Глава 5. Миссис Джиотсана Моран, ракшаси— Мистер Холмс, ваши услуги более не... приветствую, доктор Уотсон! Более не нужны, я раскрыл дело.
— Вот как? — Шерлок проигнорировал очевидное нарушение правил этикета: было ясно, что мистер Лестрейд пребывает в том возбуждённо-счастливом состоянии, в котором на подобные мелочи внимания обычно не обращают. — Поздравляю, инспектор. Вы присаживайтесь. Чаю?
— Не откажусь. На улице отвратительнейшая погода. Так вот: всё оказалось до смешного просто. Убийца пришла и призналась сама!
— Изумительно! Никак не ожидал от миссис Хейзелден подобной смелости!
Лестрейд на миг опешил. А затем оглушительно расхохотался:
— Вы о банкирше? Провал, дорогой мой Холмс, оглушительный провал! Я говорил о Джиотсане Моран, представительнице одной из тех мерзких рас, которые до сих пор населяют колонизированные территории! Вы знали, что она так называемая ракшаси?
Признаться, меня передёрнуло. Да, я не слишком-то люблю ракшасов — и видит Бог, приятными их назвать действительно не повернётся язык — но именно в этот миг полицейский инспектор показался мне ничем не лучше индийских людоедов. Правда, лишь на миг. В конце концов, он обязан относиться к нарушителям общественного порядка с соответствующим негодованием...
Шерлок Холмс тем временем небрежно махнул рукой:
— Полноте, Лестрейд. Зачем миссис Моран поступать таким странным, очевидно неоправданным образом? Вот у миссис Хейзелден были все основания: бурный роман с молодым офицером, последующий шантаж, ведь мистер Морстен, увы, в этом смысле не был щепетильным джентльменом. Чем не повод для убийства? А индусская ракшаси очевидно влюблена в мужа.
От рассуждений консультирующего детектива челюсть отвалилась не только у инспектора Лестрейда: я тоже глядела на своего соседа во все глаза. Супружеская измена? Шантаж?
— Да откуда вы это взяли? — наконец озвучил очевидный вопрос мистер Лестрейд.
— Элементарно, — Холмс вскочил и забегал по комнате: он часто поступал таким образом, объясняя ход своих мыслей. — Мистер Хейзелден начинал в частной лавочке; миссис Хейзелден — дочка владельца небольшой кондитерской. То, что она следила за похождениями прочих женщин на «Георге Первом» и интерпретировала любой их поступок в негативном ключе, является вполне естественным для особы её происхождения. Однако Анна Хейзелден никак не могла разглядеть нарушение «всех мыслимых правил приличия», ведь большую часть времени, по её словам, она проводила с супругом. Мистер Хейзелден не возражает против слов жены, стало быть, он либо покрывает её, либо та действительно говорит правду. Если бы человек его происхождения действительно скрывал семейные нелады, это можно было бы увидать по его поведению относительно спутницы жизни. Люди, привыкшие скрывать собственные чувства в мире больших денег, как правило, расслабляются, когда дело доходит до чувств к близким и родным. Однако банкир спокоен и дружелюбен в отношении миссис Хейзелден, между ними существует близость и духовная связь, по крайней мере, ему так кажется... Теперь рассмотрим поведение миссис Хейзелден. Она много говорит, зачастую перебивая супруга, и вообще в разговоре пытается занять лидирующую позицию: разве это не странно для женщины её происхождения и занимаемого ныне положения? Двойная странность, о да. Я отметил несколько любопытных взглядов, брошенных на неё мужем; возможно, им будет о чём поговорить наедине. Тем не менее, миссис Хейзелден говорит не переставая, о ком и о чём угодно, очерняя каждого, попавшего на её язычок. Даже для викария у неё нашлась какая-то нелестная характеристика. Каждого — но не мистера Морстена. В его случае она сокрушается лишь о мягкости молодого человека: качестве, отнюдь не нежеланном для большинства женщин. Итак: миссис Хейзелден известны подробности лёгкой дорожной интрижки между Мэри Морстен и лордом Адером; подробности, которые вряд ли должны были долететь до неё, если бы их не поведал некто более осведомлённый, нежели она сама. Также миссис Хейзелден убеждена, что брат отчитал мисс Морстен, а затем быстро простил — откуда бы ей знать столь личные, можно сказать, интимные подробности жизни чужой семьи? Миссис Хейзелден никоим образом не желает показать, что знала молодого Морстена лучше, чем прочих пассажиров «Георга Первого», хотя в её возрасте дружба с молодым человеком, годящимся ей в сыновья, многими была бы сочтена вполне безобидной. И миссис Хейзелден пребывает в нервическом состоянии, но ни разу не высказывает естественных для подобного рода происшествий сожалений о случившемся. Это очень важный момент. Подобная душевная чёрствость извинительна для занятой отношениями с другим мужчиной ракшаси, но не для барышни из семьи, где девушек воспитывают в сентиментальном духе. Это доказывает, что связь была прервана отнюдь не ею. Тем не менее, даже после смерти мистера Морстена она остерегается дурно о нём говорить: в её сердце сохранилась романтическая привязанность, и даже будучи растоптанной действиями молодого человека, чувство это остерегает женщину от резких выпадов в сторону бывшего возлюбленного. Возможно, впоследствии не будет человека, судящего мистера Морстена строже, чем она, но пока что...
