Глава 63: Когда закончен деньЗа прошедшие два года Белла едва ли виделась с Мордредом Хоукаем хоть раз, поэтому когда тот показался на ее пороге, она была шокирована. Его нестриженые волосы пребывали в беспорядке, а пальто оказалось накинуто поверх пиджака, несмотря на августовскую жару.
— Мордред! — Белла мгновенно забыла о разделявшей их теперь пропасти, озабоченная состоянием друга. — Что случилось? Что-то с детьми?
Она уже потянулась за сумкой, второй рукой беря шарф, чтобы повязать его на голову. Мордред, однако, выглядел не встревоженным. Он сердился.
— Где он?
— Где кто? — прищурившись, спросила Белла.
— Этот треклятый учителишка. Где он живет?
— Над офисом Ника Паскоя, конечно, а что такое? — Чего мог хотеть от учителя отшельник вроде Мордреда? — У Ризы какие-то проблемы с уроками? У меня было такое ощущение, что она прекрасно со всем справлялась.
— О, она без проблем учится тому, что он говорит, — прорычал Мордред и убрал волосы с лица. — Почему ты не сказала мне, что он проклятый солдат?
— Потому что он не солдат. Его уволили много лет назад. Он квалифицированный учитель и хорошо послужил городу с тех пор, как приехал. А теперь успокойся и иди домой, выпей чаю. Ты ведешь себя как сумасшедший старикашка.
— Ты знаешь, что она говорит? Моя единственная дочь? Что армия защищает нас! Делает так, чтобы мы жили в мире! Ты слышала это? В мире! Ты представляешь себе, какую ложь...
— Мордред! — резко перебила его Белла. — Успокойся немедленно, иначе я вколю тебе успокоительное. Ты не можешь ожидать, что детей, растущих в стране, где правит военный закон, не познакомят с парой идей, которые расходятся с твоими абсурдными республиканскими идеалами! Это жизнь, и твоя злость на Ризу или на ее учителя ничем не поможет. Так ты только сделаешь Ризу несчастнее.
— А что мне еще делать, по-твоему? Позволить ему забивать ей голову? — выдавил Мордред.
— Дай ей выслушать обе стороны спора – твою и Нормана Ранье – в спокойной и рациональной обстановке. Потом она сама решит, чему верить. Она умнее, чем ты думаешь, и она не пустая, безнравственная кукла, как тебе кажется.
— Расти своих детей так, как хочешь, и оставь мне моих! — Мордред развернулся на каблуках и понесся вниз по улице.
На мгновение Белла подумала о том, чтобы попросту захлопнуть дверь. Мордред был старым козлом, и ей уже хватило его бесчувственности и жестокости. Но потом она подумала о Ризе, бедной малышке, потерявшей мать и погрязшего в тоске отца, чье единственное соприкосновение с нормальной жизнью происходило в сельской школе. Нужно было отговорить Мордреда делать то, что он собирался, что бы это ни было, и постараться наладить отношения между ним и Норманом.
Белла вышла в ночь и поспешила следом. Она добралась до адвокатской конторы, как раз когда Мордред уже барабанил в дверь школьного учителя. Стоило ей завернуть за угол, как подол юбки зацепился за угол телеги, груженой фермерскими инструментами, которая была припаркована под лестницей. Белла помедлила, оправляя наряд. Наверху уже открылась дверь, вплеснув на улицу свет свечей.
— Чем могу вам по...
Вежливое приветствие Ранье оборвалось. Мордред протолкнулся внутрь, и Белла поспешила вверх по ступенькам.
— Это Мордред Хоукай, Норман, — сказала она, вставая позади старого друга. — Его дочь...
— Я и сам умею разговаривать! — Мордред развернулся к Норману, следившему за ним внимательным взглядом. — Что за ереси ты учишь мою дочь?
Норман чуть поджал губы от раздражения.
