Глава 6ГЛАВА VI
5 сентября, 1998 г.
Утро. Это было прекрасное осеннее свежее утро. Листья уже падали на садовую дорожку прямо под ноги, когда я шел к Главным Воротам Малфой-Менора. И кто бы мог подумать, что каждая деталь будет мне помниться! Ненавижу это предчувствие – неудачи и неудобства. Тревога. Это все глупость. Но оказалось, что этот день готовил мне сюрприз. Отца арестовали, и я знал, что бояться мне нечего. Я просто шел и вдыхал осенний воздух.
Мать только что оправилась от тяжелой болезни, мучавшей ее восемь последних месяцев, и держащей ее на грани между жизнью и смертью – «черная дыра». Врачи говорили, что она не выживет, но она выжила – она же Малфой!
И вот так бы я шел себе спокойно, пока не понял, что я не один. Я оглянулся – так и есть! Это был Ранкорн. Как он попал на территорию поместья, у меня не было времени рассуждать. Я обезоружил его, но он был не один. Их было пятеро: Эйвери, Мальсибер, Джагсон и Трэверс. Разумеется, каждого я знал в лицо. Эти серые лица, кичащиеся своей чистой кровью, я наблюдал и изучал с детства. Отец всегда говорил мне, что не стоит доверять своим врагам, но еще осторожнее нужно быть с друзьями: враги предают и атакуют всегда, а друзья могут сделать это внезапно.
Я бы мог попытаться побороть их, но инстинкт самосохранения взял вверх. Я до последнего думал, что это всего лишь «дружеский визит», но я ошибся. Ранкорн решил блеснуть навыками дипломата-недоучки и первым заговорил:
- Драко, как невежливо! Давно ли в Малфой-Меноре нам так не рады? – и все они засмеялись.
Я не остался в долгу:
- С тех самых пор, как мой отец сидит в Азкабане, Ранкорн. А моя мать едва выжила после событий этого лета. Что тебе нужно?
Он смотрел на меня, словно оценивая и прикидывая свои шансы. Я знал этот взгляд. О, да! Взгляд затравленного Министерского клерка, у которого появился шанс, и он им воспользовался в полной мере. Видеть, как убивает Ранкорн – этого вполне достаточно, чтобы больше не хотеть с ним встречаться.
- Драко, будь так любезен, пойдем с нами. Нам надо кое-что обсудить, - это подал голос Мальсибер. Его я ненавидел особенно. После того, как он подставил моего отца, я ждал случая убить его, но никак не получалось. Я считал это своим последним делом «убийцы», а потом – новая жизнь, в которой не будет места всему этому. Я окинул его взглядом, от которого он сощурился, но ничего не сказал.
- И что вы от меня хотите? – я цедил каждое слово, стараясь тянуть время, пока пытался прочесть их мысли и понять в чем тут дело.
- Видишь ли, твоя мать очень хочет видеть тебя. Как думаешь, перед смертью миссис Малфой имеет право взглянуть в глаза сыну, который, быть может, ее от этого спасет? – он ухмылялся. В этот момент в глазах появились точки. Я еле держался на ногах. «Как? Какого…»
- Хватит терять время, - послышался густой бас, и из-за спин своих «друзей» вышел Эйвери. Он порядком постарел за эти месяцы, к тому же, жутко оброс. Он был похож на пса из древней сказки про «Дюка-убийцу» и я едва сдержался.
- При чем здесь моя мать? – меня начинало трясти.
- Пошли с нами, щенок, и узнаешь, - ответил Эйвери.
«Я убью его, как только все закончится. Или сделаю это еще раньше, если он еще раз назовет меня щенком».
Мы вышли за ворота замка, и пошли по направлению к полю, которое располагалось на северо-западе от самой дальней башни поместья. Оттуда мы аппарировали. Я не сразу понял, где мы. Местность была совершенно незнакомой. Я оказался на каком-то пригорке, покрытом наледью и прошлогодней травой. Неподалеку виднелся деревянный сарай. Позже оказалось, что это дом – в таких живут маглы. Дальше по склону виднелись еще такие дома-сараи. Мы шли к одному из них.
Я плохо помню, как зашел и что увидел там. Помню только, что глаза мне стала застилать пелена, но мне приходилось держать себя в руках. На кровати лежала моя мать и почти не дышала. Кажется, я кричал что-то вроде «Что вы с ней сделали, паршивые слизняки?» или «Я убью вас»…Мне коротко и ясно объяснили, что я – залог ее жизни, а она – залог моей.