— Хм, — Лестрейд озадаченно потёр подбородок, — но почему именно шантаж? Почему не обычный для такого рода ситуаций разговор, когда женщина пытается вступить с мужчиной в близкие отношения, а тот ей отказывает? Это тоже могло обозлить миссис Хейзелден.
— До такой степени, что ей даже не пришло в голову сказать обычное же в подобных случаях: «Да, он был дурным человеком, но не заслуживал смерти»? Нет-нет, мой дорогой инспектор, миссис Хейзелден воспитана отнюдь не так. Лишь нечто куда более веское, чем простой отказ — да даже и отказ, сопровождаемый насмешками — способен заставить британскую обывательницу, спокойную, уравновешенную женщину, жаждать смерти обидчика столь сильно, чтобы не простить его и после зверского убийства. А страх быть уличённой в преступной связи замыкает её уста столь же крепко, как и романтическая привязанность; возможно, даже более надёжно. Вместе с тем, я полагаю, миссис Хейзеден уже наказана за столь нелепую страсть, и в будущем остережётся крутить романы за спиной мужа, к которому, несмотря на странный поступок, испытывает искреннее уважение и симпатию. В конце концов, он единственный её источник дохода, да и вместе они провели немало лет. Пускай же это окажется единственной ошибкой миссис Хейзелден!
— Но вы говорили об убийстве! — воскликнула я в волнении.
— Я всего лишь утверждал — и логично обосновал своё утверждение — что для убийства мистера Морстена у миссис Хейзелден куда больше оснований, нежели у любой другой женщины на борту «Георга Первого».
— Тем не менее, с признанием в этом убийстве пришла именно Джиотсана Моран, — подал голос Лестрейд.
— Да, и данное обстоятельство меня крайне смущает. Чем она объяснила свой поступок?
— Ничем. Относительно причин своих действий миссис Моран отказалась давать показания. Взамен она детально описала, каким образом привела в действие чудовищный план по лишению молодого офицера жизни; детально описала обстановку в его каюте...
— Остановитесь! — Шерлок пришёл в крайнее волнение. — Подумайте, инспектор: вы решили совершить хладнокровное убийство. Вы идёте по коридору, опасаясь быть случайно увиденным ненужными свидетелями; вы осуществляете свой кровавый замысел, прислушиваясь к шагам за дверями каюты; вы стираете с рук и одежды следы преступления... Где во всех этих действиях остаётся место для детального разглядывания безделушек? Когда вам найти время для запоминания, в каком шкафу вы спрятали левую руку, а где поместили правую? Подобное поведение неестественно, а раз так — миссис Моран лжёт!
— Полегче, мистер Холмс, полегче! Она, несомненно, была в каюте — её туфли измазаны кровью, да и несомненное знание места преступления и обстоятельств дела свидетельствует, что Джиотсана Моран не без греха! Кто знает, зачем дикарке разглядывать заляпанные кровью стены? Кому известно, что за ритуалы она проводила?
— Мне, — Лестрейд вздрогнул и уставился на меня, будто увидал привидение. — Она вполне могла изувечить труп настолько страшным образом. Но никаких кровавых жертв никому не приносила. Никаких ритуалов, инспектор.
