Глава 6Ночь выдалась беспокойной. Маркус, волнуясь за Аделаиду, ворочался в кровати, то и дело просыпаясь при каждом своём движении. Больше всего тревожило даже не состояние девочки, а спокойствие Брук и Эрихона. Маркус ждал до самой ночи, но Брук, когда вернулась, настолько быстро шмыгнула в свою комнату, что он не успел перекинуться с ней и парой слов.
Так что не было ничего удивительного, что он проснулся ещё затемно. В доме стояла тишина, Брук уже ушла, и на кухне, вопреки традиции, не было завтрака. Маркус наскоро перекусил парой сэндвичей, выпил вчерашний чай и направился в паб.
Каково же было его удивление, когда первым, кого он увидел, была Аделаида. Она сидела за стойкой, уплетая завтрак, а напротив неё за стойкой стоял Эрихон.
- Что за чертовщина вчера была? – прямо спросил Маркус, садясь рядом с ней.
Аделаида посмотрела сначала на Маркуса, потом на Эрихона, и с удвоенным аппетитом взялась за свою яичницу с беконом. Эрихон только пожал плечами, и этот жест был больше всего похож на «твои проблемы, ты и расхлёбывай». Маркус терпеливо ждал, но дождался только того, что Эрихон вовсе ушёл из зала.
- Так что с тобой было? – повторил Маркус свой вопрос, когда с яичницей было покончено и у Аделаиды не было больше повода игнорировать собеседника.
- Поранилась, – сухо ответила она, уткнувшись в кружку с чаем.
- Поранилась? – вспыхнул Маркус. – Да ты кровью истекала!
- Маркус! – оборвала его Аделаида. – Посмотри на меня. Я в порядке, видишь? То, что произошло, находится вне предела твоего понимания, хорошо? Забудь об этом.
- Из разряда того, почему все так настаивают, чтобы я уехал с острова? – тихо спросил журналист.
Она не спешила отвечать. Отодвинула от себя кружку, закурила, глядя прямо перед собой. Затем повела плечами и медленно покачала головой.
- Да. Маркус, ты очень хороший человек. Я рада, что мне довелось познакомиться с тобой. Знаешь, я... когда я жила в Англии, я настолько разочаровалась в людях, что ненавидела этот мир. И если бы в мире было больше таких, как ты, может быть, всё было бы иначе...
- Что было бы иначе? – поинтересовался Маркус, понимая, что сейчас Аделаида говорит о чём-то своём; что вот она, та самая ниточка, которая ведёт к ответу, кто все эти люди на Норнберге и почему они все здесь собрались.
- Всё. – Аделаида выпустила под потолок матовую струю дыма. – Может быть, тебе действительно стоит уехать. Скоро здесь станет... неспокойно.
- Ну, я здесь ещё недолго задержусь, – буркнул Маркус, поняв, что ниточка опять оборвалась, и больше он ничего узнать не сможет.
Аделаида докурила, надела куртку и спрятала волосы под воротник.
- Пойдём? – предложила она.
- Куда? – спросил Маркус, но, тем не менее, тоже встал и надел верхнюю одежду.
- Куда-нибудь, – равнодушно ответила девочка. – Здесь сидеть бессмысленно. На острове ты уже всё видел, но это не повод сидеть в помещении.
Они вышли на улицу. Как раз рассвело, и в деревне начинали звучать характерные для простого рабочего дня звуки. Стук молотка, лай собак, блеяние овец, над головами привычно галдели чайки. Маркус и Аделаида вышли за пределы деревни и остановились, когда перед ними, оглушая своим блеянием, потянулось стадо овец.
Скот гнали несколько красивых чёрно-белых собак, следом шёл Штефан. Маркус мимолётно пожал ему руку, и они направились следом.
- Сейчас травы уже почти не осталось, – проговорила Аделаида, спрятав руки в карманы. – Их выгоняют скорее по привычке, чтобы они не топтались в овчарне.
- Где их пасут?
- Где угодно, где не возделывают землю. Летом травы здесь навалом, хватает заготовить на зиму. Ну и, конечно, какие-то прикормки заказываем через Балтасаунд.
Маркус никогда раньше не видел вблизи выпас скота, поэтому сейчас наблюдал с интересом. Овцы, глупые, беспокойные, постоянно налетали друг на друга, толкались, блеяли и то и дело порывались ломануться в сторону, но стоило хоть одной особи отбиться от стада, как к ней подлетала собака и загоняла обратно.
- Эй, Стеф! – Аделаида окликнула пастуха. – А бочку сегодня выкатывают?
- Мартин говорил, что после обеда, – ответил мужчина. – Что, пойдёшь смотреть?
- Маркусу покажу, – девушка кивнула на журналиста. – Что тут ещё смотреть-то...
- Что за бочка? – поинтересовался Маркус.
- Помнишь, я тебе говорила про виски? Несколько бочек мы уже отправили на экспорт. Ну, как экспорт... всё, что увозится с Норнберга на продажу, мы называем экспортом. Но одна осталась для нашего пользования. По сути, когда мы её достаём, это как праздник окончания года. Знаешь, как в древности отмечали окончание сбора урожая — вот здесь что-то похожее. Вечером устроим вечеринку в пабе, и всё, с завтрашнего дня остров официально перейдёт на зимнее положение.
- Что, опять плясать будешь? – хмыкнул Штефан.
- Иди ты! – фыркнула Аделаида, замахиваясь на пастуха. – Я была пьяна!
- Плясала? – вскинул брови Маркус.
- Ну я же говорю, была...
- Она в прошлом году на этой бочке танцы устроила! – сдал Аделаиду с патрохами Штефан. – Бочка огромная, в полтора человеческих роста. Отличный помост был!
- Здесь поводов и возможностей напиться не так уж и много, – пробубнила Аделаида. – И это вообще был единственный раз, когда я так разошлась.
- Хотел бы я посмотреть, – рассмеялся Маркус.
- Обойдёшься!
Начал накрапывать мелкий дождик вперемешку со снегом. Аделаида скривилась и спрятала голову под капюшон.
- Брук в пекарне? – поинтересовался журналист.
- Да. Она заходила утром в паб, но потом пошла заниматься своим делом.
- Ты ночевала у Эрихона?
Вопрос был без подвоха — Маркус уже давно понял, что у Адалиды и владельца паба какие-то свои, непонятные постороннему отношения. Он даже не мог сказать, что отношения были романтическими — Эрихон относился к девочке скорее как к младшей сестре, глупой и бедовой, которой однажды было очень плохо, и с тех пор он не оставлял её одну. Но тут же вспомнилось, как Эрихон вёл себя вчера, когда Аделаида без сознания лежала на широкой кровати над пабом, с какой нежностью и заботой он нёс её — так не относятся всего лишь к сестре, так относятся к человеку, который дороже всех в мире.
- ...Да, – наконец медленно ответила Аделаида и развернулась, направляясь обратно к деревне.
Маркус посмотрел на Штефана, словно пастух мог объяснить ему, что же так поменяло её настроение, но Штефан не смотрел на него, и журналист побрёл вслед за девушкой.
После обеда добрая половина поселенцев собралась у окраины деревни. Здесь были подземные погреба, которые снаружи выглядели как старинные курганы, и лишь высокие широкие двери указывали, что внутри не могилы, а хранилища для каких-то продуктов. Аделаида, пришедшая с Маркусом, куда-то умчалась, и журналисту оставалось только созерцать толпу. К одному погребу уже подложили доски; несколько крепких молодых ребят, среди которых был и Чарльз, возились с верёвками. Маркус пытался найти взглядом Брук, но её не было видно. То и дело в толпе мелькал длинный светлый хвост Эрихона — владелец паба, вооружённых мощным фонарём, переходил от одной компании к другой. В сторонке, обнявшись, стояли Тесу с Джейн.