Дело было в том, что после смерти Волдеморта оказалось много неувязок с тем, как жить дальше. Многие наивные Упивающиеся полагали, что Темный Лорд воскреснет вновь, как когда-то. Они нашли какие-то книги и что-то там вычитали – безголовые тупицы! – но им нужна была команда. Ха! Как сказал Ранкорн, «нам нужно тряхнуть стариной»! Я был бы готов на все, но мое участие во всех их операциях становилось неизбежным. Я не хотел, я противился. Тогда Роули применил к матери «Круцио» и она впала в шоковый обморок. Этот придурок издевался над ней. А я смотрел и запоминал каждую секунду, когда мне было больно все это видеть.
Они рассказали мне свой план, и мы начали действовать. Я ненавидел себя за две вещи: за то, что противился естественному занятию – убийству грязнокровок, маглов и прочей «грязи», и за то, что мне стало от этого противно, и больше я не хотел убивать. Я понимал, что такими темпами просто свихнусь, и поэтому старался просто не думать об этом.
10 сентября, 1998 г.
Мы шли ночью. Было темно. Мать вернули домой, но за ней постоянно наблюдали, и у меня не было возможности изолировать ее от всех других. Я был в отчаянии, потому что никто не мог мне помочь: я был один, мать страшно больна, у нее вновь открылась «черная дыра», а отец, потеряв все влияние, сидел в Азкабане. Они затравили меня. Я был глуп, что позволил им это сделать, но теперь отступать было поздно.
Мы шли вдоль берега Темзы. Впереди мелькали огни домов. Каждый раз, когда мы шли вот так ночью, меня тошнило. Я ненавидел это все. И мечтал только о том, чтобы наступило утро, и я мог вернуться к матери.
Два магла и три грязнокровки. Их крики стояли у меня в ушах до рассвета. Я слышал, как бились их сердца, когда держал палочку над ними. Раз – и все. Эти придурки каждый раз ухмылялись, видя, как мне противно все это, но они наслаждались.
Каждое утро я придумывал один план за другим, но все они не принесли бы мне успеха в моем побеге. И тогда я понял, что нет смысла противиться.
13 декабря, 1998 г.
Среда. В этот день падал снег. Мы были на каком-то очередном приеме. Какая-то чистокровная блондинистая идиотка пыталась заговорить со мной. Я отмахивался весь вечер и, наконец, она меня просто одолела. Мы стояли на балконе. Я смотрел на падающие снежинки, а она что-то лепетала мне на ухо. Когда она в очередной раз что-то спросила, я просто достал палочку. Она даже ничего не почувствовала, но наконец-то умолкла. Самое страшное было то, что мне было все равно. Вдруг за моей спиной послышались аплодисменты. Я обернулся – Роули улыбался и хлопал мне.
- Да, Драко. Наконец-то в тебе просыпается истинный Упивающийся.
- Отвали, Торфинн, - я небрежно бросил ему в ответ, но его это не задело, он продолжал улыбаться, обходя тело девушки. И тут только я взглянул на нее: она была красива, даже очень. Ее небесно-голубые глаза были распахнуты от ужаса и боли, которую она испытала в последнюю секунду своей жизни. Ее бокал с шампанским разбился, и осколки порезали ей руку – из вены кровь текла мелкой струйкой, но уже достигла края балкона, и капала вниз.
- Что будем делать с телом? – я поражался сам себе все больше, но делать было нечего. Я был спокоен, подавляя приступы ужаса, поднимающиеся во мне все сильнее и сильнее.
- Не знаю, - скучающим тоном ответил Роули. Мы как будто обсуждали матч по квиддичу. – Давай телепортируем ее куда-нибудь? – и он засмеялся. Он смеялся так, словно у него не было других наслаждений в жизни. Мерлин! Вот это да…
Мы уже хотели предпринять попытку что-то сделать, как на балкон зашел ее отец. Он даже не успел выхватить палочку – Роули его опередил. Теперь у нас на балконе было два трупа. На стук упавшего тела оглянулись все близко стоящие гости – как минимум двадцать свидетелей. Через три минуты все они лежали. Конечно, мы с Роули одни бы не справились – среди прочих были и авроры, так что…Мы аппарировали через четверть часа после того, как убили всех на этом приеме. Подожгли дом и убрались оттуда.
Я ненавижу тот день. В тот день я понял, что убивать просто так – в этом нет ничего особенного. Я всегда был сыном Упивающегося Смертью, и сам им являлся. Только мне казалось после событий лета 98-го года, что этим я заниматься не хочу. Однако, это все же моя натура – мы ведь Малфои.
