Глава 6. Тени Ноттингема.1396 год.
Ноттингем, Англия.
Сразу после инцидента на торговой площади, Рональда поволокли подальше от любопытных глаз. В себя он пришёл уже по дороге к казармам стражи, под которыми находилась местная тюрьма. И теперь, закованный в кандалы и в сопровождении солдат, в полумраке подземных путей, он самостоятельно и вполне уверенным шагом ступал к своей камере. По сторонам от него находились двое вооруженных стражников, на всякий случай придерживавшие буйного арестанта за плечи. Впереди, бряцая массивной связкой ключей, шёл тучный, откровенно говоря, толстый надзиратель в поношенных лохмотьях, чья лысина отражала блики огней настенных факелов. Позади всех, придерживая кровоточащий нос, плёлся Невилл Лонг, недовольно оглядывая свою офицерскую тунику, испачканую бурыми пятнами засохшей крови.
– Ты уж прости, Рональд, – дыша ртом и им же разговаривая одновременно, произнёс глава ноттингемской стражи. – Ты не оставил мне выхода.
– Всё в порядке. – не оглядываясь, процедил Уэсли. – Раз уж в этих краях принято уводить невест у солдат, что за государя кровь проливали и сажать их в эдакую дыру... то всё закономерно!
– Ты мог решить эту проблему более цивилизованно, как и подобает рыцарю.
– Хорошо, в следующий раз непременно оповещу МакЛаггена о том, что я атакую!
Невилл усмехнулся, обречённо покачав головой, да указательным пальцем пощупывая кончик своего носа и вспоминая перепуганную рожицу Кормака:
– Зря потешаешься. Между прочим, ты мне нос сломал. Мне его разбивали, щемили, однажды чуть не отрезали, но чтобы сломать... Никогда! А ты взял и с одного маху лишил его девственности.
Лонг говорил с лёгкой иронией в голосе, в шуточной форме жалуясь другу. За такой пустяк было глупо по-настоящему обижаться на такого товарища, как Рональд. Нос – пройдёт, а дружбу стоит сохранить! Тем более, что мотивы его были понятны, и уже по дороге в казармы, Лонг точно решил, что на месте друга поступил бы также.
Когда они, наконец, подошли к решётчатой двери одной из камер, толстый надзиратель с лязгом отворил её и замер, ожидая арестованного.
Уже при входе, когда с рук Рональда снимали тяжёлые цепи, он обернулся к Лонгу и, как ни в чём не бывало, пожал плечами, составив сожалеющую гримасу:
– Прости, Невилл. Ты тоже не оставил мне выхода.
– Хочешь сказать, мы квиты? – залитые кровью пухлые и бледные губы мужчины растянулись в невинной улыбке.
– В какой-то степени - да. Ты мне ещё остался должен. У тебя только нос сломан, а мне, чёрт его знает, сколько сидеть в этой помойной яме!
– Яма?! – позади раздался басистый и возмущенный голос надзирателя, с ноткой наигранной обиды во взгляде посмотревший на Уэсли, чем привлёк на себя внимание всех присутствующих. – Однако же обидно от вас это слышать, сэр! Карцеры моют каждые три месяца!
Рональд оглянулся через плечо и демонстративно глубоко вдохнул через нос, после чего снова состроил гримасу, на этот раз изобразив крайнее чувство, нарастающей тошноты.
– И чем вы их моете? – возмутился он. – Ослиной мочой?
– За твою выходку не так уж и плохо, – встрял Невилл. – Здесь, хотя бы, не продувает. Радуйся мелочам, Рональд. На днях занесу тебе чего-нибудь пожевать.
Уже находясь одной ногой за порогом камеры, Уэсли вскинул рыжие брови и удивлённо поджал нижнюю губу:
– Я могу рассчитывать на не самый заплесневелый кусок пирога?
– Бери выше! С вишенкой! – после этих слов усмехнувшийся Лонг кивнул надзирателю и тот грубо втолкнул арестованного внутрь. Раздался хлопок железной двери и новый лязг замка эхом разошёлся по всему подземелью.