- И что из этого будет? – поинтересовался Маркус, когда Аделаида опять возникла рядом с ним.
- Сейчас откроем двери, – сообщила она. – Они такие широкие, потому что через них выкатывают бочки. Вытаскиваем их на поверхность и катим, как правило, до пристани, там переливаем в тару поменьше и погружаем на корабль, чтобы отправить на Мейнланд. Но последнюю закатываем в паб, и она стоит там до весны, пока не закончится. И потом начинается всё сначала.
- Хватает на полгода?
- Тут не особо любят алкоголь, – покачала головой девушка, спрятав руки в карманы. – Пьют в основном пиво или вино, а виски — это так, для традиции, ну и на продажу.
- Бочки большие?
- На несколько сотен литров. Самое сложное — вытащить их на поверхность, дальше уже просто.
Маркус наблюдал, как Эрихон открыл двери погреба и вместе с несколькими мужчинами скрылся внутри. Аделаида потянула Маркуса за рукав, и они тоже спустились вниз. Освещения здесь не было, свет был только от нескольких ручных фонарей и тот, что проникал через проём двери. Пахло сыростью, мокрым камнем, землёй, влажным деревом и характерным сильным запахом виски.
Когда глаза несколько приспособились к темноте, Маркус смог разобрать несколько огромных бочек, лежащих на боках по обе стороны погреба.
- А как оттуда... выливать?
- Никогда не был во французских винодельнях? – спросила Аделаида. – В основании бочки есть пломба, когда её поднимают, вбивается колышек, а потом его заменяют на кран. Когда бочка пустеет, пломба полностью снимается и заменяется на новую.
- Продумано, – заметил Маркус.
Взяв у одного из ребят фонарь, он посмотрел на потемневшие бочки. На них были написаны даты, очевидно, когда их закрыли. Даты шли ровным столбиком, и все, за исключением нижней, были зачёркнуты.
Эрихон со своими людьми тем временем возились у одной из бочек — очевидно, крепили к ней верёвки. Маркус не мог разобрать, что конкретно они делают, но предпочитал не вмешиваться, потому что в таком тесном пространстве он бы больше мешал, чем помогал. Пока они были внизу, ещё несколько мужчин по руководством Тесу и Пола клали доски на несколько ступеней, которые вели вниз с поверхности.
Из темноты вышел Эрихон, сунул им в руки по несколько верёвок и опять ушёл за бочки. Аделаида, сказав Маркусу не спутать их, вышла наружу. Какие-то верёвки крепко привязали к скобам по обе стороны от входа, остальные взяли в руки и отошли от погреба.
Из погреба вышли почти все люди, за исключением Эрихона, и теперь туда спустились Тесу и Джей. Несколько минут спустя послышался жуткий шум и скрип — очевидно, бочку вытолкали в проход, хотя одному богу могло быть известно, сколько сил надо было приложить, чтобы сдвинуть её с места. Потом раздался крик Тесу «Начинайте!», и те мужчины, которые остались на поверхности, потянули за верёвки, вытаскивая виски на свет.
Все бросились врассыпную, чтобы не быть задавленными. Бочка медленно, словно нехотя, вылезла из погреба и, скатившись по доскам, упёрлась в предусмотрительно насыпанный вал земли. Все бурно зааплодировали, послышались свист и крики, и под общие овации наверх вышли Эрихон, Тесу и Джей, которые, очевидно, толкали бочку изнутри. Бочку крепко зафиксировали верёвками, привязав их к скобам, и несколько мужчин, вооружившись лопатами, принялись убирать бугор, чтобы откатить бочку в деревню.
Джейн достала из своей сумки бутылку воды и кинула её Тесу. Тот сделала несколько больших глотков, потом передал Эрихону. Блондин плеснул водой на руку и умыл лицо, потом закурил, укрываясь от ветра. В его волосах застрял мусор, и Аделаида, посмеиваясь, принялась вытаскивать из его хвоста паутину и листья.
- Я не опоздала?
Маркус обернулся и увидел рядом с собой Брук. Она с интересом рассматривала толпу, пряча руки в рукава, как в муфту, и в её глазах плясали смешинки.
- Ты, наверное, всё это уже видела, – улыбнулся Маркус. Всеобщее праздничное настроение передалось и ему, и он быстро обнял Брук одной рукой за плечи.
- Ну... да, – усмехнулась она. – Сейчас начнётся самое весёлое — её покатят в деревню. Шуму будет... Надеюсь, Стеф запер собак.
- Собак? – удивился Маркус.
- Носятся под ногами, лают, мешаются. Хотя весело, конечно.
Маркус наблюдал, как Аделаида с Эрихоном спустились обратно в погреб, откуда вернулись через минуту и закрыли двери. Ещё минут десять ушло на то, чтобы окончательно разровнять землю, и наконец бочку, в сопровождении кричащей и улюлюкающей толпы, покатили вниз. Все смеялись и что-то кричали друг другу, Аделаида вприпрыжку шла между Эрихоном и Джеем, и Маркус смело обнял Брук. Девушка прижалась к нему и, бросив на неё взгляд, Маркус увидел на её лице широкую искреннюю улыбку.
Всех пастушьих собак и правда заперли, но закон был неписан той мелкой тяфкающей шавке, имя которой Маркус так и не узнал, и которая уже стала в его глазах таким же обязательным атрибутом Норнберга, как маяк, скалы, серое небо или замкнутость Аделаиды. Собачонка мешалась под ногами, беспрестанно лаяла, бросаясь на людей и на бочку, пока в конце концов миссис Чесс не взяла её на руки. Бочку заносило на поворотах, и мужчинам то и дело приходилось тормозить её, чтобы она не укатилась куда не следует. Маркус думал присоединиться к ним, но Брук почему-то сказала ему не мешаться, хотя на физическую силу он никогда не жаловался. Но у поселенцев уже был опыт, они знали, что делали, и Маркус только наслаждался атмосферой простого местного праздника.
Эрихон, Аделаида, Чарльз и ещё несколько молодых людей убежали вперёд и, когда толпа подошла к пабу, Маркус понял, зачем. Они положили доски на порог паба, чтобы виски можно было втащить внутрь. Через двери бочка не прокатывалась, её пришлось повернуть основанием вперёд, и в таком состоянии десяток мужчин втолкали её в паб. Там все столы уже были сдвинуты в сторону, так что бочку дотащили до угла и подложили под неё с двух сторон деревянные брусья, чтобы она не укатилась. Аделаида с Маро и Чарльзом бросились расстилать вокруг неё целлофановую плёнку, Эрихон с Тесу скрылись в подсобке, откуда вернулись через пару минут, уже с чистыми руками и неся молоток и железный краник.
- Наверх? – усмехнулся Чарльз, глядя на Аделаиду.
Она посмотрела на Эрихона и, получив от него весёлый одобрительный кивок, махнула журналисту.
- Маркус? Помоги!
Он не совсем понял, что от него требовалось, но оставил Брук и подошёл с бочке. Чарльз схватил его за руки, и Аделаида, встав на замок, с лёгкостью подтянулась и забралась на бочку. Несмотря на покатый импровизированный помост, она держалась уверенно и абсолютно не собиралась падать.
- Так вот какие танцы были, – хмыкнул Маркус.
Эрихон отогнал всех подальше и принялся возиться с пломбой под кран. Маркус не знал, из чего она была сделана — он вообще ничего не смыслил в производстве виски, и сейчас наблюдал за происходящим с детским интересом, прекрасно понимая, что вряд ли увидит такое где-нибудь ещё. А Эрихон приставил кран к печати и легко ударил по нему молотком.