— С чего вы взяли?
— С того, что все фрагменты тела остались в каюте. Миссис Моран — ракшаси, для них естественным является поедание убитых ими жертв. На этом основана вся их культура.
Инспектор немного позеленел.
— Культура? Вы говорите о... культуре?
— А почему нет? — Холмс пожал плечами, аккуратно вклинившись в нашу с инспектором перепалку. — Вам ли не знать, что культурой называют нравы и обычаи любых народностей. Ракшасы основали несколько городов, и некоторые из них были настоящими жемчужинами зодчества. Они владели и владеют до сих пор навыками чтения и письма, записывают свои наблюдения о природе и звёздном небе — некоторые их них неплохие астрономы и астрологи. Что, разумеется, не отменяет неоспоримого факта жестокости и кровожадности обсуждаемого народа. А также того неоспоримого факта, что Джиотсана Моран была в каюте капитана Морстена. Во время убийства либо сразу после него. Я хотел бы взглянуть на туфли миссис Моран, кстати говоря.
— Хорошо, — Лестрейд, казалось, был сбит с толку.
— И следует поговорить с миссис Моран, разумеется. Это необходимо. Возможно, свидетель, побывавший в каюте сразу после убийства...
— Свидетель? Холмс, видит небо, вы рехнулись. Но пусть будет по-вашему. Сами убедитесь, к чему приводит ваша излишняя увлечённость всякими там дедуктивными методами. Полагаю, мисс Уотсон вы позовёте присутствовать на допросе?
Шерлок Холмс выглядел несколько смущённым.
— Если вы не возражаете...
— О, никоим образом! Прошу, доктор, — и Лестрейд с поклоном указал на дверь. Лицо его озарила торжествующая улыбка, а я ещё раз осознала, насколько же не понимаю мужчин. Мне всегда казалось, что инспектор воспринимает меня чем-то ненужным, обузой, навязанной мистером Холмсом. Возможно, я катастрофически ошибалась. Не хотелось думать о достойном полицейском, как о человеке, стремящемся покрасоваться перед...
Осознание хода собственных мыслей немного помогло. Даже забавно: я, кажется, начала придавать своей персоне чересчур большое значение! Мы с мистером Холмсом всего лишь делим один дом; даже если инспектор Лестрейд сделал неверные выводы, мне следует сохранять ясный рассудок и помнить, что я значу для своего соседа не больше, чем череп на каминной полке!
«Но зачем-то ведь он желает видеть меня рядом!» — возразил робкий голос в моей душе. Я хмыкнула. О да, желает! Затем же, зачем и череп — рассказывать о своих выводах. Просто давно умерший человек не в состоянии задавать наводящие вопросы. И — тут я улыбнулась — череп не способен тобой восхищаться, если ты, конечно, не великий волшебник, некромант со стажем.
Так или иначе, но идти было необходимо. Шерлок с полупоклоном подал мне плащ, и мы вышли в промозглый лондонский вечер. Газовые фонари освещали дорогу полицейскому кэбу, мутно-белыми облаками отражаясь в лужах. Порой мне казалось, будто я присутствую на странном спиритическом сеансе, когда не дух усопшего прилетает к вызывающим его, а души тех, кто дерзнул потревожить покой мёртвых, сами проходят трудную дорогу для встречи с вызываемым, и что я — одна из таких летящих навстречу неизвестности душ.
Впрочем, кабинет полицейского инспектора оказался настолько же далёк от метафизических фантазий, насколько полковник Моран — от добродетели. В помещении горел камин, несколько светильников освещали добротное бюро, кряжистый и основательный письменный стол, стулья, привинченные к полу, растерянного, но уже начинающего закипать констебля и грязно ругающегося полковника. Последний требовал пропустить его к супруге и не стеснялся в выражениях, описывая полицию, своё к ней отношение и кары, которые должны пасть на головы мерзавцев, осмелившихся разлучать чету Моранов.
— Мерзавцы! Канальи! Я имею право присутствовать на допросах жены, слышите, вы, чернильные душонки? Пропустите меня к ней, раздери вас ракшас!
