Как нужна любовь твоя

Глава 5

Обнимая плечи, не считая встречи,
Я шутя смеялась – зря.
Я не понимала, я тогда не знала,
Как сильна любовь твоя.

Анжелика Варум «Ты и я»

Сама не заметив, как дошла, Гермиона стояла перед большим старым зданием из красного кирпича в нем располагался магазин, в витринах которого вечно маячила надпись «Ремонт».

Нашептав манекену имя того, кого пришла навестить, она беспрепятственно прошла через стекло и оказалась в приемном покое больницы Св. Мунго.

После того памятного разговора на Астрономической Башне мы со Снэйпом стали будто заговорщиками: оба знали что-то такое, чего никто другой постичь был не в состоянии. Он по-прежнему критиковал мое всезнайство, снимал баллы с Гриффиндора, отпускал едкие комментарии, но я осознавала, что это один из немногих людей, которые понимают по-настоящему и мою жажду знаний, и самоедство, и сомнения, и амбиции. И даже мое одиночество. Я так и не смогла начать нормально общаться со своими друзьями, ибо постоянно ждала камня за пазухой. Не зря говорят: «Единожды солгав, кто тебе поверит?!» Джинни пыталась несколько раз откровенно поговорить со мной, Гарри тоже, но, наверное, ещё не прошло достаточно времени. Я чувствовала внутри пустоту.

Чтобы как-то отвлечься, я надумала с головой уйти в подготовку к сдаче ТРИТОНов и поступлению в магический университет. Так и не сумев выбрать, к чему больше тяготею, решила поступить на 3 факультета сразу и в перспективе стать Мастером Трансфигурации, Мастером Чар и Мастером Зелий. Профессора Флитвик и Макгонаголл были просто счастливы, что я решила посвятить себя их предмету. Они составили списки дополнительной литературы, отвечали на мои бесконечные вопросы, консультировали по тем или иным неясным аспектам. И лишь директор упорно закатывал глаза и не желал (цитирую) «тратить свое драгоценное время на совершенно неадекватную и жадную до всякого рода знаний заучку, которой для комфортной и счастливой жизни вполне достаточно будет степеней Мастера по двум специальностям, не связанным с Зельями!». Но я для себя уже всё решила – все 3 дисциплины мне очень нравились, и я буду заниматься ими далее. Поэтому очень переживала, что чувствую себя в зельеварении не так уверенно, как в чарах и трансфигурации, и умоляла о любой форме углубленного изучения – дополнительных заданиях, занятиях, консультациях. Профессор был упрям, но ведь я ещё упрямее. После каждого урока – по Высшим ли Зельям или по Защите от Темных Искусств – я задерживалась и просила его о помощи в подготовке. Каждый раз он выходил из себя, снимал с Гриффиндора не менее 20 баллов и выгонял меня. И так почти целый месяц нового семестра!

Я отчаялась и, чтобы обрести уверенность, решила самостоятельно готовиться по нескольким дополнительным учебникам. Но теория без практики мертва, доступа в лабораторию вне занятий у меня не было. Пришлось вспоминать старые добрые времена и вновь варить зелья в заброшенном туалете Плаксы Миртл. Ингредиенты я покупала сама, практиковалась в изготовлении самых разных составов – от простых до сложнейших. И пару месяцев всё шло хорошо, пока однажды мимо моей импровизированной лаборатории не проходил чуткий к запахам директор.

Я варила в тот день зелье, определяющее степень родства (на последней стадии приготовления оно обладает стойким ароматом зеленого чая), и увлеклась настолько, что не заметила, как запирающие дверь чары были взломаны, а на пороге появился взбешенный Северус Снэйп.

- Так-так-так, мисс Грэнджер, - сказал он настолько тихо, что это не предвещало ничего хорошего. – А я о Вас слишком хорошо подумал: решил, что Вы отступились от желания грызть гранит науки сразу на трех факультетах и поэтому перестали меня доставать своими мольбами о подготовке. Но как же я мог забыть, что Гриффиндор – это диагноз!!!

