Все, что вас не убивает, обязательно попытается сделать это еще разВсем известно, что вечеринка в поместье проходит гораздо веселее, если поместье не ваше. Исходя из этого, бальная зала Малфой-мэнора должна была бы светиться от количества радостных улыбок, приходившихся на один квадратный метр натертого паркета, но… в пределах видимости наблюдалось только одно довольное лицо. Причем не только на бальный зал, а на все поместье. И принадлежало это лицо неизвестной ведьме-модели, рекламирующей новый лак для ногтей (цвет «Карибский закат», стойкость — один месяц) со страниц завалившегося за горшок с кусачей геранью журнала «Ведьмополитен», до которого никому не было никакого дела.
С точки зрения оформления к помещению не было никаких претензий. Все было на уровне. Эльфы дома Малфоев не ударили в грязь лицом. У них вообще не было принято в порядке самонаказания обо что-нибудь ударяться. Исключение составлял разве что Добби, но его можно не считать, потому что он, наоборот, только и делал, что ударялся, забывая о своих основных обязанностях.
Десятки магических светильников отражались в до блеска отполированных зеркалах. Перевитые изумрудными и серебристыми лентами цветочные гирлянды украшали стены по-над потолком. Музыканты играли подходящие к случаю мелодии с балкона, по первоначальному проекту предусмотрительно расположенного так, чтобы пущенные разгулявшимися гостями заклинания, в том числе и запретки, причинили находящимся там как можно меньше ущерба. Шведский стол, помимо фамильного серебра и фарфора, ломился от количества представленных блюд и напитков. Меню утверждалось лично именинницей. Ходили слухи, что ею же была изменена и традиционная рецептура. Слухи эти, разумеется, ничем не подтверждались, но по их вине некоторые блюда, например, заливные языки и жареные мозги, так и остались нетронутыми.
К тому моменту, когда в зал вышла виновница торжества, гостей в него набилось… Мама, не горюй! Помимо тех, кому, стараниями Лорда, следовало присутствовать там обязательно, то есть «Избранных», подтянулись остальные ошивающиеся в Малфой-мэноре, даже не подозревающие, что все они теперь состоят в оппозиционной первым партии «Счастливчиков». Ну и, конечно, отфильтрованные временем и характером именинницы родственники. Куда ж без них? Разумеется, все они тут же ломанулись… подальше от именинницы, на что она совершенно не обратила внимания. Как и даже краем глаза не посмотрела в угол, куда один из домовых эльфов Малфоя складировал присланные и принесенные подарки, все, как один, завернутые в очаровательную упаковочную бумагу — кроваво-красненькую, с узором из миленьких черненьких черепушек. Высокомерный и решительный взгляд Бэллы был прикован к шеренге из чертовой дюжины облаченных в парадные мантии сослуживцев, стоящей отдельно от всех остальных. Каждый из них, как того требовало условие, поставленное Темным Лордом, держал в руке подарок, призванный сделать его подносящего победителем в номинации «Семь дней счастья».
Один лишь взгляд в сторону участников позволял сделать вывод, что все они уже выиграли. В равной степени, как и проиграли. Все-таки не зря суровый шеф уделял столько времени дрессир… формированию у своих подчиненных определенного образа мысли. Его усилия не пропали даром. По крайней мере, вышеозначенные тринадцать своим похвальным единодушием иллюстрировали это, как ничто другое. Каждый из них держал в руках (перед собой, точно распятие, призванное защищать магла от нечисти) букет цветов (черные розы, «разбавленные» ветками чертополоха). При виде той, кому предназначались подношения, «Избранные» синхронно вздрогнули и спрятались за букетами.
— Опаньки! И это все мне? — радостно, что было совсем на нее не похоже, проговорила Беллатриса. — Оптом заказывали? Или это индивидуальный буйный полет фантазии в количестве тринадцати штук?
«Избранные», в глубине души ожидавшие совсем иной реакции от госпожи Лестрейндж, так же синхронно выглянули из-за букетов и пожали плечами.
