6. БесправнаяКогда Северус Снейп оставил её в недоумении мокнуть под дождем, Кэролайн Сильверстайн поняла одну очень важную вещь: в этом мире она бесправная, и даже такой непримечательный слизняк, как профессор Зелий, угрюмый и незнатный, не считает нужным подчиняться ей, чистокровной ведьме из уважаемой семьи… Впрочем, это всего лишь её детские выдумки, будто все должны ей подчиняться. Никто и ни когда не воспринимал Кэролайн Сильверстайн всерьез. Да, в её жилах текла кровь аристократов, но её семья не обладала какими-либо богатствами. Её отец, младший сын младшей дочери, не получил и не мог получить громадного наследства, поэтому пробивал себе дорогу сам. Он изо всех сил старался наладить дела в каком-то городке на юге Англии. Разумеется, истинные Гринграссы и не думали ему помогать.
Что же касается матери, то она происходила из обедневшего аристократического рода. Её родители промотали почти все состояние, оставив ей разваливающийся на глазах трехэтажный дом. Каждое утро, просыпаясь в своей комнатушке на втором этаже, Кэролайн выглядывала из окна и видела остатки былой роскоши: запушенный и нежилой замок, уже приватизированный магглами и превращенный в музей. Но Кэролайн все равно считала его своей собственностью. Она, как и мать, чувствовала себя аристократкой, хоть и жили они в скромном доме, поддерживавшемся магией.
Но всё же в том мире с Кэролайн более или менее считались: магглы, зная, что она могла бы быть хозяйкой замка, кидали на неё заинтересованно-уважительные взгляды, когда она выбиралась в маленький город. Мать исполняла её приказы. Отец поощрял шалости и капризы. Это было детство избалованной девчонки, которой злые люди не дали красивой игрушки – величественного замка. Да и в Шармбатоне к её мнению и требованиям прислушивались, но этому она была обязана, скорее всего, болезненной внешностью.
…Но время идет, все изменяется. Вот Кэролайн в Лондоне, где в ней видят лишь бедную родственницу Григрассов, где её не знают, не уважают, а дядюшка подает милостыню. Холодная, негостеприимная страна. И мантия от дождя промокла насквозь.
«Что ж, я сама по глупости вляпалась в неприятности, постараюсь действовать хитростью», - решила Сильверстайн.
Но с хитростью пришлось подождать, ибо следующим утром Кэролайн проснулась больной и разбитой. Её разбудил жуткий шум за стеной. Переборов лень и слабость, Сильверстайн выбралась в коридор.
Что за зрелище предстало перед ней! Нахмурившись впервые в жизни, Изабелла сидела в кресле, которое непонятно как появилось в коридоре. То и дело откидывая с лица светлые пряди, Изабелла увлеченно изучала какие-то бумаги. В соседней комнате что-то грохотало.
- Что происходит? – спросила Сильверстайн, прислоняясь к стене.
Изабелла нехотя отвлеклась от бумаг.
- Считай, что небольшой ремонт… О! Вид у тебя неважный, - сказала кузина, получше разглядев Кэролайн. – Ты, кажется, заболеваешь.
- Я не думаю, что это должно тебя волновать.
Отложив бумаги, Изабелла проводила Кэролайн в её более чем скромные покои. Какие это могли быть шикарные покои, если бы в них жила другая женщина. Но нет – Кэролайн оставила раскрытые чемоданы на полу, вытащив из них и раскидав по комнате некоторые вещи. Обросшие мхом книги лежали на комоде, украшения и предметы для наведения марафета были небрежно отодвинуты в сторону и частично упали в кресло, на спинке которого висели мокрое платье и мантия.
- Мерлин мой, - воскликнула Избелла. – Как ты можешь так жить? Ты даже не высушила платье…
- Это работа домовых эльфов – сушить мою одежду, - отозвалась Сильверстайн, откидываясь на подушку.
- Эльфы заняты.
- Чем же? – ведьма закрыла глаза.
- Поскольку мои родители арестованы, то надо избавиться от их личных вещей, освободить комнаты…
- Ты не выглядишь расстроенной.
Изабелла улыбнулась беспощадной гринграссовской улыбкой, мигом смывшей с её лица все ангельские признаки.
- Меня же не арестовали, а отец учил, что в этой семье каждый сам за себя.
- Ах, фамильный девиз… Ты порой похожа на дядю.
- Ты тоже, - оскалилась Изабелла.
- Нет, я не такая. Я хуже. Я уже давно переплюнула дядю. Ты даже не представляешь, что я сделала!
