Глава 4
Глава 4.
- Ты бы хоть экранировался слегка, что ли? От твоих эмоций у меня уже голова болит! То ты сыпешь проклятиями и ледяными ветрами, то вежливо отвечаешь Рите Скитер! Нет, ну куда всё катится?! Драко, что ты опять затеял? – Последний вопрос прозвучал уже серьёзно. Малфой тяжёло вздохнул: если Поттер отказался от фамилии, не отвертишься. Таких проницательных друзей и врагу не пожелаешь! Тем не менее, он всё же попытался рыпнуться, больше, впрочем, для виду и нагнетания интереса:
- Поттер, ты о чём? Я не отвечаю за твои гипертрофированые эмпатические и телепатические способности. Бал не мой, а матери, я вообще не ждал от него ничего особенного и необычного, но, увы, забыл про твоё на нём присутствие, наивный. Если тебе после устроенного представления пришлось танцевать с пятидесятилетней скандальной журналисткой, то я-то тут при чём?
Рон, кстати, благоразумно не вмешивался, помешивая кочергой поленья в камине. Лезть между этими двумя в разгар их любимого разбора полётов "так кто же виноват в произошедшем?.."? Ищите другого психа, тем более, что есть из кого выбирать! А он, как целитель, лучше потом применит свои знания ко всем пострадавшим. Следуя клятве Гиппократа и увеличения собственного опыта ради.
- Ну да, ну да. Я не я, и лошадь не моя. Спешите видеть максимальное количество вранья на единицу речи. А приписка тоже не твоего пера дело? Перестань юлить как угорь на сковородке, змей слизеринский, и рассказывай, какой именно тухлятиной пахнет местное политическое болото и нужна ли тебе наша помощь. Кстати, не забудь и то, зачем ты в него влез. Вдруг тебя осенит, что – может быть, только может быть – не стоило в него лезть. А пофехтуем утром – и словесно, и вполне материально.
Драко сдался. На этот раз, так и быть, признаем это, скрепя сердце и прочие чувствительные потроха, его переиграли. И он рассказал. Февральская ночь между тем медленно, но верно приближалась к середине.
- Слушай, да тебя в Орден Феникса принимать можно! – совсем неуместно, на взгляд Драко, развеселился Гарри. – Я смылся, Рон совершенствует целительство, один ты у нас пашешь на благо нации и Родины!
- Поттер, - угрожающе тихо начал доведённый бешенства Ледяной Принц, - я крайне польщён твоей высочайшей оценкой моих усилий… и сделаю всё, дабы в полной мере донести до тебя степень моей благодарности…
Его, впрочем, бесцеремонно прервали.
- Ещё и мать не слушаешь… - ехидно прокомментировал Гарри.
Драко прикрыл глаза, чётко осознавая, что ещё чуть-чуть – и Смертельная Вьюга сорвётся с кончиков пальцев. После чего, вероятно, его библиотека будет разгромлена до состояния полной негодности, а этот гад с демократией в голове и Ветром за плечами снова увернётся. А потому… Комнату обдало холодом.
Малфой поднял веки и наткнулся на знакомые зелёные глаза, очень серьёзные – ни следа прежней дурашливости – и… торжествующие?
- Сработало, - проинформировал друга Поттер. Драко лишь безмолвно поднял брови, сообразив, что устроенное было ещё одним представлением. – Даже ты купился. Помнишь, ты сам писал про общественные маски? Ну так вот, я её выбрал. Этакий, знаешь ли, безголовый нахал, по капризу судьбы родившийся с талантом для квиддича и нещадно эксплуатирующий свою нечаянную известность.
- Любой хорошо знающий тебя разнесёт эту "легенду" в пух и прах. – Рон облокотился каминную полку и покачал головой.
- Да? А сколько, их, тех, кто на это способен? Вы двое будете молчать. Твоя мать, Малфой, кстати, очень
проницательная женщина? Так она уезжает. Кроме того, она тоже лояльна. Дамблдор? Я не собираюсь с ним видеться, а он хранит достаточно своих и чужих тайн, чтбы уважать мои секреты. Гермиона… Пропала – или исчезла сама? Вряд ли она вернётся только чтобы высказать мне своё "фе" и наставить на путь истинный. Гораздо больше будет тех, кто поверит.
- А Люпин? – Серые глаза снова смотрели спокойно, цепко и сосредоточенно.
Гарри уже привычным движением взъерошил волосы.
- Ты разве не понял? Он с большим облегчением увидит во мне отца. Он же похоронил всех, остался только старый враг, да и тот в Хогвартсе и к тому же союзник. Собственно, именно поэтому мне не надо ничего придумывать. Достаточно вспомнить. Снейп, кстати, будет в восторге – из разряда "я знал, что так и будет". В общем, волшебное сообщество не будет скучать – я и мои поклонницы будем развлекать всех. А Рита, которая мне после сегодняшнего обязана, всегда будет получать свежатинку.