Лестрейд побагровел. Мистер Холмс сухо усмехнулся:
— Ну, говоря по правде, его требования абсолютно законны. Хотя форма их изложения... далека от идеальной.
— Здесь дамы, мистер Моран! — рявкнул инспектор Лестрейд. Моран оглянулся:
— Где? А, приветствую, доктор Джейн. Как дела?
— Спасибо, сэр, всё хорошо.
— Замечательно. Так вот, низкие людишки, презренные твари, где моя жена?
Инспектор заскрежетал зубами, затем сделал несколько глубоких вдохов и велел:
— Привести миссис Моран.
Констебль быстро выскочил из кабинета. Если бы честь мундира не обязывала его двигаться с достоинством, он бы, наверное, просто сбежал. Лестрейд устроился за столом; Моран продолжал расхаживать по комнате, пыхтя, словно паровой двигатель на речном корабле. Ему явно не хватало сигары, однако курить в кабинете инспектора полиции было строжайше запрещено, и за это нарушение полковника могли просто выставить из Скотланд-Ярда. Мы с Шерлоком Холмсом тихонько устроились на стульях в разных углах.
И вот за дверью послышались шаги. Полковник Моран резко обернулся, словно кто-то окликнул его по имени, и застыл, когда констебли ввели миссис Моран.
Внешне Джиотсана практически не изменилась, разве что переоделась в серое, скромное платье с воротником-стойкой, скорее приличествующее горничной либо прислуге из хорошего дома, нежели супруге полковника колониальных войск. Ожерелье-ошейник было скрыто, однако его очертания угадывались сквозь плотную ткань. Роскошные волосы миссис Моран стянула сзади в тугой узел, уже успевший немного растрепаться. Однако лицо — то самое, ненастоящее, придуманное и воплощённое во плоти ради полковника — оставалось спокойно-бесстрастным. Казалось, Джиотсану Моран совершенно не волнует, что за ужасное злодеяние, в котором она призналась с беспечной лёгкостью, ей грозят, в лучшем случае, долгие годы тюрьмы. Хотя вряд ли британский судья пощадит чудовище.
Я почти против воли бросила взгляд на руки индуски. Перчатки с неё сняли, и ногти уже были того зеленоватого оттенка, который характерен для ракшасского яда. Констеблей, похоже, уведомили об опасности, поэтому они аккуратно поддерживали миссис Моран под локти, сковав ей запястья наручниками. В Индии ракшасов связывали так, чтобы их руки, от локтей до ладоней, соприкасались за спиной — способ достаточно мучительный и сам по себе иногда служивший пыткой, однако предохранявший конвоиров от немедленного нападения. Но здесь Британия, и даму не принято заковывать в цепи не по уставу. Даже если она чудовище.
Увидав жену, полковник Моран кинулся было к ней, но констебль заступил ему дорогу, а Джиотсана грустно покачала головой. Себастьян Моран застыл, на лице его отобразилось страдание.
Лестрейд указал арестованной на стул напротив себя. Она присела, и инспектор начал допрос. Ещё раз уточнив имя женщины, её возраст (Джиотсане оказалось около пятидесяти лет, по меркам ракшасов — практически девчонка) и семейное положение, мистер Лестрейд перешёл к делу и попросил рассказать об убийстве.
Джиотсана Моран глядела прямо перед собой, казалось, не замечая нервничающего полковника, и говорила очень ровно:
— Мне никогда не нравился мистер Морстен. Он старался держаться поближе к моему мужу, — тут ракшаси бросила взгляд на супруга, и Моран резко кивнул, — и тот ему покровительствовал. Однако потом открылась истинная причина такой заинтересованности капитана Морстена в этой дружбе. Когда Себастьян решил взять меня в жёны, капитан не сказал ни слова, а потом начал шантажировать нас. Обещал раскрыть в Британии подробности... моего происхождения и предыдущей жизни. Мне была безразлична моя репутация в глазах живущих здесь людей, но рисковать безопасностью мужа я не желала. Поэтому когда примерно за сутки до высадки с дирижабля я услыхала сердитый разговор между Себастьяном и мистером Морстеном, то решила убить капитана. Он и так слишком долго испытывал моё терпение!
— И что вы сделали?
