Глава 6Иллюстрация к главе: http://s42.radikal.ru/i096/1004/18/7e214eea459d.jpg
Глава 6.
Мы влачим наши дни, да и то, как получится.
А сердце вновь болит - тяжело,
Пусть, не заметишь ты - извини.
Так темно, я не сплю,
О тебе вновь грежу,
Но и ты обо мне вспоминай... © On Off - Futatsu no Kodou to Akai Tsumi (Vampire Knight OST)
БИЛЛ.
На улице было свежо и пасмурно, дул холодный ветер. По полю, видневшемуся из-за калитки, клубами стелился молочно-белый туман. Иногда казалось, словно внутри этого тумана кто-то есть, но я списал все это на употребленный ранее алкоголь. Поэтому, аккуратно прикрыв за собой дверь и пропустив Гермиону вперед, я направился в сад возле дома, считая, что там нас точно нельзя будет увидеть.
Гермиона нервничала, по ней это было видно. Она теребила в пальцах край легкого джемпера и втягивала голову в плечи словно щенок, боящийся получить нагоняй от хозяина. Всю дорогу до беседки, в которой вчера днем я делился с нею заданием, доставшимся Флёр, мы прошли молча. Я не решался заговорить, хотя знал, что должен был. Почему-то я чувствовал себя неуверенно и, самое страшное – я ощущал всепоглощающую вину перед этой юной девочкой. Ведь я не мог ответить на её чувства даже сейчас, хотя ночью поступил с ней совершенно неподобающе.
«Мужчины, - сказала бы Флёр, узнай о том, что произошло. – Вам наплевать на чужие чувства. Единственное, чего вы хотите – это удовлетво’гить собственные пот’гебности!»
Нет, тогда я не хотел удовлетворить собственные потребности, можно сказать, что я её даже не хотел. Все произошло как-то само собой, тем более я не очень хорошо помнил всех подробностей. Одно я знал точно – напиваться вчера вечером было самым наиглупейшим занятием. А неожиданное признание Гермионы только сильнее усугубило ситуацию, напрочь лишив меня контроля над собой.
Конечно, самобичевание тут ни к чему, но тем не менее меня продолжал мучить звучащий в голове голос, вещавший мне о «несправедливости по отношению к жене и девушке, с которой я провел… скажем так, ночь». Честно признаться, все это меня изрядно достало. Раньше я не гнушался из-за подобных вещей, и не старался сейчас. Но эта ситуация прочно засела у меня в голове, не позволяя больше ни о чем думать.
Обогнув небольшую клумбу с какими-то неизвестными цветами, которые так любила Флёр, я и Гермиона вышли на вымощенную камнями тропку, ведущую к беседке. Пройдя еще немного, мы синхронно преодолели пару ступеней и оказались на деревянной круглой площадке. Я сразу же присел на скамью и обратил свой взгляд на Гермиону, собираясь предложить ей примоститься рядом. Но она лишь глубоко вздохнула и отошла к широкому окну, словно избегая меня. Конечно же, я догадывался о том, что она чувствует, и знал, что этот разговор – последний. Так как завтра их уже не будет здесь, а я… а я так и буду жить с огромным чувством вины перед ней и моей женой.
Хотя с Флёр я непременно поговорю об этом. Потому как скрывать все это от неё равносильно лицемерию.
- Ну… - чтобы хоть как-то завязать разговор и разрядить обстановку, говорить пришлось мне. Горло сдавливали невидимые тиски, и голос получился хриплым и ломким – изначально я даже не узнал его. Но молчать, и глупо смотреть друг на друга было неправильным. – Что ты… хочешь мне сказать?
Гермиона грустно усмехнулась и повернулась ко мне, прислонившись спиной к маленькой колонне, обвитой виноградом. Её взгляд был тяжелым и пустым, а смотрел так, что я чувствовал себя ребенком, непонимающим очевидной истины. Конечно, я
знал, что она скажет. Но сейчас показывать это знание показалось мне неправильным. Лучше услышать все из её уст, чем догадываться и делать нелепые предположения, оказавшиеся, возможно бы, неправильными.