По мере того, как профессор говорил, ярость его всё нарастала. Глаза метали молнии. Слова становились всё более задевающими и оскорбительными.

- Кто дал Вам право, мисс Я-знаю-Всё, - продолжал бушевать Снэйп, - заниматься такого рода деятельностью в неприспособленных для этого помещениях? И как давно это длится? Вы хоть понимаете, что взрыв котла здесь мог бы разнести половину только что восстановленного замка? Я уже не говорю о том, что подозреваю, где Вы доставали ингредиенты…

- Ваши подозрения неверны, сэр! – я смогла выйти из оцепенения. – Я приобретала их за собственные деньги в Хогсмиде и на Диагон-аллее. Так же, как и котлы, колбы, реторты и т.д. К тому же в Правилах школы нет пункта о том, где разрешено, а где запрещено варить зелья…

- МОЛЧАТЬ! – процедил директор. – Никому, кроме несносной зазнайки, не приходило ранее в голову заниматься тонкой наукой зельеварения в туалетах!!!

- Никому до меня и не отказывали в помощи в подготовке к экзаменам по Зельям только из-за того, что этого просит невыносимая гриффиндорская всезнайка! - со злостью и обидой ответила я. – Вы же сами вынудили меня. Я ведь не просила многого. Лишь направить меня, дать возможность работать и совершенствоваться.

- Я слишком благоговею перед Зельями, чтобы относиться к их изучению так беспечно, как Вы!

- Что Вы имеете в виду, сэр? – я была удивлена его странной репликой.

- Посмотрите на себя, Грэнджер, - профессор заставил меня подойти к зеркалу и взглянуть, - Вы уже тоньше тени! Когда в последний раз Вы нормально ели? На лице одни круги от недосыпа. При своей маниакальной погруженности в учебу и подготовке к ТРИТОНам по всем предметам Вы схватились еще и за углубленное изучение 2-х специальностей. Вы понимаете, что даже такими нагрузками загоняете себя? О какой третьей дисциплине для дополнительной подготовки может идти речь? Тем более, такой сложной и требующей внимания и концентрации, как Высшие Зелья!!! Вдумайтесь хотя бы: при таком перенапряжении Вы вообще можете лишиться как физических, так и магических сил.

В отражении я видела, как с каждой фразой зельевара мои глаза всё больше расширялись. «Он, что, беспокоится обо мне? О моем состоянии???» Тем временем, Снэйп продолжал:
- Я не собираюсь загонять Вас в гроб. И Вам не позволю! 150 баллов с Гриффиндора за самоуправство в помещениях Хогвартса. Как директор, я запрещаю Вам впредь пытаться организовывать подобные места для экспериментов где-либо на территории школы. Все ингредиенты и оборудование конфискуются вплоть до окончания Вами Хогвартса. И в качестве взыскания приказываю Вам минимум 1 раз в неделю приходить в Больничное Крыло на осмотр к мадам Помфри, которая при необходимости может назначить диспансеризацию. И только попробуйте ослушаться – вылетите из школы БЕЗ ДИПЛОМА И БЕЗ ТРИТОНов!

Я во все глаза смотрела на директора и содрогнулась от мысли, что действительно могу остаться без документа об образовании. Снэйп явно не шутил. И на меня навалилось бессилие. Я будто враз сломалась. Плечи поникли, руки опустились. Даже плакать не могла. Лишь обреченно сказала: «Слушаюсь, профессор!» и стала собирать книги и записи, чтоб навсегда покинуть свою импровизированную лабораторию.

- Учебники и пергаменты я тоже забираю, - холодно заметил зельевар, - чтоб у Вас не было соблазна читать их ночами под одеялом!