Оказавшись в этом тёмном сыром помещении и потирая кисти рук, освобождённые от цепей, Рональд уже с более унылым выражением лица оглядел камеру, где во мраке виднелись лишь силуэты двух грязных кроватей, а высоко под потолком зияло маленькое окошко с решётчатыми ставнями.
Пройдя к одноместной тюремной койке, он молча присел и, сложив пальцы в замок поверх коленей, задумчиво уставился в каменный пол. Конечно, по сравнению с Азкабаном или Тауэром, ноттингемская темница была весьма неплоха. Даже несмотря на то, что здесь ужасно воняло дохлыми крысами и разило плесенью. Однако Уэсли на все эти и прочие неудобства было глубоко наплевать... пока что. Сейчас его голова была занята мыслями о Гермионе. Перед глазами всплыл её чёткий облик, – непослушные каштановые волосы, худенькое милое личико, большие глаза... красные и источающие горькие слёзы, блестящими дорожками «окрасившие» бледные щеки. В пылу нахлынувших резких эмоций в городе, Рональд не сразу это почувствовал, но лишь сейчас его разбитое сердце обожгла боль обиды и несправедливости по отношению к нему. Во Франции у рыцаря не было и дня, чтобы он не думал о своей горячо любимой принцессе. Ни один вечер не сопровождался рассеивающимися воспоминаниями о её милой улыбке, голосе, переливающимся плавно и соразмерно, словно горный ручеек, а также о бездонных карих глазах, порой блестящих подобно драгоценному янтарю. И все эти пятилетние чаяния – абсолютно пусты и не имеют более смысла?..
Но внезапно в камере раздался посторонний шум, заставивший рыцаря отвлечься от неприятных мыслей. Будто бы скрипнула кровать, что, казалось, была пуста и находилась прямо напротив Рональда, который тут же напрягся, да замер, внимательно вглядевшись в темноту. И лишь спустя пару минут, проведённых в гробовой тишине, взор мужчины начал привыкать к мраку и с трудом, но всё же, ему удалось разглядеть два маленьких блестящих глаза, со страхом и подозрением взирающие на него.
– Ты кто? – Уэсли болезненно сглотнул в пересохшем горле.
В ответ звучала лишь звенящая тишина.
– Представься! – повторил он, на этот раз требуя.
– Я, Тринк!.. – словно щелчок раздался тонкий и дрожащий голос. – А ты кто такой?
– Я - сэр Уэсли. – Рональд был немного взволнован, он всё ещё не видел, с кем говорит, а это невольно вселяло беспокойство. – Покажись на свет!
Будто исполняя приказ, незнакомец вскочил с места, будто ошпаренный, и замер на четырёхугольнике солнечного света на полу, прорывавшегося сквозь единственное окно. И вот теперь Рональд мог во всей красе полюбоваться на своего сокамерника. Перед ним предстал низкий, сутулый, худощавый мужчина с виду чуть старше самого Рональда с густой бурой щетиной и безумными глазами. Его круглая, как мячик, голова облысела на макушке, и лишь на висках и затылке тянулись сухие, пружинистые волосы. Одет он был в какую-то грязную, когда-то бывшую белой, ночную робу. И всё! Более никакого элемента одежды. В небольших и бледных кулачках он сжимал старую чучелку из соломы, больше похожую на женщину в пышном платье.
– Сэр Если? – переспросил он, разглядывая Рональда будто видел перед собой диковинного зверя.
– Уэсли! – громко поправил тот. – Уэс-ли. Сэр Уэсли! Запомнишь?
– Ага-а-а, Сэруэсли, – протянул Тринк с хитрым прищуром во взгляде, словно он узнал чью-то сокровенную тайну. – А сокращённо - Сэр?
– Что?! Э-э-э, нет. Я Уэсли, но ты должен обращаться ко мне - сэр Уэсли.
– Сэр, это твоё имя?
– Нет, сэр - это дворянский титул.
– А как твоё имя?
– Рональд.
– Так почему я должен звать тебя Сэр Уэсли, а не Рональд Уэсли?