- Авантюра. – Рон снова покачал головой. – Возвращаемся в зал, бал кончается. Я снимаю со стен защиту.
Они не успели выйти, как от перил монументальной лестницы на второй этаж отделилась гибкая тень. Уже в дверях Блейз Цабини повисла на шее Драко. Но все четверо не сделали в почти полностью пустевший зал и трёх шагов, как тишину наверху разорвал полный ужаса вопль, а потом добавилась череда громких глухих звуков, словно вниз по лестнице катилось что-то массивное.
Когда они стремглав вернулись в коридор, Панси Малфой, в девичестве Паркинсон, сжавшись в комочек и защищая огромный живот, волоча за собой огромное толстое шерстяное одеяло, катилась по последнему пролёту. Крик сменился жалобным поскуливанием. Драко что-то выкрикнул на бегу, и широкий коридор осветили моментально вспыхнувшие факелы. Вокруг безвольного тела закружился ветер, и молодую женщину мягко опустило на расправленное одеяло.
- Сколько ей оставалось? – бросил Рон, сбрасывая мантию.
- Кажется, три-четыре недели.
- Похоже, ты станешь отцом сегодня, Драко. У неё начинаются преждевременные роды. – У Малфоя аж всё поплыло перед глазами. Навязанную ему жену он терпеть не мог, но вот дети… И это после того, как он сразу после венчания дал себе клятву быть своим детям нормальным отцом, а не холодным ублюдком, как их убитый дед! Мерлин, кто посмел их тронуть?! – Акцио, котёл! Релассио!
- Ты уже зелёный, иди займись чем-нибудь полезным. – Ошалелый взгляд. Гарри терпеливо добавил: –Драко, она не могла свалиться сама. Из тебя не очень хороший целитель, ты боевик по природе. Если нам с Роном нужна будет чистая Сила, мы тебя позовём.
Пять минут назад.
Панси была в ярости. Кроме того, поясницу опять свело судорогой. Да как она посмела, эта шлюшка?! Ей самой сейчас ни с кем не тягаться, зато она носит его ребёнка, и плевать, что сначала это было лишь политической игрой родственников! Сейчас, на восьмом месяце, её разнесло до размеров бегемота, но ни к кому, кроме неё, Он не приходит разминать затекшую спину! Только с Ним ей не снятся кошмары, и отступает даже токсикоз и изжога. А сложный запах летнего дождя, хвои, морской соли и морозного воздуха остаётся на подушке, когда Он уходит рано утром. Когда она родит, станет самой лучшей матерью и не только ради уже любимого ею маленького мышонка в животе…
Она тяжело поднялась с диванчика, вдохнув запах ненавистных духов и машинально кутаясь в одеяло. Чёрт, палочки нет! Впрочем, в её состоянии она и не наколдует ничего вменяемого. Даже половую тряпку не трансфигурирует! Ладно, так разберёмся! Она метнулась к перилам… только для того, чтобы увидеть, как ещё одна дрянь вешается Ему на шею! От тяжёлого и шумного дыхания перед глазами поплыли круги самых мерзких расцветок. Гипервентилляция. Сделав шаг вперёд, она не заметила слабо светящуюся ниточку зафиксированного на первой ступеньке Подножкового заклятия. И сорвалась…
Удары сыпались отовсюду, и она успела лишь сжаться, защищая живот. Наверное, она всё-таки потеряла сознание на секунду, потому что голоса доносились откуда-то издалека.
- … преждевременные роды… - Это Уизли. Она так и не поняла, с какой стати Он сошёлся со своими новыми друзьями, но Ему виднее. Что?! Что он говорит? Но ведь ещё нельзя, ещё почти месяц! Паника, словно тёмная удушливая и пыльная волна, накрыла её с головой, мешая дышать. Колени окатило тёплой жидкостью. Воды отошли! Режущая боль полоснула по низу живота, и мысли испарились.
Уверенные и жёсткие чьи-то руки. Он же целитель! Она слепо рванулась, разрывая забытье в клочья.
- Ч-что… делать?.. – Хрип из сорванного горла. Это… её голос?
Остался только Голос. И сильный запах леса. Мелисса – лимонная мята, боярышник, горечь одуванчика…
- Дыши ровнее… ещё тише, и ты перестанешь задыхаться. – Ладонь на рёбрах и животе, боль уходит, стихает. Дышать в такт нажатиям, не быстрее… В такт… Снова боль… Схватка. Какая длинная… Кто-то обтирает лицо и шею. У воды тоже Его запах. Странно, ей кажется, что она хорошо знает эти пальцы –одновременно властные и вкрадчивые… Снова возник Голос, и она послушно отбросила неважные мысли.
