снейп, усаживаясь за стол Слизерина, поймал на себе грустный взгляд зеленых глаз, и его охватила злость. Но не на Лили, нет, а на себя. Ну почему он не такой, как она? Северус не находил ответа. А потом были долгие часы, которые она проводила со своими так называемыми друзьями, раздельные уроки, Люциус Малфой со своими тирадами на тему межфакультетской вражды. И еще эти Мародеры. Шайка безмозглых заносчивых подростков. Как же Северус их ненавидел, и особенно Джеймса Поттера. Снейп видел, как смотрит на это наглое недоразумение Лили, хотя она все отрицала и старалась быть с Джеймсом построже. На правах старосты девушка снимала за его шалости баллы с факультета и недовольно хмурила брови. Но Поттер всегда поворачивал ситуацию в свою пользу, умудряясь заставить Лили рассмеяться его очередной глупой шутки, а иногда – даже пожалеть о том, что она погорячилась с наказанием. У Северуса никогда так не получалось. Он не был таким сумасшедшим и веселым, как Поттер, он никогда не умел выражать свои чувства так же, как Джеймс. Хотя сейчас Снейп, умудренный опытом, признавал, что отчаянно к этому стремился. А потом Поттер, казалось, случайно чмокнул весело хохочущую над очередной забавной историей Мародеров Лили. Внимательно наблюдавший за ними Снейп ликовал. Он даже немного злорадствовал, ведь Поттеру наконец-то достанется за его дерзость. Но удивлению и разочарованию Северуса не было предела, когда Лили только удивленно посмотрела на Джеймса из-под длинных ресниц, а потом расхохоталась еще громче. И затем было это отвратительное слово, брошенное в порыве злости, которое перевернуло жизнь Северуса с ног на голову. «Грязнокровка», - выплюнул Снейп ей в лицо. «Да как она могла? Да еще с кем? Ну почему, почему именно Поттер?», - эти мысли долгие годы не давали Северусу покоя, и он, не удержавшись, выплеснул свою злость на Лили. Хлестнув его взглядом, девушка убежала в слезах. И он не мог ничего с этим сделать, не мог ее вернуть, как бы ему не хотелось. Она прощала Поттеру все, но не ему, Северусу. Поступив на службу к Волдеморту, Северус все еще не терял надежду ее вернуть. А потом Волдеморт убил Поттеров. Северус, бросив все, примчался в Годрикову лощину. Лили лежала на полу, умиротворенная и красивая. Северус упал на колени перед ее бездыханным телом. Длинные рыжие волосы разметались по полу, а на губах играла легкая улыбка. Ее взгляд стал стеклянным, но в травянисто-зеленых глазах не погас огонь безграничной любви к самым дорогим ей мужчинам – мужу и сыну. Да этот огонь никогда и не погаснет, в этом Северус был уверен. Снейп прижимал молодую женщину к себе и шептал ей на ушко нежные слова, как будто надеясь, что она услышит их и проснется. Но ничего не происходило. Лили по-прежнему смотрела не него невидящим взглядом и улыбалась. Северус был в отчаянии. Осторожно взяв Лили на руки, Снейп положил ее на диван, подложив ей под голову подушку, и укрыл ее. Он обвел комнату отрешенным взглядом и наконец-то увидел в детском манеже маленького, тихонько всхлипывающего, мальчика. И это было будто бы злой насмешкой над Северусом: такие родные зеленые глаза на лице ненавистного Поттера.
Она появилась в его жизни через долгих шестнадцать лет, точнее ворвалась в нее, не спрашивая разрешения. Годами Северус забывался в работе, чтобы не оставалось времени на глупые мысли, которые норовили залезть в голову. Он тщательно отгораживался от внешнего мира, камешек за камешком складывал высокие стены отчуждения и безразличия. Снейп воспитывал в себе лишь ненависть и безразличие. Просто так было легче. Через шестнадцать лет после смерти Лили Северус уже не хотел ни любви, ни ласки, ни заботы. Он хотел лишь долгожданного покоя. Да он, как ему казалось, и не мог больше никого полюбить. Слишком много боли, слишком много разочарования он перенес. Но с Гермионой все было по-другому. Когда Северус был с ней, цинизм и злость куда-то исчезали. Ему казалось, что не было никаких шестнадцати лет страданий. И он снова мог чувствовать. К Северусу постепенно возвращались эмоции и чувства, он будто бы заново учился жить. Теперь он мог не только ненавидеть, но и радоваться, сочувствовать, надеяться и… любить. Любить всем сердцем девочку, вернувшую его к жизни. Впервые Северус был благодарен судьбе за долгие годы страданий, ведь сейчас жизнь подарила ему Гермиону.
