СправедливостьОбычно общение с Северусом меньше всего заставляет думать об уюте. Это почти то же самое, что ходить по скользкому льду: одно мгновение, – и ты уже бьешься о твердую, холодную поверхность, причем бьешься преимущественно лицом.
Например, многих седых волос мне стоило посещение Снейпом кухни.
- Мерлин, и я из этого пил? – восклицает он, проводя пальцем по блестящей внутренней поверхности чашки. – И у тебя нет термометров для котла. Как ты определяешь температуру?
- Я ее определяю наощупь. Вот так, – отвечаю я, растирая немного шоколадной пасты из котла на тыльной стороне руки.
Он фыркает, но в этом фырканьи мне чудится что-то уважительное. Что, впрочем, не мешает ему впоследствии подвергнуть критике по очереди ассортимент кастрюль и котлов, материал, из которого они сделаны, однородность массы, которая плавится в них… На этом я не выдерживаю и выпроваживаю его из кухни. Кажется, с помощью физической силы, а не волшебства. Но кто может сказать наверняка?
Однако иногда с ним может быть почти уютно.
Мы бывали в одних и тех же городах, так что можно даже не рассказывать друг другу об узких крутых улочках, о запахе жарящихся каштанов или варящегося кофе, о том, какие все города разные и какие одинаковые в них люди – с их стертыми, бесцветными лицами…
- Будапешт, – говорю я.
- Краков, – качает он головой.
Но сложнее для меня разговоры такие, как этот.
– Давай хотя бы купим тебе палочку. Я бы сам учил тебя. Я знаю, что ты будешь отличной ученицей. В тебе есть любопытство, но нет ощущения границ, которые в нас вбиты с детства. Поэтому ты можешь продвинуться очень быстро … и очень далеко…
– Я подумаю.
– Это же новый опыт. Воспринимай это так.
– Я же сказала, Северус, что подумаю. Не надо на меня давить.
– Порту, – говорю я.
– Марокко, – поднимает он бровь.
– Корица.
– Лучше имбирь.
Кориандр. Ваниль. Мускатный орех. Лавровый лист.
Горечавка, тысячелистник, цикорий, мелисса.
Нам всегда есть о чем поговорить. Возможно, это единственное, что имеет значение.
***
- Мама! Ты знаешь, они живут в замке, ну, все ученики! – рассказывает мне Анук, и глаза у нее горят. – Там движущиеся лестницы! Они меняются местами и можно заблудиться. И еще там есть привидения! И говорящие портреты! Здорово, мама? Правда?
- Да, милая, - говорю я и улыбаюсь дочери. Перед глазами у меня темно. Мама, ты была права: Черный человек приходит для того, чтобы забрать у тебя ребенка. И он заберет у меня Анук. Как гаммельнский крысолов, играя на своей волшебной дудочке, увлекая ее сказками и волшебством, выплетая из слов чудесную картину, он уведет ее в свой мир…
«Но ты же всегда знала, что дети когда-то уходят?» – задаю я себе вопрос. Но ответа на него нет.
«Не сейчас. В любом случае, еще не сейчас», - успокаиваю я себя. А Анук бежит читать новую книгу, которую подарил ей он. Ты думала, она ничего не поймет и быстро бросит ее, однако она явно увлечена. «Занимательное зельеварение». Что ж, это ей не повредит. Я всегда учила своих детей тому, что знание не может повредить, только незнание.
***
- Может, останешься? – спрашиваю я утром в выходной, пытаясь поцеловать его в щеку на прощанье. Он привычным уже жестом руки пресекает это и отвечает:
- О нет, - его кончики губ подергиваются в улыбке. – Сейчас сюда придут эти старые кошки… А мне их, поверь, хватает и на работе.
Старые кошки – это миссис Эйвери. И мисс Стоун, думаю, тоже. Все эти милые лондонские старушки – с таксами на поводках, с шарфиками на шеях, с зонтиками в больших сумках. Когда сегодня я отвешиваю им полкилограмма кофейных тянучек, я не могу скрыть улыбки. Старые кошки – вот уж действительно точно сказано.
***
А вечером я жду.
