Dave Matthews Band – So Damn Lucky «Дорогая Лили! Твое последнее письмо заставляет мое сердце сжиматься. Близится Рождество, самый семейный праздник, и я бы хотел оказаться рядом с тобой, перебирать твои волосы, гладить твою кожу, распивать с тобой праздничный пунш и бродить где-то по заснеженным аллеям. У нас недавно выпал снег. И я зол, потому что топтать его я буду бок о бок с Харрел (Арлин). Я все время думаю о той ночи, когда мы были вместе, и ты рядом со мной в моих мыслях, куда бы я не пошел. Никогда не думал, что смогу влюбиться в какую-то девушку в такой глупый способ – по переписке совиной почтой. Совы умные, но летят до твоего замка целую вечность…»
Скорпиус перечитал написанное еще раз. И когда он успел превратиться в сопливого слизняка? «Сердце сжиматься», «в моих мыслях», «влюбиться». Что с ним делала эта чертова француженка? Иногда на него нападали моменты отрезвления, когда парень не мог понять, как ни хотел, что особенного было в той ночи, которую он и не помнит? Да, Лепаж была, по его меркам, очень красивой, но они толком не были знакомы, и все их деланные отношения - это стопка писем, исписанных корявым почерком шармбатонки, в нижнем ящике его письменного стола. Интересно, а где хранит его изваяния рыжая бестия?
Семикурсник смял исписанный пергамент и не поленился отнести его в гостиную, где с безразличием швырнул в камин. Он не отослал Лили ни строчки за последний месяц, хотя совы от нее с исправностью приходили каждую неделю. Все его письма были полны какой-то девчачьей болью и страданиями. Скорпиуса раздражало ЭТО, вся эта неясная ситуация, которая сложилась по его вине. Вначале он неправильно повел себя с девушкой, разрешив ей переспать с собой, затем – внял ее просьбе, потакал своим желаниям – и начал переписку.
Сперва Малфой просто бредил ею – Лепаж снилась ему по ночам, мерещилась в рыжих гриффиндорках, в матери Поттера, которая из-за проблем Альбуса со здоровьем сентябрь буквально жила в Хогвартсе. Когда Джинни (а она просила лучшего друга ее сына называть себя именно так) окликала его издалека и махала рукой, перед блондином вновь оживал пляж Биарицца и тоненькая фигурка Лили в цветастом платье. Тогда Скорпиус и решил написать, вначале, ничего не значащее письмо с вопросами о начале учебного года, делах их семьи, успехах Гастона, чтобы понять, читает ли кто-то кроме Лилиан Лепаж ее почту. Как оказалось, адресованные ей письма не проходили проверку щепетильным старшим братом, и дальше Малфой дал себе волю писать обо всем. Так, неделя за неделей, получая с небольшим опозданием сов от шармбатонки, Скорпиус начал чувствовать какую-то слепую привязанность к этой девчонке, ждал ее письма, как праздника, хотел ощутить ее материально – рядом с собой. Это было как наваждение, с которым бороться труднее с каждой минутой. Родители заявили о помолвке с Харрел, и теперь юноша чувствовал себя разбитым. Раньше, до бумажной влюбленности в Лили, ему было все равно, с кем придется спать в одной спальне.
- Ты напишешь ей или нет? – Альбус отвлек его, присев рядом у камина.
- Не получается чего-то стоящего. Она пишет как-то уныло в последнее время, а тут еще я со своими проблемами и новостями, которые навряд ли ее обрадуют.
- Я не знаю, почему, но я переживаю. За вас обоих. Не хочу показаться скрягой, но я тебе говорил, и я тебя предупреждал.
- Поттер, заткнись. Если мне понадобиться порция самобичевания, я попрошу аудиенции у директора, а лучше сразу о отца.
- У отца Лили, Лепажа-старшего. Он скажет тебе спасибо за половое развитие дочери.