И тут меня прорвало - я развернулась к профессору, уставилась на него и начала кричать:
- Да хоть бы и так, директор! Как Вы не понимаете? Не Зелья, так что-нибудь ещё! Я найду, чем заполнить свою жизнь и каждую минуту своего времени!!! Только чтоб не осознавать ненужность! Неустроенность!! Одиночество... – из глаз полились слёзы. - Мне ведь даже поговорить не с кем. Раньше всегда были Гарри и Рон. Потом ещё и Джинни. Но Рон предал меня, Гарри и Джинни лишились моего доверия. И я не могу простить их, хоть и пыталась. Я рада, что у меня столько нагрузки, ведь она позволяет мне падать в кровать чуть ли не замертво и не терзать себя ощущениями, что привычный мир рухнул, что войны больше нет и во мне нет необходимости. Учеба и книги – мой единственный способ ощутить себя полноценной личностью…

Наверное, это был обычный нервный срыв: я даже не замечала, как по щекам льются реки слез, как дрожит голос. Лишь пыталась найти понимание в этих умных и завораживающих глазах. Я что-то ещё говорила о том, как мне больно; как страшно осознавать, что тебя в большинстве своем лишь используют, а потом выбрасывают из окружения за ненадобностью; как я боюсь остаться в полной изоляции, потому что все труднее схожусь с людьми – большинство настолько ограничены, что общение с ними не представляет никакого интереса. И вдруг в какой-то момент профессор сделал 2 шага и крепко обнял меня, прижимая голову к своему плечу. Он успокаивающе гладил меня по спине и повторял:
- Тише! Тише, мисс Грэнджер! Всё пройдет.

Я немного пришла в себя и замолчала, всё ещё всхлипывая.

Тогда он наклонился к моему уху и сказал:
- Я понимаю Вас, мисс Грэнджер. Очень хорошо понимаю. Многие вопросы, мучающие Вас, не чужды были и мне. И Вы правы во многих суждениях, но не правы в выводах: жизнь Ваша не кончена! Всё ещё будет. И друзья, если они настоящие, найдут способ показать Вам свое отношение и завоевать доверие вновь. И те, с кем будет интересно общаться, найдутся – особенно в университетской среде, уж поверьте мне! И одна Вы вряд ли останетесь. Если только все разом ослепнут и отупеют, не сумев понять, какая неординарная девушка находится рядом. Какие Ваши годы? Даже такой прожженный циник, как я, и то верю, что лучшее ещё впереди. Так что не спешите истязать организм!

Я совершенно успокоилась в этих крепких руках и внимательно слушала. Убедившись, что неуравновешенная гриффиндорка больше не плачет и не бьется в истерике, директор выпустил меня из объятий, отошел назад и продолжил:
- Раз уж Вы так уперлись в своем стремлении изучать Высшие Зелья, я пойду Вам на уступку. 2 раза в неделю – при условии, что мадам Помфри сочтет Ваше состояние здоровья удовлетворительным – Вы будете приходить в лабораторию, задавать вопросы, получать мои ответы и, возможно, варить какие-либо необычные составы.

Я не могла поверить своему счастью, но внезапная догадка ошарашила меня:
- Вы это делаете из жалости, да, профессор? Я, вероятно, вела себя недостойно…

- Не говорите глупостей, мисс Грэнджер, и не заставляйте меня пожалеть о собственном решении! – вспылил Снэйп, но, заметив мой потухший взгляд, добавил: - По-Вашему, я не могу протянуть руку помощи человеку, который этого достоин?

Он направился к двери, но, прежде чем выйти, сухо сказал:
- Всё отсюда в лабораторию перенесут эльфы. Вы же отправляетесь сейчас в Больничное Крыло. Если колдомедик не упадет в обморок от того, до какого истощения Вы себя довели, я жду Вас в ближайший четверг.

С этими словами он вышел, а я все смотрела на дверь неверящим взглядом…

Она шла по коридорам госпиталя в задумчивости. Может быть, все её воспоминания сейчас – лишь попытка подогнать факты под имеющуюся теорию? Может, она всё притягивает за уши? Или просто различные наблюдения наконец начали срастаться в общую картинку? Дойдя до одной из палат, Гермиона не решилась войти – лишь присела на скамеечку рядом с дверью. Предавшись воспоминаниям, она не пыталась разобраться в своих собственных чувствах и осмыслить произошедшее несколько часов назад. Самое время сделать это сейчас, пока бесшабашная гриффиндорка не наломала дров и не осложнила жизнь себе и ему.