- Билл… я хотела сказать, что очень переживаю из-за всего этого, - она подняла палец к губам, пресекая при этом мои попытки вставить свое «забудь, все в порядке!». – Действительно переживаю. Думаю, было бы неправильно оставить все, как есть. Мне очень жаль, что вчера вечером я повела себя так глупо.
Гермиона закрыла глаза и порывисто выдохнула, сжимая перекладины беседки тонкими пальцами. По её лицу невозможно было определить ни то, о чем она думала, ни то, о чем заговорит в следующую секунду. Я послушно молчал, не желая перебивать эту стойкую, звенящую тишину, несмотря на то, что чувствовал себя неуютно. Уж лучше так, чем убивать себя мыслями касательно возможного будущего. Этот разговор был действительно необходим нам обоим.
- Понимаешь, Билл, - она приоткрыла веки и оттолкнулась от перекладины, повернувшись ко мне спиной – наверное, для того, чтобы я не видел выражение её лица. – За это утро я успела многое обдумать. И поняла, что было бы лучше, если бы мы сделали вид, что ничего не произошло, понимаешь? Мне очень неприятно от мысли о том, что Флёр… и ты… что вы… что ваш брак может распасться. Ведь во всем виновата только я. Если бы я держала язык за зубами…
Гермиона обхватила себя руками – точь-в-точь как тогда, в гостиной. Спина стала сгорбленной, плечи задрожали. Я искренне понадеялся, что она просто замерзла, а не плакала. Я ненавижу женские слезы, а её слезы – особенно.
Но подойти и успокоить, обнять и прошептать что-то приятное я не мог. Потому что боялся коснуться её. Трус.
- Ты не должен ни в чем себя винить, - продолжила Гермиона, в перерывах между словами жадно глотая свежий ночной воздух. – И не должен беспокоиться за меня. Я сильная, Билл, правда, сильная. Я выдержала попытки Беллатрисы, - её голос дрогнул, - убить меня. Выдержала беспрерывное скитание по лесу. Я выдержу и это. Только, пожалуйста, не вини себя ни в чем. И не покидай Флёр. Только не её, ладно?
Что-то внутри меня обрушилось, вся радость от известия Люпина улетучилась без следа. Такое бывало разве что тогда, когда я чуть не вылетел с работы, и тогда, когда я увидел этот проклятый шрам на щеке своей жены. Мои мысли затопил бессвязный туман, и я, встав со скамьи, подошел к Гермионе и положил ладони на её плечи – я боялся обнять её по-настоящему, чтобы не ранить и без того искалеченную душу. Меня одолело отвращение к самому себе, и я решил, что должен сделать так, чтобы Гермиона больше никогда не думала обо мне. Чтобы она стала по-настоящему счастливой.
- Я люблю Флёр, Гермиона. За это можешь не беспокоиться, я не брошу её, обещаю, - мои пальцы вцепились в плечики Гермионы с новой силой, словно таким образом вселяли ей уверенность в мои же слова. – Но мне не хотелось бы, чтобы между нами была какая-то недосказанность. Я тоже люблю тебя, но… по-своему. Как сестру, как лучшую подругу. Просто пойми, что мы несовместимы – оба циники, оба корим себя на пустом месте. Мы такие разные, как… как октябрь и апрель, например.
Она улыбнулась – я почувствовал это по её расслабившимся плечам.
- И кто же из нас октябрь, а кто апрель?
- Она была апрельским небом, в её глазах горел свет утренней зари…* - напевая своим ужасным басом, произнес я, припоминая строчки из какой-то то ли маггловской книжки, то ли песни. – Ты апрель, Гермиона. Ты совсем еще юная девушка, у тебя впереди безоблачное будущее. А я – я взрослый мужчина с уродливыми шрамами на лице. Я тебе не нужен. И я не смогу стать для тебя тем, кем ты захочешь.