— Муж вышел из каюты Мартина Морстена. Я поговорила с Себастьяном немного и сказала, что пойду спать. Сама же направилась к капитану...
— Простите пожалуйста, — Шерлок уже давно ёрзал на стуле, порываясь вставить реплику, но сейчас, кажется, порог и без того не ангельского терпения моего соседа был перейден, — в человеческом обличье ракшасы способны разорвать человека на куски?
— Разумеется, — кивнула Джиотсана. На этот раз с места вскочил полковник Моран:
— Вот об этом я и твержу всё время, мистер Холмс! Ничего она сделать Мартину не могла! На ней ошейник, он предотвращает все...
— Ты сам дал мне ключ, Себастьян, — ракшаси глядела строго перед собой, казалось, даже не на инспектора Лестрейда, а сквозь него. — Я предоставила ключ от ошейника полиции.
— Полковник, я предупреждаю вас о недопустимости дачи ложных показаний, — строго произнёс Лестрейд. Шерлок фыркнул:
— Предупредили бы лучше эту леди, инспектор.
— Уже. Продолжайте, миссис Моран.
— Спасибо, инспектор. Подойдя к каюте мистера Морстена, я достала из сумочки ключ и разомкнула ошейник...
— Разом увеличив массу тела примерно втрое, — буркнула я, не сдержавшись. — И как только сквозь пол не провалились?
— Я расстегнула ошейник, но не сняла его, — не моргнув глазом, отозвалась ракшаси. — Кроме того, дирижабль строили хорошие люди, сделавшие своё творение очень прочным. Итак, я открыла дверь...
— Запертую? — на этот раз происходящим заинтересовался и сам инспектор. Похоже, он начал верить мистеру Холмсу. Или просто располагал неизвестными мне фактами. Судя по тому, как блеснул глазами Шерлок, он понял, куда клонит мистер Лестрейд.
— Это важно?
— Да, очень.
Ракшаси задумалась:
— Нет, дверь не была заперта. Я зашла в каюту. Капитан Морстен сидел за письменным столом; кажется, собирался написать письмо. Увидав меня, он довольно грубо спросил, что я здесь делаю. Отвечать мне не хотелось, поэтому я схватила его и...
— Он не успел закричать? — поинтересовался инспектор.
— Я двигалась чересчур быстро.
— И что же дальше?
— Растерзав его тело, я снова защёлкнула ошейник и покинула каюту. Вас интересуют подробности моего деяния? Себастьян говорил, будто о таком не стоит говорить при ваших женщинах...
— Это не женщина, — буркнул полковник Моран, — это доктор Уотсон, она и похлеще видала.
Лестрейд хмуро поглядел на Морана. Затем ответил Джиотсане:
— Наверное, не стоит. Скажите лучше: уходя из каюты, вы заперли за собою дверь?
Миссис Моран улыбнулась:
— Нет, у меня не было ключей. Я всего лишь плотно прикрыла её за собой. Там хорошая пружина, дверь не должна была открыться от случайного толчка.
— Понятно... — несколько секунд инспектор размышлял, затем обернулся к Шерлоку:
— Задавайте свои вопросы, мистер Холмс.
— Благодарю, инспектор. Миссис Моран, скажите, пожалуйста: капитан Морстен посягал на рубины Агры?
Ракшаси дёрнулась. Полковник, напротив, застыл на пару секунд, словно изваяние в индусском храме. Затем Джиотсана Моран спокойно ответила:
— Я не понимаю, о чём вы говорите, мистер Холмс.
— Думаю, понимаете. То есть, он хотел сокровища Агры?
Молчание. Шерлок Холмс вздохнул:
— Хорошо. Следующий вопрос: о чём спорили ваш супруг и капитан Морстен?
— Я не могла разобрать...
— Ложь. Вы прекрасно говорите по-английски, а перегородки на дирижабле очень тонкие. Или мне поинтересоваться перипетиями разговора полковника и капитана... скажем, у миссис Хейзелден? У неё тонкий слух и прямо-таки чутьё на жареные новости.
— А ещё у вашей миссис Хейзелден крайне... развитое воображение, — фыркнула Джиотсана, впервые обнаружив раздражение. Я не могла не посочувствовать ракшаси, как женщина — женщине: у меня самой миссис Хейзелден вызывала почти что тошноту.