Кран вошёл в бочку по самое основание, и, к удивлению журналиста, ни капли не пролилось на предусмотрительно расстеленный целлофан. Сверху весело засмеялась и захлопала в ладоши Аделаида. Эрихон взял у Тесу стакан, подставил его под кран и повернул замок.
Яркий виски, ударив в нос сильным запахом, хлынул в стакан. Эрихон закрыл кран, поднялся на ноги и, окинув толпу взглядом, кивнул Маркусу.
- Мистер Родд! – позвал он. – Вы как почётный гость. Рискнёте?
Маркус не любил крепкий алкоголь, но от такого предложения грех было отказываться, так что он смело принял стакан из рук Эрихона.
- Не отравлюсь? – хмыкнул он.
- Выходим, – с беспечным смехом отозвался Эрихон.
Маркус сделал глоток. Виски обожгло горло, и он закашлялся, сквозь собственный кашель разобрав всеобщий смех и хлопки ладош Аделаиды.
- Ядерная вещь, – пробормотал он, борясь со слезами. – Сколько здесь крепости?
- А ты как думал, это тебе не лондонское пойло! – расхохотался Тесу, отбирая у него стакан и залпом допивая содержимое.
Эрихон со своей постоянно снисходительной улыбкой наблюдал за ним.
- Ну что, вечером гуляем? – Аделаида уселась на бочку, свесив ноги вниз. – Мне кто-нибудь поможет спуститься?
- Сама бы слезла, – хмыкнул Эрихон, но, тем не менее, подставил руки, и девушка скользнула в его объятия. – Вечером, да.
Все покинули паб, разбрелись по своим домам, чтобы привести себя в порядок после тяжёлого физического труда и подготовиться к празднику. В пабе остались только Брук с мистером Карлайлом и ещё несколько человек, которые должны были заняться приготовлением ужина. Маркус, хоть и не хотел уходить, позволил Аделаиде уволочь себя домой.
Но уже через два часа они вернулись в паб, который к этому моменту полностью преобразился. Здесь играла музыка, ярко горел свет, в камине полыхал огонь, и всё помещение говорило о том, что сейчас здесь праздник. Встретившая из их на входе Брук извинилась и умчалась домой, но вернулась через полчаса, посвежевшая и переодевшаяся из удобных джинсов и свитера в тёплое платье до колен, надетое на белоснежную блузку. С собой она принесла флейту, и Маркус с нетерпением ждал, когда же она сыграет.
Переоделась и Аделаида — Маркус впервые увидел её в юбке. Она сновала среди толпы, останавливаясь практически рядом с каждым поселенцем, и с её лица не сходила широкая улыбка, столь для неё нехарактерная.
Похоже, вся деревня собралась в пабе, мест всем не хватало, и люди сидели на подоконниках, на барной стойке и даже на полу у стен. Никто сегодня не был официантами, и вся еда, на манер шведского стола, была выставлена на стойку. У камина, откуда отодвинули диван с креслами, молодёжь устроила танцы.
Маркус, захватив с собой тарелку с ужином, уселся рядом с Брук на подоконник. Против его ожидания, виски почти не пили, обходясь пивом, вином или извечным клюквенным морсом.
Веселье грозило затянуться надолго. Даже после того, как всё съели, большинство не спешило расходиться. Брук с Джейн несколько раз играли дуэты для флейты с фортепиано — не столь изысканное, как сонатина Дютийё, более весёлое и энергичное, но этого хватало, чтобы перекрыть завывания урагана за окном. Аделаида танцевала то с Чарльзом, то с Маро, однажды даже попыталась вытащить Эрихона, но попытка не увенчалась успехом, и владелец паба спрятался за стойкой.
Наконец веселье стихло. Остались только самые стойкие, они сидели за столами, негромко переговариваясь за своими напитками. Даже музыку больше не ставили, и импровизированный танцпол опустел. Чарльз, Маро и другие друзья Аделаиды разошлись по своим домам, и девушка уселась у стойки, разговаривая с Эрихоном.
Как вдруг двери резко распахнулись, и ветер вбросил в помещение брызги дождя и далёкий раскат грома.
- Аделаида! Ещё один! – раздался крик Тесу.
Аделаида вскочила так резко, что её барный стул с грохотом свалился на пол. Весь паб мгновенно пришёл в движение. Большинство бросились на улицу, остальные принялись убирать со столов и сдвигать мебель. Маркус поспешно отступил в сторону, чтобы его не затоптали в общей суматохе.
Группа людей втащила в помещение брезент, на котором лежал человек. Не говоря ни слова, его уложили на сдвинутые столы, и Аделаида бросилась к нему, закрыв собой. Все суетились вокруг, негромко отдавал команды Эрихон, Брук помогала выйти людям. Маркус осторожно подошёл к Аделаиде и, встав за её спиной, посмотрел на раненого.
И замер.
Это был не человек.
Потому что у людей за спиной не бывает огромных крыльев с длинными белоснежными перьями, теперь испачканными в крови и дождевой грязи.
Лицо ангела — Маркус не знал, как ещё назвать этого мужчину — было покрыто испариной, тёмные мокрые волосы прилипли к черепу, его голова металась из стороны в сторону и с обескровленных губ то и дело срывались слова на незнакомом языке, которые Маркус не мог разобрать. Было видно, как вращаются его глаза под прикрытыми веками.
Аделаида наклонилась к раненому и, приблизив ухо к его губам, прислушалась. Потом что-то шепнула в ответ и обернулась, увидев Маркуса.
Секунду они смотрели друг на друга, потом, когда Маркус уже открыл рот, чтобы задать вопрос, Аделаида резко отвернулась.
- Брук! – крикнула она. – Уведи его! – велела она, мотнув головой на Маркуса, уже не обращая на него никакого внимания.
Брук моментально оказалась рядом с журналистом, мягко взяла его за локоть.
- Пойдём, – с нажимом проговорила она. – Тебе здесь не место.
Маркус ещё раз посмотрел на Аделаиду, но ей уже не было до него никакого дела. Тогда он нашёл глазами Эрихона — предводитель стоял у камина, исподлобья глядя на Маркуса, и по его взгляду становилось понятно, что спорить не стоит, ему действительно лучше уйти.
- Пойдём, – настойчиво повторила Брук. В её голосе прорезалась непривычная твёрдость.
Маркус проследовал за ней к выходу. Только оказавшись на улице, под дождём, он смог выдохнуть и понял, что невольно задержал дыхание.
Дождь хлестал по лицу, ветер пробирался под рубашку, и Маркус запоздало вспомнил, что даже забыл взять с вешалки куртку. Но шедшая рядом Брук не остановила его, стоило ему только сделать шаг назад. Так, дрожа от холода и упрямо сражаясь с застилающим взор дождём, Маркус пошёл в сторону их дома.
- Что это было? – наконец спросил он, не уверенный, что Брук услышит его за шумом ливня.
- Потом, – покачала головой девушка. – Я прошу тебя, не спрашивай. Я не смогу ответить. Аделаида или Эрихон расскажут тебе, если сочтут нужным, но не я.
- Кто они? – спросил Маркус, обнимая себя руками. Осенний ливень на забытом богом северном острове был совсем не тем, что в Лондоне.
- Потом, – с сожалением проговорила Брук, опять отказываясь отвечать.
Маркус понял, что объяснений от неё не дождётся. Они вошли в дом, и он тут же направился в ванную, чтобы снять с себя промокшую до нитки одежду и смыть дождь с лица. Когда он привёл себя в порядок и спустился на первый этаж, Брук уже не было — очевидно, она вернулась в паб. Маркус до трёх часов ночи сидел в гостиной, ожидая, что кто-нибудь вернётся, но ни Аделаида, ни Брук не пришли, и он так и отправился спать. Засыпая, ему показалось, что над ним склонилась высокая фигура с длинными золотыми волосами, но, может быть, это уже был сон.