Драко закончил свой рассказ и посмотрел на Гермиону. Она записывала все, что он говорит, ее лицо при этом было сосредоточено и напряжено. Юноше даже стало интересно: а слушала ли она его вообще? И тут в том, как девушка пишет, он, наконец, уловил те недостающие черты для полной картины. Она сидела идеально ровно, чуть склоняясь над пергаментом и папкой с листами. Но в ее лице…в ее магловском лице… грязнокровка… Грейнджер!
- Грейнджер? – Драко выпустил это слово изнутри в абсолютной тишине. Его голос эхом покатился по коридорам Азкабана. Он был ошеломлен и переполнен гневом одновременно. «Не может быть! Это не она!». Девушка перестала записывать. Она подняла на юношу свои карие глаза – «да, это она». Он смотрел на нее не отрываясь. Его лицо бледнело, а в глазах появлялись темные пятна. «Этого не может быть!»
- Да, Малфой. Не узнал сразу? – Гермиона ничуть не изменилась: ни поза, ни жесты, ни голос, ни интонация. Только взгляд. Теперь она смотрела на слизеринца как тогда, все семь лет школы, десять лет назад. Они оба смотрели через решетку друг на друга. Гермиона пыталась осмыслить все то, что только что услышала, а Малфой пытался понять, КАК Грейнджер оказалась так близко от него, что он не узнал ее!!!
- А ты не изменилась, - он соврал. Он прекрасно видел, что перед ним совершенно другой человек. И эта Грейнджер таила в себе что-то. Ее глаза говорили, что в жизни всякое бывало. Малфой смотрел на нее, и перед ним уже вновь сидела совершенно отчужденная девушка, в которой узнавались лишь глаза. «Неужели я умру здесь, созерцая ее рядом с собой? Это ужасно. А впрочем.… Почему она хочет мне помочь?»
- Грейнджер, почему ты мне помогаешь? Я слышал, тебе отдали мое дело, как последней надежде, хотя могли просто списать? – Драко дернул левым уголком губ, сдерживая улыбку.
Она улыбнулась в ответ.
- Ах, ну да, ты же – всепрощающая гриффиндорка Грейнджер! – и он расхохотался. Вместе с ним смеялась и Гермиона. В этот момент она была точно безумной. Резко встав и преодолев расстояние до решетки, она замолчала и впилась глазами в Малфоя. Он смотрел на нее и недоумевал, а она начала говорить:
- А знаешь ли ты, Малфой, что такое чувствовать себя бесполезной? Знать, что твориться незаслуженное и ничего не делать, потому что не можешь? Откуда тебе знать…Ты всю жизнь видел боль и страдания, а я видела и свет. И вот когда его не стало, я поняла, что несправедливости быть не должно. Просто ты еще не осознал, что имеешь право на свободу от всего, что тебя сковывало все эти годы. Я хочу дать людям, зависящим от меня, возможность дышать воздухом. Ты не пред-став-ля-ешь, - она растягивала слово по слогам, качая головой, - что такое видеть, как вершиться суд несправедливости, - и она отвернулась от него, отходя к противоположной стене коридора, погружаясь в тень.
Малфой услышал ее. Понял, о чем кричит душа. Но она была для него грязнокровкой, а грязнокровки – не люди. Хотя все внутри него кричало об обратном. И именно сейчас.
- Так значит, ты у нас, спасительница душ? – в голосе Малфоя слышались остатки сарказма, но он был серьезен.
Гермиона стояла, облокотившись на сырую холодную стену из камня, и смотрела на своего «подопечного» из темноты. Сейчас меж ними происходил тот самый диалог, на который она хотела его вывести. Она сказала:
- Не знаю. Не мне судить. Пусть судят те, кому я помогаю. И ты – один из них, Драко, - его имя, звучащее из ее уст, приобрело для Драко какой-то новый смысл, которого не было раньше. Оно стало каким-то полным и значимым. «Я просто свихнулся».
- Нет, ты не свихнулся, Драко, – на ее лице играла усмешка: она прочла его мысли.
- Не лезь ко мне в голову, Грейнджер, - Драко начал звереть. «Расслабился на секунду!»
- Скажи мне, что было в твоей жизни? – Гермиона все так же стояла, не меняя позы.
- Сеанс психотерапии закончен, - Драко сел в привычную позу на полу и опустил голову на колени: больше он не скажет ничего.
Гермиона поняла это. Но она так же поняла и другое: она нужна ему, иначе он задохнется, никто ему больше не поможет. И она хотела узнать его.
- Я приду завтра, мистер Малфой. До свидания, - и она, забрав папку с листами, пошла прочь по коридору.
Драко слушал ее шаги и думал о том, что все-таки только сердце, качающее обыкновенную кровь, а не «чистую», способно быть таким милосердным. Однако это не меняло сути – она все еще оставалась для него лишь грязнокровкой.