— Мы просто ругались, — буркнул полковник. Инспектор Лестрейд встрепенулся и попросил Себастьяна Морана не вмешиваться в допрос его жены. Но Шерлок Холмс задумчиво кивнул:
— Разумеется, полковник. Разумеется. Вы ругались и в пылу спора наверняка высказывали что-нибудь, о чём в здравом рассудке наверняка пожалели бы. Скажем, стремление наподдать капитану чем-либо потяжелее...
— Я всего лишь пожелал мерзавцу вечно гореть в аду и сгнить заживо в джунглях! Это, поверьте, немногим отличается. Впрочем... что-то ещё было. Я не помню. Чёрт подери, да какая разница?
— Большая, полковник. Когда ваша супруга зашла к капитану Морстену поговорить и обнаружила его мёртвым, она сочла убийцей вас.
Полковник Моран ошарашенно уставился на Шерлока Холмса.
— Что за дьявольский вздор вы несёте? Джиотсана прекрасно знала... Джиотсана?
Ракшаси побледнела, в огромных чёрных глазах стояли слёзы.
— Ваш муж не убивал капитана Морстена, миссис Моран, — удивительно, как мягко умеет, оказывается, разговаривать Шерлок Холмс. — Капитана видели после разговора с полковником. Видели живым и здоровым. Возможно, теперь, зная это, вы всё-таки расскажете нам, что нашли в каюте капитана? Поверьте, это крайне важно.
Джиотсана Моран разрыдалась.
Первым очнулся инспектор Лестрейд. Он налил в стакан воды и протянул ракшаске. Та недоумённо поглядела на него, когда полицейский поднёс стакан к её губам.
— Выпей, — глухо произнёс полковник. — Так здесь принято.
Миссис Моран послушно сделала несколько глотков.
— А теперь рассказывай. Всю правду. И не вздумай врать, дурная девчонка!
Сама мысль о том, чтобы назвать пятидесятилетнюю ракшаси подобным образом, показалась мне нелепой. Судя по взгляду, брошенному на полковника инспектором Лестрейдом — не мне одной. Однако Джиотсана кивнула, отёрла слёзы тыльной стороной ладони — звякнула цепь наручников — и начала рассказ:
— Я и впрямь пришла к капитану после того, как услыхала его ссору с моим мужем. Не знаю, зачем я шла туда — скорее всего, хотела проклясть. У меня действительно был ключ от ошейника. Себастьян мне доверяет... — голос Джиотсаны дрогнул, — то есть, доверял. Он научил меня, как вести себя в вашем мире, а затем дал ключ, чтобы я смогла себя защитить. Теперь, наверное, отберёт...
— Чёрта с два, — буркнул Моран. Поймал гневный взгляд инспектора и холодно пояснил: — Пока вы тут не разобрались со своими Попрыгунчиками и Потрошителями, моя жена будет ходить с ключом. Глядишь, натолкнётся ваш маньяк на Джиотсану — и одним преступником в Лондоне станет меньше. Хотя, конечно, идиотка моя супруга, доложу я вам, препорядочная. На обе головы больная.
С последним никто спорить не намеревался, а судя по затуманившимся на миг глазам Лестрейда и Холмса, они представили себе столкновение ракшаси и Джека-Потрошителя. А что, схватка могла бы оказаться интересной. Впрочем, её исход лично у меня не вызывал ни малейших сомнений. Разумеется, при условии, что Джиотсана Моран успеет расстегнуть ошейник. Две головы... вряд ли миссис Моран чрезвычайно сильна физически, но повалить беднягу-головореза вполне сумеет. И проклятья у неё должны получаться неплохо.
Оторвавшись от сладостных мечтаний, инспектор Лестрейд попросил Джиотсану Моран продолжать. Лицо его при этом явственно говорило: «Вы ещё не на свободе, и будете ли там — зависит от вашей готовности сотрудничать». Такое выражение появляется на лицах всех блюстителей порядка, неважно, живут они в Индии, Франции или на туманном Альбионе.
— Я хотела пригрозить капитану, надавить на него... понимаете, я действительно была готова на многое. Себастьян очень переживал после разговора с мистером Морстеном, он не говорил мне, но я видела...
