Глава 6***
Я удвоил свои усилия, чтобы добиться стипендии. Я мог говорить со змеями, так что без особых проблем должен был убедить каких-то глупых клерков в истинности своих намерений.
К сожалению, в данный момент оценивался не мой интеллект или величие, а моя способность красноречиво составлять письма. Несмотря на то, что я значительно превосходил по уровню изложения мыслей на бумагу своих безмозглых учеников, то за стенами приюта мой тогдашний уровень никак нельзя было назвать выдающимся. Я переоценил себя тогда.
Я всю зиму рассылал письма одно за другим, но отчаяние уже прочно обосновалось в моей душе. Наступил мой одиннадцатый день рождения. Если этим летом меня так и не примут в школу, то вновь придется ждать целый год. Для одиннадцатилетнего ребенка год - вечность. Если меня не зачислят в этом году на первый курс, то в следующем году попасть на второй курс будет уже проблематично. Даже если мне каким-то образом и удастся попасть на второй курс, то меня терзали сомнения относительно того, смогу ли я осилить программу второкурсников, не окончив первый курс.
Чем меньше у меня оставалось времени, чтобы поступить в школу, тем самодовольней вёл себя Директор. Он часто спрашивал меня, как продвигаются дела со стипендией, но когда я отвечал, то я не выказывал ни малейшего отчаяния на лице. Я отвечал ему, что пока еще не достиг желаемого, но прогресс есть. Он снисходительно хлопал меня по плечу и говорил мне не терять надежду. Со временем он оценят мои усилия. Да и как они могли не оценить?
Я возненавидел его, так как понимал, что он кровно заинтересован в том, чтобы я остался в приюте. Так он хотел отомстить мне за унизительную сделку, что мы заключили. В свою очередь, я сдержал своё слово. Правительственная комиссия была просто очарована тем спектаклем, что мы разыграли. Сам приют на них, разумеется, не произвел такого же впечатления, но комиссия решила, что дополнительное финансирование поможет решить эту досадную проблему, и выдала грант, который был существенно больше того, на что Директор мог только надеяться. Нам купили новые одеяла на средства благотворительной организации и пополнили запасы еды, хотя сами порции остались прежними. После праздничного пира нам даже стали оставлять не какие-то жалкие крохи со стола, а иногда практически нетронутые блюда. Нам даже купили радио.
Хотя это скорее было насмешкой над радио. Едва взглянув на него, я понял, что это радио подобрали где-то на помойке и, кое-как подлатав его, настроили на одну единственную радиостанцию. Сигнал был настолько слабым, что каждое слово перемежалось пятью статическими хрипами. Через неделю на радио перестали обращать внимание, и даже те, кому всё еще интересно было его послушать, перестали притворяться, будто что-то понимают за бесконечными помехами и оставили эту затею. Детям даже не разрешалось прикасаться к радио - только взрослым. Вскоре оно просто превратилось в музейный экспонат в углу дневной комнаты. Ежели кто-то пытался починить его, то он тут же получал по рукам от взрослых.
После отъезда комиссии здание приюта подвегнулось капитальному ремонту. Нас заставляли неделями драить стены и окна и даже нашу своеобразную тюрьму в подвале. Чтобы устранить протечку труб в подвале, Директор нанял несколько профессиональных магглов. Уверяю вас, никто об этом не сожалел, потому как нас больше не приковывали к трубам. Правительство посчитало такое наказание "жестоким и извращенным", а Директор опасался потерять финансирование. Но, тем не менее, нас по-прежнему разрешали бить и не кормить несколько дней. Просто теперь нас не приковывали на цепь в темноте. Даже жаль было - трубы теперь не протекали, и сидеть в подвале можно было уже вполне комфортно.
Я выполнил все условия сделки, а Директор, в свою очередь, тоже не собирался расторгать наше соглашение. Если мне не удастся поступить в школу, никаких последствий для меня это не принесет. Заключив сделку, я думал, что уже выиграл и дело за малым, однако теперь оказалось, что я не учёл некоторых деталей.
Недооценка - ошибка, которую я поклялся больше никогда не совершать.
Наступила весна, и я ежедневно начал рассылать письма. От отчаяния я стал раздражительным, и даже Нагини оскорбилась, когда я чересчур сурово попросил оставить меня в покое. Другие дети тоже испугались того, насколько испортился мой характер, однако, кроме как раздраженных криков на них, моё настроение никак больше на них не сказалось. Старшие мальчишки вообще перестали обращать внимания на младших, за исключением меня, однако я не осмеливался срывать на них злость. Если один из них меня побьет, то я мгновенно лишусь своего статуса. Малейшее поражение - и весь страх, благодаря которому я держал всех мальчишек под контролем, исчезнет. Но старшие дети понимали мою истинную роль и даже выразили мне своё сочувствие. Жалость - привилегия слабых. Беспомощных. Я же не из таких.
Я совершенно отчаялся, когда наступило лето. Школы пока принимали заявления, но большую часть грантов уже выиграли другие дети. Я всё еще отправлял письма, но составлял их уже без былой искорки надежды. Я смирился со своей судьбой.