Глаза Снейпа сверкнули ненавистью и злостью, таким его еще никто никогда не видел. Ведь прежде он никого так не ненавидел, как ее. Северус ненавидел Гермиону всем сердцем, потому, что она подарила ему надежду. Снейп ненавидел эту девчонку, потому что любил ее больше жизни. Он ненавидел ее потому, что ненависть была самым сильным и страстным чувством, на которое он был способен. Ну как она не могла понять, что он – не тот человек, который ей нужен? Почему она не оставила его, почему не повелась на его ложную холодность и безразличность к ней? Ведь наверняка ей было бы лучше с тупоголовым Уизли. Он-то уж точно не упустил бы своей возможности пообжиматься с Гермионой в темных коридорах замка. И хотя Снейп считал это сомнительным удовольствием, но он не мог дать ей даже этого. Уизли водил бы ее на романтические прогулки, появлялся бы с ней на людях, целовал бы ее на Рождество под омелой… Северус сжал пальцы в кулак до хруста в костяшках, до боли. Да, черт возьми, он ревнует ее! Снейп очень часто об этом думал и как-то раз, будто бы невзначай, он сказал ей о своих мыслях. Сделав самое безразличное выражение лица, на которое он был способен, он сказал Гермионе, что она здесь «не привязана», и он не станет ее удерживать и умолять остаться, если она захочет уйти. Гермиона не ответила, а лишь улыбнулась одними глазами, как умела только она. Девушка подошла к нему и, взяв его руку, приложила к своему сердцу. Северус в недоумении заглянул в сияющие карие глаза, ответом на него вопросительный взгляд стало: «Северус, скажи, что ты чувствуешь?». «Твое сердце бьется», - «Да уж, гениальный ответ, Северус, ничего не скажешь». «Правильно. А почему оно бьется?». «Нет, ну она с меня издевается». В голову не лезло ни одной умной мысли, и Снейп ответил: «Не знаю». Тогда Гермиона улыбнулась еще шире и ослепительнее. «Оно бьется потому, что ты рядом», - сказала девушка и обняла его. Но глазах Северуса заблестели слезы. В последний раз он позволил себе такую слабость, когда держал на руках бездыханное тело Лили.
Говорят, что у людей с холодными руками горячее сердце. Такой была она, Гермиона. Странная девочка, полюбившая циничного мужчину, который был на двадцать лет ее старше. Снейп запомнил каждую минуту, проведенную с ней. Он помнил, как горели ее большие глаза-угольки, помнил, как она смеялась – громко, заливисто, заразительно, слегка откидывая голову назад. Снейп помнил, как она, спящая, смешно сворачивалась клубочком, когда замерзала. Северус, как бы он этого не хотел, не смог забыть ее мягкие, красиво очерченные губы, маленький острый носик, нежность в ее взгляде. Он помнил каждое ее прикосновение.
Гермиона всегда старалась его поддержать, помочь ему. Она действительно интересовалась изобретенными ним зельями, ее беспокоили его проблемы. Конечно, Северус не сразу ей открылся. Но эта искренняя девчушка, такая наивная, такая милая, день за днем пробивала его непрошибаемую броню отчуждения, ломала его принципы. Гермиона миллиметр за миллиметром прокладывала дорожку к его сердцу, постепенно растапливая толстый слой льда, которым оно было покрыто долгие годы. Это продолжалось днями, неделями, месяцами, пока он, не в силах устоять перед этими чарами, упал к ее ногам.
Почему-то вспомнилось, как однажды они выбрались прогуляться вместе. Рыжий закат окрашивал все вокруг в самые немыслимые оттенки желтого, оранжевого и красного. Эта идея сразу не понравилась Северусу, ведь это было крайне опасно. Но она так долго этого ждала, что он просто не мог, не имел права ее разочаровать. Ведь он и так не сможет расплатиться с ней до конца своей жизни за все то счастье, которое она ему подарила. Гермиона радовалась как дитя, и это развеяло последние сомнения мужчины. Ласковое солнышко целовало ее щеки, гладило по волосам, а она говорила без умолку об их совместном будущем. Странно, она была не по годам умной девушкой, а говорила тогда, как маленькая девчушка. Неужели она действительно верила в то, что ему суждено дожить до конца войны? Но Снейп промолчал, любуясь ею, опьяненною своим мимолетным счастьем. Пусть верит в свою сладкую сказку, пока это возможно. Это наименьшее, что он может для нее сделать. Хрупкая фигурка, кружась в замысловатом танце, тонула в лучах заката.
Он всегда был с ней, как в последний раз. Снейп старался впитать в себя все ее тепло и нежность, запомнить аромат ее бархатной кожи, сохранить на губах вкус ее поцелуев. Ведь он понимал, что для него завтра может никогда не наступить. Когда Северус слишком глубоко погружался в свои раздумья, Гермиона всегда это замечала, и спешила отвлечь его от тяжелых мыслей. Она накрывала своей теплой ладонью его ладонь, и вся темнота сразу же утекала. Вся та темнота, которая была в его сердце, просто испарялась, оставалось только спокойствие и умиротворение. Улыбнувшись Снейпу, Гермиона вставала и, не отпуская его руку, усаживалась к нему на колени. Северус сидел неподвижно, наслаждаясь их близостью. Она целовала его робко и нежно, перебирая тонкими пальчиками жесткие черные волосы. Легкий аромат полевых трав приятно кружил голову, так пахла она – его любимая и единственный человек, ради которого Северус Снейп все еще продолжал свое существование.
Северус подошел к директорскому столу и медленно провел рукой по лакированной поверхности. Он прикоснулся к пергаментам, сложенным аккуратной горкой в левом углу стола и, взяв один из них, окунул перо в чернильницу. Дописав длинное письмо, Снейп скептически взглянул на ровные строчки и, скомкав пергамент, швырнул его на пол. Черкнув пару строк, Северус аккуратно свернул записку и подошел к окну. На клетке сидела большая сова пепельного цвета.
- Отнесешь это Гермионе, когда меня уже не будет в живых, – Северус осторожно привязал записку к когтистой лапке. В знак согласия сова сверкнула большими желтыми глазами.