~~~~
Маркус был обозревателем. Он не был корреспондентом или репортёром, и, упаси бог, из него никогда не получился бы журналист-«детектив». Он был наблюдателем, смотрел,
видел и фиксировал всё, что попадало в его поле зрения. Он не умел задавать вопросы, рыть землю в поисках ответов, поэтому из него получился такой хороший журналист для научно-популярного издания. Но сейчас, на Норнберге, где каждый житель хранил секреты, этот талант играл с ним злую шутку. Вчера завеса приоткрылась, он увидел эту тайну, которую так тщательно хранили островитяне — но он всё равно не знал, какие задавать вопросы.
Именно поэтому он ничего не спросил у Брук, когда встретил её утром на кухне. Но она и сама всё поняла. Проследив за его взглядом, она покачала головой и с неожиданной тоской произнесла:
- Их нет.
- Чего нет?
- Крылья. Ты ведь их ждёшь увидеть, да?
Маркус ничего не ответил. Он не знал, как разговаривать с Брук или, тем более, Аделаидой, после того, что видел вчера. Первым инстинктом было бежать — бросить всё и с рассветом покинуть остров, чтобы никогда больше о нём не вспоминать, забыть, как детский сон. Но потом приходило понимание, что забыть не удастся.
- Аделаида в пабе, – опять сказала Брук. – Я знаю, у тебя много вопросов — но кто сможет ответить на них, так это она.
- Спасибо, – поблагодарил Маркус и вышел из дома. У него возникло впечатление, что он прощается с Брук едва ли не на вечность. С какой-то стороны это было и правдой — разговор с Аделаидой должен был расставить всё по своим местам, и после него Маркус уже не сможет по-прежнему относиться ни к самой Аделаиде, ни к Брук, ни к одному из остальных островитян.
Деревня, казалось, опустела. Здесь и так нечасто можно было встретить случайных людей, но этим утром складываллось такое впечатление, что поселение опять вымерло, чтобы спустя долгое время принять новых жителей, удивительных, нелюдей. Маркус шёл медленно, как на эшафот, уже боясь того, что увидит или узнает. Грязь чафкала под ногами, мокрая трава прилипала к резине сапог, и Маркус чувствовал себя больным и побитым.
В пабе, по сравнению с обычной атмосферой, было тихо и уныло, в воздухе пахло сыростью и озоном, как будто ночной шторм нашёл лазейку и ворвался к каменное здание. У стойки стоял Эрихон, вид у него был уставший, длинные волосы, ничем не связаные, падали на лицо. Он равнодушно посмотрел на вошедшего журналиста и вновь уставился на пол у своих ног.
За столиком у окна сидели Аделаида и тот парень, которого притащили вчера. Сейчас, при тусклом свете, проникающем через стёкла, Маркус смог получше разглядеть его. Если рассматривать его как человека, то он был совсем ещё молод, он выглядел не старше двадцати пяти лет. У него было красивое лицо, с тонкими, ещё не заматеревшими чертами, и тёмные волосы до плеч. Как и у большинства обитателей острова, у парня были тонкие губы, светлые, почти прозрачные глаза и бледная кожа, на которой явстевнно проступали ссадины и кровоподтёки. Укрытый пледом, он сидел сгорбившись, сжимая в руках кружку с каким-то горячим напитком, и даже не сразу обратил внимание на хлопнувшую дверь. Но когда он поднял голову, Маркус увидел в его взгляде такую обречённость, какая бывает у родственников смертельно больных людей, уставших надеяться на лучшее.
Но не это сейчас занимало журналиста. За спиной парня, укрытые пледом, угадывались высокие острые изгибы крыльев.
Аделаида сидела рядом с ним, плотнее укутывала в плед, осторожно касалась его рук, убирала волосы с лица, и в её движениях скользила такая нежность и забота, какую Маркус видел у Эрихона, когда он нёс раненую девочку в свою комнату. Этот юноша явно был ей очень дорог, но не как возлюбленный, а скорее как младший брат, который только что избежал страшной доли.
Маркус нерешительно посмотрел на Эрихона, спрашивая разрешения вмешаться в мир, о котором знали только эти трое, и блондин спокойно кивнул на сидящую у окна пару, разрешая подойти к ним. Аделаида подняла голову и посмотрела на Маркуса, в её глазах застыла просьба не задавать пока никаких вопросов.
- Амадей, – тихо позвала она, опять поворачиваясь к юноше. – Мне надо уйти, хорошо? С тобой побудет Эрихон.
Мальчик испуганно посмотрел на неё, потом перевёл затравленный взгляд на Маркуса и покорно кивнул. Аделаида провела рукой по его волосам, подоткнула плед и встала.
- Я скоро вернусь, – добавила она. – Тебе нечего бояться, ты в безопасности, ты можешь доверять Эрихону.
- Я знаю, – надломленно произнёс юноша, которого, очевидно, звали Амадей, и уткнулся в кружку. Маркус увидел, что его бьёт озноб.
- Пойдём, – кивнула Аделаида Маркусу, превращаясь из заботливой старшей сестры в столь знакомую необщительную девушку. – На утёс. Там сможем спокойно поговорить. Брук предупреждала, что у тебя будет много вопросов.
Маркус послушно вышел за ней на улицу и побрёл прочь от деревни. Аделаида быстро шла рядом, опустив голову, засунув руки в карманы, и опять стала очень похожа на ту неприветливую девочку, которую Маркус встретил в свой первый день на Норнберге. Ему не надо было уметь читать мысли, чтобы понять, что творится в её голове: она, как и он, думала, как и о чём будет происходить разговор, которого она всеми силами старалась избежать.
На протяжении всего пути они не проронили ни слова. Подойдя к утёсу, Аделаида уселась на скамейку, засунув под себя руки, но стоило Маркусу сесть рядом с ней, как она встала и отошла к самому краю.
- Спрашивай, – тихо сказала она.
Маркус не знал, что спрашивать. Ему хотелось узнать всё. Вопросы роились в голове, как насекомые над кленовым сиропом, и было так сложно задать какой-то один.
- Кто ещё? – Маркус наконец пересилил себя.
- Многие, – ответила Аделаида, повернувшись. – Эрихон. Тесу. Маро. Каурон и Кейт. Грэхем. Джей.
- ...Ты? – вопрос вырвался неожиданно, и Маркус затаил дыхание, понимая, что настал именно тот момент, когда всё решится.
Ответ Аделаиды был простым. Из ниоткуда, из чистого воздуха, за её спиной медленно раскрылись два исполинских крыла, белоснежных, лишь снизу они были перепачканы в такой неуместной серой грязи. Раскрылись — и тут же поднялись вверх, словно хотели унести свою обладельницу в небо. Со знакомым шелестом в Маркуса ударил порыв ветра, когда девушка сделала один несильный взмах.
Журналист смотрел на неё, и не верил своим глазам. Это была всё та же Аделаида, маленькая угрюмая девочка, в старой куртке, поношенных джинсах и грубых ботинках. И казалось страшным сном, что такая девочка, каких миллионы по всему миру, неожиданно оказалась существом из другой реальности.
- Почему я не видел их раньше?
- Крылья нельзя увидеть, если мы сами этого не хотим, – сказала Аделаида, опуская их, но не пряча. Крылья огромной грудой сложились за её спиной и упали на грязную землю. – Вчера Амадей был без сознания. От не контролировал себя от шока и боли. Поэтому он соскользнул. Это — единичный случай из тысяч.
- Кто вы, Аделаида?
