ЧАСТЬ ВТОРАЯ. КЭР-ПАРАВЕЛ Глава 5. Новый деньЧАСТЬ ВТОРАЯ. КЭР-ПАРАВЕЛ
Глава 5. Новый день
Пробуждение было неторопливым: Джадис словно выныривала из роскошного бассейна в своем замке. Она всегда любила неспешно подниматься на поверхность, смотря на потолок, где выложенный сапфирами тритон проступал сквозь воду все четче, сверкая белозубой улыбкой...
Джадис открыла глаза: на сводчатом потолке не было тритона, да и потолок вовсе не был потолком ее купальной комнаты. Высокий, с неброской лепниной по краям, он успокаивал взгляд светлыми тонами. Бежевые стены, простые, без украшений, разве что имевшие держатели для факелов, сделанные то ли из золота, то ли из похожего на него металла; открытое окно, в которое лил солнечный свет и легкий ветер. Комната была наполнена шумом моря.
Странно, она ничего не помнит. Последние минуты боя выпали из памяти напрочь; все смешалось в одно — лица, мечи, крики — и только кровь стучала в висках, когда ярость наполняла, казалось, каждую пору ее тела... потом все оборвалось.
Где она? Хочется верить в лучшее, но... похоже, в Кэр-Паравеле.
Джадис попробовала сесть, и тут же болевые рецепторы дали о себе знать, вопя во все глотки. Да... одно из тошнотворных воспоминаний услужливо вышло на передний план... так и есть... она пропустила удар, и кентавр сломал ей руку... или плечо?
Попытка проверить не принесла ничего хорошего, только добавила новую порцию боли. Однако Джадис поняла, что ее лечили, и лечили относительно умело. Поддерживающей повязки пусть и не было, зато рука от локтя до ключицы была перевязана чистой повязкой и, судя по сильному травяному запаху, под ней было какое-то снадобье.
Джадис слегка привстала, опираясь на локоть. В комнате не было никакой мебели, не считая кровати и стула, на котором аккуратно было разложено платье непривычного кроя. Дверь напротив окна имела отчетливо символический вид: она, конечно, закрыта, но это еще не означает, что обитатель комнаты может чувствовать себя в безмятежности или хотя бы уединенно.
Кроме того, Джадис была обнажена. Кто-то гостеприимно снял с нее всю одежду. Это добавляло уверенности, что нужно поскорее встать и одеться, несмотря на боль. Даже напротив: приняв боль во внимание. Если сразу не убили, а привезли к себе домой, поселили в обычной комнате, а не бросили в темницу, обработали раны — все к одному, «имею на вас виды», как говаривал дедушка каждому из семиста пэров, приглашая их на обед, где и перетравил всех, списав все на государственную измену. Тогда это модно было.
Раздетая она будет, одетая — по большому счету неважно, когда ее потащат на допрос... только эта причина на ум и приходит, объясняющая ее присутствие здесь... но королеве Чарна перед врагами нужно предстать во всем великолепии. Борись до конца, и пусть весь мир летит в тартарары — для Джадис это были не пустые слова.
После нескольких попыток ей удалось сесть на кровати. Она уже опускала ноги на бежевый пушистый ковер, едва справляясь с накатившей дурнотой, как замок в двери щелкнул, и в комнату вошел Эдмунд.
— Я хотел сначала прислать слуг, но вспомнив вас в бою, решил прийти сам, — Эдмунд, справившись со смущением, придвинул стул к себе и оседал его, не сводя с Джадис внимательного взгляда.
Она тоже открыто разглядывала его.
— Благодарю за честь, — нейтрально, и не дает возможности диалогу: то, что нужно для начала, пока не знаешь, как себя с ним вести.
— Не стоит. Как ваша рана?
— К чему такая забота? — не сдержалась Джадис.
Плечо и рука болели невыносимо.