— Вы были готовы и на убийство? — перебил Джиотсану инспектор Лестрейд. Та пожала плечами:
— Не знаю. Возможно. Но замысла убивать капитана Морстена я не вынашивала: Себастьян объяснил мне, что убийства на территории Британии очень осложнят его жизнь.
Шерлок нахмурился:
— Итак, вы открыли дверь каюты...
— Да. И первое, что я ощутила — запах крови. Он... ударил по мне. Понимаете, когда я вышла замуж, Себастьян наложил запрет на поедание людей.
— Вы его послушались? — не удержался от вопроса инспектор Лестрейд. Я возмущённо уставилась на него. Что за глупый вопрос!
— Разумеется, — голос ракшаси из ровного превратился в ледяной. — Приказ мужа является для меня законом.
— Мы вам верим, миссис Моран, — поспешил вмешаться Шерлок Холмс. — Но, как я понял, тяга к человечине у вас осталась?
— Привычку сложно победить, — пожала плечами Джиотсана. — Себастьян об этом знает, он учил меня сопротивляться таким желаниям. Показывал мёртвых людей, оставлял с ними наедине, объяснял, как себя контролировать...
Мысленно я посочувствовала тем, кто служил пособиями в этих жестоких уроках. Хотя полковника вполне можно было понять: он собирался в Британию с демоном в качестве супруги.
— Судя по всему, обучение оказалось успешным, — кивнул Шерлок. — Вы удержались от соблазна и начали осматриваться, так?
— Именно так. Кроме того, от покойного настолько разило его любимой ароматической водой, что голод отступил, сражённый омерзением. Ненавижу эту вонь! Некоторое время я привыкала к запахам, затем попыталась осмыслить произошедшее.
— Что вы увидали, миссис Моран?
— Капитан Морстен валялся возле койки, лицом вниз. Руки были вытянуты вдоль туловища, причём на правой не хватало кисти.
— Именно кисти? Вы уверены?
— Да, уверена, мистер Холмс. Но странности на этом не закончились. Позвольте мне рассказать всё по порядку. Я подошла и перевернула тело. К тому моменту мной уже овладела эта ужасная, глупая мысль... — Джиотсану передёрнуло.
— Мысль о том, что ваш муж вспылил и в горячке ссоры убил капитана Морстена?
— Да. Я, правда, недоумевала, зачем отрубать капитану руку, но мужчины имеют право поступать по собственному усмотрению. Кто я такая, чтобы задавать вопросы мужу? Так вот, перевернув тело, я обнаружила, что лицо капитана тоже изуродовано до неузнаваемости. По сути, его настолько избили, что вместо кожи и мяса там было кровавое месиво, из которого торчали обломки носового хряща.
На секунду комната поплыла у меня перед глазами. Некстати вспомнились наши с Холмсом шутливые рассуждения про отбивную. Вот чтоб я ещё раз!..
Уже в Британии, работая в больнице, я поняла, что существует огромная разница между гибелью солдата на войне и, скажем, смертью матери во время родов. Первое воспринимаешь куда спокойнее; от второго долго не спишь ночами, пытаясь хотя бы в мыслях осуществить то, что в реальности не получилось. Теперь мне открылась следующая истина: убийство в мирное время, в мирном месте, производит куда более сильное впечатление, чем смерть от естественных причин.
— А что с глазами? — на Шерлока неаппетитные подробности, похоже, не действовали.
— Вытекли оба. Зубов тоже сохранилось мало, — голос Джиотсаны, перечисляющий посмертные увечья капитана Морстена, помог, как ни странно, прийти в себя. Ровный, спокойный, совершенно равнодушный. Пусть она ракшаси, но я-то врач! Видела и не такое. Что там говорил полковник: «Она не женщина, а доктор»? Ты доктор, Хизер Джейн Уотсон, помни об этом! Не милая девочка, норовящая упасть в обморок, а полевой хирург. Так что приди в себя и слушай внимательно.
— Ясно... и что вы сделали дальше, миссис Моран?
— То, что должна была. Ну, то есть думала, что должна. Сняла ошейник и разодрала тело капитана на части. Чтобы скрыть следы, понимаете? Я знала: у вас есть такие специальные люди, которые раскрывают убийства и наказывают убийц. Себастьян рассказывал.