В окна давно смотрит ночь, даже Анук уже утомилась одновременно бежать, жевать, читать и разговаривать и заснула. На ее одеяле можно при должном старании заметить чутко дремлющего Пантуфля. Арманда еще раньше выкупалась и выслушала сказку, а сейчас прижимает к себе любимого плюшевого кота. Маленький, тихий островок, находящийся со всех сторон под пристальным взглядом ночи. Во всяком случае, так я чувствую это.
***
Снейп идет.
Возвращается, - вот какое слово ему больше нравится.
Кусты в сумерках темнеют, превращая улицы столицы в подобие джунглей или покинутого Эдема. На этот раз обошлось без пыточных заклятий, и можно идти смело, не опасаясь неосторожно двинуться и сжаться в тугой комок ноющих мыщц. Но все равно ему кажется, что он не идет, а ползет. Как какое-нибудь древнее и омерзительное существо: динозавр, моллюск. Он менее всего чувствует себя человеком после этих встреч. Встреч с
соратниками. Встреч с другими
преданными слугами Лорда, черт бы их побрал.
***
Я жду. Жду, вначале подперев руками лицо, потом уже – сжимая ими виски. В моей тихой кухне очень хорошо слышно тиканье часов из детской. И рюмка яичного ликера не помогает уснуть. Как и чай с ромашкой не помог в прошлый раз. Как молоко с медом не помогло в позапрошлый.
Мама, ты была права. Когда Черный человек появляется на пороге, надо бежать, бежать, бежать без оглядки! Бежать через дороги и автострады, через страны, через континенты. Потому что он не принесет тебе хороших вестей. Смерть. Башня. Дьявол. И снова смерть. И только Шут, горько улыбаясь с глянцевой поверхности карты, знает, как ты боишься, что Черный человек однажды не вернется.
***
Он идет медленно. Но все же он возвращается. Он говорит себе, что они, конечно, давно спят. Но какая-то часть него верит, что его ждут, что окна кафе еще горят тепло-желтым светом.
И он легко может представить за вон тем дальним столиком фигуру Альбуса. Как он пьет какой-нибудь приторно-сладкий моккочино, посверкивая искорками глаз через свои очки. Да, ему бы это место очень, очень понравилось.
Однако у него, Северуса Снейпа, так давно не было ничего своего. Если посмотреть глубже, то и его собственная жизнь ему давно не принадлежала.
А она, эта женщина со своими детьми, со своим шоколадом и своей непонятной силой, и это кафе – они будут его и только его. Его маленьким секретом. И он никому этого не отдаст.
И когда он наконец доходит, то окно действительно горит, а женщина в красной юбке, невозмутимая, как всегда, открывает ему дверь. И, отхлебывая первый глоток темного горячего шоколада, он думает с каким-то даже мстительным удовольствием: это будет получше лимонных долек.
***
Когда он спит рядом со мной, на боку, повернувшись – ну конечно же – ко мне спиной, и черные пряди волос контрастно выделяются на бледном плече, я пытаюсь утихомирить бури, клокочущие внутри него, прояснить черноту и растворить сжимавший его изнутри страх. Это сложная работа и требует крайней осторожности – как будто ты вслепую, наощупь разматываешь клубок или гладишь, утихомиривая, спящую громадную собаку. Иногда он вздрагивает во сне, когда я подбираюсь слишком близко к самому центру паутины страха, к самой болезненной и чуткой сердцевине, и тогда моей силе приходиться постепенно отступать назад, во всяком случае, пока.
И когда я засыпаю, мне снимся мы сами.
Немолодой шпион, маг, язвительный и замкнутый, привыкший скрываться сразу от всех сторон и от всех чувств.
И я, неправильная волшебница, с тысячью имен, прошедшая тысячу маршрутов…
Мы – трикстеры. Лукавые шуты. Неуловимые тени. Люди со множеством лиц, актеры с масками в руках.
И весенний ветер часами завывает за моим окном.
________________
Справедливость – Аркан VIII. Воля к познанию, к обретению гармонии. Притяжение и отталкивание. Объективность, тяготение к порядку. Эта карта означает, что при каждом действии Вы должны предвидеть толчок противоположных сил, чтобы смягчить или уничтожить это столкновение. Каждый разум, не умеющий быть уравновешенным, похож на неудавшееся солнце.