— Если вы умрете от сепсиса, нам от этого никакой пользы, — последовал невозмутимый ответ. — Ваше имя — Джадис, вы одна из Темных королей — так ваша четвертка прозвала себя. Как вы думаете, они согласятся покинуть Нарнию в обмен на вашу жизнь?
Джадис молчала. Все труднее было хранить высокомерное выражение лица... стало бы чуточку легче, позволь она себе ссутулиться, закрыть глаза... хотя бы прикусить губу.
На лбу выступила испарина... еще чуть-чуть и она потеряет сознание от боли, и тогда никакого допроса не состоится и все отложится еще на несколько блаженных часов.
— Вам трудно говорить, я вижу. Должно быть, вы потревожили рану. Я позову лекаря... чуть позже. Сначала вы ответите на мой вопрос.
— И не подумаю.
— Мы отправили письмо в Ламборру в то же утро, но ответа все еще нет... так что же? Ваш брат пойдет на наши условия?
— Он скорее съест свою корону, чем откажется от плана, — еле слышно сказала Джадис. Уже неважно сохранить достоинство... лицо ее исказилось страданием... стало неважно... но...
— Вы сказали: в то же утро... все еще нет ответа. Сколько времени я здесь?
— Два дня.
— Два дня?!
— У вас серьезная рана.
— Спасибо, что напомнили.
— Кто вы?
— Вы же сами сказали, я — Джадис, — новая вспышка гнева украла драгоценные крупицы сил. Боги, еще немного, и она будет умолять его позвать лекаря!..
— Откуда я вас знаю?
— Вы не знаете меня, — затем смысл вопроса достиг сознания: — Ваша разведка...
— К черту разведку! — Эдмунд сузил глаза. — Я твердо знаю, что встречал вас прежде, но не помню, где и когда. Ладно, это потом. Так вы уверены, что ваши братья и сестра не пойдут на перемирие в обмен на вашу жизнь?
— Конечно.
— Прямо-таки конечно?
— Да. Послушайте, да они только рады... — Джадис запнулась. Какая же она дура! Собственными руками роет себе могилу! Он пользуется... думать становится все труднее... теперь у нее нет козырных карт... вообще никаких нет... боль затопила с головой...
— Они... — едва ворочая языком, сказала Джадис, — придут... если вы не отпустите, они придут, и вы погибнете...
Она закрыла глаза.
Эдмунд некоторое время смотрел на нее, затем встал и отправился за лекарем.
Любопытно...
Лекарь — молодой фавн с небрежными манерами, цинично смотрящий на мир в общем и на себя в частности, скептически поджав губы, поменял повозку, добавляя в снадобье легкий галлюциноген — его собственное новаторство! — и Джадис перестала мучить боль. Вместо этого ее принялось преследовать странное создание о коротких ножках, с головой дракона и крыльями бабочки, невыносимо розового цвета.
Через час, счастливо убежав от кошмара, Джадис открыла глаза и, к своему большому огорчению, увидела, что Эдмунд все еще здесь.
— Вам лучше? — участливо спросил он.
Джадис вместо ответа скривилась.
— Вижу, что да, — заключил Эдмунд. — Теперь перейдем к делу. Вы считаетесь пленницей нарнийских королей, моим военным трофеем. Так как вы одна из наших врагов, и успели причинять нам немало зла... знаете, я не склонен прощать день летнего солнцестояния и смерть бобров у Каменного Стола... и убийство сэра Дракона... многого не склонен. Хорошего отношения не ждите, хотя традиции призывают относиться к пленникам со снисхождением. Однако мы люди чести — у вас это понятие в ходу? — и никто пытать вас не будет. Как выздоровеете, вам придется ответить на ряд наших вопросов. Для вас открыты несколько комнат, вы вольны гулять в саду.
— Какая честь! — фыркнула Джадис.
— И не малая, — согласился Эдмунд. — Питер, верховный король, собирается использовать вас в переговорах с вашими родственниками. По мне — идея заранее обреченная на провал, судя по вашим отзывам о своей родне. Но думаю, вас можно изучить и понять, что за напасть свалилась на наши головы — я о вас, самозваных королях, решивших, что коли они владеют магией...