— Как я уже объяснял другим родителям, теория человеческой эволюции быстро становится стандартным объяснением эволюции разумной жизни. Алхимики в самых первоклассных институтах уже окончательно подтвердили, что организация тела человека и примата совпадает почти во всем. Я не хочу оскорбить ничьи религиозные верования, но это мой долго – убедиться, что дети получили надлежащее образование в области науки, а это включает...
— Я не на эволюцию жаловаться пришел, придурок! Я алхимик! Я бы с ума сошел, если бы ты учил ее тому, что мир покоится на спине огромной черепахи, а не...
Глаза Нормана расширились.
— Извиняюсь, Мордред Хоукай. Так вы отец Ризы!
— Да-а-а, — Мордред слегка опешил от восторга в голосе Нормана.
— Она пока что моя лучшая ученица. Не знаю, кто готовил ее к школе, но я никогда не видел настолько целеустремленного ребенка. Присаживайтесь, пожалуйста!
Белла с ухмылкой наблюдала, как явно ошеломленныйМордред присел. Норман повернулся к ней.
— Просто оставьте дверь, чтобы был приятный сквозняк. Не хотите ли тоже... — он указал на другой стул.
— Спасибо, но нет.
Белла присела на краешек кровати. Она не хотела, чтобы Норман попал в затруднительную ситуацию в назревающем споре.
— Мне и здесь удобно.
Он кивнул и занял стул напротив Мордреда, положив руку на стол.
— Она очень умная. Учится в пятом классе, а ведь ей еще нет одиннадцати. Я уже давно хотел с вами поговорить о том, как быть в следующем году. Восточный Университет предлагает несколько вариантов удаленных курсов, и я вижу, что она будет не против попробовать – может, не математику или науки, но литературу или историю, например...
— Спасибо, не надо, — сказал Мордред в попытке прервать радостный монолог.
Не помогло.
— Вы знаете, — с легким упреком в голосе продолжил Норман, — очень жаль, что работа помешала вам прийти на наш литературный вечер. Риза прекрасно прочитала нам историю первых двухсот лет Аместриса.
Беллу порядком рассердило, каким озадаченным выглядел Мордред. Она точно знала, что Риза приглашала его на вечер, и он ответил ей, что слишком занят. И хотя Белла не могла поспорить с ним, не зная, как идет его исследование, но считала, что старый друг должен был найти время посетить столь важное для его единственного ребенка событие.
— Я пришел поговорить совершенно о другом, — проворчал Мордред. — Я слышал, вы не самый обычный учитель.
— Да, у обычных учителей четыре конечности, — ничуть не обиделся Норман, указывая на свой пустой рукав. — Но я приспособился пользоваться тем, что есть. По крайней мере, у меня до сих пор оба глаза на месте!
Следующую фразу Мордред произнес сквозь зубы, едва слышно:
— Вы служили в армии.
— Именно так. Вообще-то, я окончил Западную Академию. «Magnumcumlaude».
— А теперь работаете учителем в Хамнере.
— Да, признаться, интересная перемена деятельности вышла. Хотя, знаете, не так уж много существует профессий для одноруких людей.
Мордред прищурился так, словно что-то никак не могло уложиться в его голове.
— Армия предоставляет автопротезы солдатам на службе, не так ли?
Норман кивнул.
— Но как вы видите, я больше не служу в армии.
В глазах Мордреда зажегся интерес, и Белла чуть расслабилась. Он был настоящим ученым: поставь перед ним загадку, и даже холера не сдержит его любопытство.
— Почему же?
Белла уже знала ответ на этот вопрос. У школьного совета возникли те же самые вопросы четыре года назад, когда они рассматривали заявление Нормана. И хотя тот не раскрыл тайну своего прошлого перед всеми, он все-таки рассказал ее лично Белле. После долгого душещипательного разговора она сказала школьному совету, что в прошлом Нормана Ранье нет ничего, что помешало бы им нанять его в качестве учителя. Теперь ей стало интересно, ответит ли он на вопрос или увильнет.
