Глава 6Альбус уехал, каникулы закончились. И потянулись скучные, однообразные дни первой половины семестра.
А потом на нас навалилась подготовка ко Дню Святого Валентина. Меня всегда удивляло, почему волшебники, равнодушные к религии, так любят этот маггловский праздник. Может быть потому, что любовь – это просто любовь, даже в нашем магическом мире?
Ученицы меня, признаться, утомили. Пришлось подробно рассказывать о Святом Валентине, покровителе влюбленных, об истории праздника и традициях. Эх, как бы мною пресловутая реакция не заинтересовалась. Сбиваю правоверных ведьмочек с пути истинного. Но валентинки они и до меня писали. А любоваться на вдохновенные лица подростков, для которых все внове: и мечты, и непонятное томление, и вот-он-прошел-поглядел-в-мою-сторону – что может быть приятнее?
Только самой ощутить это предвкушение чуда.
А я его ощущала. И чувствовала себя виноватой. Только не могла понять, перед кем. Перед Тео, с которым мы мирно расстались? Перед Альбусом, которому я так и не сказала всей правды? Перед директором, взявшим меня на работу вовсе не для того, чтобы я влюблялась в учеников? Или перед самим Барти, видеть которого стало сладко и больно одновременно?
Я нещадно гоняла студентов, заваливала их дополнительными заданиями, и ловила себя на мысли, что желанная тема для курсовой, возможно, отвлечет Барти от всеобщего безумия. И от очаровательных в своей свежести старшекурсниц. Украшением зала занялся сам Директор, и, глядя на него, воодушевленно готовящего детям маленькие чудесные сюрпризы, я вдруг захотела увидеть их всех: маму, папу, дядю Гарри и тетю Джинни – какими они были много лет назад. Так же радовались предстоящему балу? Мучались неведением, гадали «согласится – не согласится»? Впрочем, им тогда было не до балов и не до симпатий, ведь шла война.
Ожидаемое четырнадцатое февраля нагрянуло внезапно, словно к его приходу и не готовились почти месяц. С самого утра старшекурсницы устроили суетливую беготню в поисках совершенно необходимых мелочей, без которых, конечно, праздник не состоится. Я выдала страждущим пару десятков булавок и шпилек, сотворила не меньше дюжины заклинаний, относящихся к разделу «женской магии», помогла очистить платье позабывшей все, чему ее шестой год учили, рейвенкловке и устало опустилась на кровать.
«В конце концов, я чужая на этом празднике», — подумалось мне спустя полчаса после начала бала, на который я так и не явилась.
«Но никто не мешает мне прогуляться по крыше», — пришло в голову чуть позже. Ведь это же мечта: профессора заняты, студенты – тоже, да и не придет никому в голову останавливать меня в пустых коридорах, ведь я теперь сама – профессор, и могу делать практически все, что мне заблагорассудится. Придя к этому приятному выводу, я накинула мантию и вышла из спальни.
Февральский ветер не шутка. Особенно в Шотландии. Защищать Хогвартс от капризов погоды никогда не пытались. Либо не догадывались, либо (что более вероятно) считали излишним. Я аккуратно присела на черепичный скат и посмотрела вдаль. Красиво. Страшно, но красиво. В детстве я любила слушать песни ветра. Но заслушаться настолько, чтобы не заметить шаги за спиной – это уже слишком. Обернувшись, я не удивилась. И не обрадовалась. Единственным охватившим меня чувством было смирение. Все будет так, как должно быть. Никто, кроме Барти, просто не мог прийти в эту ночь на мою крышу.
Мы даже не поздоровались. Он присел рядом, ветер сменил тональность, легкий, будто ноябрьский, снежок закружился вокруг, а из зала донеслись обрывки музыки.
«Они там, наверное, танцуют, совсем как эти снежинки», — подумалось мне. И в следующее мгновение, когда Барти вдруг встал, увлекая меня за собой, я испугалась. Не скользкой крыши, совсем не предназначенной для медленного вальса, не снегопада или головокружительной высоты, скрывавшейся совсем близко, у края пологого ската, а того, что он прочитал мои мысли. Не леглимент ли этот мальчишка? И, если так, сделает ли то, о чем я его попрошу?