- Он был морозным небом в октябрьской ночи… - прошелестел голос Гермионы, и я понял, что она узнала ту самую песню – или книгу – строчки из которой продекламировал ей я. – Знаешь, Билл, эти шрамы ничего не значат для меня. Но… может быть, в чем-то ты и прав.
Она повернулась ко мне, и я успел заметить её глаза – красные, опухшие. Все-таки плакала. Но, тем не менее, её губы сложились в некое подобие улыбки, а пальцы провели дорожку от левого глаза до подбородка – точно там, где находился самый ужасный шрам из всех.
- Ты очень хороший человек. Я рада, что какое-то время… общалась с тобой.
- Я тоже рад, - я улыбнулся.
- Прости меня. И спасибо за все, Билл.
- Тебе спасибо, - я перехватил её ладонь и успокаивающе сжал, переплетя свои пальцы с её – прохладными и влажными. – Спасибо за твою любовь.
Гермиона кивнула и указала на «Ракушку», окна которой горели мягким, теплым светом. Думаю, таким образом она призывала меня возвращаться в дом – и я не стал перечить, поняв, что наш разговор закончен.
Мне было жаль её, но любить эту девочку-энциклопедию я не мог. В моей жизни уже была женщина, ради которой я, как бы банально это не звучало, сразился бы с самим Волан-де-Мортом. И это еще раз утверждало мою теорию о том, что если человек находит свою половинку – то не может отпустить её до конца.
- Ты иди, а я немного посижу здесь, хорошо? – Гермиона отпустила мою руку и встала возле стеклянного столика, продолжая улыбаться – но я видел, что ей было тяжело. Кивнув, не решаясь произнести что-либо еще, и, пожелав удачи, я направился к выходу из беседки.
Противно? Да, еще как. Противно от осознания того, что ты причиняешь боль другому человеку, который по-своему дорог для тебя. Я молю Богов, Гермиона Грейнджер, за то, чтобы ты и твои друзья выжили в этой чертовой войне. Молю за то, чтобы ты всегда была счастлива. Я попытаюсь вернуть все на круги своя, попытаюсь жить с этим клеймом. Главное, чтобы у тебя все было хорошо.
- Прощай, Билл.
Обливиэйт!**
Я слишком поздно услышал заклинание, сорвавшееся с её губ, и ослепительная вспышка, вырвавшаяся с конца её волшебной палочки, все-таки сумела задеть меня.*** Мир перед глазами пошатнулся, руки и ноги задрожали, будто бы это место сотрясало землетрясение в восемь баллов. Голова неожиданно стала пустой – я напрочь забыл, зачем шел сюда.
- Возвращайся домой, все в порядке.
Повернувшись и окинув девичью фигурку с каштановыми волосами удивленным взглядом, я заторможено пожелал Гермионе спокойной ночи, даже не спросив, что она здесь делает, и вышел на вымощенную булыжником тропку, идя навстречу коттеджу.
Что-то в груди ныло и кололо, но я не понимал, что. Моим желанием было подняться в спальню, обнять Флёр и лечь спать, чтобы побыстрее встретить новый день.
От воспоминания о Гермионе Грейнджер становилось грустно.
ГЕРМИОНА.
Вот и все…
Я не думала, что осуществить все это окажется так легко. Завести разговор, вытерпеть его слова, не вздрагивать каждый раз от его прикосновения к моей ладони. Дождаться, когда он повернется спиной и извлечь палочку – не мою – из кармана. Нацелить её на него и произнести заклинание, которое навсегда бы лишило меня Билла.
Но я смогла. Я сделала это.
