Часть 2. Ум. Глава 6. Предназначение. Часть 1: Потерянный.Крики ничем не помогут. Я знаю это, но все равно продолжаю беситься, как загнанный в клетку дикий зверь. Я ничего не хочу и одновременно мне нужно все. Я хочу оказаться в беспамятстве сна, но и в нем все будет напоминать мне о моем поступке. Я так хочу забыть все! Я хочу просто забыть. Я почти не виню себя, это все Сноу! Это его нужно винить, это он заставил меня напасть на братьев. Он виноват, не я!
Я продолжаю скулить, походить на жалкого паразита. Да, я жалок! Жалок так же, каким был в день, когда переродки ждали мое дохлое тело под рогом. Отличие только одно: тогда я понимал, что конец вот он, напротив, на кончике стрелы, теперь я знаю - конца не будет. Воспоминания будут взрывать мой мозг каждое мгновение.
Они поняли, что если ко мне кто-то зайдет, то в любом случае умрет, поэтому они изменили способ моего контроля.
Все те же белые стены и та же мебель, но теперь, временами, вместо потока свежего воздуха, ко мне поступает тяжелый газ. И теперь я лежу на пушистом ковре, кашляю, задыхаюсь, кричу, снова кашляю, и молю о прощении кого-то свыше, и медленно умираю.
Сейчас, в эту секунду мое тело трясется в огне, а легкие не могут насытиться кислородом. Я очень долго сопротивляюсь, а потом наступает пустота.
Потом ко мне придут, дадут внутривенно препараты. Может я смогу даже проглотить таблетки, не знаю. Не помню…
Так тянутся дни, я все еще мечусь, проклинаю Сноу. Я мечусь так долго, пока не начинаю винить себя. Я был эгоистом долгое время, ничего не изменится и сейчас.
…
Но все же ситуация меняется, боль отступает, появляется пассив. Мои руки обмякли, царапины зажили, голос пропал окончательно. Я не чувствую себя кем-то живым, я похож на растение и сама мысль осознания этого – последнее, что сохраняется до сих пор.
…
- Я устал ждать, Сноу! Слишком долго! Я же нужен тебе зачем-то?! Зачем?
Ничего не происходит. Тишина.
…
Я почти не злюсь, почти научился принимать все задумки Сноу. Я даже привык к такой жизни. Мне уже не так тяжело, как раньше, и даже на Двенадцатых смотрю, как на такую же игрушку Капитолия. Им достанется и без моей помощи, но добивать буду точно я. А я…
А я просто перебесился.
Капитолийские лекарства творят чудеса с психикой человека. Пару десятков таблеток, немного времени, и ты вылечиваешься от любой болезни психики. Просто все атрофируется, и ты чувствуешь себя так, как будто ничего и не было.
Мне могли бы все стереть, но нет, они оставили все воспоминания, а я, в свою очередь, перестал вести себя как бешеная собака. Применяй Капитолий все свои технологии, люди были бы счастливы. Но богатым не хочется отдавать часть своих денег для подавления бедняков. Им интереснее прожигать их, смотря на экраны раз в год. Меня это тоже начинает цеплять... Может, и мне разрешат делать ставки?!
Мой телевизор включается и Цезарь вместе со стилистом Двенадцатой рассказывают о ее свадебных нарядах. Я смотрю на все эти рюши, банты и стразы и начинаю ухмыляться. Если из меня Капитолий сделал «настоящего мальчика», то из Двенадцатой он сделал «настоящую куклу», и теперь они издеваются над ней ни хуже, чем надо мной. Глиммер была бы счастлива на ее месте…
Я вспоминаю о ней на одну-две секунды, представляя в одном из платьев, смеющуюся и светящуюся от радости. Совсем как тогда, когда убила своего первого трибута.
Я прогоняю это из головы, и мое воображение рисует другого человека. Огненная Катнисс бежит в неизвестном направлении. Она одетая в свое свадебное платье, и пытается кого-то застрелить из лука. Юбка пачкается, есть пятна крови, а на лице паника. Да… Это было бы зрелищно!