Она покачала головой. Ответ напрашивался сам собой.
- Мы — ангелы, Маркус. Существа Неба. Чужие на этой земле. Изгнанники из другого мира, нашедшие новый дом здесь.
- Почему именно Норнберг?
- Нет определённой причины. – Она опять пожала плечами. – Эрихон решил, что здесь нам будет лучше. Здесь холодно и суровый климат, но многие из нас обладают такой способностью, что могут перестраивать реальность под себя. Поэтому здесь растут помидоры, и птицы несут яйца круглый год.
Ответы казались слишком простыми. Но был один вопрос, который мучал Маркуса с его первого дня на острове, и, может быть, сейчас он мог наконец получить на него ответ.
- Кто ты, Аделаида?
Она всё поняла правильно. Вздохнув, она опять повернулась к морю, и Маркус увидел сзади её крылья, безвольно висевшие на хрупких плечах. Вот что давило на неё, когда она уставала. Вот какой груз она таскала за собой, вынужденная скрывать его от посторонних.
- Для того, чтобы ответить, кто я, я должна рассказать тебе о нашем мире. Мы называем его просто — Небо. Нет богов, нет рая, нет святых или архангелов. Есть только мы и правила, по которым мы живём. Нет даже чувств. Нет боли, любопытства, страданий, любви или каких-то желаний. Есть лишь счастье, радость, свобода, ветер, солнечный свет. Разве не притягательно звучит?
- По мне — так достаточно скучно и утопично.
- Вот и я так думала. Не я одна, но я первая решилась бросить вызов Старейшинам. Но они могут жить счастьем, но карают страшно. Мне сломали крыло и сбросили на землю. Я была первой. Сейчас с такими поступают гораздо страшнее, ты видел, что произошло с Амадеем. Если бы не Сеймур — он бы не выжил.
- Сеймур?
- Он — один из Старейшин, – кивнула Аделаида. – Один из самых старых ангелов в мире. Никто не знает, почему он поступает так, как поступает. Может быть, только Эрихон. Только из-за его статуса он ещё не изгнан и не казнён. Многие из нас обязаны своей жизнью ему и Эрихону.
То, как она говорила о владельце паба, не оставляло никаких сомнений — она так же обязана ему своей жизнью, как и многие другие.
- В этом мире, в Йорке, жила девочка Аделаида, – продолжила она. – Она должна была погибнуть. Она и погибла. Я убила её и заняла её место, как будто это была я, не она. Жила с бабушкой, выгуливала собаку, поступила вместо неё в медицинский колледж. Никто не видел, что у меня сломано левое крыло, и я таскаю его за собой, волоча по лужам и выдёргивая из-под ног прохожих.
Она замолчала. Маркус посмотрел на её крылья — сейчас оба, и левое, и правое, были здоровыми. Он не знал, как выглядит сломанное крыло у ангелов, но он видел птиц с перебитыми крыльями, и подозревал, что сломанное крыло ангела выглядит как-то похоже.
- Потом пришёл Амадей. Юный мальчишка, который не понимал, что за свой интерес ко мне может поплатиться шеей. Я гнала его от себя, но он упрямо продолжал навещать меня, даже хотел остаться со мной. Они знали. Там всегда всё знают. Но я уже порядочно обжилась на земле — я не просто заняла место Аделаиды, я
стала ею. И однажды Амадей передал мне, что я могу вернуться, потому что мои знания об этом мире могут пригодиться
там.
- Почему? – спросил Маркус.
Аделаида, по своей привычке, не заметила вопроса.
- Потом пришёл Кан. Демон. Как мы пришли с Неба, так он пришёл из Преисподней. Он смеялся, звал меня с собой, издевался над тем, как я жила раньше, и говорил, что то, как я живу теперь — надругательство над самим понятием «ангел». Но мы стали хорошими друзьями. Потом пришёл Эрихон.
- Брук говорила, ты ненавидела людей. Что изменилось с его появлением?
- Он дал мне надежду, – произнесла Аделаида. – Знаешь, я так зарылась в своих ощущениях, что мне было всё равно, что происходит вокруг. Так я и познакомилась с Брук — мне было всё равно, погибнет ли она или останется жить. А Эрихон... знаешь, он не такой, как все мы. Он знал, что происходит, и решил бороться.
Аделаида замолчала, собираясь мыслями. Потом медленно подошла к скамейке и уселась. Маркус не сводил взгляда с её профиля, потом перевёл взгляд назад, на её крылья.
- Можно? – спросил он, протянув руку.
Аделаида равнодушно пожала плечами, и Маркус погргузил пальцы в мягкие перья. Они ласкали кожу, грели замёрзшую руку, были мягкими и гладкими, как тончайший шёлк. Он не рискнул тянуть руку дальше, туда, где была плоть.
- Будет война, Маркус. Она уже начинается. Все эти войны, катастрофы — это всё эхо того, что может разразиться в лююбой момент.
- Кого с кем?
- Неба и Преисподней. Ангелов и демонов. Они схлестнутся, нарушив хрупкое равновесие в этом мире, и первым погибнет мир людей.
- Поэтому вы здесь? – спросил журналист.
- Я не знаю, почему мы здесь, – покачала головой девочка-ангел. – Никто не знает, даже Эрихон. Он делает вид, что знает, что делает, что готов ко всему, но на самом деле он также растерян и неуверен, как и все мы. Мы пришли в этот мир, кто-то по своей воле, кто-то, как я, Маро или Амадей, были изгнаны, потому что нам не было места там. Мы не хотим воевать. Этот мир стал для нас домом. Мы не знаем, что будет с ним, когда начнётся война, но мы будем оберегать его, чего бы нам этого ни стоило. У нас нет другого дома.
- А Кан? Ты говорила, что он демон?
- Кан лучше, чем он хочется казаться. Преисподняя — не Небо. Там плевать на то, кто ты и что ты думаешь. Падший ангел может обрезать крылья и стать человеком, а может уйти к демонам, стать одним из них.
- Кто-то уходил?
- Уходили, – кивнула Аделаида. – Калеб, мой друг из Йорка — он тоже был сброшен, но, не как я, принял предложение Кана и ушёл к демонам. Маро обрезала крылья и стала человеком. Каурон... его раны слишком серьёзны, чтобы Эрихон смог их залечить, и когда-нибудь ему тоже придётся обрезать крылья, но он не хочет забывать, кто он.
- В деревне все знают, кто вы?
Аделаида ответила не сразу.
- Нет. Не все. Большинство в курсе — например, Пол, Штефан, Мартин, Джейн. Но некоторые, как миссис Чесс или Чарльз, не знают. Они просто пришли сюда за своими близкими, или потому что им некуда было больше идти.
- Почему сюда уходят люди?
- Потому что ты не представляешь, на что там, – она взглядом указала наверх, подразумевая Небо, – готовы, чтобы сохранить своё существование в тайне. Когда я открыла правду Брук, я подписала ей смертный приговор — уничтожают тех, кто знает об ангелах. Она бы погибла, если бы Эрихон вовремя не настоял на том, чтобы взять её с собой.
- И что будет со мной? – спросил Маркус. – Запрёте меня на острове?
- Нет. – Губ Аделаиды коснулась грустная усмешка. – Ты волен уйти. С тобой ничего не будет, можешь быть в этом уверен. Мы будем оберегать тебя. Но ты же понимаешь, что не сможешь написать в журнал о том, что здесь узнал.
Она могла этого и не говорить — Маркус и так понимал, что, попробуй он написать хоть слово об ангелах в прессе, его бы сдали в больницу с подозрением на галлюцинации и шизофрению. Профессиональная этика вступала в противостояние со здравым смыслом и собственными чувствами, но альтернативы молчанию не было.
