Глава 6Для Гарри это лето тянулось невыносимо медленно: казалось бы, уже должно наступить Рождество, а прошла всего неделя каникул.
Минуты ползли, словно улитки; дождаться следующего часа казалось нереальным.
Каждый вечер, ложась спать, Гарри зачеркивал прожитый день в настенном календаре.
Каждое утро, встав с постели, Гарри считал, сколько дней осталось до семнадцатилетия.
После дня рождения он будет избавлен от общества Дурслей на всю оставшуюся жизнь, одно лишь это – уже волшебный сон!
Но гораздо важнее, что после дня рождения для него начнется совсем другая жизнь, настоящая жизнь, полная действия и свободы.
Да, перед ним стоят трудные задачи: где искать те крестражи, о существовании которых он уже знает? А как найти те, про которые он не знает ничего?
А если он их найдет – хотя, нет, не если, а когда – как он будет их уничтожать? Дамблдор в битве с кольцом-крестражем потерял руку, а ведь Дамблдор был Великим волшебником. Что может противопоставить мощи заклятий Волан-де-Морта юный недоучка?
Но Судьба распорядилась так, что для Гарри не было другого пути, кроме этого – долгого одинокого странствия в тумане догадок, ведущего к конечной цели – встрече с врагом один на один.
Решение не возвращаться в Хогвартс - было ли оно правильным?
Мысли об этом мучили Гарри во сне и наяву: он слишком хорошо понимал, что пока знает не так уж много. Кроме того, его просто тянуло домой, ведь Хогвартс и был его домом.
А пока жизнь была муторна и тягостна.
Каждое утро после завтрака (четвертинка грейпфрута без сахара: борьба за талию Дадли была в самом разгаре) и нотации дядюшки Вернона (о дармоедах, имеющих совершенно неприличный аппетит), Гарри шел заниматься облагораживающим трудом.
Стрижка газона, удобрение клумб и прополка палисадника были его прямой обязанностью. Сжав зубы, он возил тяжелые тачки с навозом для роз тети Петуньи, вскапывал грядки на заднем дворе и драил тротуар перед домом номер четыре.
Тротуар полагалось мыть с шампунем, дававшим обильную пену и проедавшим дыры в старых Дадлиных штанах.
После обеда (крылышко цыпленка, цветная капуста и тертая морковь) Гарри отпускали на все четыре стороны, и тогда время останавливалось совсем.
Он успевал получить письма от Рона и Гермионы (к их чести надо сказать – писали они каждый день), отправить ответы, прочитать «Ежедневный пророк » от корки до корки, обсудить с Буклей все новости и потом еще помучить « Историю Хогвартса », которую подсунула ему Гермиона, - а вечер все не наступал.
Новости в «Пророке» были одного и того же толка - о том, что там-то и там-то видели кого-то из приспешников Сами-Знаете-Кого, описывались их приметы и инкриминируемые им преступления.
Изредка печатались письма простых волшебников из разных частей страны о том, как сегодня утром мимо их дома проходил сам Тот-Кого-Нельзя-Называть, в некоторых случаях, во-главе марширующего отряда Пожирателей.
Кроме этого, конечно, печатали объявления о смертях (которых было удручающе много), рождениях и свадьбах.
В числе последних Гарри нашел такое уведомление:
« Мистер и миссис Уизли
с гордостью и большим удовольствием имеют честь сообщить Волшебному Сообществу Соединенного Королевства
о бракосочетании их сына Уильяма с мадемуазель Флер Делакур (Франция).
Свадьба состоится 1-го августа в Норе».
И хотя обстоятельства не располагали к веселью, Гарри прыснул со смеху, представляя себе лицо Джинни, когда она читает о «большом удовольствии» миссис Уизли.
В доме номер четыре на Тисовой улице все шло своим чередом, но некоторые изменения были налицо.
Например, дядя Вернон уже не орал на прилетающих сов, а просто прикрывал глазки, словно как раз в этот миг глубоко задумался, а затем продолжал свои занятия, как ни в чем не бывало.
Тетя Петунья имела вид еще более бледный, чем всегда.
Она часто оглядывалась, словно боялась, что за спиной кто-то стоит, и вздрагивала от любого резкого звука, будь то сигнал таймера, хлопанье дверцы холодильника или скрип ступенек на лестнице.
Худеющий Дадли, хотя и перебивался втихаря пивом и чипсами в компании своих дружков, все-таки не упускал случая сорвать на Гарри злость, присущую всем людям, сидящим на диете.
В чем-то его понять было можно – только в рекламе веселые люди худеют с удовольствием. На самом же деле любой организм напрочь отказывается расставаться с калориями, накопленными им за всю жизнь непосильным трудом.
"Куда, куда?!" - кричит организм, чувствуя, как все эти годами копленные, ночами бессонными (потому что спит только мозг, а организм продолжает трудиться) взрощенные, с трудом по теплым уютным местечкам распиханные килоДжоули предательски вырываются из его недр.
"А ну назад сейчас же!!! Нельзя организму без запаса, а то вдруг наступит голодный год – куда тогда идти, у кого просить?
Вон, как в прошлый раз, когда три дня на одной, буквально, морковке; кошмар и тихий ужас!
Не-ет, всё в дом, всё в дом!
А нервной системе - депрессию, чтобы впредь неповадно было!
А то ишь ты - центральная!
Не одна ты у нас нервная."
Короче говоря, к человеку, сидящему на диете, рекомендуется относиться как к волкодаву на то-оненькой веревочке - уважительно и с опаской: он всегда может на вас кинуться.
Кидаться на Гарри Дадли было строго запрещено любящими родителями – мало ли что может случиться.
Гарри-то, может, и не уйдет безнаказанным, у волшебников с этим строго, но Дадли, скорее всего, придется доживать свой век в спичечном коробке.
Или опять делать операцию по удалению свиного хвостика.
Как послушный сын, в присутствии родителей Дадли держался от кузена на расстоянии. Но никогда не упускал случая сострить, в своей, разумеется, манере:
_- О, Поттер, неплохо получается! - Гарри как раз укладывал мешки в мусорный контейнер - Видимо, чему-то в вашей школе все-таки учат, гы-гы!
Не то чтобы Гарри сильно задевали эти жалкие претензии на остроумие, просто чем меньше времени оставалось до освобождения, тем труднее было сдерживать естественное, можно сказать, физиологическое желание настучать родственничку по шее.
Однообразное существование было нарушено во вторник на третьей неделе пребывания на Тисовой улице: ночью Гарри проснулся от боли в шраме.
Лежа в темноте с прижатой ко лбу рукой, Гарри пытался вспомнить, что же ему снилось. Кажется, он полз в какой-то норе, кругом были мокрые стены, и где-то капала вода… нет, не вспомнить.
В следующий раз шрам заболел днем, когда Гарри лениво пинал мячик на детской площадке.
Вместе с болью он чувствовал раздражение, волнами накатывающее на него; ощущение было слабым, почти на пределе уловимого.
До дня рождения оставалось двое суток, когда прилетела большая сипуха из Министерства с письмом, в котором говорилось:
« Дорогой Гарри!
Министерство дало согласие на твое присутствие на свадьбе Билла.
Будь готов к вечеру пятницы, мы приедем забрать тебя в пять часов.
Артур Уизли»