На этом мое веселье не заканчивается, потому что я вижу Сноу. Он напоминает о темных временах, перечисляет события Квартальных Игр, и готовится объявить о следующем.
- …И теперь мы чествуем третье Двадцатипятилетие Подавления, – говорит президент и лезет в шкатулку за конвертом.– На семьдесят пятой годовщине, как напоминание о том, что даже самые сильные среди них не могут преодолеть власть Капитолия, мужского и женского трибута будут выбирать из уже существующего фонда победителей.
Мое настроение улучшается еще больше, и я начинаю смеяться сам. Я смеюсь очень долго, наверно впервые с 74-х Игр. Детишки возвращаются на арену.
- И что же развеселило тебя? – раздается из динамиков спустя время.
- Президент Сноу, вы сделали этот день одним из самых веселых в моей жизни! То, что вы устроили в «Цезарь Шоу», было… У меня нет слов!
- Что ж… Теперь, ты рад, не являешься победителем Игр?
- Рад ли я? Я никогда не буду рад этому! Особенно, потому что вы подменили конверты. Ведь так? Ответьте честно, мы же договорились не врать. Вы ведь придумали, как избавиться от Двенадцатых…
- Да, это так.
- И что же вы должны были прочитать на самом деле?
- В напоминание о том, что сильнейшие участники убивали чужих детей, и даже после победы продолжали это делать, готовя новых убийц, совет из победителей должен самостоятельно выбрать трибутов для участия в играх.
-Да это, явно, то, что вы не хотели бы устраивать в этом году. Я так понимаю, что применение мне вы так и не нашли?!
- Всему свое время.
- Десять месяцев вы играете с моей жизнью, а так и не придумали мое занятие? Вам же не нужен обычный головорез?!
- Всему свое время… - динамик замолкает, а я пытаюсь понять, какую дурь мне дали, чтобы почувствовал себя таким живым?
…
Пару раз у меня берут анализы. Никаких причин для опасения, кроме того, что тренировки, как и обещали, прекратились. Да и расписание, кроме приемов пищи, стало свободным.
Значит, я буду снова смотреть игры и ничего не делать?!
…
Время обеда, а я только открываю глаза. Зрение, кажется, немного ухудшилось, но это от пересыпа. Во время водных процедур я замечаю, что мое тело совсем не такое, каким оно было… Вчера? Я был крепкотелым, без грамма лишнего жира, или чего-то там, сегодня же кажусь слишком обычным, сдутым.
Я смотрю на свои руки. Форма пальцев и ногтей тоже изменилась. Мне кажется, что я продолжаю спать. Появляется некая паника или беспокойство. Что-то не так…
В комнатах нет ни одного зеркала.
Позже приходит Сноу с двумя миротворцами, которые завозят зеркало.
- Добрый день! – говорит он.
- Угу, – сквозь зубы говорю я и поворачиваюсь к ним.
Глаза изменяются в испуге, под правой бровью начинает дергаться нерв, дыхание становится слишком быстрым. Я не верю ни глазам, ни зеркалу. Импульс злости, крик, размах, удар.
Зеркало разбивается на куски, в руке торчат осколки, залитые кровью. Я не спешу их вытаскивать и сразу замахиваюсь на президента. Мою руку перехватывают и заламывают.
- Ах ты сраный ублюдок! Да как ты посмел сделать это со мной снова?! Тебе какая дурь в голову ударила, кретин ты долбанный?! Да чтоб тебя живого зарыли!
Я продолжаю орать не своим голосом, продолжаю вырываться. В глазах начинает мутнеть, в голове каша. Я понимаю только одно: Сноу показав мне сон, уже тогда сказал, что меня ждет. Я замена Двенадцатому. Я должен был догадаться!
В комнату заходит Ассая. Как он мог это сделать? Я доверил ему себя! Полностью!
Происходящее выводит меня из себя. Я наступаю на ногу миротворцу, его хватка слабеет и теперь он ближе ко мне. Удар затылком об его лоб. Рука освобождается. Худо-бедно выворачивая свои же суставы, я освобождаюсь, и мне удается подойти к Доку.