Чопорная Ханни, как называли ее между собой студентки, диктовала дамочкам задание на дом, умудряясь в каждом своем предложении упрекнуть их в порочности и распущенности. Лили спешила уйти, потому что сегодня четверг – день, когда прилетают почтовые совы. Лепаж ёрзала на стуле, раньше времени уложив в сумку все учебные принадлежности.
- Лилиан, в этом году Вы проявляете верх распущенности! Еще не закончилась лекция, как Ваш стол пуст, как и порочная голова! – соседка по парте не могла подавить смешок.
- Это святая Лили, в чем-чем, а в порочности ее уж точно нельзя упрекнуть, - съязвила Флоранс Леклерк с задней парты. – Хранит верность Дюпону. Жаль, это не взаимно.
Раньше шармбатонка расстроилась бы до слез, но в текущем положении слова школьной потаскушки, с которой одно время развлекался ее жених, имели для рыжей мизерное значение. Пятикурсница улыбнулась и подорвалась со своего места, стоило лишь Ханни объявить об окончании урока.
Совы принесли ей за неделю много писем. Девушка сразу же откинула конверты от родителей и бабушки, от Викки, и изрядно разочаровалась, снова не найдя послания от Малфоя. Интересно, он просто ее игнорирует, или на это есть причина?
Ночью ей, как всегда, снился усыпанный светлячками альпийский луг, и она сквозь сон чувствовала экскурсию грудной клетки блондинчика, его духи с нотками полыни и цитруса. Перед самым пробуждением из уст Скорпиуса всегда вылетали еле слышные слова о злом белом льде, который поглотит огненную глину растений. Смысл этого оставался непонятым для них обоих.
Спустя почти две недели к ней за завтраком подошла девочка с младшего курса, протягивая какую-то скомканную бумажку.
- Что это, милая? – малышка лишь пожала плечами.
- Не знаю, какое-то письмо. Когда сортировали почту, его по ошибке отдали мне, потому что я Лераж. Я хотела выкинуть его, но потом мадмуазель Пепен сказала, что, возможно, оно твое.
- Спасибо, мой ангел.
Шармбатонка сразу узнала размашистый почерк и изумрудные чернила, прочно впившиеся в пожелтевший пергамент. Сердце отсалютировало, руки начали биться в дрожи. Рыжая судорожно, не стесняясь пялившихся на нее сокурсниц, разорвала треугольный конверт, доставая из него хаотично написанное письмо.
«Дорогая Лили! (перечеркнуто). Лили! Я больше не в силах это терпеть, этому нужно положить конец. Я не знаю, что мне писать, и как нам поможет эта глупая переписка. Я что-нибудь придумаю.
Жди меня 25 декабря где-нибудь в Париже.
С. Г. М.»
Сегодня как раз было двадцать пятое. Чертовы совы, чертов почтовик! Слезы градом покатились из глаз уравновешенной обычно Лепаж, она заклинанием испепелила листок бумаги, вытирая с лица непрошенную влагу. Через час тут будет куча родителей, которые забирают домой своих чад, в том числе, и их с Гасом отец и мама.
Гастон! Француженка посмотрела за мужской стол, где вдалеке от нее взахлеб смеялся брат.
Шарниры в ее голове крутились с небывалой скоростью. Сейчас все заняты. Камин есть в кабинете мадам Максим. Ей всего лишь нужно куда-нибудь в сторону воказала на Ля-Шапель. Да, оттуда обычно приезжали британские родственники, и туда родители брали с собой маленьких Гаса и Лили. Все в суматохе. Все ждут приезда, мадам Максим отправилась к лошадям. У нее есть время.
Оставив обед почти нетронутым, шармбатонка помчалась в спальню, уменьшая свой чемодан до размеров дамской сумочки, взяла одноразовый плащ-невидимку (подарок английского дядюшки) и направилась в директорскую. Как перфект своего класса, Лепаж знала пароль от кабинета Максим, где часто проходили собрания.