Сейчас уже можно было с уверенностью утверждать, что та моя истерика стала переломным моментом в наших с профессором отношениях: до неё мы всегда были лишь преподавателем и ученицей, после – товарищами по одиночеству, людьми, увлеченными наукой, собеседниками, дорожащими общением друг с другом, и, наверное, почти друзьями. Почти, потому что за 3,5 года, прошедшие с этого момента, так и не перешли на «ты», не говорили откровенно, как ожидаем каждую новую встречу, не разводили панибратства и сентиментальности.

Я, конечно, сдала все ТРИТОНы на наивысшие за последние 50 лет баллы, поступила, как и хотела, на 3 факультета магического университета в Оксфорде и училась, как одержимая. Со временем простила и друзей, стала видеться с ними, но чем-то незыблемым и само собой сложившимся стало регулярное общение с суровым зельеваром. Мы писали друг другу каждую неделю. Обменивались научными идеями, обсуждали новые публикации, делились новостями. А каждое третье воскресенье месяца обязательно виделись лично - сначала реализовывали совместный проект и варили новый вариант заживляющего бальзама, применение которого могло бы навсегда избавить магов от застарелых шрамов, потом настолько привыкли к этим встречам, что не хотели прерывать традицию. И вот 3 дня назад у нас даже был маленький праздник – через полгода после присвоения степеней Мастера Трансфигурации и Мастера Чар я, наконец, получила степень Мастера Зелий. Это знаменательное событие мне хотелось отметить с самыми близкими – родителями и моим профессором – человеком, который помогал, вдохновлял, был примером.

Я немного волновалась, не произведет ли директор на маму с папой отталкивающего впечатления, ведь он был язвителен, далеко не дружелюбен и часто непримирим в оценках. Однако наш ужин в маггловском ресторане в одном из районов Лондона прошел просто на удивление прекрасно. Профессор был необычайно вежлив и, я бы даже сказала, галантен, чем поразил меня несказанно. Они с отцом нашли общий язык, подтрунивая над нами с мамой. Но без злобы. И я давно так не смеялась, как над шутками этих столь разных, но дорогих мне мужчин.

После мы решили доехать до дома на такси, а профессор Снэйп вызвался нас проводить – заодно в кои-то веки прокатиться по городу, а не перемещаться по каминной сети или аппарировать. Мы с родителями сели на заднее сидение, директор – рядом с водителем, и продолжали непринужденную беседу, когда услышали страшный визг тормозов. Я сидела сразу за профессором, и мы, как по команде, повернули головы налево, но было поздно – в наше такси влетала машина, несущаяся на красный свет. Основной удар пришелся на ту часть автомобиля, где сидел профессор, но и мне немного досталось. Ощутив резкую боль в зажатой покореженным кузовом ноге, я потеряла сознание.

Как рассказывали потом полицейские, нам ещё очень повезло, что эта скромная машина такси была оборудована 8 подушками безопасности. Это помогло водителю и моим родителям отделаться легким испугом, мне – обойтись лишь переломом ноги и сотрясением мозга, а не черепно-мозговой травмой, а профессору – просто спасти жизнь.

Я была без сознания несколько часов, а, когда очнулась, увидела возле своей кровати молящихся маму и папу. Судя по обстановке, мы явно находились в обычной больнице. Это означало, что ни я, ни профессор не могли вызвать магическую помощь.

- Что с профессором, мама? – настороженно спросила я.

- Он без сознания. Врачи боятся даже делать какие-либо операции, потому что у него много гематом, давящих на разные участки мозга, - серьезно сообщил мне отец, обнимая тихо плачущую маму.

- Мне нужно переправить его в наш госпиталь – там легко справятся с такими травмами, - несмотря на скребущее в душе беспокойство, я старалась рассуждать здраво. – Где моя одежда? Там должна быть палочка.

Отец протянул мне 2 палочки – мою и Снэйпа. На мой вопросительный взгляд он заметил:
- Врачи чуть не выбросили её, как ненужную щепку. Я решил, что у нас надежней сохранится.

- Спасибо, пап.

