Глава 64: Военный законБелла умерла, так что врача пришлось привезти из Нью-Оптена, чтобы он вскрыл труп. Выездной судья прибыл из Восточного города на следующей неделе, чтобы председательствовать на дознании. Постановили смерть от случайного падения: врач не нашел ни одного ранения, которое нельзя было бы этим объяснить, и показания обоих свидетелей – Мордреда Хоукая и Нормана Ранье – совпадали. Доктор Изабелла Грейсон споткнулась, потеряла равновесие и упала с балкончика наверху лестницы. Похороны были людными – Беллу много кто любил в городке. Мордред не пошел. Те, кто были достаточно стары, чтобы помнить его дружбу с умершей, называли это грехом и позором. Зато пришла его дочь, мрачная и тихая, в темно-синем платье, вместе с узкоглазым мальчишкой, Мустангом, рядом с ней.
Мордред так никогда не понял, почему Ранье не дал показания против него, но подозревал, что все дело в любви к Ризе. Если бы он уделил этим мыслям больше времени, то, может, был бы благодарен, потому что если бы Ранье истолковал случившееся по-другому, судья обвинил бы Мордреда в убийстве. А так он мог продолжить свое отшельническое существование, нетронутый страданиями, раздиравшими городских жителей.
Собственную боль Мордред подавлял и отрицал. Он не мог об этом думать. Умершая Белла – и без того плохо. Белла, убитая им в приступе неконтролируемой ярости – этого вынести Мордред уже не смог бы.
Поэтому он заперся в кабинете в одиночестве и нанес еще несколько черных татуировок себе на ноги, ожидая дня, когда его холст будет достаточно велик. Девочки часто начинали сильно расти в двенадцать-тринадцать лет, как говорилось в книгах. Через несколько месяцев Ризе будет одиннадцать. Она уже догоняла по размерам Роя. Мальчишка, хотя ему и было почти пятнадцать, был невероятно мал для своего возраста. «Скоро, – мрачно думалось Мордреду. – Скоро дочка станет достаточно большой».
Риза опять плакала. Рой знал, потому что тогда она уходила к себе в комнату и пряталась в шкафу. Если бы она догадалась, что он знает, то наверняка бы расстроилась. Ей почему-то казалось, что горе должно быть незаметно, несмотря на то, что Рой тоже страдал. Ее стремление изолироваться обижало его, но не только потому, что было бы лучше, если бы он разделил горе с единственным человеком, который любил доктора Беллу так же сильно, но потому что не мог наблюдать молчаливые страдания подруги.
Частично проблема возникала из-за того, что Риза боялась мистера Хоукая, который мог застать их вместе. Рой не понимал, почему учитель вдруг стал так плохо относиться к тому, что они проводят время вдвоем, но он уже не раз резко отзывался на эту тему. Все началось, когда мистер Хоукай поймал их спящими в обнимку. Рой мог подписаться под философией Маэса: не пойман – не вор. Но Риза приняла слова мистера Хоукая близко к сердцу и с тех пор держала дистанцию, даже до смерти доктора Беллы.
Рой был вынужден признать, что и сам частично виноват в их отдалении. Он жутко устал от постоянных унизительных комментариев учителя о его неопытности в алхимии и старательно практиковался в ней. У него почти не оставалось времени на домашние дела, не говоря уже о сне, или, тем паче, на душевные разговоры с Ризой, чтобы завоевать ее расположение обратно.
Однако сегодня Рой решил попытаться. С похорон доктора Беллы прошло уже три недели, и все это время мистер Хоукай почти не покидал свой кабинет – разве что в туалет выходил иногда. Выставив на стол завтрак для двоих, Рой подумал, что, может, учитель больше никогда не выберется из своего заточения.
Он уже собирался направиться наверх, чтобы упросить Ризу спуститься, когда к его удивлению она вошла на кухню. Ее волосы были расчесаны, и на ней красовалось синее поплиновое платье. В руках подруга держала грифельную доску, учебник и хрестоматию. Не было похоже, чтобы Риза вообще плакала сегодня. Рой рискнул улыбнуться.
— Вновь в школу?
Она кивнула и тихо пояснила:
— Мистер Ранье сказал, я могу окончить ее этой весной, если буду стараться.
— Тогда налетай на завтрак. А я пока приготовлю твой обед.