- Тихо… А теперь напрягись и толкай!
Схватка. Она плачет? Она смеётся? Не понять. Таз снова сводит судорогой. Вспышка боли. Устала. На плечо опускается рука – и ещё одна Сила проносится по телу, сметая напряжение. Янтарно-гудящая, полная тёплого элекрического света и черноты звёздного шампанского, а на губах горечь миндаля и винограда. Сухая и наполненная ветром. Но и она отступает. Схватка.
- Тужься! Ещё! Тебе чуть-чуть осталось! – Ощущение потери?.. Паника снова наступает, но она упрямо терзает зубами губу. Металлический вкус во во рту. Прокусила. Что это? Ещё?
- Двойняшки! Малфой, поздравляю тебя, твой замок из гроба и мавзолея имеет шанс стать гробом на колёсиках! – Что он говорит?? Она перекатывает голову на одеяле и настороженно замирает.
Почему они не… дышат???!!! Протягивается ладонь – но этим рукам она больше не верит. Удар и еле слышный хруст чуть выше запястья. Ниточки… Не успели обрезать пуповины. Ну что, девочка, что ты будешь делать? Позволишь себе умереть рядом с тельцами, которые так и не обрели жизнь "благодаря" твоей глупости и ревности? Заставишь себя жить, дабы неумолимо хоронить себя заживо? Но ведь есть и ещё один выход. Решишься ли ты? Хватит литебе смелости? "Смелость и благородство – это не ко мне. Вам в другую дверь! Гриффиндор в другой башне." Твои слова. Отказываешься?
Пожалуй, стоило бы потрудиться, чтобы сказать про Панси что-нибудь хотя бы нейтральное. Но здесь и сейчас, лёжа на полу замка, который, скорее всего, уже отчаялся увидеть в своих стенах любовь, на одеяле, мокром от её крови и воды, она не колебалась. Время словно остановилось. Просто она спросила себя тихо: смогу ли я? И ответила: да. И время снова обрушилось на неёс щелчком, какой бывает, когда струна всё-таки лопается. Или это её перерезали ножницами?
- Нет! – плевать на всё, она сбережёт жизнь своим детям! – Про вите децис не каллон гобъердо мойре… - голос сорвался. Скорее, лишь бы набрать дыхание, лишь вдохнуть хоть часть его в неразвившуюся до конца грудь. Только бы выдержать! - … За морте тис исссем су аман… - Пламя, жидкое пламя по венам вместо крови. Больно!!! – … Норнес дека дарр сангре акре!
Кажется, именно эта магия была применена чуть меньше двадцати лет назад в Годриковой лощине. Материнская магия. Разные формы, разные цели, но суть – одна. Защитить. Уберечь. Дать жизнь. Её боятся даже великие волшебники, ибо никто не может остановить МАТЬ, без колебаний платящую за что-то жизнью. И эту магию нельзя использовать как оружие – она только добровольна. Магия, единая для женской половины ВСЕХ факультетов. Всего лишь несколько заклятий, древних слов – и никому не известен перевод. Разные заклятия – Защита Кровью, Плата за Силу, Прикосновение Исповедницы (и это куда хуже, чем Поцелуй Дементора!), Гнев Госпожи Нежности, Последнее Милосердие, Танец Жизни, Смерти и Силы, Смертный Зов… Да мало ли… Самая странная, самая страшная и отказывающаяся подчиняться какой-либо логике магия. Почему одни заклятия – песня, а другие – плохо запоминающаяся проза? Почему в них звучат акценты всех древних языков мира, но ни один не удалось расшифровать? Почему она вообще работает? Вопросы, вопросы… А ответы – кто, знает, де они? Может быть, в первой схватке за жизнь ребёнка – родах? В каждом крике и стоне? А может раньше, в первом движении маленького хрупкого чуда внутри – когда всё существо откликаеся на него потаённой улыбкой, преображающей даже дурнушку и при виде которой даже Мона Лиза отдыхает?Сила, на секунду позволившая поднять руку и стереть из свитка Клото уже сбывшееся, рванулась из тела.
И никто, кроме троих, нечаянно оказавшихся рядом, не стал свидетелем ЧУДА. Когда тело на полу утонуло рубиново-алом свете, как начали таять контуры всё ещё массивной фигуры, словно часть плоти молодой женщины уходила жизнью в другие тела. Впрочем, почему словно? Так и было. И когда сияние угасло, казалось, что кожа так сильно натянулась на костяке, что вот-вот порвётся. А на уже медленно остывающих губах замерла улыбка. Спокойная и отрешённая.
А потом… Потом больно давящую на барабанные перепонки тишину разорвали два младенческих вопля.
