Что бы ни говорили предсказатели, а год закончится в декабреПроводив покинувшего их Амикуса прощальными взглядами, оставшаяся дюжина «избранных» упивающихся облегченно вздохнула. Некоторых не особо упитанных гостей едва не сдуло в соседние помещения. Все двенадцать заметно расслабились, потрясли онемевшими конечностями, поиграли перекошенными в улыбках мышцами лиц и двинулись каждый в интересном ему направлении: кто к выпивке, кто к закуске, кто к людям. Теперь-то уж можно попытаться получить от праздника хоть какое-то удовольствие. Например, позубоскалить с букетов, от которых, наконец, удалось избавиться, и которые складировали рядом с остальными подарками таким образом, что вопрос, чем же подметают в мире, где на метлах летают, отпадал сам собой.
То, что Крэбб и Гойл замешкались, отпочковавшись таким образом от основного коллектива, никого не удивило. Среди своих им уже давно прилепили кличку «Часики». Потому что часы стоят, даже когда идут. А Крэбб и Гойл тормозили, что бы ни делали. Вот такой вот соленый корабельный английский юмор. Так что, если бы кто-то узнал, что на самом деле «сладкая парочка» не тормозила, а просто медленно газовала, и подзадержалась потому, что вполголоса обсуждала текущую ситуацию, он как минимум бы оху… Ох, удивился.
— Обратил внимание на Беллатрису? — как-то тревожно пробормотал Крэбб.
— Да ни в жизнь не обратил бы, если бы не Лорд. А тут пришлось… — откликнулся Гойл.
— Я не об этом, — хмыкнул Крэбб. — Неужели только я заметил, что она вела себя как-то странно?
— Странно — это ее нормальное состояние, — отмахнулся Гойл. — Просто по какой-то причине сегодня дама была чуть страннее обычного. Может быть, у нее эти дни. Но нас это не касается. На сегодняшний вечер жертва выбрана. Знаешь, что это значит?
— Что приз Лорда мы, кажется, не выиграли, — хохотнул Крэбб, — но, хвала Мерлину, и не проиграли. Пойдем, что ли, выпьем за светлую память Амикуса, — Винсент-старший многозначительно ткнул в расписной с позолотой потолок указательным пальцем правой руки. — Ибо завтра мы увидим совсем другого человека.
— Как же ты прав, дружище, — покачал головой Гойл, и оба, откорректировав выражения лиц до условного образа породистых эстонских взрывопотамов, направились к тому концу фуршетного стола, где жизнеутверждающе булькало и дзынькало.
Когда желание «бухать бухашку» сменилось закономерно следующим за ним желанием «курить куришку», что в стенах Малфой-мэнора разрешалось только некоторым, в число которых Крэбб и Гойл не входили, потому что «видите ли, лорду Малфлою не нравится сорт нашего табаку, мать его итить», изрядно набравшаяся парочка, по-дружески нежно поддерживая друг друга, выкатилась на крыльцо. Там-то их счастье и настигло…
— Вот вы где, голубчики! — раздался за спиной бодренький, странно-дребезжащий, но подозрительно-знакомый голос. — Стоят, как ни в чем не бывало курят и даже не подозревают о поджидающей их участи!
Подавившись очередной затяжкой, оба здоровяка обернулись… и будто стали ниже ростом. Да и комплекцией как-то схуднули.
— И… Э… О… Ух… Да… Ммм… — выдали Упивающиеся хором, что в переводе с крэббогойловского на нормальный означало: «Ты тоже это видишь? — Вижу! Кажется, пора начинать вести здоровый образ жизни…»
Было там и кое-что еще… Но аналога тем словам, пожалуй, не найдется ни в одном современном языке, потому что не все эмоции возможно выразить словесно. Да и вряд ли у кого-нибудь, кроме вышедших покурить выпивших Крэбба с Гойлом, получилось бы испытать внезапно посетившее их чувство. Чувство, когда ты одновременно удивился, испугался, разочаровался в жизни и хочешь в туалет. А вот название у этого чувства было самое что ни на есть обыкновенное: «Рано обрадовались» — перед не до конца, но все же изрядно протрезвевшими упиванцами стояла Беллатриса Лестрейндж.
Но удивило парочку бывших слизеринцев — хотя, как известно, слизеринцы бывшими не бывают — не столько то, кто перед ними стоял, сколько как он выглядел. То есть, она. Бэлла.
Даже если бы Крэбб и Гойл не провожали глазами фигуру именинницы, уводящую в «рабство» их соратника по партии, они все равно бы поняли: что-то с ней не то — хотя бы потому, что та Беллатриса поверх темной мантии не была увешана бусами, точно рождественская ель — мишурой, волосы ее в качестве ободка не украшали очки с неимоверно толстыми стеклами, в ушах не было огромных серег — медные кольца с бусинами и длинными цветными перьями, просто «ловцы снов», и даже не в миниатюре, и та Бэлла не размахивала, будто поп кадилом, непонятным плетеным амулетом со словами:
— Мерлин! Как вы до этого времени-то дожили? Беда за вами по пятам идет… Еще немного, и схватит за горло когтистой лапой… Прорицательницу не обмануть! Но я сделаю одолжение и помогу вам справиться с бедой!