- Вас много? – спросил он.
- Много. Мы живём не только на Норнберге. Многие остались на большой земле, живут среди людей. Никто не знает.
- Почему вы не хотите открыться? Рассказать людям. Они же не смогут уничтожить весь мир.
- Они — смогут, – вздохнула Аделаида. – В своей паранойи они сотрут Землю в порошок, лишь бы сохранить себя в тайне. Поэтому мы молчим. Да и сам подумай, что будет с человечеством, если его устои полетят в тартарары? Знаешь... – она на миг запнулась. – Люди воображают ангелов созданиями света, добрыми крылатыми существами, оберегающими их покой. Родители дают детям имена и говорят, что их оберегает ангел. Что стало бы с миром, если бы люди узнали, что вот эта девушка, в кожаной куртке и тяжёлых ботинках, с сигаретой в зубах — самый настоящий ангел, и ей плевать на людей?
- Психанули бы? – хмыкнул Маркус.
- Ты очень мягко выразился, – усмехнулась Аделаида.
Маркус опять вгляделся в её профиль, и вдруг понял, что ничего не изменилось. Что он так и остался Маркусом Роддом, журналистом-этнографом из научно-популярного издания, которому просто повезло узнать нечто большее. Что он будет трепетно хранить секрет Норнберга, как величайшую тайну человечества, коей, несомненно, она и являлась, и будет почитать за великую честь, что он не только знает об ангелах, но и жил среди них, что может назвать их своими друзьями. И от этого осознания становилось легко, как будто у него самого за спиной выросли крылья.
- Пора идти назад, – проговорила Аделаида. – Скоро начнётся шторм, вряд ли тебе понравится попасть в него на утёсе.
Маркус встал со скамьи. Аделаида тоже поднялась, взмахнула крыльями, сложила их — и вдруг стала самой обычной девочкой, не ангелом, и крылья вновь стали невидимы.
- Что произошло с тобой на днях? – поинтересовался Маркус. – Когда Эрихон принёс тебя раненую?
- Я искала Амадея, – ответила она. – Я боялась, что мы успеем, или что Сеймур не справится. Кан мне помог, вытащил меня из их лап и передал Эрихону. Ничего, со мной бывало и хуже.
- Что будет с мальчиком?
- С Амадеем? Время покажет. Ему серьёзно досталось, но нет ничего такого, с чем Эрихон бы не справился. Залечит крылья, и, наверное, останется здесь. Вряд ли он захочет уходить в большой мир, он слишком юн, чтобы существовать в одиночку. Пока, наверное, поживёт у Маро, у неё есть свободные комнаты. Рихард не будет ревновать, – она усмехнулась. – Потом решим точнее.
Они поднялись в деревню. Аделаида, обняв его напоследок, вернулась в паб, а Маркус пошёл домой. Ему очень хотелось поговорить с Эрихоном, узнать получше этого древнего ангела, которого не понимала даже Аделаида, но он отдавал себе отчёт, что сейчас не лучшее время. А времени почти не оставалось. В ближайшие дни стоило уже покидать Норнберг, пока море позволяло, и ему в очередной раз пришла в голову мысль, а стоит ли возвращаться.
Он вошёл в дом, бесшумно закрыл за собой дверь и обернулся, краем глаза уловив какое-то движение на лестнице.
На ступеньках сидела Брук. Она выглядела уставшей, в её глазах застыл самый настоящий ужас, и Маркус понял, что она также напряжена и растеряна, как и он. Несколько минут они смотрели друг на друга, не рискуя пошевелиться, потом она подняла руку и заправила за ухо прядь волос.
- Как ты? – тихо спросила она.
Маркус облизнул губы, не зная, что ответить. Сказать, что он был напуган, ошарашен, что весь его привычный мир перевернулся вверх ногами и продолжил жить, как будто ничего и не произошло — это значило ничего не сказать. Он чувствовал себя опустошённым, побитым, больным — но он ничего не мог ей ответить, поэтому просто развернулся и принялся снимать куртку.
Брук, неловко уцепившись за перила, поднялась на ноги, во мгновение ока оказалась рядом с ним и замерла, словно боялась сделать следующий шаг. Маркус привлёк её к себе и обнял, зарывшись лицом в её волосы, цепляясь за её плечи, как будто от этого зависела его жизнь. Брук обняла его за шею и прижалась к нему, уткнувшись лбом в его плечо.
- Как ты привыкла к тому, кто они? – тихо спросил Маркус.
Он скорее почувствовал, чем увидел, как она пожала плечами и покачала головой.
- Я не привыкла, – прошептала она.
Её руки скользнули с его затылка на его лицо, на щёки; она заставила его повернуться к ней и, поднявшись на цыпочки, осторожно поцеловала. У неё были тёплые губы, и по сравнению с Аделаидой, с Эрихоном и другими обитателями Норнберга она была такой живой, таким
человеком, что Маркус не мог её оттолкнуть. В поцелуе не было страсти, не было желания, но были безысходность, отчаяние, и вместе с тем — надежда, что они, два обычных человека, так нелепо нашли друг друга на этом острове, населённом ангелами из другого мира.
- Мне страшно до чёртиков, – произнесла Брук, опять пряча лицо на его шее. – Каждый раз, когда я вижу Эрихона, я внутренне содрагаюсь, потому что знаю, кто он и на что способен. Каждый день, когда Аделаида утром спускается завтракать, я первым делом смотрю ей за спину, потому что боюсь увидеть крылья. Когда я первый раз увидела её настоящую, я испугалась так, как не испугалась бы собственной смерти. Я действительно ждала, что в тот момент я умру. И вместе с тем мне как никогда захотелось жить. Может быть, в этом их главный дар. Что они, сами того не осозная, дают людям силы жить дальше.
Маркус острожно отстранил её от себя, жалея, что приходится так поступать, но у него больше не было сил стоять. Он на негнущихся ногах прошёл к лестнице и уселся на ступеньку. Брук села рядом, и он обнял её за плечо, опять привлекая к себе.
- Как ты о ней узнала? – спросил он.
- Это было... так глупо, что кажется даже нелепо, – проговорила Брук. – Когда мы жили в Йорке, я... у меня был жених, мы собирались пожениться; я ждала ребёнка. Я тогда её ещё не знала, только видела пару раз, когда входила или выходила из дома. А потом он... он был пожарником, и погиб при пожаре, пытаясь кого-то спасти. Я не смогла оправиться. Через две недели после его похорон я потеряла и ребёнка. Думаешь, мне хотелось жить дальше? Я уже стояла на краю крыши, когда поняла, что Аделаида сидит прямо за моей спиной, и просто ждёт... – Брук всхлипнула и провела по лицу рукой. – Меня это разьярило. Она просто сидела и смотрела, как кто-то собирается совершить самоубийство, буквально в нескольких футах от неё. В её глазах было такое презрение, что я её возненавидела. А потом она заговорила. Она говорила ужасные вещи. Что всем всё равно, что я своим самоубиством ничего не изменю. Что меня через минуту будут отскребать от асфальта, а она всё равно будет сидеть у себя в комнате, пить чай и зубрить свою анатомию. Что всё равно отправится покупать себе джинсы на следующий день, и что завтра всё равно пойдёт дождь, и что зима наступит, хотя я уже буду трупом.
Брук тяжело вздохнула и заёрзала на месте, устраиваясь поудобнее в объятиях Маркуса. Он видел, что ей неприятно это вспоминать, ей страшно, но он не прерывал её, понимая, что ей самой надо всё это высказать, пережить заново, чтобы оставить, наконец, в прошлом.