– Потому что я рыцарь, а к рыцарям обращаются с приставкой - сэр. Сэр Уэсли! – мужчину чуть не сорвался на крик.
– Ладно, – уже без интереса вздохнул Тринк и сел на край кровати. – Ты сказал слишком много слов и имён. Я запутался. Я буду звать тебя Рональд Сэруэсли.
– Да уж... – обречённо покачал Рональд опущенной головой, при этом нервно хихикнув, – весело с тобой будет. Надеюсь я выберусь отсюда раньше, чем стану таким же...
* * *
После случившегося на торговой площади Ноттингема, Гермиона несколько суток не выходила из собственных покоев в доме своего дяди – Пауэлла. Конечно же, её мать и сам сэр Паттингтон весьма быстро узнали о причине столь неординарного поведения девушки, ведь слухи разошлись по городу с присущей молниеносной скоростью. Все эти несколько дней леди Грейнджер рьяно пыталась поговорить с дочерью, разделить её переживания, поддержать и, возможно, дать какой-либо совет, однако Гермиона никого к себе не подпускала, твёрдо храня в себе все переживания. Пауэлл же старался не влезать в чужие, особенно, женские проблемы, проводя большую часть времени в разъездах. Колина, естественно, встретили с распростёртыми объятьями. Хозяйка поместья давалась диву как юноша вырос, да возмужал. Он, наконец-то, был дома, среди людей, ставших ему семьёй, но никакого праздничного настроения он не ощущал. Сэр Уэсли, его сюзерен, боевой товарищ, да и просто друг, уже много дней сидел в тёмной, сырой камере, один на один с сумасшедшим. Сквайр навещал рыцаря, принося ему нормальную еду, вместо той беловато-жёлтой жижи, которую подавали в темнице и состряпанную непонятно из чего. Сообщить Молли и Джиневре о произошедшем парень не мог. Рональд сам ему это запретил.
А Гермиона всё хранила молчание... Юноша скрывал от окружающих, однако самого себя не обманешь – по первому впечатлению от всего случившегося он был зол на свою юную госпожу, хоть и прекрасно понимал, что влезать в данную ситуацию он не имеет никакого права. Но всё же, Гермиона Грейнджер в роли предательницы? Вот это неслыханно! Но все факты говорили сами за себя. И, несмотря на это, было в сей истории что-то странное, что-то неестественное и абсурдное. Колина терзали сомнения, и дабы разобраться во всём, ему было необходимо побеседовать с Грейнджер, но кто он такой, чтобы первым лезть с распросами к благородной девушке? Поэтому, нужно подождать, пока сама Гермиона не соблаговолит на беседу по душам.
И вскоре наступил долгожданный момент! В то утро Колин вместе со старым и ворчливым конюхом Шоном работал в конюшне, поставленными и точными движениями жёсткой щёткой чистя шёрстку лошадям сэра Паттингтона, как вдруг на пороге помещения показалась миниатюрная фигурка Гермионы. Она была бледна, с темными кругами вокруг сонных глаз и растрепанными волосами цвета спелого каштана. Закутавшись в серую, шерстяную шаль, она по-хозяйски и без церемоний вошла к работникам и с присущей ей вежливостью попросила Шона оставить её и юношу наедине.
В это время Колин уже повесил щётку на крючок и смиренно обернулся к госпоже, ожидая её дальнейших действий.
– Здравствуй, – сухо поздоровалась она, когда они, наконец, остались одни.
– Доброе утро, леди Гермиона, – с таким же тоном ответил парень.
Между ними повисла недолгая тишина. Гермиона оценивающе и, одновременно, безразлично оглядела конюшню и снова остановила свой взгляд на собеседнике, будто подбирая более подходящие слова для начала разговора.
– Ты тоже считаешь меня предательницей, да, Колин? – Грейнджер решила не ходить вокруг да около и спросить прямо. – И Рональд так считает.
Парень задумчиво поджал нижнюю губу, да отвёл взгляд в сторону:
– Мне хочется верить, что это не так. Моя душа твердит, что это невозможно, госпожа, но глаза свидетельствуют об обратном.