Джадис выпрямилась.
— Мы не самозваные. — Ноздри ее раздувались от гнева. — В наших жилах течет королевская кровь, наши предки были владыками великого Чарна, мы короли мира, владыки Короля Королей, а вы, простолюдины, лишь по воле случая сели на троны — оказались в нужный момент в нужном месте, ха!
— В Нарнию никто не попадает случайно.
— Это еще одно доказательство, что
мы, короли Чарна,
призваны в Нарнию, чтобы сменить вас! — Джадис откинулась на подушки, смотря гордо и торжествующе, не подозревая, насколько беззащитно она сейчас выглядит.
Эдмунд утомленно вздохнул:
— Тебя не убьют.
— Я должна благодарить за это?
— Думай, как знаешь. — Эдмунд поднялся со стула. — Только тебе очень повезло, что я добрался до тебя раньше, чем мой капитан. А вот для твоего брата, возможно, лучше было, если бы случилось наоборот.
Джадис осеклась.
— Так что запомни, тебе оказали милость. Постарайся быть за нее благодарной.
— Что с моим братом? — крикнула Джадис.
— Я убил его, — сказал Эдмунд и аккуратно закрыл за собой дверь.
***
Через два дня Джадис стала выходить из комнаты. За это время благодаря стараниям и новаторствам фавна рана стала беспокоить меньше. Нарнийские короли больше не почтили ее своим приходом, если честно, к ней даже слуг не посылали, и Джадис приходилось довольствоваться редким общениям со своим лекарем.
Как только Джадис смогла вставать с кровати, она сразу же произвела «ближнюю разведку»: осмотрела дверные замки, задвижки на окнах... за окном, кстати, открывался чудный вид на море и острые скалы внизу. Не найдя ничего утешительного, Джадис пребывала в скверном расположении духа, и фавн был безжалостно третирован приказами, начиная от указания приготовить ей ванну, заканчивая пожеланием немедля сменить занавески, на что, впрочем, он не обращал ни малейшего внимания.
Из-за недостатка информации (у фавна и слова лишнего невозможно было вытянуть) Джадис не могла придумать стратегию своего поведения с нарнийскими владыками. Она решила пока меньше говорить и наблюдать, выискивая уязвимые места, пробуя угадать планы, а потом, возможно, и попытаться... но это потом, пока рано загадывать. Ее ближайшая цель — немного информации об обитателях Кэр-Паравела, в идеале же — сбежать отсюда.
Иллюзий Джадис не питала — Айсерд не будет рисковать, чтобы вызволить ее. И на предложение верховного нарнийского короля он тоже не пойдет. Ей нужно все решать самой.
Как ни странно, это ее успокоило. Когда судьба в твоих руках, а ни в чьих-то еще, всегда чувствуешь себя увереннее.
В простом платье гулять было прохладно: с моря постоянно дул ветер. И все же в свою комнату Джадис не спешила. В небе над головой, вместо каменных сводов, ей виднелась свобода.
Не спешила она и по другой причине.
В конце небольшой витой лестницы был поворот, всегда в густой тени, который заканчивался широким проемом в залитый солнцем садик. Невысокая стенка, сложенная из белых, обкатанных морем камней, ограничивала его; здесь были кадочные деревья — апельсиновые, персиковые и рододендроны, множество вазонов, горшков с яркими цветами, а из кашпо, висевших на трех миниатюрных фонарях, каскадом спускались пышные шапки традесканций, петуний и спаржи.
В садике было хорошо — стены мешали обзору, но зато создавали иллюзию крохотного, полного красок мирка.
Нарнийские королевы часто поднимались сюда по крутой лестнице, вырубленной прямо в скале. У калитки на лестницу дежурила неусыпная стража — грифон, и Джадис испытывала немалое облегчение (из-за чего ей было стыдно), что калитка прячет ей от его немигающих, ярких, очень внимательных глаз.