Лестрейд едва заметно улыбнулся. Шерлок кивнул:
— Вы не заметили ничего странного — я имею в виду, кроме отрезанной руки и разбитого лица?
— Рука была отрублена, — машинально поправила миссис Моран и задумалась: — Пожалуй... пожалуй, да, заметила. Одежда капитана была в крови, но неправильно. Не знаю, как объяснить.
— Возможно, её надели на тело после убийства?
— Да, вы правы! Понимаете, капитану перерезали горло, но на воротнике рубашки крови оказалось удивительно мало. Казалось бы, он должен промокнуть, однако... всего несколько пятен, понимаете?
— Воротник был застёгнут под горло?
— Нет, верхняя пара пуговиц расстёгнута. Но тем не менее...
— Да, я понимаю. Как вы считаете, руку отрубили до убийства или после?
— По-моему, до, — миссис Моран нахмурилась, размышляя, затем твёрдо кивнула: — Дня за два, наверное. Кровь давно запеклась.
— Но это невозможно! — не выдержал инспектор. — Капитана видели, и не раз! С рукой у него всё было в порядке!
— Я не ошибаюсь, — холодно проронила миссис Моран.
— Думаю, не ошибаетесь, — вздохнул Шерлок. Затем повернулся к инспектору Лестрейду: — У меня всё. По-моему, показания миссис Моран убедительно свидетельствуют о её невиновности.
— Никоим образом, — парировал инспектор. Глаза его воинственно блеснули: — Возможно — повторюсь, возможно! — вы и правы, мистер Холмс. Но полиция может доверять лишь материальным доказательствам. А они прямо указывают на миссис Моран как на лицо, совершившее убийство капитана Морстена. Улики, о которых упоминает эта... женщина, она уничтожила собственноручно! Так о чём же здесь говорить?
— Ах вы, мерзкий, подлый выродок! — взвился с места полковник Моран. — Да я сейчас...
— Этот человек не в себе! — рявкнул Лестрейд. — Выведите его из кабинета! Предупреждаю, полковник: ещё одна угроза сотруднику полиции — и вы сами будете арестованы!
Лицо полковника Морана налилось кровью, кулаки сжались: казалось, ещё секунда — и он начнёт крушить всё в кабинете. Констебли оставили Джиотсану и подскочили к её супругу. Я заметила, как напрягся Шерлок Холмс, как он нащупал в кармане револьвер, и в отчаянии огляделась сама, подыскивая предмет потяжелее. Оставлять ракшаси за спиной бравым полицейским явно не следовало.
Однако Себастьян Моран нечеловеческим усилием воли взял себя в руки. Буркнув: «Ещё увидимся!», он выскочил из кабинета. Вскоре после этого констебли увели Джиотсану. Лестрейд, несколько раз глубоко вдохнув и выдохнув, ослабил галстук. Пальцы инспектора подрагивали.
— Нет, ну каков наглец! — наконец, вымолвил он, разрывая гнетущую тишину. — Каков мерзавец, а?
— Он крайне опасен, — произнёс Шерлок Холмс, вытащив руку из кармана, — и вы, инспектор, сейчас нажили себе лютого врага.
— А, одним больше, одним меньше... Что вы говорили насчёт каких-то сокровищ, Холмс?
— Потом, инспектор, потом я всё расскажу. Сейчас мне необходимо поговорить с бравым полковником; надеюсь, он уже слегка остыл. Но скажите мне, инспектор: вы сами-то верите в виновность Джиотсаны Моран?
Лестрейд раздражённо пожал плечами:
— Я уже и сам толком не понимаю, во что верю, а во что — нет. Но улики указывают именно на неё. Если вы считаете иначе, Холмс, то принесите мне доказательства, либо укажите на упущения в деле. Я, знаете ли, заинтересован в том, чтобы убийцы подобного рода болтались на виселице.
— Никоим образом в этом не сомневаюсь. Мне хотелось бы взглянуть на тело бедняги капитана.
— На остатки тела, вы хотите сказать... Хорошо, я выпишу пропуск в полицейский морг. Удачи, Холмс!
Джентльмены вежливо раскланялись, и мы с Шерлоком Холмсом покинули Скотланд-Ярд.