Не теряя времени даром, я отправила патронуса с сообщением для Гарри и просьбой, как можно скорее, забрать нас в госпиталь Св. Мунго. Гарри и Джордж примчались уже минут через 15. Пока Джордж насылал легкий «Обливиэйт» и «Конфундус» на медперсонал, Гарри с помощью аврорского портала перенес в госпиталь сначала профессора, а затем и меня.

Просканировав диагностирующими заклинаниями Снэйпа, колдомедики засуетились и после наложения нескольких малознакомых мне заклятий влили в профессора около 10 разных зелий. Потом продиагностировали его ещё раз. Убедившись, что из комы зельевар перешел в состояние лечебного сна, принялись за меня. Кость срастили, наложили несколько заживляющих и посоветовали не применять никаких сильных чар в ближайшие 2 недели. Меня отпустили домой, но я не могла бросить директора здесь одного.

Практически сутки я просидела рядом с кроватью спящего Снэйпа, но он всё никак не приходил в сознание. Врачи говорили, что так и должно быть, но я всё равно беспокоилась. Ненадолго покинуть свой пост меня заставили только родители, которых провел в магическую больницу Гарри. Я трансфигурировала один из стульев в еще одну кровать и легла прямо тут – не хотела покидать профессора, пока не станет окончательно понятно, что он пришел в себя.

Проспав более 12 часов, я вновь села рядом с директором. Его состояние было без изменений, и это пугало.

- Только не умирайте, профессор! – прошептала я. – Кто же ещё будет меня поддерживать и не позволять скатываться в депрессию? Вы мне очень нужны! Пожалуйста, не умирайте!

По моей щеке скатилась слезинка и упала на тыльную сторону ладони зельевара. И вдруг словно волна прокатилась по телу директора. Он слабо застонал и начал метаться на больничной койке, что-то нечленораздельно бормоча. Я бросилась прочь из палаты и уже через минуту притащила колдомедика. Профессор был так же беспокоен. После проверки всех жизненно важных показателей целитель уверил меня, что мозг слизеринца начинает нормально функционировать. Ещё сутки лечебного сна, и Снэйп будет в полном порядке. А пока следует просто ждать. И я ждала – на этот раз уснула сидя. Проснулась же под утро от того, что Снэйп стал бредить громче и отчетливей:
- Милая моя, нет… только не бросай меня… Только не сейчас… Ты так нужна мне. Нет! НЕТ!!! Не уходи. Не забирайте её!!! Не бросай… Не уходи…

«Надо же, столько лет прошло, - подумала я, - а он всё так же не может смириться с уходом матери Гарри… Того и гляди по имени её начнет звать… И почему так любят кого-то, а меня – нет?!? Лили, Лили! Чем же ты была так хороша, что всю жизнь этот сложный человек не может забыть тебя???» Эти мысли почему-то расстроили меня.

- Девочка моя! Не оставляй меня. Я больше не могу без тебя. Я… я же люблю тебя… Слышишь? Люблю! – почти кричал профессор.

Лицо его было совсем бледным, на лбу выступила испарина. Пытаясь хоть немного успокоить, я взяла мечущегося в бреду директора за руку. Он стал дышать ровнее, но говорить не прекратил:
- Любимая! Какая ты красивая!... Только спасите её! Она должна жить! Должна!!... Люблю тебя… Люблю… моя… моя…

«Лили…», - подумала я.

- Гермиона, - прошептал Снэйп. – Девочка моя, любимая…

И вот тут я вполне могла бы упасть в обморок. Шок и понимание услышанного нагрянули одновременно.

- Этого не может быть! А как же Лили? – вслух высказала я то, что первым пришло в голову.

Но профессор вел диалог не со мной, а с кем-то призрачным:
- Не забирайте ее… нет… я не отдам… так глупо… глупо… теперь нет войны… я не отдам. Только не мою девочку. Не мою Гермиону. Нет!!

- Я никуда не уйду! Всё в порядке. Мы в Св. Мунго. Вы скоро поправитесь, - пыталась я достучаться до Снэйпа.