— Меня уволили без всяких почестей, — неловко пожал плечами Норман.
— За что? — прямо спросил Мордред.
— Это так важно?
— Я сам решу, важно или нет, когда услышу всю историю.
Белла почувствовала себя обязанной вмешаться.
— Хватит, мистер Хоукай. Оставьте его в покое. Школьный совет был рад нанять его, и он прекрасно справляется со своей задачей. Этого достаточно.
— Нет, не достаточно! — резко ответил ей Мордред. — Я доверял ему мою дочь все эти годы... а сегодня узнал, что он не только был в армии, но и работал с государственными алхимиками и уволен без почестей. Думаю, мне полагается хоть какое-то объяснение!
— Соглашусь, — мягко заметил Норман, задумчиво почесывая подбородок. — Полагаю, история моей работы с Речным Алхимиком была бы вам интересна. Конечно, я не могу рассказать ничего в деталях, потому что мы все еще конфликтуем с Кретой, и...
— Воюем, а не конфликтуем! Не кормите меня этими вашими военными эвфемизмами. Фюрер может лгать публике сколько угодно, но вы пожалеете, если солжете мне!
— Я знаю только то, что говорится в газетах, — холодно сказал Норман. — И они все еще говорят, что мы «конфликтуем».
Мордред явно не смог придумать удачной колкости в ответ.
— Речной Алхимик.
— Три года я был его адъютантом. По существу, телохранителем. Я потерял руку в рейде, который чуть было не стоил нам обоим жизни.
Глаза Нормана стали пустыми. Белла узнала этот вид, потому что даже в ее практике здесь, среди сел, она видела его и прежде. Это называлось «ПТСР» – посттравматическое стрессовое расстройство.
— Ему удалось выбраться почти без ран, а я – вот. С тремя конечностями. Мне повезло.
Норман не выглядел так, словно чувствовал себя счастливчиком, и Белла вновь взвилась. Как Мордред только посмел вторгаться в дом этого человека и заставлять его рассказывать такие вещи? Его – учителя, который всегда был так хорош с детьми, добр и весел... Неужели он заслуживал переживать все это заново, в удовольствие Мордреду?
— То есть, вы потеряли руку на службе. Все это никак не складывается в осмысленную картинку. Разве вы не идеальный солдат, которого так любят превозносить в армии? Вам должны были выдать великолепный автопротез и кучу медалей на прощание и написать о вас в учебниках, как о прекрасном примере националиста и патриота.
— Возможно, — уклончиво ответил Норман. — На следующей неделе экспедиция майора провалилась. Шестнадцать из двадцати человек отряда были убиты, самому майору прострелили сердце, а мой лейтенант притащил обратно трех раненых товарищей.
Белла закрыла глаза, пытаясь абстрагироваться от боли в его голосе.
— Он не знал, что делал. Еще совсем зеленый юнец, он ничего не понимал о кретонцах, поэтому все так и случилось. Я должен был вести ту экспедицию. Но вместо этого лежал пластом с отрезанной давеча конечностью, — Норман вздохнул. — Я был капитаном. Это была моя обязанность – проследить, чтобы все вернулись живыми. Это я был обязан защитить майора. Я провалился и там, и там.
— Это была не ваша ошибка, — вздохнула Белла, точно так же, как и когда услышала эту историю впервые. — Вы были ранены. Вы не могли...
Норман засмеялся – жестко, горько, так что у Беллы волосы встали дыбом, и она вновь ощутила иррациональный приступ гнева. Мордред всегда заставлял людей показывать не самую лучшую свою сторону.
— Я мог попытаться, но был слишком занят тем, что жалел себя, и они ушли, даже не посовещавшись со мной. Семнадцать мертвецов. Государственный алхимик – убит. Кто-то должен был ответить за случившееся.
— И вы стали их козлом отпущения? — насмешливо спросил Мордред своим жестким, безжалостным голосом. — Как вы только можете уважать армию после этого?