В головах Крэбба с Гойлом синхронно еще успел сформироваться вопрос, что такого, да еще так быстро, сделал с Лестрейндж Амикус Кэрроу, что она явно сошла с ума, но озвучить его они не успели. Беллатриса, извернувшись, подхватила их под руки и решительно потащила куда-то вглубь особняка. Сладкая парочка еще успела подумать, что для Лестрейндж Бэлла как-то плохо ориентируется в доме мужа своей сестры, но потом им уже было не до этого…
— Поверьте, лучше заранее знать, что вас ожидает! — именинница странно суетилась по одной из многочисленных гостиных поместья, на которую, после продолжительных мытарств, упал ее выбор. Сережки-«ловцы» смешно подпрыгивали в ее ушах, а многочисленные бусы забавно звякали. — Я сейчас составлю ваши гороскопы! А пока — вот!.. Выпейте! — откуда-то из складок мантии был извлечен небольшой кувшинчик. После открытия пробки выяснилось, что он наполнен каким-то зельем с отвратительным запахом. — Это защитное зелье. На какое-то время оно притормозит опасность!
И так не отличающиеся скоростью реакций, а уж в нынешнем обалдевшем состоянии «уходящие в минус» Крэбб и Гойл оглянуться не успели, как содержимое кувшинчика, разлитое по бокалам, оказалось у них в руках. Машинально они сделали по глотку… и чуть не завопили от страха, глядя друг на друга. Они бы и завопили, но из ртов, как и из ноздрей и ушей, у обоих вдруг мощными струями повалил густой белый пар.
— Ой, — Бэлла недоуменно посмотрела на упиванцев, а потом на кувшинчик. — Ой! Это не защитное зелье, а бодроперцовая настойка! Выплюньте! Сейчас же выплюньте!
Крэбб и Гойл были странно близки к тому, чтобы выполнить пожелание Бэллы, но во рту неожиданно пересохло, поэтому они ограничились тем, что разжали пальцы и уронили хрустальные творения чешских магических стеклодувов. Раздался печальный звон, а у сэра Люциуса, находящегося в противоположном конце дома в груди неожиданно сжалось сердце. И говорите потом, что предчувствие — пустой звук.
— Попробуем еще раз… — тем временем Беллатриса суетливо начала копаться в складках своей мантии.
— Эй, — из последних сил прохрипели несчастные. — Не надо нас спасать! Мы еще пожить хотим!
— Надо, — хладнокровно отрезала Лестрейндж и на минуту стала похожа сама на себя. — Мое предчувствие никогда еще не подводило! Так… Раз зелья нет… Настоятельно рекомендую надеть эти амулеты!
И упиванцы ойкнуть не успели, как без малого пять фунтов украшающих шею Бэллы стекляшек оказались не только по-братски поделены, но и одеты им на шею. Точнее, должны были быть одеты. Но учитывая разницу в размере черепной коробки (не имеющую ничего общего с размером разместившихся внутри мозгов), разномастные бусы повисли, кто за что зацепился. У Крэбба это были уши, у Гойла — щеки и нос.
— И вдогонку защитное заклинание! — взмахнула палочкой Беллатриса.
Что она произнесла дальше, упиванцы не расслышали, потому что снова предприняли попытку к бегству. Увы, и она закончилась неудачей. Два раза. Сначала оба сильно стукнулись лбами, а затем… мир стал каким-то смазанным, звуки приглушенными, а пол — далеко внизу. В отличие от потолка, ставшего неожиданно-близким. Два огромных мыльных пузыря плавно парили возле люстры. Из них взглядами, близкими к безумным, Крэбб и Гойл наблюдали за очертаниями Бэллы, радостно скачущей вокруг стола с воплями. Кажется, это было:
-Ура! Сработало!
Действие заклинания закончилось так же неожиданно, как заканчивается обыкновенно жизнь простых мыльных пузырей. Мыльная преграда лопнула, обдав все вокруг брызгами, и заточенные внутри со всеми неудобствами приземлились, чтобы услышать самодовольное:
— А вот и вы, голубчики! — от старательно черкавшей на бумаге нечто, только ей понятное, Бэллы. — Ваши гороскопы как раз готовы. Я же говорила, что вас ожидают неминуемые беды! — и она начала перечислять. Крэбб впал в окончательный ступор после напророченного третьего перелома ноги, Гойл оказался крепче и пребывал в сознании до второго сотрясения мозга. — Но это все мелочи! — тем временем радостно возвестил дребезжащий голосок. — Все это случится с вами только в том случае, если вы доживете до полуночи!.. Кстати, а который час?.. Ох, бедняжки! Всего-то несколько часов вам жить осталось!.. — визгливые причитания прозвучали, как контрольный выстрел.
Прежде чем Бэлла не сократила срок их оставшейся жизни до совсем неприличного минимума, Крэбб и Гойл единым махом подорвались и вышли через закрытую дверь. Благо открывалась она наружу, что спасло Малфоя от дистанционного сердечного приступа.
А вслед им смотрел преисполненный гордости за саму себя взгляд Беллатрисы Лестрейндж…
