Глава 6
- Ну, да или нет?! – угрожающим тоном.
Я даже не сразу понимаю, чей это голос. Бестолково верчу головой, стряхивая на подушку пестрые перышки вперемешку с обрывками такого сладкого, но непродолжительного сна… Нет, меня определенно лучше не трогать до завтрака: мало того, что соображаю я по утрам неважно, так еще и бубнить начинаю что-то невразумительно спросонья – сколько ни старайся, все равно не разберешь. Надо будет рассказать об этой особенности Сириусу, а то вон он уже весь набычился. Как бы снова драки не вышло. Ох, не люблю я этого на голодный желудок…
- Здорово, здорово, - мирно соглашаюсь, сообразив, наконец, о чем идет речь. - Значит, после отбоя.
Сириус, поняв, что наша вылазка – дело уже решенное, начисто теряет ко мне интерес. Отворачивается и лениво тянется к вороху тряпья, кое - как развешанному на спинке его кровати. Потом, поеживаясь, принимается натягивать рубашку, выглядит он при этом довольно забавно: ноги от лодыжек до бедер по-прежнему обмотаны одеялом. Ни дать ни взять – худосочная гусеница, наполовину вывалившаяся из кокона…
- Слушай, Сир, а ты точно не заливаешь?
Он отрицательно цыкает сквозь зубы, не прекращая попыток впихнуть руку в рукав. Молчит, но я знаю, что язык у него так и чешется ляпнуть что-то вроде: «да ты никак сдрейфил, Джимбо, малыш». Пусть только попробует… Вообще-то, если начистоту, то дрейфим мы оба, и порядочно. Но друг другу, конечно, ни в чем таком не признаемся.
Я машинально оглядываюсь на пустующую койку Люпина, нашего – странного – соседа – из-за – которого – весь – сыр – бор. Да уж, заправлена та идеально, ни единой тебе складочки. Ненормально это как-то, ну, не по-людски, чтобы одиннадцатилетний мальчишка настолько любил порядок. Карандаш у него всегда заточен, чернильница полная, чуть-чуть не до краев, даже учебники пожелтевшими от времени газетными листами обернуты. Может, оно, конечно, и мелочи…Только, он ко всему прочему еще и молчит все время, аж жуть берет. Нет, когда его вызывают на уроке, то он ничего – держится молодцом, а если предмет нравится, то и частить, бывает, начитает так, что не остановишь. Зато в комнате от него ни слова не дождешься, пока напрямую не обратишься. Да и тогда отвечает он односложно, с видимой неохотой, норовя поскорее отделаться от разговора.
Мне, в общем-то, без разницы, пусть живет, как знает, не один такой – психов на свете валом. Главное, чтобы под ногами не путался. А это он умеет как никто другой. Вот, серьезно, я бы уже и думать забыл, не разбуди во мне Сириус определенных подозрений на его счет… То этот Люпин куда-то собирается по ночам, озираясь так затравленно, будто ему по меньшей мере труп закапывать предстоит, - по словам Сириуса, конечно, я-то так ни разу и не проснулся, сколько они меня с Питером ни пытались растолкать, - то воет во сне, точно навылет прошибленный. Чудной, одним словом, навроде Снейпа только чуток менее дикий.
- Джим, а если он совсем того – без тормозов? Может, ну его, а? Вдруг еще поймет, что мы задумали, затаится, а потом из темноты как кинется… С ножницами, - «отмирает» Питер, до этого момента скучающий у окна с постным выражением физиономии и уже полностью собранной сумкой на коленях.
А он ничего, наш Питер, даром что паникер и ябеда по натуре, соображает к кому обращаться. Сириуса образумить даже не пытается. Я хочу ему сказать, что все будет «окей», но вместо этого, сраженный внезапным приступом какого-то дурного веселья, запрокидываю башку и принимаюсь гоготать как конь. И откуда в людях берется эта дремучая глупость, которая время от времени показывается наружу, где она прячется? «С ножницами», тоже мне...
- Бестолочь, – мрачно констатирует Сир.
Тон у него хоть и едкий, но очень спокойный, взрослый. Находит на него что-то такое иногда, разом сметая всю природную бесшабашность. Не иначе как блэковское воспитание дает о себе знать… Я в такие минуты искренне радуюсь, что мне довелось родиться Поттером. Нет, и в принципе ничего против не имею, но порой – особенно проникаюсь, почти что до гордости доходит.
- Ты, Питер, - вещает Сир голосом своей жуткой мамаши, - самая отъявленная бестолочь из всех, каких я видел. Включая кузину Цисси. Если не прекратишь читать под одеялом дебильные маггловские страшилки, то скоро в сортир не сможешь пойти без страха, что из писсуара высунется волосатая рука и воткнет тебе отвертку в… Нет у доходяги-Люпина никаких ножниц, а если и есть, то он их точно не носит с собой и ни в кого втыкать не собирается, даже если этот кто-то тупой и жирный. Как Студень.
Порой я жалею, что не умею быть с Сириусом Блэком откровенным на четверть, в крайнем случая – наполовину. Как будто что-то подмывает изнутри рассказывать ему абсолютно все. Порой я сам себе противен из-за этого. Вряд ли Сир не сумел бы выдумать для Питера другого обидного прозвища, но это было бы выдуманное – Сиром – прозвище. И я был бы ни при чем. А не как сейчас: и причем, и выдумал… Слишком много для одного меня.
Я стараюсь оборвать смех и посмотреть на Сириуса твердо, вроде как осуждающе.
- Сир, - начинаю заунывно, без надежды на успех, - Какой дементор тебя поцеловал?
Он не отвечает. Не хочет, значит, вот и не отвечает, у него с этим просто. Это только я мучаюсь, когда в воздухе висит недосказанность. С Сириусом вечно так: знаешь, что что-то стряслось, а что – понятия не имеешь, и не вытянуть из него, пока сам не захочет, хоть убейся, хоть колесом пройдись.
Но ничего, по дороге в класс непременно разговорю упрямца. А если и не выйдет, то хоть пар выпущу… Драка после завтрака – милое дело.
T.b.c