Норман, словно загипнотизированный, покачал головой.
— Иначе они бы обвинили лейтенанта. Он не был виноват. Он был слишком юн; у него дома остались жена и ребенок. Так что я приказал ему солгать, что я сам повел экспедицию и не смог защитить майора. Военный трибунал купился, лейтенанта отпустили с дисциплинарным взысканием, а майора похоронили с почестями за счет государства.
— Вы взяли вину на себя... Это не ваша вина, но вы всем сказали по-другому. Зачем?
— В армии должен сохраняться порядок, — просто ответил Норман. — Кто-то должен был ответить, а у лейтенанта была семья, о которой он должен заботиться. Выбор был прост.
— Вы соврали, — никак не унимался Мордред. — Вы соврали, чтобы защитить подчиненного, и соврали, чтобы защитить армию. Чтобы сохранить эту клоунаду, которая не доведет нас ни до чего хорошего!
— Это не клоунада, — резко ответил Норман. — Нормальные, счастливые люди имеют право жить своими нормальными, счастливыми жизнями. Чтобы они могли это делать, кто-то должен пострадать. Вы алхимик, уж вы-то должны видеть, что таков равноценный обмен. Солдаты страдают, чтобы защитить простых людей. То, что я сделал, может, и было глупым, но кто-то должен был это сделать. Нужды нации перевешивают нужды одного человека.
Мордред вдруг резко вскочил на ноги, так что его стул упал на пол.
— Вы этому учите мою дочь? Как это благородно – быть мальчиком для битья целой нации? Что она должна пожертвовать всякой надеждой на нормальную жизнь, чтобы узколобые фермеры могли продолжать свое узколобое существование? Что это вообще за философия такая? Это же пропаганда! Отговорка, выдуманная Фюрером и его шавками, всеми этими советниками, чтобы объяснить войны, которые никому не приносят ничего хорошего! Разве вы не видите недостатки этой системы?
— Я понимаю, что существуют люди, которые так к этому относятся, и уважаю ваше мне...
Мордред с силой ударил Нормана по лицу.
— Мордред! — вскочила на ноги Белла.
Норман отступил, тыльной стороной ладони отирая кровь с разбитой губы.
— Разуйте глаза! Глупцы вроде вас запирают нас в этой системе – чертовы идеалисты, желающие умереть за государство! Вы приговариваете к этому не только себя, но и всех наших детей. Моих детей!
— Уж пусть лучше они научатся самопожертвованию во имя сомнительной цели, чем никогда не узнают, что это такое, — вот теперь Норман разозлился. Белла никогда не видела его таким сердитым. — Вы что, думаете, я не знаю, кто вы такой? Вы эгоистичный старик, который убежал от мира в свое бесценное исследование. Вы никого не видите, никому не помогаете, ни о ком не заботитесь – даже на собственную дочь не обращаете внимания!
Он обошел стол, держась на дистанции от Мордреда, который щерился, словно волк. Интуиция твердила Белле, что спор нужно остановить, но какая-то ее часть восстала против этого. Жуткие, ранящие вещи, которые говорил Норман – все они были правдой. И Мордред должен услышать их хоть от кого-нибудь.
— Меня тошнит от вас! — выплюнул Норман. — Ваша дочь – одна из самых красивых, талантливых, особенных детей, каких я только видел. Одна на десять тысяч. И как вы с ней обращаетесь? Вам плевать! Ей одиноко и больно, но вы слишком слепы, чтобы увидеть это! Единственное, что я могу сделать, это похвалить ее за прилежание и попытаться дать ей надежду на будущее. А этот мальчик, ваш ученик! У него доброе сердце, но будь ваша воля, вы бы и его превратили в подобие себя, чтобы он точно так же заперся от всех. Ему нужна высшая цель, что-нибудь, к чему он будет стремиться. По крайней мере, он использует алхимию, когда вырастет, чего я не могу сказать о вас! Вы неудачник, мистер Хоукай, и мне вас жаль, но я не могу дать вам разрушить жизни этих молодых людей!