Комната точно пуста. Камин точно активен. Слово – и она выбирается из камина в карамельном магазине, выбирается в маггловский квартал, едет на каком-то маггловском транспорте, похожем на огромную коробку с окнами, спрашивает как пройти к вокзалу, а затем находит знакомую платформу. За суматохой Лепаж и не заметила, что поверх слякоти дороги и тротуары застилает нетронутый девственно-белый снег, опадает пушистыми комочками на ее мантию.
Проводник в форме услужливо объяснил, что Лондонский экспресс прибыл около трех часов назад, и вскоре будет отправляться обратно, и что он не видел высокого светловолосого юношу в школьной мантии.
Француженка разочаровано вздохнула. В тот раз, когда ей пришлось ждать, он все же забрал девушку. А сейчас шармбатонка даже не знала, где приблизительно она может найти своего друга. Вдох-другой, попытка унять слезы. На что она вообще рассчитывала? И что, дракл задери, ей вообще понадобилось от этого чистокровного принца? Зачем, зачем было с ним связываться?
Тоска разъедала ее изнутри, выжигала и скручивала внутренние органы. Надрывистый плач, миллион раз спасавший от раскола души, упорно не хотел помогать. Выть, выть, выть, пока у нее не станет осиплым голос, пока не надорвутся голосовые связки. Было ли ей когда-нибудь так больно до? Навряд ли. Просто все девочки ищут причину для страдания, а тут Лепаж, как и во всем другом, преуспела.
Маггловских денег у Лили не было, пользоваться чарами из-за возрастного запрета нельзя. Девушка корила себя за все необдуманные поступки, совершенные с момента встречи с Малфоем, а именно за ту глупую выходку в их прощальный вечер, и эту глупую выходку – попытку найти его в городе-миллионнике в канун Рождества. Почему – вопрос, задаваемый юной особой каждый день. Магнетизм Малфоя был не оспорим, но почему? Из всех возможных людей в ее жизни эта странная связь возникла именно с ним, именно Скорпиус стал ее наваждением, кошмаром и одновременно лучшим сном. И пусть та ночь – единственное, что их будет связывать, все равно британец останется для нее всем. И навсегда.
- Скорпиус, - Лили часто повторяла имя рейвенкловца в пустоту, обращаясь ни к кому. Представляла его рядом, воспроизводила в воображении их близость, раз за разом, пытаясь вспомнить все его фразочки, выражение его лица, теплоту его поцелуев, силу его рук. Трудно сохранять голову, когда тебе пятнадцать. И когда какая-то непреодолимая сила заставляет терять остатки разума. Щелчок. Магнит.
- Скорпиус, - парень услышал голос, который часто звал его во сне. Голос, принадлежащий мерзкой Лепаж. Ее не было на вокзале, ее не было в Биарицце, сам черт знает, где носит это несовершеннолетнее недоразумение. – Скорпиус, - звуки отдавались, словно через плотно захлопнутую крышку. – Скорпиус.
Блондин зажмурил глаза, отдаваясь во власть голосу, а когда открыл их, оказался в одном из маггловских кварталов, где люди были одеты странно, как на застывших картинках Поттера. Среди них ярко выделялась девушка в шляпке и лиловой школьной мантии, уныло бредущая посреди нарастающей снежной бури. Расстояние в пару шагов.
Бег.
Щелчок.
Магнит.
- Лили, моя Лили.
И весь мир замер, и перестал вращаться, и все вечности всех Вселенных растянулись в бесконечный миг.
- Я почему-то думал, что уже никогда не увижу тебя.
Скорпиусу стало понятно, почему его так манило к этой малознакомой девчонке. Ее запах затмевал все запахи в мире, останавливал любой мыслительный процесс в черепной коробке, дурманил. Как миллиарды раз в своих мыслях, Малфой снял с рыжей головы шляпку, движением палочки распустил сложную косу и зарылся носом в волосы, аккуратно перебирая руками пряди.
- Ты можешь заболеть. Нужно найти какую-то гостиницу.
Тепло убого номера в гостевом доме недалеко от Елисейских полей развязало им руки. Семикурсник наложил чары, и они, как и в тот вечер, стали недоступными для всего мира.