Королева Сьюзен и королева Люси игнорировали Джадис. Они вежливо кивали ей, проходя мимо, садились в плетеные кресла у фонарей... старшая обычно читала, а младшая, живая и милая, рисовала. Иногда они принимались живо беседовать, шутить, смеяться, совершенно не смущаясь присутствия Джадис. Или шептались... Джадис думала, что о ней. Порой она ловила на себе их полные любопытства взгляды. Больше королевы Люси.
Джадис приходилось слушать разные пустяковые разговоры... боги, о чем они только не говорили! О серьезном, как-то: войны, захват земель, приобретение власти — ни слова. Им были интереснее жизнь бобров, новые краски для рисования и лорды Орландии, подумать только!
Джадис сидела на скамье, идеально выпрямившись, напустив на себя высокомерный и скучающий вид. Она изнывала от зависти. Хотелось прикоснуться к чужому cчастью... а лучше присвоить его себе... а не получится — сломать.
Джадис почти все время находилась в садике, ждала прихода королев... если те не приходили — злилась, приходили — злилась снова... но в этом случаем к злобе добавлялась грусть.
Вскоре королевы заговорили с ней — дружелюбно, искренно интересуясь ею самой, а не тем, какую информацию могут из нее вытянуть. Почему-то Джадис это сразу поняла. Она знала, как поступит, если такое случится, у нее давно был выработан план. Джадис с милой вежливой улыбкой отвечала на их вопросы и спрашивала сама, смеялась над их шутками, и сама шутила. А много позже поймала себя на мысли, что ей это делать легко. Джадис даже забывалась и смеялась вполне искренно. Но вспомнив, она корила себя, и тогда ее смех звучал еще громче, чище и прекраснее. А Сьюзен и Люси находили ее хорошенькой. Именно так и называли меж собой: «Ну и хорошенькая она, и не подумать, что одна из тех, кто погубил несчастного сэра Дракона!.. Ведь совсем еще дитя...»
Джадис чувствовала их покровительственное отношение и злилась еще больше.
Король Питер и король Эдмунд почти не появлялись в Кэр-Паравеле, больше разъезжали, собирая и сосредотачивая войска, и как поняла Джадис, укрепляли Каменный Стол — судя по редким обмолвкам Сьюзен и Люси, они занялись достраиванием Крепости Королей... Ух, и плод их — ее! — трудов украли! На севере Нарнии было неспокойно, и нарнийские короли подумывали о походе на Ламборру. Пока у них что-то застопорилось... возможно, Айсерд и Айрис устроили еще пару сюрпризов.
Все это Джадис додумала сама из крох информации, и чем она очень гордилась, потому пропускала мимо ушей упоминания о том, как она, Джадис, похожа на кого-то, о ком вспомнить Сьюзен и Люси не могут... все это казалось Джадис несущественным.
Существенным она находила приезды в Кэр-Паравел королей, в частности, Эдмунда Справедливого, который, как она сразу решила, считает ее личным своим врагом. Будто она у него страну завоевала. Будто уже.
А еще он имел привычку всячески подчеркивать, что она, дескать, «трофей». И хмыкать над ее шутками. И пытливо смотреть на нее, когда она заливалась колокольчиком, чтобы очаровать Сьюзен и Люси... иногда и старшего Питера заодно. Питер, кстати, очень приятный... у него добрая улыбка и он очень прилично держится для простолюдина.
А вот Эдмунд... с ним всегда только противопоставление... а вот Эдмунд совсем не был приятным. У Джадис зрело нехорошее чувство, что он все ее мысли знает и прекрасно понимает ее притворство. А еще при разговоре с ним ей никак не удавалось держать себя в руках, и Джадис боялась, что вот из таких бесед он узнает о ней, об Айсерде и Айрис, о Чарне, обо всех их планах гораздо больше, чем из всех официальных допросов, устраиваемых Питером.
Это очень настораживало: в отношениях с Эдмундом Джадис оставалась собой.