Уголок тонких губ девушки растянулся в меланхоличной улыбке:
– Для крестьянина ты говоришь весьма складно. Видимо, Рональд хорошо тебя учил.
– Спасибо. Иного учителя я бы не пожелал, госпожа!
– Ты расскажешь мне, как всё было там... на войне?
– Если только пожелаете, – кивнул сквайр, – но позволите ли для начала мне проявить одну дерзость?
– Какую? – Гермиона сильнее закуталась в шаль, а тонкие, изящные брови удивлённо поползли вверх.
– Это бесспорно не моё дело, и Ваше право меня наказать за такую бестактность...
– Я когда-либо тебя наказывала?
– Нет. Конечно, нет.
– Вот и не мели глупостей, да переходи к делу.
– Простите, госпожа. – раскрасневшийся от волнения Колин, нервно вздохнул. – Вы... и вправду собрались связать свою жизнь с сэром МакЛаггеном?
В ответ девушка лишь грустно усмехнулась, от чего её плечи дёрнулись. Она рассеянно уставилась в пол, теребя носком одной из сапожек кучку соломы, некогда рассыпанную Шоном.
– Нет, Колин. Ты ведь прекрасно знаешь, что моё сердце принадлежит только сэру Рональду и более никому иному.
– Да, знаю, – он также печально опустил голову, затем снова выпрямился. – Но я ведь видел Вас и этого МакЛаггена, да и ходят слухи...
– Наглая ложь! – Гермиона резко перебила слугу, топнув ножкой, и посмотрела на Колина возмущённым взглядом. – На то они и слухи. То были лишь обстоятельства, временно привязавшие меня к обществу этого высокомерного и мерзкого человека. Но я не позволила ему и пальцем меня коснуться.
– Обстоятельства? – удивлённо переспросил Колин.
– Именно!
– Какие же?
Гермиона уже в порыве открыла рот, дабы ответить на, казалось бы, столь лёгкий вопрос, как внезапно замолчала. Она не должна была говорить этого, она просто не имеет права! Это было обещанием. Долгом, если угодно! Но ей так хотелось высказаться хоть кому-нибудь. Вот так, по-женски оправдаться перед кем-либо, спустить весь пар эмоций, что накопился внутри, убедить хоть одного человека в том, что она – Гермиона Грейнджер – не предательница, что сердце её принадлежит только одному человеку, только Рональду Уэсли. Это ничем бы не помогло в сложившейся ситуации, но на душе стало бы намного легче. Даже несмотря на то, что девушка ни секунды не была склонна жаловаться на свои проблемы. Но тут совсем иной случай...
А Рональд? Он ведь и вправду считает её изменницей, какой позор! Перед всеми и, в частности, перед ним. Зная его вспыльчивый характер, о котором уже в детстве шли слухи и шутки в кругу близких и друзей, Гермионе будет весьма и весьма непросто переубедить его в обратном. Она до сих пор помнила тот момент из их ранней юности, когда Рональд с переломанной рукой набросился на отпрыска Малфоев, который назвал Гермиону «поганой саксонской дрянью». Из-за одной фразы он зажёгся словно факел! Бедный и храбрый Уэсли в тот день только ещё пуще навредил своему многострадальному предплечью, катаясь по грязной траве в обнимку с Драко. Эта травма временами мучила его и позже. Однако какое же счастливое у Уэсли было лицо, покрытое забавными веснушками, когда Гермиона благодарно оттерала влажным платочком кровь с его ссадин и упрекала юношу в столь глупом, да необдуманном поступке (хотя, по правде говоря, саму девушку столь ярое заступничество за её честь невероятно умилило). С того самого дня она призналась самой себе в давно очевидной вещи – она души не чает в этом вспыльчивом, но очень милом, задире! С тех самых пор их детская дружба переросла в нечто большее – взаимную симпатию и, позднее, самую настоящую любовь.
И что же теперь? Грейнджер с ужасом сглотнула подступивший комок в горле, стоило ей представить, что всему пришёл конец. К тому же совсем недавно она узнала о нынешнем состоянии Рональда. Ей почему-то казалось, что Невилл отпустит старого приятеля в сей же день.