Риза присела за стол и принялась клевать свой тост. Рой нарезал хлеба и завернул кусок сыра в восковую бумагу. Вчера он ходил по магазинам, поэтому у них теперь были свежие зеленые яблоки. Положив одно в коробку, Рой подумал и добавил к нему второе. Ему не хотелось, чтобы Риза голодала в первый день в школе после перерыва.
Редко используемая дверь скрипнула, и в коридоре послышались шаги. Войдя на кухню, мистер Хоукай глянул наРоя и сел за стол, чтобы собрать себе бутерброд из хлеба и яиц. Рой постарался не смотреть на Ризу, которая мгновенно напряглась и больше не хотела есть. Спустя несколько минут она поднялась на ноги, собрала свои вещи и по большой дуге попыталась обойти мистера Хоукая. Тот поймал ее за локоть.
— Куда это ты собралась? — он поставил на стол кружку молока, которое, вообще-то, должен был выпить Рой.
— В школу, папа, — прошептала Риза.
Мистер Хоукай выхватил у нее книжки и положил их на стол, мрачно качая головой.
— Нет, туда ты не пойдешь, — неожиданно спокойно сказал он. — Ты больше никогда не пойдешь в эту школу, слышишь?
Риза изумленно уставилась на него. Рой почти почуял ее страх.
— Н-но папа...
— Больше никогда, — все так же спокойно повторил мистер Хоукай. — Я не хочу, чтобы ты и близко подходила к этому человеку. Вот еще, чтобы моей дочери забивали голову дурацкими идеями и военной пропагандой. Это мое последнее слово.
Рою хотелось вступиться за Ризу, оспорить нечестное решение, но его поставила в тупик необычная манера говорить мистера Хоукая. Горький опыт научил его, что учитель давал приказы резким голосом. Это новое затишье пугало.
— Но папа, мистер Ранье сказал, если я буду хорошо учиться, я смогу пойти в университет, когда вырасту, и...
— У меня нет денег, чтобы отправить тебя в университет, — уже чуть более раздраженно сказал мистер Хоукай. — Ты можешь учиться дома. У меня достаточно книг, и я тебе гарантирую – ты будешь работать усерднее, чем с любым глупцом-солдатом. Иди вымой посуду, а я поищу тебе что-нибудь почитать.
— Но я хочу пойти в школу, — прошептала Риза. — Я нравлюсь мистеру Ранье...
— Ну а он не нравится мне! — отрезал мистер Хоукай.
Риза замолкла, глядя на свои туфельки. Рой молился о том, чтобы она остановилась. Ему не хотелось, чтобы мистер Хоукай рассердился.
Но Риза подняла голову, ее глаза были полны слез.
— Доктор Белла хотела, чтобы я ходила в школу.
Мистер Хоукай выругался и отложил вилку.
— Если бы не этот глупец и его шовинистическая привычка лезть, куда не просят, Белла была бы все еще жива! Так что не смей говорить мне, чего бы она хотела!
Резкий тон и жестокие слова – это было уже слишком. Рой в оцепенении смотрел, как Риза несчастно зарыдала, пряча лицо в ладонях.
— Прекрати! Прекрати реветь! Она умерла, и слезами ее не вернуть! Прекрати, я сказал!
Мистер Хоукай схватил ее за плечи и принялся яростно трясти. Голова Ризы болталась вперед-назад, но подруга все так же продолжала прерывисто всхлипывать.
— Прекратите! — не выдержал Рой.
Он больше не ребенок и не собирается стоять и смотреть, словно дитя. Далекие воспоминания о другом худом мальчишке – темноволосом и в очках – самоотверженно бросившемся защищать Роя ворвались в его голову. Он со всей силы пнул учителя по голени.
Этого было недостаточно, чтобы сделать ему больно, хотя Рою очень этого хотелось, но удар возымел нужный эффект: мистер Хоукай выпустил Ризу. Она осела на пол, словно тряпичная кукла, но у Роя появились более насущные проблемы. Учитель обратил свой взор на него.
— Что ты сказал?
— Я сказал, прекратите! — как можно тверже ответил Рой. — Оставьте ее в покое! Она расстроилась, потому что скучает по доктору Белле – потому что доктор Белла заботилась о ней куда лучше, чем вы!
На мрачном лице мистера Хоукая нарисовалась почти безумная улыбка.