- С чего начнем? – Лили развешивала промокшую одежду на вешалки, постоянно струшивая с густых волос капельки растаявшего снега. Скорпиус думал о том, что, возможно, когда-то каждый его день будет проходить так: с этой фразы и созерцанием за домашними делами любимой жены. – Рассказывай, почему я не читала тебя месяц.
- Все стало как-то сложно. Я официально обручился с Ха… с Арлин. На носу экзамены. Поттер злится из-за тебя. И я не могу понять, почему нас занесло… сюда.
- Могу тебя поздравить со статусом почти женатого мужчины.
- Лепаж, перестань. Лили…
Парень снова обнял француженку, запуская руки под ее школьную форму. Нужно было многое обсудить, но как, когда эта чертова шармбатонка так близко?
- Мне скоро шестнадцать, - парень рассмеялся.
- Ради всего живого, не напоминай мне о своем возрасте.
- Во Франции волшебники становятся совершеннолетними в шестнадцать. Я буду вольна делать, что хочу, и если ты только скажешь, - школьница сглотнула вязкий ком, - если ты только попросишь, я плюну на родителей, плюну на школу и уеду. Но если ты не готов, то скажи об этом сейчас, пока я еще буду в силах продолжить жить без занозы в заднице по имени Скорпиус Малфой. Все слишком быстро, да?
«А как ты хотел? – думал блондин. – Чтобы эта интрижка длилась вечно? Чтобы она просто была эфемерной девочкой, которой можно восхищаться, и что ей ответить?»
Перспективы жизни с Харрел угнетали, и если ему и нужно будет продать свою молодость, то кому, как не Лилиан Лепаж? Мерлин, и как он только в это ввязался? Как успел столь безрассудно
полюбить?
- Хочу этого больше всего на свете. Отвечать на твои риторические вопросы оставшиеся годы.
Они оба не вели счет часам. В номер приносили еду, выпивку, а большего и не нужно. Бесконечная близость. Ночи, полные их тел и разговоров, планов на будущее. Ну и что, что оба так молоды, ну и что, что впереди куча преград в реализации хитро выдуманного плана. Один щелчок в их юных головах.
Счастье никогда не длится вечность. Лили вернулась в школу по окончании каникул, и любовно рассматривала синяки и следы от укусов, оставленные собственником-Малфоем, пока соседки по комнате не вернулись из дому. Это была лучшая неделя в ее жизни. Столько эйфории! И теперь было сложно представить, как это она будет просыпаться в постели одна, засыпать одна, не перебирая его платиновые волосы, не впиваясь поцелуем в его тело…
Скоро учеба хогвартс-боя,
её хогвартс-боя, закончится. И до окончания школы Лили осталось не так много времени, каких-то два года, между которыми есть лето и Рождество, и теперь они всегда будут такими
волшебными.
Джинни никогда не могла подумать, что доживет до времени, когда полюбит послеобеденный сон. Последний год был какой-то напряженный: выпуск Джима, проблемы на работе Гарри, глупая ссора с Гермионой, которая никак не хотела мириться, затем заболел Альбус, и вот сейчас вроде бы все наладилось, а внутри неприятно ерзало предчувствие чего-то неотвратимого и тревога за свое дитя, характерная для всех матерей. Поттер поспешила написать письма сыновьям и приготовила легкий ужин для мужа-аврора, который вот-вот должен был вывалиться из камина.
Гарри поспел как раз к тому моменту, когда жена раскладывала приборы.
- Был сложный день? Что с твоим лицом?
- Я только из Отдела тайн. Там теперь новый зал с пророчествами, - мужчина тяжело вздохнул. – Они все делятся по цвету на те, которые ждут реализации, которые реализовались, и которые вступили в силу действия.
- И что?
- Джинни, пророчество нашей малышки огненное уже пятнадцать лет. Оно
пятнадцать лет как вступило в действие.
Звон приборов, упавших на пол, заставил попугая, живущего на кухне, отвратительно подражать звуку их стука.