– Госпожа, Вам не здоровится? – обеспокоенный голос Колина приземлил девичий разум, паривший среди счастливых воспоминаний.
– Что, прости? – саксонка интуитивно зажмурила глаза, прогоняя прошлое, и снова обратила внимание на слугу.
– Вы... э-э-э... говорили о неких обстоятельствах.
– Ах, да! – она вспомнила и взгляд её рождал неуверенность и сомнения. – Колин, я не имею права говорить... Но ты... ты, пожалуй, единственный, не считая самого Рональда, кому я способна довериться. Скажи мне, я могу на тебя рассчитывать?
– Да-да, конечно, – не помедлил сквайр, – но я всё же не понимаю...
– Ты всё поймёшь! Только выслушай и прежде поклянись мне, что сохранишь эту тайну при себе!
Столь необычный поворот в беседе с Гермионой сильно удивил Колина и, что скрывать, явно заинтриговал. Что же это за тайна такая, что нельзя никому об этом промолвиться?
– Клянусь Вам, моя госпожа! Клянусь Тем, в Чьих руках моя грешная душа. Прошу Вас, не томите...
Девушка набрала в лёгкие воздух и также выдохнула, таким образом успокаивая подступившее волнение. Возможно, она когда-нибудь пожалеет об этом, но всё же она чувствовала, что хотя бы Колин, один из немногих доверенных и приближённых Рональда за последние долгие годы, должен знать чистую правду о том, что здесь происходит и что заставило Гермиону вообще терпеть общество высокомерного льстеца МакЛагена. Если с ней что-нибудь случиться, то будет шанс, что хоть кто-то расскажет Рональду всю правду.
– Как ты, должно быть, знаешь, Колин, моего отца арестовали по личному приказу короля. Его обвинили в измене и подготовке к мятежу. После этого случая я долгие дни, недели пыталась узнать истинную причину ссылки папы на Мону. Мне открылась одна страшная правда... – на секунду Гермиону всё же пробила лихорадка неуверенности и она растерянно прикусила нижнюю губу.
– Какая же, моя леди? – запротестовал сквайр против молчания девушки. – Не бойтесь, смелее! Я ведь дал Вам клятву. Да буду я убит Богом, если раскрою кому-либо этот разговор без Вашего согласия.
Пылкие слова слуги, хоть и слабо, но всё же вселили в Гермиону долю решимости:
– Мне и ещё нескольким заинтересованным сподвижникам, чьи семьи настигло подобное несчастье, удалось выяснить, что за последние пять или шесть лет король Эдуард зачищал страну от крупных саксонских аристократов, большинство из которых имеют вес в Тайном Совете Хогвартса и, если понадобится, могут поднять под оружие большое количество саксов. Эм... ты ведь знаешь о Хогвартсе?
Колин, удивленный и слегка сомневающийся в словах девушки, запоздало кивнул:
– Конечно, перед отплытием в Нормандию, я в качестве пажа сопровождал туда сэров Уильяма и Рональда. Но, простите, леди Грейнджер, зачем же эта непонятица Его Величеству?
– Да потому что ему это нужно!
– Для чего же?..
– Он подготавливает почву для возвращения... – Гермиона зловеще замолчала, оглядевшись по сторонам и уже тише, почти шёпотом закончила, – ...Чёрного Лорда!
– Для Томаса Реддла?! – от неожиданности Колин воскликнул и, поперхнувшись слюной, начал истошно кашлять, загибаясь от новых приступов.
– Молчи, дурачок! – перебила его Гермиона, поспешив ко входу в конюшню и надёжно захлопнув старую дверь, перед этим, конечно же, выглянув на улицу, дабы проверить, не подслушивает ли кто-нибудь.
– Ты мне обещал, клялся, что никто не узнает. Не забывай об этом! – она с тревогой поспешила обратно к слуге, угрожающе размахивая тонким пальчиком.