Дождавшись, когда Уизли-старший скроется за дверью, я упала на скамью и долго-долго сидела на ней, не в силах пошевелиться. Мне казалось, будто бы меня опустошили – выпотрошили все мое существо, как мешок с мусором. Так я чувствовала себя на третьем курсе – когда в Хогвартс-Экспресс забрался Дементор из Азкабана. Все счастье, вся радость – они высасывали все положительные эмоции и оставляли только пустоту. Так чувствовала себя и я. Пустой и бездушной.
Я знала, что то, что я сделала – к лучшему. У них с Флёр все снова будет по-прежнему, воспоминания обо мне сотрутся из его памяти навсегда. Он будет счастлив, у него родится дочь или сын. А я тоже постараюсь быть счастливой. И никогда не буду краснеть в его присутствии.
- Гермиона?
Я оторвала руки от лица, вытерла слезы рукавом джемпера и посмотрела в сторону входа – в проеме стоял Рон, держа в руках целлофановый пакет с бутербродами, оставшимися с ужина. Он неуверенно улыбнулся мне, осмотрел беседку – словно ждал, что я тут не одна – а потом поднялся по ступенькам и замер возле скамьи, где сидела я.
- Ты чего не спишь? Я сяду, можно?
Я кивнула и подвинулась, освобождая Рону как можно больше места. С одной стороны я была рада, что он пришел сюда. А с другой… с другой мне хотелось как можно больше побыть одной, убив время на размышления о поступке, который я совершила совсем недавно. Нет, я не чувствовала себя виноватой. Я знаю, что это – правильно.
- Конечно, садись.
Скамейка дрогнула под весом Рона, раздался его приглушенный вздох. Зашуршал целлофановый пакетик. Рядом с ним я сразу почувствовала себя уютно – даже грустные мысли на мгновение улетучились из головы.
- Будешь?
Я повернулась к нему и посмотрела на бутерброды, лежащие в пакетике на его коленях. Ровно десять штук – скорее всего, он знал, что я здесь, иначе столько точно бы не осилил. Хотя… Рон – это Рон. На моем лице появилась слабая улыбка, когда я вспомнила о его дурной привычке говорить во время еды.
- Нет, спасибо, я не хочу. Ужин был очень плотный.
- Ага. Флёр хорошо готовит, правда?
- Да. Особенно это заметно после наших путешествий впроголодь.
Рон тихо засмеялся, я тоже. Было так странно – сидеть и разговаривать о всякой ерунде, хотя завтра нас ждала очень серьезная вылазка. Проникновение в Гринготтс – вещь опасная. А когда за твою шкуру назначено серьезное вознаграждение, любой неправильный шаг равен позорной гибели.
Я положила руки на колени и устремила свой взгляд на вечернее небо – судя по всему, приближалась полночь. Гарри, наверное, уже спал или еще раз перебирал в голове завтрашний план. Флёр и Билл – от мыслей о последнем я забыла, как дышать – тоже. Насчет Крюкохвата я даже не хотела думать – этот гоблин до сих пор вызывал во мне смутные опасения.
Завтра мы покинем коттедж «Ракушка» и все будет хорошо. Прошлое навсегда останется прошлым, а будущее… надеюсь, оно у нас все-таки будет.
- О чем думаешь? – Рон повернулся ко мне, это я поняла по тому, как зашуршал пакет. Странный вопрос, особенно от него. Но отвечать нужно было, хотя бы элементарно из вежливости и уважения как к другу.
- Думаю о завтрашнем дне. Я боюсь, как бы все пошло не так.
Снова зашуршал пакет.
- Не думай, что ты одна переживаешь, Гермиона. Честно говоря, если бы не эти крестражи, я давно бы свалил куда-нибудь, - он усмехнулся. – Да и вообще, опасно все это. Если ты передумаешь…
- Я не передумаю, - упрямо ответила я, сжав пальцами края скамьи. – Даже не надейтесь.
- Все-таки Шляпа правильно сделала, что отправила тебя на Гриффиндор. Ты настоящая сорвиголова.
- Как и вы, - мягко парировала я, попробовав улыбнуться. Стало действительно легче сделать это. Намного.