- Я доверял тебе! – говорю я сквозь зубы и сворачиваю ему шею. Пока он не упал, я выхватываю шприц и кидаю в президента. Миротворцы уже бегут на меня, и я поднимаю труп врача и, как куклу, отшвыриваю его от себя. Конечно, со Сноу все в порядке, но он даже не вызывает подмогу. Неужели понимает, что со мной сделал?!
Я выскакиваю из своей комнаты, расталкивая какой-то персонал. Бежать, черт подери, так быстро, как смогу! Но не выходит. Я надеялся, что если быстро передвигать ногами, меня не притянет к полу. Как я глуп!
Теперь вместе со злобой и ужасно-детской обидой, я чувствую досаду и что-то еще… Страх?
Через минуты ко мне приходит Сноу и самостоятельно вкалывает иглу в шею. От него воняет гнилью и розой.
- Ты же знаешь, что не сможешь сбежать. Отдыхай пока.
…
В какой-то момент Сноу ставит меня перед фактом, что я сам позволил ему сделать с собой то, что ему захочется.
Но я не понимал одного. Зачем? Чего же именно хочет Сноу? Сейчас будут игры… Среди двенадцатых только двое мужчин. Я знаю, что Мелларк вернется в любом случае… Значит, нас поменяют на арене?
…
Во время жатвы я не отрываюсь от своего экрана.
Я знаю большую часть из трибутов, часть из добровольцев. Брут – один из не многих, кем я восхищаюсь, он был примером в Академии, все хотели быть на него похожими, хотели так же вызываться, драться, выигрывать. За ним вытягивают бумажку Энобарии. Я теряюсь, видя своего ментора. Кто из них вернется? Брут – человек, не знающий жалости, или Энобария – та, кто посвятила себя тренировкам молодых? Кто?
Показывают Одэйра, я испытываю какую-то жалость, которая перерастает во что-то едкое. Его очень любили во Втором, и будет очень печально, когда Брут порвет его пополам. Я смеюсь, представляя это… И все же Брут или Энобария?
Видя Двенадцатых, я теряю контроль над собой. Когда все заканчивается, я привязан к кровати, а трое работников меняют разбитый мною экран. Лицо и руки противно щиплют, кажется, я успел себя поранить.
…
В какой-то момент я начинаю умолять себя принять все, как есть. Стоя перед непробиваемым зеркалом, я смотрю только в свои глаза, в них ничего не изменилось, и я должен наплевать на все, что не выглядело моим.
- Прости. Прости его, Като! – шепчу я. - Просто прости. Сделай все, что он скажет. Ты же знаешь, что он единственный, кого ты не сможешь убить. Просто соглашайся с его словами. Ты уже ничто не сможешь изменить. Делай, что говорит Сноу, и ты переключишься от воспоминаний. Ты сможешь не обращать на внимания. Это будет на автомате. Переключись снова на Двенадцатых. Представь, что они почувствуют, зная, что ты жив!
Но кроме своих глаз я вижу чужое лицо, лицо врага… И именно это бесит меня сильнее, чем Сноу.
…
Игры начинаются. Теперь я провожу время в комнате, где смотрел за праздником. Я снова во дворце президента. На этот раз экранов больше, по восемь на каждой стороне. По каждому на трибуту. В руке пульт, непривычно старый. Всего лишь кнопки звука, увеличения изображения и еще несколько.
…
Я наблюдаю за играми, наблюдаю за Двенадцатыми и Четвертыми. Никогда бы не подумал, что четвертные будут с ними заодно. Мне нравится арена солнце, тропики, песок, это как-то по-летнему.
…
Энобария заставляет вспомнить что-то из прошлого.
…
До игр еще куча времени. Мне хочется проспаться и с утра погулять по Капитолию. Зачем мне все эти тренировки? Я не узнаю ничего нового. Может они разрешат мне прогулять их?
Дверь с тихим гулом раскрывается и заходит высокомерная малявка из моего Дистрикта. Я не разговаривал с ней ни в поезде, ни в какой-то другой день. Что ей нужно?