Наступил тот самый день, когда я отказался от своей затеи. Дети играли во дворе, а я, притворившись, что сочиняю очередное письмо, один сидел в спальне. Именно тем днём Судьба, наконец, обратила на меня свой взор.
Я лежал на кровати, отложив прочь незаконченное письмо, и бессмысленно взглядом блуждал по потолку спальни, рассматривая практически отвалившуюся штукатурку. И Судьба протянула мне свою руку помощи в обличии самого странного человека, что я когда-либо встречал.
Сначала я не обратил никакого внимания на голос какого-то посетителя, который, по-видимому, общался с нашим смотрителем. Очередной посетитель, который пришёл взглянуть на товар, чтобы, быть может, приобрести кого-нибудь из детей. Ничего нового. Ничего, что бы касалось меня.
Услышав, что они идут по направлению к спальне, я принял сидячее положение. Любопытство отчасти вытеснило депрессию. Когда они вошли, я не придал этому никакого значения. Они не знали, что я здесь, и просто искали место, чтобы спокойно поговорить.
Я был в шоке, когда смотритель указал на меня и произнес:
- Вот он. Том Риддл, как вы и спрашивали.
Я даже не обратил внимания на то, что гость весело подмигнул мне. Вошедший был высокого роста и, на мой взгляд, несколько долговязый. Одет он был в помятый старомодный костюм-тройку коричневого цвета, словно он недавно достал его из какого-нибудь пропахшего нафталином сундука. Его длинные серебристые волосы и борода примерно того же цвета доходили ему до груди. Нос с горбинкой дополняли очки полумесяцы.
В отличие от забавной внешности, его походка оказалась стремительной, но, в то же время, учтивой, словно бы он аккуратно шел в узком ряду между кроватями, в которых спали дети. Его невероятно голубые глаза за древними очками столь весело мерцали, что я даже не заметил, когда он протянул мне руку для рукопожатия.
Я хотел было встать, но, взяв мою руку в свою, он жестом попросил меня оставаться на кровати. Он присел на кровать рядом с моей. Ни дать, ни взять - Санта-Клаус на каникулах.
- Ты не знаешь меня, Том. Но я знаю тебя,- сказал он, когда смотритель оставил нас одних.- Признаться, мы давно присматриваем за тобой, и я полагаю, что ты очень особенный ребенок.
Я и без него знал, что я особенный, но впервые кто-то согласился с этим вслух.
- Вы получили мои письма? Вы из школьного комитета?
Он посмотрел на меня поверх своих очков, чуть улыбнулся, а в глазах весело заплясали искорки, словно бы я, вместо вопроса, рассказал ему какую-то шутку.
- Не совсем, Том. Я действительно представляю интересы школы, но это довольно необычная школа, в которой обучаются такие, как ты.
- Что это значит "такие, как я"?
Он оглянулся, словно хотел удостовериться, что за нами никто не шпионил. Он засунул руку в карман и что-то еле слышно прошептал. Я мог бы поклясться, что мир вокруг нас замер. Всё, казалось, застыло: исчезли все звуки, даже пыль, переливающаяся на солнечном свете, и та замерла.
Еще раз оглянувшись, он удовлетворенно кивнул.
- Ты волшебник, Том.
Я улыбнулся, приняв всё за шутку. Это чья-то глупая выходка, а я терпеть не могу, если меня держат за идиота. Кто бы это ни придумал, его ждёт разочарование.
- Это не розыгрыш, Том. Я совершенно серьёзен,- сказал он, словно бы мог читать мои мысли. - Меня зовут Альбус Персиваль Вулфрик Брайан Дамблдор, и я профессор в школе Магии и Колдовства Хогвартс. Ты владеешь магией, как и твои предки, и я здесь, чтобы пригласить тебя на твой первый курс обучения.
Кто бы это ни придумал, это уже переходит всякие границы. Шутку, очевидно, разрабатывали во всех подробностях.
- Ты не веришь мне.
Он вдруг вытащил из кармана деревянную палочку, на одном конце которой была небольшая резная рукоятка.
- Позволь мне продемонстрировать тебе.
Поднявшись на ноги, он плавно взмахнул палочкой. В такт движению палочки из неё посыпались переливающиеся всеми цветами искры, но, в отличие от того же фейерверка, искры моментально испарялись. Он указал палочкой на кровать, что стояла в другом конце комнаты, и произнес какое-то странное слово. Кровать тут же припала на передние ноги и изогнулась, словно потягивалась после долгого сна. Встав на задние ноги, кровать зашлась в танце с грацией балерины. Волшебник же, подобно дирижёру, в такт кровати махал палочкой, и что-то нечленораздельно бормотал себе под нос, весело кивая какой-то одному ему слышимой мелодии.
- Теперь ты мне веришь? - сдерживая смех, спросил он.
Оторвавшись от созерцания пляшущей кровати, я в шоке посмотрел на него. Дамблдор, покосившись на меня, всё еще управлял движением кровати.