Мордред ринулся вперед с яростным ревом и отбросил Нормана к раковине. Шкаф с посудой распахнулся, и фарфор полетел на пол, разлетаясь на куски. Норман поднял руку, защищаясь, и увернулся, когда Мордред вновь попытался ударить его.
— Мордред! — крикнула Белла. — Прекрати! Мордред, остановись!
Или он ее не слышал, или решил проигнорировать. Спустя мгновение двое мужчин сцепились: Мордред бормотал проклятия и пытался пересилить Нормана. Тот отбивался как мог, но все-таки оставался калекой. Мордред схватил его за бок под остатком плеча и бросил на пол, чтобы ударить под ребра.
— Фашист! — кричал он. — Чудовище! Как ты смеешь говорить мне, как растить мою дочь? Как ты смеешь критиковать? Ты даже не знаешь, что это такое, бездушная шавка режима! Ты когда-нибудь пытался растить ребенка в одиночку? Да будь оно проклято, твое чертово правительство, твоя армия... Ты и понятия не имеешь!
— Я-то фашист, — выдохнул Норман, пытаясь подняться на ноги. — Ну а вы лицемер! Вы сделали хоть одну добрую вещь за всю свою пропащую жизнь? Кому-нибудь помогли? Знаете хоть, каково это – помогать другим?
— Мордред!
Слезы потекли по щекам Беллы, но Мордред вновь кинулся вперед. На этот раз он пнул Нормана по носу, из которого брызнула кровь.
— Тварь! Армейская шавка! — бушевал Мордред.
Норман, наконец, сумел подняться и схватил стул, чтобы держать его перед собой, словно щит, отступая к двери. Кровь так и хлестала из его носа и окрашивала его рубашку в глубокий красный цвет.
— Вы убиваете ее! — крикнул он, настолько захваченный спором, что позабыл про всякий здравый смысл. — Вы уничтожаете Ризу! Она может достичь стольких высот, что вам и не снилось, будь у нее на это хоть шанс!
Мордред схватился за ножку стула и попытался вырвать его у Нормана из руки. Тот не удержал равновесия, все еще слабый после удара в нос и едва стоявший на ногах, и с грохотом упал. Мордред навис над ним.
— Нет! — Белла бросилась вперед и обхватила старого друга, так что он не мог пошевелить руками, и лихорадочно заговорила ему через плечо: — Прекрати!
— Отстань от меня!
Мордред попытался вырваться, но Белла держала крепко. Она была меньше его, но ненамного слабее.
— Остановись! Ты убьешь его, и что тогда случится с детьми? Мордред, тебе нужно успокоиться! Вы оба желаете Ризе только хорошего. Просто у вас разные представления о том, что есть лучше для нее! Прекрати, наконец, упрямствовать и подумай о своей дочери! Подумай о дочери Лиэн!
Говорить это было ошибкой. С яростным ревом Мордред развернулся, наконец-то умудрившись скинуть ее. Беллу отбросило сквозь открытую дверь прямо на балкончик. На мгновение она подумала, что перила остановят ее, но они были слишком низкими – ударили ее как раз в середину бедра. Окончательно утеряв равновесие от неожиданности, Белла рухнула назад, через перила. Вниз.
Однажды, когда Мордреду было девять лет, его разбудили крики на дороге за окнами. В амбаре старика Блоджера случился пожар, и весь город кинулся помогать ему. Отец и дедушка Мордреда присоединились к толпе, а сам он, страшно заинтересованный происходящим, отправился следом. В его памяти сохранились воспоминания о том, как он стоял на поле и смотрел, как огонь пожирал здание, сраженный его мощью и великолепием. А потом вдруг черный скелет крыши прогнулся и рухнул, убив Блоджера и его двух дочерей, которые пошли внутрь за лошадьми. Мордред помнил этот момент бессильного ужаса перед тем, что сейчас случится, помнил жуткое осознание, что они умрут, и он никак не может помочь.