- Энобария сказала, что нам стоит поговорить о нашей тактике. Говорит, что для победы нужно собрать временную команду, а для начала хотя бы поговорить друг с другом, – говорит она со скучающим видом, в руках колода карт.
- Я не хочу таскаться с кем-то! – огрызаюсь я.
- Я тоже предпочла бы скрыться, но в этом году, согласись, есть ребята, что надо!
Она проходит и плюхается с ногами на кровать. Я сажусь напротив.
- Ты предлагаешь выиграть за счет других?
- Это предложила не я. Энобария хочет видеть с нами Первых, Четвертую, и возможно Одиннадцатого. На счет Первых и я согласна, он хорошо метает, а она… Ну… Будет среди нас хотя бы одна умная блондинка. – Мирта скалится, смотря на меня и, я понимаю ее намек.
- Скажешь еще слово, и Игры для тебя даже не начнутся!
- Ну-ну! Хотелось бы в это поверить… Ты, если не хочешь, можешь не присоединяться… Но у нас больше, чем у тебя шансов… Какой там у тебя профиль был? Ближний бой?
Я киваю… Мирта права. Даже у нее есть особый дар. В школе ее называли Пьеро. Это что-то из далекого прошлого… Не знаю, что это значит, но ее так называли, потому что, метая ножи или дротики, она всегда попадала в цель.
Я пытаюсь понять, что Энобария задумала… Я буду лучшим во время первой бойни у Рога. И я же смогу безжалостно убить и своих союзников. Она ставит на меня!
- Хорошо! Пусть Энобария договорится со всеми.
Мирта вскакивает на ноги и кидает одну карту в мою сторону. Та пролетает мимо моего лица, не задевая, и наискосок обрезает высокое растение, похожее на пальму, под самый корень. Слышится треск и оно падает. Да, нужно брать союзников, кто-то должен прикрывать мне спину. Она направляется к выходу и кажется, смеется.
Я никогда не был стратегом, считая планы бессмысленными для себя. Мирта показала мне, что быть в союзе не так уж плохо, мы впервые же минуты избавились от половины мусора. Это приближало еще на пару шагов к пьедесталу. Я всегда предвкушал вкус победы, но никогда не задумывался, что же будет дальше. Да, иногда я думал, как легко разделаюсь с Марвелом, стоит только забрать у него копье. Мирта всегда хотела прикончить Глиммер, я был бы не против. Остатки убрала бы Двенадцатая… Ее стоило оставить на закуску. Но если бы остались только я и мелкая? Что было бы дальше?...Я всегда впадал в ступор, когда представлял это. Да, я мощнее, да, я ловок, но и эта козявка тоже не промах. Она в два счета могла бы вскрыть мне сонную артерию с расстояния двадцати метров, в этом ее преимущество. И всё таки как бы я стал действовать?
…
Мои мысли сбивает щелчок закрытой двери. Я поворачиваюсь и вижу какого-то капитолийского актера, или педагога, или еще кого-то. Он похож на бесполое, человекоподобное облако: худое, лысое, с плавной походкой на огромных каблуках и в белом костюме-тройке. Единственное, что в нем выделяется – огромные ресницы и жеманный голос, по которому я и понял его пол.
- Позволь представиться. Ромео Шугар. Буду делать из тебя Питу Мелларка. – улыбается он, и хлопает глазами.
Я со злостью приближаюсь к нему, он выставляет худенькие ручки вперед, и как-то странно скручивается.
- Не трогай, не трогай меня. Я всего лишь актер театра. Мне сказали потренировать тебя. И все. Совсем чуть-чуть…
Из меня вырывается досадный возглас, и я сажусь в единственное кресло. Внутри всего трясет.
- Рассказывай все, что они тебе говорили!
- Ты должен будешь выступать перед камерами, возможно, даже вместе с Цезарем. Просто чтобы успокоить их всех. Они сказали, что девчонку захватили. Не знаю кто. Я тут только первый день. Мне сказали, что ты поймешь сам. Мне просто нужно научить тебя говорить, как Пита, двигаться как он. И все.