- Д-да, Профессор! - моё состояние граничило где-то со священным ужасом.
Я никогда не видел такого могущества. Я был вне себя от возбуждения. Мне захотелось обладать такой же силой.
- Не переживай, Том,- вернув кровать на место, он положил палочку в карман и вновь устроился на кровати рядом со мной. - В этом нет ничего сложного. В своё время ты этому научишься. Терпение - вот что самое главное требуется. Для твоей же безопасности, потому что с Магическим Искусством шутки плохи.
- Конечно, нет, сэр. В смысле, да, сэр... ммм...
Я был совершенно ошеломлён и ничего не мог выдавить из себя. Воображение угодливо рисовало мне перспективы такого могущества, что едва понимал, о чём он говорил.
Он рассмеялся.
- Всё в порядке, Том. Для лекций у нас ещё будет время. Сначала я должен передать тебе вот это!
Он достал из кармана запечатанный конверт очень хорошего качества, на котором стояла восковая, изумрудного цвета, крест-накрест печать. На четырехгранной печати были изображены змея, лев, еще какой-то хищник, а последний был похож на грызуна. И письмо адресовано было:
ТОМ МАРВОЛО РИДДЛ, МЛ.
Приют, Улица 13,
Кровать Справа от Второго Окна
Ул., 13, Лондон, Англия
В письме говорилось, что я зачислен в Школу Магии и Волшебства Хогвартс. Прилагался список необычных книг и вещей, которые я должен каким-то образом приобрести.
- Ну что, могу я надеяться на то, чтобы увидеть тебя в Хогвартсе,- мягко спросил он.
Меня снова охватило отчаяние. Я не мог позволить себе купить ничего из того, что перечислено в списке.
- А есть какая-нибудь программа, чтобы получить стипендию? Приют не в состоянии...
Профессор Дамблдор жестом попросил меня замолчать.
- Не беспокойся об этом, Том. Раз тебя уже приняли в Школу, всё необходимое, включая личные вещи, у тебя будет. Всё, что тебе требуется купить - только в списке.
- М-м-м, видите ли, у меня нет собственных средств и...
Он посмотрел на меня поверх своих очков.
- Твои родители ничего тебе не оставили?
Тогда я вспомнил о коробке. Пришло столько времени, как я спрятал её, что совершенно забыл о ней.
- Подождите! Есть кое-что! Но я не смог её открыть и, может быть, вы...
Я приподнял половицу рядом с моей кроватью. Вытащив коробку, я передал её Дамблдору.
- Моя мать оставила её мне, но я так и не смог её открыть. Я не стал ломать её...
Коробка на вид казалась дорогой и, наверно, за неё могли бы дать хорошую цену.
- Хм... позволь взглянуть.
Он вытащил палочку и слегка ей прикоснулся к коробке. Крышка мгновенно открылась. Я бы скрестил пальцы, однако я давно уже научился скрывать свои чувства.
- Не возражаешь? - он спросил меня. Я быстро кивнул. Он просунул руку в коробку и вытащил... потрепанную книгу в красном кожаном переплёте. Едва было вспыхнувшая надежда погасла.
- Похоже, что это дневник твоей матери,- он произнес, открыв первую страницу и быстро пробежав её глазами.- Ты счастливчик, Том.
- Счастливчик? - зло спросил я. Моему разочарованию не было предела. Всё, что она могла мне оставить, так это никчёмную книгу и коробку, которую я не мог даже продать из-за запирающего заклинания. Я думал, что в ней лежат драгоценные камни, антикварные украшения и золотые монеты.
Я и представить себе не мог, что дневник, вначале показавшийся мне абсолютно бесполезным, окажется самой бесценной вещью, что я когда-либо обладал.
- Конечно, счастливчик,- он повторил.- Ибо большинство людей, потеряв любимого человека, никогда не смогут услышать его вновь. Всё, что остаётся от них - это воспоминания, медленно исчезающие с течением времени.
Он вернул мне книгу.
- Ты счастливчик, потому что у тебя сохранилось что-то от матери - её слова, к которым ты сможешь обратиться в любое время. Должно быть, она очень сильно тебя любила, если приняла такие меры, чтобы ты получил этот дневник.
Скромно кивнув, как он и ожидал, я взял дневник. Но не любовь какой-то незнакомой женщины мне сейчас была нужна. Я хотел выбраться из этого приюта, а куда не повернись - наталкиваешься на глухую стену.
- Благодарю вас, сэр. Хотелось бы, чтобы она оставила мне хоть что-нибудь ещё... Очевидно, у меня не найдется необходимых средств для покупок,- я официально обратился к нему. Хотя хотелось кричать во всю глотку: Пожалейте меня! Вытащите меня отсюда!
Он вновь одарил меня своим пронизывающим взглядом поверх очков.
- А ты не мог бы попросить?..
Я вздохнул.
- Я спрошу. Но не думаю, что из этого что-нибудь получится...
- Может быть, нам вместе удастся его убедить...