Это был как раз такой момент.
На какую-то долю секунды мерцающий свет уличных фонарей очертил пышный силуэт Беллы. А потом, прежде чем Мордред успел пошевелиться, крикнуть или даже вдохнуть, она упала.
Снизу донеслись ужасные звуки: грохот, хлюпанье и тихий, полный боли стон.
Сложно было сказать, кто отмер первым, но Мордред добрался до Беллы быстрее, чем Ранье, который, спотыкаясь, спускался с лестницы. Ему пришлось заставить себя посмотреть на старую подругу – на то, что он с ней сделал – несмотря на вставший в горле комок и отказавшие ноги.
Белла упала в телегу с фермерскими инструментами. Платье порвалось, и остатки корсета проглядывали сбоку, словно отвратительные оголившиеся ребра под лунным светом. Одна ее рука неестественно вывернулась, явно сломанная. Голова перекинулась через зубцы маленького ручного плуга. Она смотрела в небо стекленеющими изумленными глазами.
Самым страшным была пика – вроде тех, которыми загоняли свиней на убой – торчавшая ниже левой ключицы. Даже не будучи доктором Мордред понимал, что если пика и прошла мимо сердца, то в любом случае прошила насквозь легкое.
— Белла! — едва выдавил он.
Она с силой втянула в себя воздух, и Мордред услышал, как он свистит, выходя из ужасной раны.
— Упала... — пробормотала Белла.
— Лежи смирно! — Мордред сжал ее здоровую руку. — Мы позовем на помощь! Мы позовем... позовем...
Она чуть улыбнулась.
— Доктора? Я здесь. Мой диагноз...
Немощный кашель прервал ее, и еще больше темной крови выступило вокруг раны. На ее губах уже начала образовываться розовая пена.
— Рой, — выговорила Белла сквозь боль. Пика по крупице отнимала у нее жизнь. — Он... хороший мальчик.
— Да, — согласился Мордред.
Он бы с чем угодно сейчас согласился.
— Риза такая умная. Университет...
— Тише, мэм, — мягко вмешался Ранье, подходя ближе. — Просто лежите. Эта пика мешает вам истечь кровью до смерти. Если вы сможете продержаться достаточно долго, до приезда другого врача...
Белла чуть качнула головой.
— Никакого доктора... на шестьдесят километров вокруг. Ему понадобится х-хороший транспорт.
— Да не стой ты столбом! — крикнул Мордред. Слезы текли по его щекам. — Беги за помощью!
— Конечно.
Голос Ранье был каким-то жутким, нечеловечески покойным, словно у солдата под пулями. Мордред обрадовано выдохнул, когда тот убежал.
— Белла. Белла, держись.
— Нет... Больше нет. Мордред, пожалуйста... позаботься...
— Они мои дети, Белла. Конечно, я о них позабочусь!
Мордред всхлипнул. Она не могла уйти! Не могла умереть! Не так! Только не по его вине! Она не могла... Только не Белла.
Она покачала головой, и ее темные волосы, тронутые сединой, вылезли из-под шарфа. Она вдруг помолодела. Так помолодела. Стала пятнадцатилетней, словно в ту ночь, когда они говорили о своих мечтах и амбициях... а потом неловко и нежно занимались любовью посреди тюков с мукой на чердаке мельницы Хоукаев.
— О себе, — прошептала Белла, но Мордред так и не понял, что она имела в виду.
Последовал еще один ужасный, хриплый вздох, и воздух вновь со свистом вышел из пробитого легкого. Белла напряглась и, к ужасу и удивлению Мордреда, переливисто засмеялась.
— Мор... гиз... — выдохнула она, и ее губы сложились в блаженную улыбку.
Ее спина расслабилась, рука безвольно повисла, а пронзенное сердце выстучало последнюю трель. Мордред спрятал лицо на груди старой подруги и заплакал.