К тому же я сильная. Несмотря на слова Билла, и его убеждения.
В беседке снова воцарилась тишина. Где-то вдали шумело море, плавно перекачиваясь волнами; кричали чайки. Стрекотали кузнечики. Вся картина весеннего вечера имела какое-то свое собственное очарование, которое, несмотря на мое душевное настроение, я чувствовала. А рядом с Роном это ощущалось особенно сильно.
- Гермиона… я хотел тебе сказать… - снова зашуршал пакет, и теплые пальцы Рона коснулись моих. – Сейчас, конечно, не самое удобное время… но…
- Т-с-с-с… - я переплела свои пальцы с пальцами моего друга и положила ему голову на плечо, призывая помолчать. – Давай просто посидим, хорошо?
- Эм… ладно, хорошо.
Отчего-то мне показалось, что я знала, о чем он хотел мне сказать. Но эта версия определенно была глупой.
К тому же, сейчас мне не хотелось выяснять отношения или что-то в этом роде. Я хотела просто поразмышлять о насущном. И Билле в том числе.
***
Утро встретило нас пасмурной погодой, свинцовыми тучами и слабыми желтыми оттенками где-то за горизонтом, извещающим о рассвете. В окно бил мелкий дождик, напрочь портя более-менее приличное настроение. Видимо, наша «операция», как обозвал её Гарри, пройдет именно по этой погоде. Что ж, очень скверно.
Поднявшись с постели – удалось поспать всего два-три часа от силы – я аккуратно заправила кровать и на цыпочках направилась за своими рюкзаком, лежащим на письменном столе. В конце другой комнаты мерно сопела Луна, изредка ворочаясь и что-то говоря. Я прислушалась и повернула голову по направлению к ней, улыбнувшись. Мне будет её не хватать. Несмотря на её глупую честность и прямолинейность.
Я глубоко вздохнула, покрепче завязала шнурки на кроссовках, осторожно подняла рюкзак в воздух и повесила его на плечо. Совершенно неожиданно из кармана выпал сложенный листок, который я изначально совсем не заметила. Присев на корточки – все так же медленно и неторопливо, чтобы не будить свою соседку – я подняла листок двумя пальцами и развернула, быстро пробежавшись взглядом по тексту. Снова где-то защемило в груди, а глаза застлала пелена из слез.
«Гарри сказал, что завтра утром вы уходите. Не буду спрашивать, куда и зачем, пожелаю лишь удачи.
Береги себя, Гермиона. Буду скучать.
Билл»****
Почему все снова напоминает о нем? Зачем нужно было писать эту записку?
Я порывисто выдохнула и задержала дыхание, снова прислушиваясь к окружающим звукам. Было тихо, даже слишком. Я снова засунула записку в карман джинс, сняла рюкзак с плеча и достала лишь расшитую бисером сумочку, с которой путешествовала все эти месяцы. Меня тут же охватило раскаяние за собственную глупость – смысл было собирать рюкзак, если у меня есть сумка?
Наконец, все было готово, и я, переложив некоторые вещи, вышла из комнаты, шепотом пожелав удачи Луне. Мне показалось, что она тоже прошептала: «и тебе удачи, Гермиона», но я списала все это на утренние галлюцинации.
Спустившись по ступенькам вниз, я забежала в ванную комнату, чтобы принять Оборотное зелье. На это мне хватило ровно пять минут – достав из сумки склянку с зельем и пузырек с волосом Беллатрисы, я быстро смешала эти ингредиенты друг с другом и с отвращением посмотрела на пузырившееся варево. Оно стало черным – черным, словно ночь. И я моментально поняла, что и на вкус эта женщина будет гадкой.
Так и оказалось.
С трудом справившись с тошнотой, я выбралась из ванной и остановилась возле дивана, поджидая Крюкохвата. Часы на каминной полке показывали пять минут седьмого – пора было выходить.
