Глава 58Все-таки затеяла макси по временам мародеров) Читайте)
-------------------------------------------------------
***
Немного Нотта для furry)
Где-то возле Большого Зала его плечо вдруг сжимает железная хватка Нотта:
- Поговорить надо.
Малфой раздраженно дергает плечом, высвобождаясь, но все-таки идет следом, машинально приглаживая и без того идеально уложенные волосы:
- И о чем будем разговаривать?
Тео ощутимо коробит фатоватый тон однокурсника, но отступать он не намерен:
- О Пэнси. Оставь ее в покое, Драко.
- Я – оставь?! Да это она мне проходу не дает!
- Она в тебя влюблена, а ты ее поощряешь. Держишь на привязи на всякий случай, как собачонку, - безжалостно бросает Нотт.
- А она и довольна, Тео… Или ты и сам до нее охотник? Ну еще бы, такие формы…
- Она мой друг, Малфой. Хотя, конечно, ты вряд ли понимаешь, что это значит.
- Друг, значит? – хмыкает тот. – Впервые вижу, чтобы друзей выбирали по размеру груди…
Нотт, вместо того чтобы выйти из себя, все так же холодно подводит итог:
- Ты меня понял. Жду результата, Малфой.
Учебный год заканчивается через пару недель, а на шестом курсе интерес Драко к девушкам сводится к нулю. У него и без того достаточно проблем.
***
Для Анилы и La gatta))) Не совсем то, что просили, но хоть что-то...
Гарри ежится от сквозняка, гуляющего по старому дому:
- Я закрою окно?
Сириус кивает, перебирая желтые листки, найденные в каком-то ящике стола:
- Конечно… Господи, я и забыл, какой почерк был у Сохатого. Хочешь посмотреть? Тут наша старая переписка на уроках.
Мальчик тянется было к пергаментам, но вдруг качает головой:
- Потом… Знаешь, мне так много рассказывают про отца, и никогда – про маму. Что она была за человек?
Сириус прокашливается, отбрасывает волосы со лба:
- Мы… не очень-то ладили до седьмого курса, ты и сам знаешь… Хотя всякое бывало. Курсе на четвертом мы подарили ей игрушечный парусник на день рождения, и после этого она почти полгода нас вполне терпела. Вообще она обижалась редко, но надолго, так что Джеймс вечно ходил в ее черном списке. Не знаю даже, как ему удалось ее переубедить.
Блэк мечтательно улыбается, погружаясь в воспоминания:
- Курсе на пятом мне и самому казалось, что я в нее влюблен: такая солнечная, такая порывистая… Мерлин, да Лил готова была защищать любую букашку; она все вылавливала из озера тонувших мух и пчел… И она единственная умела вправлять нам с Сохатым мозги. Даже у Лунатика это не так хорошо выходило.
Он замолкает, а когда заговаривает снова, в его голосе звучит совершенно не-блэковская нежность:
- С тех пор как они с Джимом стали встречаться, Лил каждый год вязала нам четверым по паре варежек. И каждый раз, когда мы собирались вместе, пекла пирог с картошкой. Римус все порывался помочь ей, и в итоге мы все усаживались за чистку, а Лили смеялась: дескать, тоже мне помощники… Знаешь, - голос у Сириуса холодеет, становится безжизненным, - я еще могу понять, за что мог Питер ненавидеть Сохатого, да и меня тоже… Но Лили?! Мерлин, она же никому никогда не сделала ничего плохого… И тот ублюдок, который раскопал для Лорда пророчество, - не сам же тот его услышал?!
Дверь распахивается, как от пинка, и на пороге вырастает еще более бледный, чем обычно, Снейп:
- Блэк, черт бы тебя побрал, ты вообще намерен спуститься вниз? С какой стати я должен работать Патронусом Молли Уизли?
- Придержи язык, Снейп, ты пока что в моем доме, и я легко могу тебя отсюда вышвырнуть.
- Если я не ошибаюсь, Блэк, дом предоставлен Ордену, членом которого я являюсь. Деятельным членом, в отличие от некоторых!
- С каких это пор ты интересуешься моей деятельностью? Или не ты, а твой хозяин, а, Нюниус?
Снейп отшатывается, как от удара, но отвечает все так же спокойно:
- Может быть, Блэк, у тебя проблемы с памятью после Азкабана, но на данный момент я на стороне Дамблдора… Ты не о нем говоришь?
- Твое «на данный момент» отнюдь не успокаивает, Снейп… Кто возьмется утверждать, где ты будешь завтра?
- Зато я уверен, что ты и завтра будешь сидеть в этом доме как привязанный, Блэк!
Они смеривают друг друга равно взбешенными взглядами и все-таки спускаются вниз, напрочь забыв о Гарри.
Тот забирается в кресло с ногами и, улыбаясь, погружается в чтение старых записок.