- Ты бредишь – вот, что ты делаешь.
Когда Изабелла ушла, Кэролайн погрузилась в дремоту.
Следующие несколько недель Кэролайн почти не вставала, Изабелла приносила ей кашу утром и бульон вечером. Болезнь не казалась бы такой обременительной, если бы Кэролайн буквально не задыхалась от кашля. Когда она брала мундштук, чтобы закурить, ей приходилось почти сразу же откладывать его, ибо курение лишь усиливало кашель. Она не могла ни расслабиться и облегчить душу, ни выполнить то, за чем явилась.
Приглашенный врач опрометчиво указал на то, что её кожа приобрела прозрачно-белый цвет. Собрав последние силы, Кэролайн велела тому убираться и никогда более не возвращаться.
Где-то в середине сентября, когда усилиями Изабеллы и домовых эльфов её состояние улучшилось, Кэролайн обнаружила на своем прикроватном столике записку.
«Жду тебя в своем кабинете после обеда. Джозеф»
Кутаясь в черную мантию, надетую поверх серого шерстяного платья, Кэролайн отправилась к Джозефу. Его кабинет располагался на верхнем этаже. Туда легко проникало солнце, и в комнате царил вечный свет, благоприятствовавший работе. Кабинет был тщательно убран, всё лежало на своих местах, и во всем чувствовался гринграссовский суровый стиль.
- О чем ты хотел поговорить, дядя? – Кэролайн вошла без стука.
- О твоем иждивенчестве, - сообщил Джозеф Гринграсс, откладывая в сторону министерские бумаги.
Кэролайн удивленно посмотрела на дядю.
- Ты уже больше месяца живешь в моем доме и ничего не делаешь, - холодные глаза Джозефа впились в Кэролайн.
- Я приехала по делам. И потом – я болела, - девушка огляделась в поисках кресла или стула, но, видимо, подобная роскошь для гостей не была предусмотрена.
- Ты – вечно больная. Но сейчас я имел в виду, что ты не работаешь и не приносишь дохода, а я содержу тебя: кормлю, даю приют…
- Но я никогда не работала, - белые щеки Кэролайн покрылись чуть заметной розовой краской.
Теперь пришел черед Джозефа удивляться.
- Чем же ты занималась?
- Ничем… После Шармбатона я была сиделкой при матери.
- Я не видел сообщения о её кончине. Как же ты могла оставить её одну?
- Она умерла через месяц после отца. Я не стала сообщать об этом в газету и заказывать некролог.
- Вот как? По-твоему, о таких вещах не надо сообщать родственникам?
- Я сирота, у меня нет родственников, кроме безжалостных Гринграссов.
Джозеф расхохотался.
- Безжалостных? Да уж мы безжалостны и бесчувственны. Даже малютка Изабелла – как легко она отреклась от родителей! Ах, как мила эта кровная связь.
- Может быть, если бы ты не спал с женой своего брата, то Изабелла унаследовала бы более честный и благородный характер.
Медленно и очень спокойно Гринграсс встал и приблизился к Кэролайн. Он оказался выше неё ростом и смотрел на девушку сверху вниз. Ласково, как он брал книги, Джозеф взял её за плечи и притянул к себе. Кэролайн закрыла глаза и не смела дышать. Авада Кедавра казалась куда гуманнее. Левой рукой он обнимал её, а указательным пальцем правой с нежностью водил по её лицу: по черным кругам под глазами, по краснеющим щекам, по обескровленным губам. Наконец, он прошептал:
- Помнишь, однажды на Рождество мы устраивали шикарный вечер. Съехались все, абсолютно все, ибо мы давали грандиозный бал. Приехали сеньоры из Испании, графы из Франции, я не говорю уже об английских аристократах. Приехала даже твоя семья. Самыми последними приехали Малфои. Помнишь, каким был молодой Люциус Малфой?
- Оставим это, - перебила Сильверстайн, вырываясь. Джозеф резко отпустил девушку, Кэролайн оступилась и упала.
Маленькая и жалкая, она сидела перед ним. В глазах её пылала ненависть.
- Почему же? – усмехнулся Джозеф. - По-моему, очень интересная тема для беседы, тем более что в декабре я устраиваю вечер для знати и министерских чиновников, ну, знаешь, чтобы очиститься от скверны. Малфои тоже будут.
Кэролайн поднялась и, стремясь сохранить остатки гордости и достоинства, вышла из кабинета.
- Найди себе работу или убирайся из моего дома, - крикнул Гринграсс.
Кэролайн побежала.
