СеренадаПроснулся Бьякуя ещё до пения, от возни в саду и чересчур громкого шёпота. Как можно кричать шёпотом, было не очень понятно, но у двоих в саду это отлично получалось.
— И не буду я на лютне играть!
— Рукия!
— Во-первых, её у меня нет, и мандалины — тоже! — а во-вторых, Ичиго не говорил тебе о вреде Интернета? Там не то ещё напишут!
— Ты против?
— Я что, по-твоему, слепая, не замечаю ничего? Главное, чтоб нии-сама был счастлив.
Обиженное сопение.
— Ну и ты тоже, конечно.
Подумав, Бьякуя не стал карать злоумышленников немедленно.
— Так почему помочь не хочешь?
— Я тебя в сад провела, тебе мало? Без меня тебя бы уже скрутили. А петь будешь сам!
— Я не могу без музыки!
— Это тебе не мешает драть глотку, как выпьешь... — ехидно.
— Нашла время для лекций о вреде пьянства! — возмущённое. — А серенаду под музыку исполняют, никак иначе!
— Ты вообще уверен, что ночь — подходящее время для подобных... э-э-э... знаков внимания?
— Серенады поются поздним вечером или ночью, — уверенно. — А я только из Генсея вернулся.
Обречённый вздох.
— Играть я не умею. Ни на чём.
— Ты ж у нас девица из благородной семьи, тебе полагается!
Возня и звук затрещины.
— Ладно-ладно, понял, в вопросы твоего воспитания не вмешиваюсь и пою так, — Ренджи откашлялся.
— Я тебе ничего не скажу,
Я тебя не встревожу ничуть...
— Я думала, ты о своих чувствах рассказать хочешь...
— Рукия!
— Молчу, молчу.
— Я тебе ничего не скажу,
Я тебя не встревожу ничуть
И о том, что я молча твержу,
Не решусь ни за что намекнуть*... перестань хихикать!
— Тебе показалось, — слишком убедительно, чтоб это было правдой, заверила Рукия. — Ты пой-пой, не отвлекайся. Я тут тихо в кустиках посижу. Покараулю.
— И о том, что я молча твержу,
Не решусь ни за что намекнуть...
Бьякуя не выдержал, поднялся, накинув на плечи хаори, вышел на энгаву.
Кто-то пискнул и, судя по звуку, и впрямь упал в кусты камелии.
— Ренджи, для того, кто не хочет тревожить и твердит молча, ты производишь слишком много шума.
Ренджи, к его чести, удрать не пытался, но выглядел изрядно смущённым.
— Я не хотел вас будить, тайчо...
— А что ты хотел, вздумав петь среди ночи? — вздохнул Бьякуя, который, проснувшись ночью, никогда не мог заснуть снова.
Ренджи смущённо засопел и опустил голову.
Кусты молчали и делали вид, что они просто кусты.
— Раз уж вы всё равно меня разбудили, больше не уснуть, — Бьякуя задумчиво созерцал лохматую макушку Ренджи. — Рукия, будь так добра, выберись из камелий. Цветы ни в чём не виноваты.
Кусты вздохнули, спросили жалобно голосом ненаглядной сестрицы:
— Нии-сама, а вы сердиться не будете?
— Не буду, — пообещал Бьякуя, которого всё это скорее забавляло, чем сердило.
Рукия выбралась из кустов азалии, встала рядом с Ренджи, виновато ковыряя землю носком сандалии.
Бьякуя обозрел их, потом предложил неожиданно:
— Не хотите ли выпить чаю?
Ренджи и Рукия переглянулись, явно изумленные странным поведением Бьякуи, но с энтузиазмом закивали. Чай куда лучше нотаций, от которых хочется сквозь землю провалиться!
Потом они сидели на энгаве, пили душистый травяной чай с оставшимися с вечера рисовыми булочками и любовались полной луной. Было прохладно, и Бьякуя укрыл прижавшуюся к нему Рукию полой своего хаори.
Сидящий с другой стороны Ренджи словно невзначай накрыл ладонью руку отставившего пустую чашку Бьякуи. Тот, будто не заметив, убирать руку не стал. И против осторожного поглаживания кончиками пальцев тоже, кажется, не возражал.
Нарушать молчание никто из троих не спешил, будто боясь спугнуть словами хрупкое очарование лунной ночи и разрушить уютное тепло близости, когда чувствуешь родное существо рядом.
Бьякуей близость этих двоих ощущалась странно правильной, и об упущенном сне он уже не жалел.
*стихи А. Фета