В ответ сквайр лишь приложил один кулак ко рту, а ладонь другой руки примирительно вскинул вверх. Откашлявшись, он, весь красный и с влажными глазами, выпрямился, придерживаясь за черенок вил, воткнутых в стогу сен.
– С чего... – снова кашель, – ...Вы это взяли?
– А с того, Колин, – на этот раз она говорила предусмотрительно тихо, дабы её не услыхали незванные уши, – что история-то повторяется. Вот посмотри, что сейчас творится. Пять лет назад Эдуард III развязал новую войну в Европе, пять лет назад начались новые волны скрытых гонений на саксов, пять лет, до своего ареста, отец и ещё несколько саксонских аристократов подавали протесты на действия короля, связанные с поднятием налогов втрое для саксов. Ещё саксам запретили носить при себе оружие, если они не состоят в подчинении норманнским дворянам, а также с них принялись сдирать просто немыслимую часть годового урожая. И всё это ради нашего ослабления, чтобы мы не смогли что-либо противопоставить Реддлу и его Пожирателям в том случае, когда они вернутся в Англию. А война во Франции – это не что иное как отвлекающий манёвр, дабы увести внимание масс от саксонской проблемы внутри страны. Это фальш! Обрати внимание, что там воюют только те рыцарско-норманнские рода, которые никогда не проявляли к нам враждебности, а даже наоборот. Уэсли, Финниганы, Лавгуды, Кингсли, Грюмы, Диггори и прочие. Те, дворяне, что старались защитить саксов от нападок, погибают сотнями за этим проливом. А что же Малфои? Паркинсоны? Блэки? Гойлы и им подобные? Отсиживаются здесь, набирая силы.
Колин слушал эти слова, уставившись на Гермиону, словно на сумасшедшую, хоть и не подавал этому виду. Он даже перестал кашлять. Но чем больше она рассказывала, тем пуще в голове рассеивался туман и всё, как бы вставало на свои места, однако одного он всё же не понимал:
– Но, госпожа, с чего же вы взяли, что Его Величество поступает таким образом ради мятежника Реддла? Если он вовсе жив. Может на то у него совсем другие причины?
Однако Грейнджер не собиралась униматься. Ещё пару минут назад она с трудом уговорила себя посвятить юношу в свои сокровенные тайны, сейчас же она будто бы с цепи сорвалась и подхватила некий азартный кураж.
– Всё проще, чем ты думаешь, мой друг! Я и... мои товарищи добыли множество доказательств всему этому заговору! Но для большей убедительности скажу тебе, что дед Эдуарда III – Эдуард I – действовал абсолютно таким же способом! Старый король начал бессмысленную войну в Европе, ни с того ни с сего объявив, что французский престол по праву принадлежит ему! Затем в его правлении начались такие же гонения на наш народ, восстали Пожиратели Смерти, во всеуслышание провозгласив недовольство королём из-за, якобы, мягкой политики к саксам и обвинив его приближённых в осаксонивании. Официально мятежники воевали, конечно же, против короля, но ни одна королевская армия не вступила с ними в полноценный бой. Бунтовщикам противодействовали только добровольцы Хогвартса, да ветераны, что вернулись из Франции. Король не поставлял войскам Дамблдора ни подкреплений, ни продовольствия. Он просто сговорился с Реддлом, желал руками Пожирателей истребить саксов, ибо сам не смел открыто выступать против них. Не знаю, что они пообещали друг другу, но сговор и повторение сей истории – это факт! Просто поверь мне, Колин.
А поверить было невообразимо сложно. Естественно, все норманнские короли, начиная Вильгельмом и заканчивая Эдуардом, относились к саксам предвзято, как к завоёванному народу, но ведь так оно и было. Их завоевали! Да и все к этому уж давно привыкли. А саксы с норманнами всё больше и больше сливались в одну единую английскую нацию. Но чтобы было место сговору такого огромного и непростительного масштаба – вершина несправедливости. А если этого всё-таки правда? Вот что крестьянину и простому оруженосцу Колину сыну Молочника делать с этой самой правдой? В честности и непредвзятости Гермионы он ни мгновения не сомневался, юноша не был уверен в безошибочности её суждений. Но подумать логически – вся ситуация в этой стране и вправду сходилась со столь дикой версией. Помнится, в поместье Финниганов сэр Вульф также высказал сомнения насчёт бытовавших в народе слухов о смерти Реддла. Люди утешали себя этими слухами, боясь хотя бы на секунду предположить, что этот изверг всё ещё жив и ходит по земле, а не кормит червей под землёй.