- Она тогда даже не узнала моего имени. Как и я её, впрочем. Она просто докурила и ушла с крыши. Я только потом поняла, что своим отношением она меня спасла. Не знаю, мне кажется, она не ставила перед собой такой цели, ей просто было интересно, о чём думает человек за секунду до желанной смерти. – Она несколько мгновений помолчала и продолжила: – Мы с ней опять встретились во дворе через несколько месяцев, она выгуливала собаку, я не видела её всё это время. Мне не пришло в голову ничего лучше, как поблагодарить её за то, что она меня отговорила. Тогда я всё и узнала. Меня толкнуло на грязный снег, а когда я подняла голову...
Брук отстранилась от него и, глядя прямо перед собой, зачесала назад волосы. Маркус послушно опустил руку, в молчании ожидая продолжения, хотя внутри у него всё напряглось, как натянутая струна, потому что он уже знал, что услышит дальше.
- Знаешь, она тогда была такой обычной, – проговорила Брук. – Простая девчонка в тяжёлых ботинках, драных джинсах и нелепом длинном пальто. Но то, что я увидела, потом многие годы снилось мне в кошмарах. За её спиной были крылья. Левое, сломанное, лежало на снегу, а правое распростёрлось на добрый десяток футов; очевидно, именно им она меня и толкнула. Она же рассказала, почему мы не видем их крылья?
- Они не хотят этого, – кивнул Маркус. – Они показывают крылья лишь тем, кому позволяют узнать.
- Она хотела меня напугать. Хотела свести с ума, подстегнуть к дальнейшим действиям. Она, со своей демонической жестокостью, ставила на мне эксперимент: как отреагирует обычный человек, видя перед собой падшего ангела. И я действительно была близка к тому, чтобы потерять рассудок.
Она опять замолчала. Тишина длилась долго, и Маркус понял, что она ждёт от него какой-то реакции.
- Что было потом?
- Несколько месяцев я жила в аду, который сама себе и создала. Я пыталась забыть, но понимала, что это невозможно. Я уговаривала себя, что мне показалось, но с тех пор я её не видела, и поняла, что она не стала бы избегать меня просто так. А потом, когда я однажды вернулась домой, я увидела в запертой квартире её и Эрихона. Он-то и сказал мне, что меня могут уничтожить из-за того, что я знаю правду, и предложил уехать с ними. Я только потом поняла, что это Аделаида рассказала ему обо мне. Смешно, да? – Она вздохнула. – Знаешь, не существует такого понятия, как «ангел-хранитель». А Аделаида дважды спасла меня от смерти.
~~~~
Вечер наступил как-то неоправдано быстро. Аделаида не появлялась весь день, и Маркус понял, что она возится с Амадеем. Брук, после поцелуя и разговора на лестнице, избегала его, что было совсем непросто в небольшом доме, и журналисту казалось, что она пытается разобраться в себе. Ему хотелось опять поговорить с ней, посоветоваться, узнать, что ему дальше делать, как смириться с этим новым знанием, но, когда он наконец набрался смелости и вышел из своей комнаты, Брук как раз выходила из дома. Она увидела, как он спускается по лестнице, на миг замерла, словно засомневалась в своих действиях, но всё же вышла из дома и тихо притворила за собой дверь. Маркус остался в доме один.
Он спустил из своей комнаты ноутбук, налил себе бокал вина и уселся в гостиной, открыв файл со статьёй. Странно, но теперь, когда он знал тайну острова, он знал, что будет напечатано на глянцевых страницах журнала. Сотни фотографий, десятки текстовых листов — он работал, как не работал ни над одной из своих статей, не отвлекаясь на внешний мир, пока не заныли от напряжения глаза и не начали болеть пальцы от бесконечных ударов по клавишам.
Она так увлёкся работой, что даже не сразу сообразил, что негромкий отрывистый стук в ушах — это дверной молоточек, и кто-то уже не одну минуту ждёт, когда ему откроют. Маркус поставил ноутбук на пол, прошёл в холл и открыл дверь. На улице опять жёл снег, и на плечах Эрихона налипли белые снежинки.
- Аделаиды нет, – сказал Маркус, пропуская владельца паба в дом.
- Я знаю, я только что с ней виделся, – кивнул блондин, проходя внутрь. – Они с Брук у Маро, возятся с Амадеем.
- С ним всё будет в порядке? – спросил Маркус. Хотя он и не общался с мальчишкой, да и видел всего пару раз, он знал, что ангел дорог Аделаиде, и она сделает всё, чтобы он начал новую жизнь, будучи изгнанным из своего мира.
- Он молод и силён, – покачал головой Эрихон. – У него сломаны крылья, и я не знаю, смогу ли я полностью их залечить, но с ним всё будет хорошо.
- Аделаида к нему очень привязана.
Эрихон прошёлся по маленькой прихожей, окинул взглядом голые стены и уставился на Маркуса. Под его взглядом Маркус стушевался, постарался отвернуться, но спрятаться было негде. Странно — несмотря на то, что теперь он знал правду о таинственном владельце паба, он всё равно не мог сопоставить этого удивительного человека со сказочными созданиями из христианской мифологии и древних сказаний. Эрихон казался таким обыденным, таким простым, что даже Аделаида, с её замкнутостью и любовью к непогоде, больше была похожа на существо из другого мир.
- Амадей всегда смотрел на неё, как на старшую сестру, – сказал Эрихон. – В мире есть мало... людей, кто ей дорог, и Амадей — один из них. Она его выходит, чего бы ей это ни стоило.
Блондин засунул руки в карманы и упёрся спиной в перила лестницы, скрестив длинные ноги в высоких резиновых сапогах. Он не снял куртку, не отряхнул волосы от снега, и Маркус понимал, что, зачем бы Эрихон ни пришёл, разговор не затянется на долгое время. Он был этому рад — несмотря на любопытство, Эрихон не был тем, с кем Маркусу было просто общаться.
- Зачем вы здесь? – спросил он.
- Скоро сообщение по морю между островами прекратится, – сказал анегл. – Моряки уберут свои суда на зимовку, и единственное сообщение будет по воздуху. Вам пора возвращаться в Англию.
Маркус тяжело вздохнул за простым предупреждением скользила не угроза, нет — приглашение. Предложение выбора.
- Иначе — что?
- Ничего, – равнодушно пожал плечами Эрихон. – Выбор за вами.
- Вы здесь, чтобы предложить мне остаться? – в лоб спросил Маркус.
Эрихон опять пожал плечами, переступил с ноги на ногу, и Маркус вдруг понял, что он умудрился загнать его в тупик. Что Эрихон также неуверен в происходящем, как и он сам. Как ни странно, эта мысль приносила успокоение, и вместе с тем — тревогу, что даже Эрихон не уверен в том, что делает.
- Всё время, что вы были на острове, – наконец заговорил ангел, – я наблюдал за вами. Я не сводил с вас глаз, изучая. – Он сделал вид, что не заметил усмешки Маркуса. – Я много раз спрашивал Аделаиду, что она о вас думает. И, знаете что? Она считает вас одним из самых хороших людей, что она знает, а вы в курсе, как она относится к людям.
- Даже не знаю, считать ли это комплиментом...
- Считайте, как хотите, – устало отозвался Эрихон. – Вы хороший человек, мистер Родд, и даже неважно, что вы сами о себе думаете. Если вы решите остаться — мы почтём это за честь. Если вы решите уехать — мы поймём и отпустим. Но вы же понимаете, что будете вечно хранить тайну.
- Мне придётся её хранить, даже если я останусь, – со вздохом заметил Маркус.
Эрихон только качнул головой.
- Подумайте, мистер Родд, – произнёс он. – Решение за вами.