- А настоящий им не подходит?
- Не знаю!
- Хорошо. Что мне делать?
- Сначала просто пройдись.
…
То, что я не очень хороший актер, становится понятно после двух-трех часов. Шугар старается как можно меньше психовать, хотя один мой вид выворачивает всю его капитолийскую сущность наружу. На моем месте лучше бы смотрелся Марвел, со своими попытками копировать любого, кого попросят. Да любой на моем месте смотрелся бы лучше. Я людей убиваю, а не батоны пеку!
Я все больше и больше понимаю, насколько мы разные. Он мягкотелый сосунок, который только и умеет таскать мешки и ныть, как любит Катнисс, а я… Я это я! Я другой! Я тот, кто готов уничтожать, а не просить опустить оружие. Я был бы первым, кто нажал бы на кнопку запуска бомб. Они выбрали не того…
Но как бы то ни было, здесь и сейчас нахожусь именно я, значит надо всё это принять и действовать по приказу. Пора работать в команде, хоть моими «союзниками» являются капитолийские болваны. Я должен научиться играть по их правилам, иначе мне не выжить! Умереть, просто, за срыв подобных мероприятий, мне никто не даст, значит, я опять попаду на те же круги ада, через которые уже проходил. Нет! Хватит сомнений и самобичеваний! Я боец! Услышал - сделал!
…
Игры подходят к концу. Я пропустил слишком многое, чтобы понять события. Знаю, что мой ментор еще жив. Я так надеюсь, что Энобария убьет отделившихся, и мне не придется изображать кого-то. Но нет, в какой-то момент я вижу, как моя жизнь резко меняет направление. Взрыв, камеры не работают. Слышны голоса, крики, шум планолета. Эфир заканчивается. Что будет дальше?
…
Сноу рассказывает мне, что он уничтожил Дистрикт 12, что восьмой тоже близок к уничтожению. Рассказывает, о том, что Мелларк находится совсем близко от меня. Мне на него все равно. Мне все равно на все, что будет и с ним, и с остальными Дистриктами.
- Но ты же не хочешь, чтобы война коснулась твоей семьи? – спрашивает он.
- Вы уничтожили ее половину. На вторую мне плевать.
Сноу всего лишь улыбается.
- Катнисс начала войну, в которой все твои потери ничто. Мы сделали из тебя самого решительного из всех. Ты доказал, что можешь все. Так докажи, что ты можешь остановить и это.
- Вы сделали из меня самого опасного переродка, но это вам не нужно... Вам не нужны мои способности… Вы можете использовать те лекарства, что работали со мной. Распылите их в воздух, накормите таблетками Дистрикты. И все, не будет никакой войны. Но вместо этого Вы пытаете и меня, и девчонку, которая перехитрила вас дважды… Вы думаете, что вы такой умный? Но нет. Вы, как и я, тогда на арене, знаете, что вам конец. А если вы думаете, что Катнисс, зная, что ее дружок у вас, то она сдастся, побежит вымаливать у вас прощения, за все, что сделала… Вы ошибаетесь…
- Так заставь ее вымаливать это! А если не выйдет, ты лично убьешь их обоих, так как захочешь. Но сейчас, добейся, чтобы все они сдались.
…
- Я выбрал тебя, а не кого-то другого, потому что ты мне нравишься. Я сохранил тебе жизнь, потому что знал, что ты можешь справиться с любой задачей. Так не подводи же меня, сынок. Докажи, что ты можешь. Кого я мог еще взять на эту роль? Кто, если не ты, так яро ненавидит Двенадцатых? Только ты пойдешь до конца. Я оставил тебе жизнь, в надежде получить воина, который может уничтожить любую преграду. Я надеялся, что ты и Мирта станете победителями, а потом ты убьешь ее…
Но когда вас осталось трое… Я понял, что они не смогут убить ради себя. Думаешь, я не ожидал, что они захотят умереть вместе? Весь Панем не знал, что будет в конце … Я это понял сразу, как она захватила с собой горсть ягод.
Так вот, Като…
Ты! Можешь! Изменить! Все!