От накрывших впечатлений Колин на мгновение позабыл с чего начиналась эта беседа. МакЛаген. Мнимая измена леди Грейнджер. Веские причины, по которым она терпела общество шотландца. На всё это он так и не получил ответов, да и каким образом заговоры политиков связаны с отношениями Гермионы и Кормака?
От напора своих речей и воспоминаний об отце, о судьбе которого ни жена, ни его дочь ничего не знали, Гермиона обессиленно прошла к соседней ветхой скамеечке, что стояла у стены, прямо возле входа и опустилась на неё, прикрыв раскрасневшееся лицо ладошками. Внезапно юношу кольнуло чувство вины. Должно быть, это он довёл её до такого состояния своими глупыми распросами. Да кто он вообще такой, чтобы она перед ним отчитывалась?!
– Госпожа, Вам не здоровится? – он сделал робкий шаг в её сторону. – Простите, это моя вина...
– Ну что ты, Колин, вовсе нет, – её пальцы прошлись по непослушной каштановой «гриве» и затем смирно опустились на коленки. Грустный взгляд аристократки был опущен снова в пол. – Ты тут не причём. Это всё из-за папы, – на последнем слове, столь любимом и родном, губы её задрожали, а с тёмных ресниц упала пара капелек слёз. Ладони снова прижались к лицу. – Я уже так давно его не видела... не знаю что с ним, здоров ли... жив...
Грудь Колина пробили тоска и горесть, словно горечь девушки передалась и ему. Сквайру тоже было жалко сэра Грейнджера, то был просто замечательный человек. Человек чести и совести! Полгода на галерах – выдержит не каждый молодой, что уж говорить о пожилом мужчине. Как бы Поттер не пытался что-нибудь сделать для него, всё было тщетно. Удалось только сменить казнь на галеры, да и в этом был большой вопрос – вернётся ли оттуда сэр Грейнджер живым? Видимо, король и впрямь взялся за него железной хваткой.
А что же Гермиона? В столь юном возрасте на её хрупкую долю выпало столько всего плохого: арест отца, изгнание из отчего дома, теперь и заключение её возлюбленного жениха в темнице. Последнее, в какой-то мере, не без её вины.
Колин помнил как в детстве она учила его считать и писать.
“Если желаешь стать рыцарем, – накинув на себя строгий вид, вторила она, – то без учёбы никуда! Рыцарь должен не только железкой махать!”
Это было весьма забавно. Тогда Гермиона выглядела очень счастливой, примерив на себя роль заумного учителя. Ведь сама она тянулась к знаниям, как никто другой.
Сквайру никак не хотелось сыпать солью на её раны, но сэр Уэсли был ему другом, и не узнать причину, по которой и произошёл весь сыр бор, он просто не мог.
Тихо ступив к Гермионе, он по-простому сел перед ней на сено и скрестил под себя ноги.
– Госпожа, мне больно мучить Вас своими распросами, но Рональд мой наставник и товарищ, поэтому, если Вы не передумали, я должен знать по какой причине он сейчас закрыт в этой чёртовой тюрьме!
На его слова Грейнджер убрала руки от заплаканных карих глаз и глубоко вздохнула, успокаивая саму себя. Она не хотела смотреть на юношу, почему-то не желала встречаться с ним взглядом, поэтому и поднялась на ноги, оттряхнула одним движением подол платья, снова накинула на маленькие плечи шаль и зашагала к чёрному коню дяди Пауэлла, что доселе стоял в своём загоне, к удивлению, не издав ни одного звука, словно прислушивался к разговору странной парочки двуногих. В след за ней, Колин, не спеша поднялся с пола и развернулся лицом к девушке, с надеждой ожидая, что та не передумала ему открыться.