— Ребятки! Вы в свободное время в кордебалете не подрабатываете? Гранд бэтманы там всякие, плюе, антраша? — хихикнула леди-именинница. — Такая невероятная сплоченность… Праздник же! Можно расслабиться. Несите всю эту «фуэту» в подарочный угол и веселитесь.
По-прежнему разом вздохнув со странной смесью облегчения с недоумением и напряженностью, тринадцать лордовских упиванцев послушно (и, конечно же, синхронно) повернулись и (с левой ноги, вытягивая носок) направились в указанном направлении. Особенно старался последний, потому что цепкий взгляд именинницы вдруг сосредоточился на нем и загорелся подозрительным интересом.
— А вас, Кэрроу, я попрошу остаться, — прозвучало в напряженную спину… и, как говорилось в любимом пожирателями смерти юмористическом магловском — фу, фу, фу! — романе «Десять негритят», букетов осталось двенадцать. — И следовать за мной… Дама хочет прогуляться.
Наверное, если бы люди заранее знали, что «Титаник» утонет, «Челленджер» взорвется, а Кеннеди застрелят, у них бы все равно не получилось смотреть им вслед с такими обреченно-печальными лицами, с какими двенадцать оставшихся проводили направляющуюся прочь из зала Беллатрису и с удрученным видом бредущего за ней Амикуса. После чего все присутствующие облегченно вздохнули и начали отмечать. Что он сейчас отмечал, каждый решал для себя сам.
У каждой шмотки есть изнанка, у каждой монеты — оборотная сторона, у каждого парка — место, облюбованное «темными личностями». Было такое место и в парке при Малфой-мэноре. А если учесть, что других личностей, кроме темных, в нем не водилось, означенное место обходили стороной даже самые безбашенные отморозки из числа волдемортовских сторонников. Особого повода у них для этого не было, но традиция есть традиция: должно быть место, которого все боятся. Конечно, кто-то может спросить: зачем разбрасываться, когда есть такой замечательный Темный Лорд? А затем, что на Лорде таких мест было слишком много, хотелось конкретики.
Мысль о том, что дама «гуляет» выбранного кавалера в не очень-то подходящую сторону, промелькнула у Амикуса после первого же поворота — от крыльца дома налево, а не направо. Но поскольку надежда — та еще зараза, до самого последнего поворота Кэрроу полагал, что Бэлла все-таки ведет его не
туда.
— Туда-туда! — вдруг интимно, с придыханием выдохнул Амикусу в ухо знакомый голос, и улыбающаяся Лестрейндж, будто почувствовав его не до конца оформившееся намерение рвануть обратно, мертвой хваткой вцепилась ему в предплечье.
Тут голову Амикуса Кэрроу с дружественным визитом вновь посетила мысль. Та же, что и в бальном зале. Беллатриса вдруг опять показалась как-то странно непохожей на себя саму. Вроде бы такая же растрепанная, с безумным взглядом, в простой черной мантии, которую она не очень-то жаловала, и все же надевала на культурно-массовые корпоративные мероприятия… Но без своей кривой волшебной палочки и взявшая его под руку? Обычно она истерично визжала и размахивала руками, едва расстояние между ними сокращалось футов до трех, и сыпала при этом ругательствами такой этажности, что «мурло чешуйчатокрылое» воспринималось, как комплимент.
— Хм, — глубокомысленно изрек Амикус странно-осипшим голосом. — Странная ты сегодня какая-то… Тихая…
— Ну, так разве кто-то планирует убийство громко? — раздалось в ответ.
— То есть ты прямо сейчас планируешь кого-то убить? — у Амикуса немного отлегло от сердца. До этого он встречался с Бэллой только на стадии осуществления боевых и карательных акций. Кто его знает? Вдруг на стадии планирования она именно такая?
— Я всегда планирую
кого-то убить, — откликнулась Лестрейндж. — Это любовь приходит и уходит… Желание убить — оно со мною на всю жизнь! И оно требует жертв! — тут Беллатрис окинула Кэрроу
таким взглядом, что он снова заволновался. — А знаешь, что не дает мне покоя? Если заколоть человека сосулькой, то никто не найдет орудия убийства, потому что оно растает.