- Родная моя… светлая… жизнь моя… только живи! Живи… люблю… Гермиона…

Поддавшись какому-то порыву, я поднесла его ладонь к губам и поцеловала:
- Никуда я от тебя не денусь…

Ещё несколько часов я так и просидела возле директора, пока он вновь не впал в глубокий сон – без бреда. Я была ошарашена его словами. Требовалось срочно привести мысли в порядок. Хорошо, что вскоре пришла мама. Я оставила её с профессором, а сама отправилась на прогулку.

Гермиона ещё несколько секунд провела перед дверью палаты, словно раздумывая, заходить ли… Потом резко поднялась и вошла. Мама спала на свободной койке. Зельевар выглядел лучше: больше не метался, не бредил, лицо перестало сливаться с подушкой. Глаза его были прикрыты. Дыхание было ровным. Гриффиндорка села на стул, взяла кисть Снэйпа обеими руками и поднесла к губам.

- Неужели Вы серьезно, профессор? – с этими словами она поцеловала тонкое запястье. – Когда же это началось? Как я не заметила? – Поцелуй в раскрытую ладонь. – А ведь я порой даже завидовала матери Гарри, что у неё был шанс на счастье с Вами…

Девушка прижала ладонь зельевара к щеке и подняла взгляд к его лицу. Северус Снэйп внимательно смотрел на неё. Гермиона улыбнулась и потерлась щекой о его руку.

- Ты мне снишься! – наконец сформулировал для себя приемлемую мысль директор Хогвартса и провел по прижавшейся к ладони щеке. – Как хорошо! Родная моя…

Взгляд его излучал столько света и нежности, что какие-либо вопросы или уточнения были уже не нужны.

- Не хочу Вас расстраивать, профессор, - чуть насмешливо произнесла гриффиндорка, - но это не сон. Чуть более 3-х дней назад в такси, в котором мы ехали, врезалась другая машина. У Вас были самые серьезные повреждения. Поэтому мы в госпитале Св. Мунго. Со всеми остальными всё в порядке.

Снэйп весь подобрался и попытался освободить руку из цепкой хватки Гермионы. Но она не позволила ему этого сделать.

- Гриффиндор – это диагноз, и я не буду ходить вокруг да около! – серьезно сказала Грэнджер. – Вы бредили и просили не забирать у Вас любимую. Я, признаться, была ошарашена, осознав, что речь не о Лили Эванс… Но, вспоминая последние 4 с лишним года, осознаю, что должна была бы заметить и раньше…

- Думаю, нам давно пора перейти на «ты», Гермиона. Зови меня Северус, - несмотря на спокойствие тона, Снэйп был натянут как струна: он и боялся, и жаждал этого разговора. – Что же ты должна была заметить раньше?

- Как сильна любовь твоя и…

- Гермиона! Поверь мне, я не хотел и не хочу навязывать тебе какие-либо отношения, которые тебе не угодны. Именно поэтому я старался вести себя максимально корректно и даже намеком не вызвать в тебе ощущение обязанности ответить взаимностью или что-то в этом роде. Я намного старше тебя, имею скверный характер и ещё худшую репутацию. И не желал бы испортить тебе жизнь и перспективы. Ты можешь по-прежнему воспринимать меня просто как наставника, помощника, друга и ни в коем случае не щадить моих чувств, какими бы сильными они ни были…

- Может быть, всё-таки дашь мне договорить? – гриффиндорка озорно посмотрела на своего профессора. – Я молода, порывиста, безрассудна, люблю покомандовать, читаю даже за столом, хочу заниматься не только семьей, но и карьерой и т.д. и т.п. И я никогда бы не попыталась построить счастье с тем, кто мне не нужен. – Она вновь поцеловала прижатую к щеке ладошку. – Я действительно должна была давно заметить, как мне нужна любовь твоя… Ты нужен мне, Северус!

Северус Снэйп ничего не ответил Гермионе Грэнджер лишь притянул её к себе и целовал-целовал-целовал.

Обнимая плечи, не считая встречи,
Я шутя смеялась – зря.
Я не понимала, я тогда не знала,
Как нужна любовь твоя.