Гоблин не преминул спуститься, однако больших трудов достигло убедить его в том, что я ненастоящая Беллатриса. Через десять минут, если не больше, Крюкховат наконец поверил мне на слово, и мы выбрались на лужайку, покрытую утренней росой.
Гарри и Рон стояли у калитки, которая вела к тропке, за которой барьер заклинания Доверия спадал, и можно было трансгрессировать. Поплотнее запахнувшись в мантию, я смахнула с лица мокрые капли дождя и направилась прямиком к ним, слыша, как сзади меня топочет Крюкховат. Увидев нас вдвоем – в особенности, меня – Гарри скривился, и его рука машинально легла на бедро, где в кармане его брюк лежала палочка.
- Она на вкус такая противная, хуже лирного корня! – пожаловалась я, подойдя к друзьям и достав короткую темную палочку, которая до сих пор работала из рук вон плохо, преданная своей истинной хозяйке. – Так, Рон, иди сюда, я тебя обработаю…
- Ладно, только не забудь, я не хочу слишком длинную бороду, - скривился Рон, кинув многозначительный взгляд на Гарри. Меня это почему-то слегка задело.
- Господи Боже, нашел время думать о красоте!
- Причем здесь красота? – искренне удивился Рон, усмехнувшись. – Она мешает! А нос сделай покороче – мне понравилось, как было в прошлый раз.
Я вздохнула и принялась «мастерить» Рону новое лицо – такое, чтобы от него не осталось прежних черт моего друга. Первым на очереди был нос, который я уменьшила – однако Рону это вовсе не шло. Он был симпатичным и с длинноватым носом, и с губами, верхняя из которых слегка выпирала вперед... От изучения его лица мои щеки залила краска.
- Ну вот, - я придирчиво осмотрела новую внешность друга, сделанною мною, и удовлетворенно хмыкнула. – Как смотрится, Гарри?
Тот долго-долго смотрел на Рона, после чего задорно улыбнулся и вынес свой вердикт:
- Не в моем вкусе, а так – сойдет. Ну что, отправляемся?
Все синхронно кивнули и дружно повернулись к коттеджу, окна которого смотрели прямо на нас. Я сжала пальцами палочку Беллатрисы, все еще не убранную в карман, и перевела взгляд на круглое окошко спальни Билла и Флёр. Мне показалось, будто там кто-то стоит и машет нам. Но это, право, было глупостью.
- Хватит прощаться, - донесся угрюмый голос Рона. – Пора.
Гарри осмотрел меня, непрерывно смотрящую на коттедж, взял под локоть и аккуратно повел к калитке, которую Крюкховат уже успел открыть. Мы пересекли тропку, вышли из зоны заклятия и взялись за руки, собираясь аппарировать в банк.
На этот раз точно все. Билл и Флёр навсегда остались в прошлом. И моя любовь тоже. Нужно уничтожить все неправильные мысли и сосредоточиться на предстоящей вылазке. От неё зависит не только наше будущее, но и будущее Магического Мира.
За всю дорогу, что мы шли до Гринготтса, моя тушь успела растечься по щекам.
_________________________________________
* строчки из песни October and April в исполнении Rasmus и Anette Olzon.
** я долго думала над возможными вариантами - либо лишить Билла памяти, либо оставить все, как есть. Выбрала первое. Так как это больше соответствует канону.
*** заметьте, что заклинание "не попало" в него, а лишь "задело". Следовательно, Билл все еще может вспомнить то, что было.
**** записка была написана в день прибытия Люпина, т.е. до того, как Билл потерял память.
Небольшое обращение к читателям:
Следующая глава будет последней, можно сказать эпилогом всей этой истории. Но дело не в этом. У меня к вам вопрос - стоит ли после окончания этого фика писать сиквел к нему?
Если да, то так или иначе, я не смогу открыть вам все карты - к тому же, призрачный намек на содержании сиквела (если он будет, все-таки) вы сможете увидеть в следующей главе.
Всем спасибо)