Наверное, все-таки леглимент.
Мерлин Великий, за что мне это? Спасибо, конечно, но как-то не по себе. Касаться губами обветренной щеки, запускать пальцы в непослушные волосы на затылке, прижиматься всем телом и чувствовать уже не чужое тепло сквозь одежду. Все, будто в первый раз. Только этот раз не обманет ожиданием, не обернется неумелыми попытками что-то понять и объяснить, а расцветет в объятиях любимого, как сказочный первоцвет в зимнюю вьюгу.
- Барти…
- Тссс…
Наверное, со стороны это могло выглядеть забавно. Или возмутительно. Смотря с чьей стороны. Но тишина длилась всего несколько минут, за которые я успела узнать, что мне нравятся прикосновения его языка к моим губам, его запах и его сила. Этот мальчик был сильнее меня. И уступать мне не собирался.
- Что вы тут делаете, профессор?
Я потеряла равновесие, и мне пришлось схватиться рукой за его плечо, чтобы не упасть. Было немного обидно, что он отступил, что руки уже сложены на груди, а не обнимают меня. Но, очевидно, пришло время слов.
- Гуляю.
- Одна?
И нечего ехидничать. Я всегда гуляю одна, если рядом нет Альбуса.
- Соскучились тут с нами? Вам кого-то не хватает?
И улыбаться тоже нечего. Я еле сдержала гневную тираду.
- Вы не были на каникулах дома. Скучаете по родителям?
- Нет, - резко ответил Барти. – Им не до меня сейчас. Нам не требуются регулярные семейные сборища, чтобы чувствовать любовь и поддержку своих.
В этих «своих» мне почудилось что-то неприятное, но, памятуя о словах дяди Гарри, я не стала вдаваться в подробности.
Я снова опустилась на мокрую черепицу и, улыбнувшись, дернула Барти за мантию.
- Присаживайся. Так меньше дует.
Поколебавшись, он присел, и я продолжила разговор, положив голову ему на плечо.
- Почему ты Лестрейндж?
Мой вопрос не вызвал удивления. Догадаться, что я ознакомилась с его родословной, не составило для Барти труда.
- Вам будет сложно это понять.
- Разве? Ваш отец – сын Крауча-младшего. Почему он не взял его фамилию?
- Быть потомком преступников куда легче, чем потомком диктатора.
Я вздрогнула.
- Вы так говорите о своем прадеде?
- Так говорю о нем не я, а учебник. Диктатор, тиран, Кровавый Министр. Если верить этой идиотской книге, то можно подумать, что именно Крауч создал и выпестовал Темного Лорда, именно Крауч развязал войну.
- И гробницу Мерлина разграбил, - хмыкнула я.
- Безусловно.
- Мама как-то сказала, что новейшая история – это не наука, а политика, и останется таковой еще лет сто, не меньше.
- Ваша мама – умная женщина. Даже удивительно, как она до сих пор работает в Министерстве.
- Там много умных людей, - возразила я.
- Например, ваш дядя?
- У меня в Министерстве их трое. Какой именно?
- Персиваль Уизли, естественно. Я говорю о вашем родном дяде.
Что ж, пожалуй, Барти прав. Когда речь идет о Уизли, вполне хватит близких родственников. Если углубиться в хитросплетения более дальних связей, то есть шанс остаться в этом лабиринте надолго.
- Хотите, я вас познакомлю? Он любит рассуждать о политике. И о войне. Если удастся избежать упоминания некоторых личностей, то есть шанс, что вы поладите.
- Не беспокойтесь, у меня хватит здравого смысла не заговаривать с вашим дядей о мистере Скримджере, - как ни в чем не бывало успокоил меня Барти, приведя в окончательное замешательство. Для Хогвартского студента из семьи иммигрантов он оказался слишком хорошо осведомлен о том, что не афишировалось даже среди наших близких знакомых.
- Значит, договорились. Я непременно вас познакомлю.
Мне стало холодно и тоскливо. Весь этот разговор, особенно мои слова о дяде, будто свели на нет все, что было раньше.
- Мне надо идти. И вам тоже не стоит тут задерживаться. Ночью будет вьюга.
Я с трудом встала и, пошатываясь, побрела прочь.