– Когда мы с мамой приехали в этот город, – она аккуратно поглаживала ладонью шею рысака, голос её казался совершенно спокойным и ровным, – я была поражена. Более нигде в Англии не встретишь столь вопиющего подтверждения моим словам. Простых саксов в Ноттингеме принимают не более, чем за скотину. Наши люди униженные, обманутые и порабощённые. Утром они зарабатывают сущие гроши, ломая спины, чтобы вечером их обобрал шериф Барнсли и его негодяи. Тот же сэр Лонг. Он в душе неплохой человек, даже добряк, но службу свою ставит выше всего на свете! Если укажут ему обобрать саксонскую семью до нитки, под предлогом сбора налогов, он будет скрипеть зубами, но выполнит приказ! Он жертва системы, как и многие другие. – Наконец, она оглянулась на слугу. – Колин, ты что-нибудь слышал про Робина Гуда?
Робин Гуд. Столь редкое и звучное имя определённо проскальзывало в памяти сквайра, но вот где он его слышал? С этим именем перед глазами вырисовывалась дорога, по которой ездили трое – Колин, сэр Уэсли и ещё некто, чей образ юноша не мог восстановить.
Заметив же заминку и задумчивую мину собеседника, Гермиона, будто бы в который раз, устало закатила глаза и решила помочь ему:
– Ну же! Его ещё повадились кликать Селвином Саксом, а его товарищей – Лесной Братией.
– Ах, конечно! – воспрянул оруженосец. – По дороге из Дувра нас с сэром Уэсли сопровождал одинокий гонец. Ох, все уши нам прожужжал про этого Селвина. Вторил, что норманн убивает, да грабит их.
– Опять ложь! – теперь Гермиона полностью развернулась к слуге и возмущённо посмотрела ему в лицо. – Робин Гуд и его люди никогда без нужды не проливали кровь! А деньги, что он неимоверными усилиями отбивает у ноттингемского шерифа, принадлежат обворованным крестьянам, как саксам, так и норманнам. И им же эти деньги он возвращает, всё до последнего медяка!
– Такое чувство, госпожа, что Вы лично знаете этого человека.
– Да, знаю! Знаю больше, чем кто-либо из тех, что пускают в его сторону клевету! И скажу тебе больше, Колин, вошла я в круг доверия к МакЛагену по его инициативе, ибо отец Кормака заведует всеми финансовыми и налоговыми счётами в Ноттингеме и только через него Гуд способен узнавать всё о передвижениях монетных обозов в столицу. Иначе, я бы и за милю не подпустила к себе Кормака. Пусть думает, что меня устраивают его ухаживания и надеется обручиться со мной, пусть люди назовут позором, что я якобы обманула своего прежнего жениха! Зато я действую во имя великой цели!
– Господи, о чём Вы говорите! – позабыв обо всём, воскликнул сквайр. – Если кто-то об этом узнает, Вас повесят!
– И что же?! – возмутилась Грейнджер, разведя руками. – Сидеть, ничего не делая, и преспокойно смотреть как измываются над моим народом? Между прочим, это и твой народ, Колин!
– Значит, это даёт Вам право помогать разбойнику?! Этому... Селвину Саксу!
– Совершенно верно, а ещё...
Однако обстоятельства не позволили девушке поставить решительную точку в столь громком разговоре, ибо на пороге конюшни появилась одна из служанок, пристарелая Эллис, с запыхавшимся видом, вмешавшаяся в беседу юной госпожи и сквайра:
– Ой, простите... я, похоже, не вовремя.
Всё ещё разгоряченная Гермиона мигом поубавила свой пыл и глубоко вздохнула, придав лицу спокойное и добродушное выражение:
– Нет-нет, Эллис. Что случилось?
– Леди, меня прислала Ваша матушка. В гости прибыл капитан стражи, кажется, его имя сэр Лонг.
На последней фразе прислуги Гермиона и Колин удивлённо переглянулись, подумав, видимо, об одном и том же. Может есть какие вести насчёт Рональда?..