Не говоря больше ни слова, Эрихон вышел из дома и закрыл за собой дверь. Маркус вернулся в гостиную, сохранил файлы, допил оставшееся вино и уселся в кресло, зажав голову руками. Он бы солгал, если бы сказал, что не ждал этого разговора — ему казалось, что предложение остаться поступило бы, независимо от того, узнал бы он об ангелах или нет.
Ему вдруг стало интересно: если бы он решил остаться, открыли бы ему правду, или он бы так и жил в неведении, как Чарльз? И как истину скрывают от тех, кто не знает?
Спрашивать было не у кого, и, когда он отправился спать, ни Аделаида, ни Брук так и не вернулись.
Но уснуть не получилось. Он ворочался в кровати, проваливаясь в минутную полудрёму, чтобы тут же очнуться и вновь уставиться в темноту собственной комнаты. Аделаида была права: ближе к вечеру разыгрался шторм, и крупные хлопья снега налипали на окно. Маркус прислушивался к непогоде, а в голове всё стучало: остаться, уехать, остаться, уехать, остаться-уехать, остатьсяуехатьостатьсяостаться...
Тихо скрипнула дверь, и Маркус приподнялся, в темноте стараясь разглядеть ночного гостя.
- Не спишь? – раздался шёпот Брук.
- Нет. – Маркус хотел было встать, чтобы зажечь светильник, но Брук опередила его, подойдя к кровати и усевшись на краешек.
- Как ты? – спросила она.
- Как я? – повторил вопрос Маркус. – Как... я? Мне сказали, что весь мой мир вот-вот полетит к чертям, в прямом смысле этого выражения, в моём мире есть ангелы и демоны, а это не просто мистические сказки, и некоторые из них... курят? – он не выдержал и невесло рассмеялся, настолько нелепо звучало, что он сказал.
- Тут я тебя понимаю, – произнесла в темноте Брук. – Когда я узнала об Аделаиде, я несколько недель порывалась позвонить врачам с просьбой запихнуть меня в писхушку из-за съехавшей крыши и галлюцинаций.
Макус улыбнулся. Глаза постепенно привыкали к темноте, и он видел сидящую над ним девушку.
- Что помешало?
- Эрихон. И Аделаида. Она сказала, что мне и так немного осталось из-за того, что я узнала правду. Потом Эрихон предложил мне уехать с ними, так им будет проще смотреть, чтобы со мной ничего не случилось.
- То есть, если я вернусь в Англию, мне тоже подпишут смертный приговор? – невесело резюмировал Маркус.
- Не знаю, – покачала головой Брук. – Может быть, это только я была такая. Вернее, Аделаида. Ей действительно было всё равно, что со мной станет, выживу я или погибну. Не знаю, что такого сказал ей Эрихон, что она передумала. Но сейчас я, как и все на острове, в безопасности.
- Почему острове не все знают, кто они... такие? – Маркус всё никак не мог произнести слово «ангелы».
- Эрихон так решил, – ответила девушка. – Некоторым это не нужно. Некоторые знают, как Пол, например, или Джейн, или Рихард. Они обычные люди, которые настолько прочно связаны с их миром, что могут считаться его частью. Но некоторые пришли сюда, потому что хотели.
- Что с ними будет?
- Это решать Эрихону. Он не допустит, чтобы с ними что-то случилось.
Маркус, повинуясь непонятному порыву, сел и обнял Брук за талию, положив голову ей на плечо. Сейчас она казалась ему самым близким человеком во всём мире — в трёх мирах, если вспомнить слова Аделаиды. Такая же смертная, как и он, кто случайно оказался в эпицентре будущей войны. Брук гладила его по волосам, потом заставила обратно лечь и устроилась рядом, повернувшись к нему лицом и просунув колено между его ног.
- Каково это? – спросил Маркус. – Жить с ними? Знать, что они не такие, как мы. Что они не стареют, не умирают, не чувствуют, не знают холода или страха?
- К этому можно привыкнуть, – тихо ответила Брук. – Знаешь, для меня Аделаида действительно как сестра, хотя я знаю её всего несколько лет. Как младшая сестра, а ведь она на вечность старее меня. Может быть, поэтому они в этом мире. Что они тоже хотят быть простыми людьми. Аделаида много раз говорила мне, что ей интересно, каково это — умирать. А что касается чувствовать... Я не думаю, что они не могут чувствовать. Тот же Эрихон — он пойдёт на всё ради Аделаиды. Если она скажет: «Давай бросим всё это, уйдём, пусть этот мир горит в огне,» – он уйдёт.
- Что же ей мешает? – спросил Маркус. – Ей ведь действительно плевать на этот мир.
- Не знаю, – призналась Брук. – Может быть, она ему просто верит?
Маркус с тяжёлым вздохом спрятал лицо на шее Брук. От неё пахло ванильным шампунем и корицей, с которой она возилась днём. Брук гладила его по голове, как маленького ребёнка, только что узнавшего, что Санта-Клауса не сущестует.
- А что будешь делать ты? – спросил он наконец. – Когда начнётся война, что будешь делать ты?
- Не знаю, – вздохнула девушка. – Вряд ли я смогу остаться в стороне. Наверное, буду сражаться, как и они все. Вступлю в их армию.
Маркус не удержался от усмешки, представив Брук в качестве солдата.
- Мне почему-то кажется, что ты от армии далека, как я от ядерной физики.
- А думаешь, все здесь воины? – улыбнулась в темноте Брук. – По-настоящему сражаться умеют только Эрихон и Тесу. Ну и, наверное, ещё кто-то из таких же старых. Джей, например. Но многие не знали, что такое оружие, пока не оказались на этой земле. Их преимущество не в этом. Их выносливость, ловкость, интуиция — вот то, что делает их воинами. И, знаешь, на людей это тоже действует. Чем дольше мы с ними, тем больше становится в нас от них.
- Крылья вырастут? – хохотнул журналист.
- Нет, конечно, – Брук продолжала улыбаться. – Но многое становится похожим. Старение замедляется, обостряется интуиция, чувства, ловкость. Приходит понимание... всего. Словно знания, которые были у тебя с рождения скрыты где-то в темноте, неожиданно вытащили на свет. Ведь почти никто из жителей до того, как переехал на остров, не знал, как жить в такой деревенской глуши. А сейчас — ну, ты видишь это лучше меня. Все чем-то заняты, и каждый хорош в своём деле. Откуда, по-твоему, Штефан так хорошо разбирается в скотоводстве?
- А мне казалось, каждый занимается здесь тем, что умеет. Вот Пол с Чарльзом — они были наездниками, и здесь с лошадьми...
- Возможно, – тихо сказала Брук. – Но разве лошади их слушались? Они не могли с ними общаться, только управлять и дрессировать. А животные их чувствуют.
- Ангелов? – Маркус отстранился и, устроившись поудобнее, принялся перебирать волосы Брук.
- Ангелов, демонов... – он хихикнула. – Знаешь, как собаки лают на Кана?
Маркус усмехнулся, представив, как Кан, в его постоянном идеальном костюме, отбивается от собак.
- Знаешь, – тихо произнёс он. – Может быть, у тебя и нет крыльев, но ты тоже настоящий ангел, – сказал он, прикасаясь губами к её виску. – Я рад, что познакомился с тобой.
Он почувствовал, что Брук в темноте улыбнулась и плотнее прижалась к нему.
- Эрихон заходил, – заметил он, и тут же понял, что говорить об этом не стоило — он не знал, как сообщить Брук, что, несмотря на приглашение остаться, скорее всего уедет в Лондон.
- Я знаю, – пробормотала девушка. По её голосу было понятно, что она с трудом борется со сном. – Завтра расскажешь, хорошо?
- Хорошо, – улыбнулся Маркус и, прижав к себе Брук, натянул на них одеяло.