— А ведь точно… — Амикус неожиданно для самого себя восхитился изобретательностью коллеги. — Только нам-то с этого какой толк? Разве нам не пофиг, найдут потом орудие убийства или нет?
— Пофиг! — на удивление покладисто согласилась Бэлла. — Да и все равно сосульки у меня под рукой сейчас нет. Придется по старинке…
Тут Беллатрис резко отпихнула Амикуса в сторону и выхватила из кармана мантии волшебную палочку.
— Палочка Алекто? — еще успел удивиться Амикус, а потом прозвучало:
— Унинкарцеро!
И горло упивающегося стянуло веревочной петлей.
От изумления глаза Амикуса буквально вылезли из орбит, а лицо от возмущения приобрело багровый оттенок. Хотя, очень может быть, дело было и в немилосердно затягивающейся удавке. Как бы то ни было, но у Кэрроу появилось несколько вопросов к спутнице, которые он решил задать. Пока еще не стало слишком поздно. Из последних сил Амикус достал свою палочку и прохрипел:
— Резидо…
Режущее заклинание не подвело. Обрывки веревки упали к ногам мужчины. Свободная рука сразу же машинально схватилась за горло, а ноги подломились в коленях. Пришлось прислониться спиной к росшему неподалеку дереву.
— С ума сошла! Ты пыталась меня задушить?! — выдавил упиванец так громко, как мог.
— Вот такая я душечка! — глупо хихикнула именинница и, не давая противнику опомниться, пульнула следующим заклинанием. — Оппугно!
И в сторону Кэрроу полетел причудливый гибрид дисковой пилы с бумерангом. Если бы в этот момент силы мгновенно не покинули бы Амикуса, он сделал бы то, что обычно делают мужчины, оставаясь с женщиной наедине — потерял голову. В прямом смысле слова. А так он всего-то лишился части волос с верхней части головы. Учитывая, что волосы к тому моменту стояли дыбом, получилась прикольная вариация некогда популярной модельной стрижки «Площадка».
Чем руководствовался подвергшийся нападению, совершая ответный ход, вряд ли было понятно даже ему самому. Он мог произнести любое заклинание, включая запретное, но он предпочел, вяло отмахнувшись, произнести:
— Спутум!
И в Беллатрису полетел… смачный плевок.
— Ах, ты ж, мурло чешуйчатокрылое! — почти ласково отреагировала на внезапную меткость жертвы Бэлла и ответила. — Диффиндо Антем!
С негромким треском палочка Амикуса превратилась в щепки. И одновременно с этим он будто бы прозрел. А, прозрев, осознал, что без палочки его и без того нулевые шансы стремительно приобретают отрицательное значение. Открывшееся второе дыхание, прихватив до кучи третье и четвертое, придало Кэрроу сил в борьбе за жизнь. Резво подскочив, аки квиддичный квофл, и прихватив попутно первое, подвернувшееся под руку оружие, оказавшееся, ни много ни мало, увесистым обломком дубовой ветки, упиванец пошел в атаку. Атака заключалась в том, что под аккомпанемент надсадного «и-и-и-ха!» ОДД (читай: обыкновенная дубовая дубина) была использована в качестве бейсбольной биты, посылающей мяч за пределы поля. В роли мяча, естественно, выступила голова Беллатрисы Лестрейндж, которая, конечно, ожидала, что жертва будет сопротивляться, но все же не думала, что
так — по-магловски, по-бейсбольски. Естественно, Бэлла не обрадовалась такому положению вещей. Пожалуй, в другое время подобному «омагливанию» возмутился бы и Амикус, но сейчас ему было все равно. Увидев, что если не сама голова, то сознание Беллатрисы усвистело в дальние дали, Кэрроу решил не расслабляться и воспользоваться моментом, а потому покрепче вцепился в дубину…
И побежал…