— Неужели?
— Да! Поэтому оставьте Ризу в покое! Вам нельзя ее больше бить! Отстаньте от нее!
К его изумлению, учитель рассмеялся. Это был тонкий, неприятный смех, от которого по спине Роя побежали мурашки.
— И кто же меня остановит? — насмешливо спросил мистер Хоукай. — Ты?
— Я! — Рой даже не задумался о том, насколько смешно это выглядит: тощий, маленький подросток против взрослого мужчины. — Разве вы не видите, что она боится вас? Вы могли бы дать ей хотя бы выплакаться спокойно!
Какая-то его часть твердила, что он делает очень, очень большую глупость. Но Рой злился. Мистер Хоукай неправильно относился к Ризе, и больше никого не осталось, чтобы сказать ему об этом. Ее дедушка уехал навсегда, ей было запрещено видеться с учителем, и даже добрая, любящая доктор Белла умерла. Остался один лишь Рой.
Мистер Хоукай поднял руку, чтобы шлепнуть его по ушам. Рой стоял смирно до последнего момента, а потом нагнулся. Его рост был преимуществом, напомнил он сам себе, вспоминая слова Абсалома. Он меньше, ловчее и быстрее. Рой поймал запястье мистера Хоукая, выкрутил его и прыгнул за противника, резко дернув его за руку. Ошеломленный учитель прокрутился вокруг своей оси. Он попытался схватить Роя за волосы, но тот вновь оказался быстрее – пригнулся и пнул мистера Хоукая. На этот раз куда удачнее: тот фыркнул от боли.
— Риза любит вас, и это неправильно, что вы делаете ей больно! — продолжил Рой. — Она всего лишь хочет, чтобы вы были счастливы!
Беспокойные обиды всех длинных, молчаливых лет всплывали на поверхность, и Рой не мог остановиться, словно вконец измученный изобретательными дознавателями пленник.
— Что бы она ни делала, вам этого недостаточно! Она такая усердная, так старается сделать вас счастливым, а вы только и можете, что критиковать! Даже не пошли на ее литературный вечер в школе. Она хотела, чтобы вы пришли! Почему же вы остались дома? Ваше исследование подождет – а Риза?
Рой впал в такой гнев, что едва соображал, что делает. Он замахнулся и кулаком ударил мистера Хоукая по щеке. Тот отлетел к столу.
Рой замер.
Он ударил учителя! Ударил мистера Хоукая! Это был не беспомощный удар ребенка, это был удар, отбросивший противника назад. Рой не мог поверить, что только что сделал.
Мистер Хоукай тоже не верил: поднял руку и коснулся набухающего синяка. Несмотря на оцепенение и растущий под убийственным взглядом учителя ужас, какая-то часть Роя была довольна. Наконец-то он отплатил за все те синяки, что доставались ему от мистера Хоукая. Отплатил за страдания Ризы. Защитился.
Когда мистер Хоукай заговорил, к нему вернулось зловещее спокойствие. Его голос был тих и чем-то походил на рычание зверя.
— Все. С меня хватит.
Он выпрямился и оправил одежду, после чего двинулся к Рою, будто ангел смерти.
— Ты, — сказал он, — мой ученик. Ты здесь, чтобы обучаться алхимии и делать, как я велю. Она, — он указал на Ризу, съежившуюся у ножки стола, — моя дочь. Вы не равны, и вы не друзья, и вы совершенно точно не союзники в какой-то романтической афере, главная цель которой – лишить меня авторитета! С сегодняшнего дня все меняется.
Мистер Хоукай шлепнул Роя по голове. На этот раз он не пригнулся: слишком был ошеломлен тем, что сделал парой минут ранее, чтобы шевелиться.
— Тебе запрещено появляться в этой комнате, — резко продолжил учитель. — Никакой кухни. Будешь спать в своей комнате и работать в кабинете, и есть будешь там же. Ты больше не отвечаешь за домашние дела. Единственная твоя обязанность – учиться и делать, что я говорю. Понял?
Он не стал ждать ответа, что было только к лучшему, потому что Рой не понял.
— А что касается тебя! — развернулся мистер Хоукай к Ризе. — Ты теперь единственная женщина в доме после смерти матери, и сейчас самое время для того, чтобы вести себя подобающе! С сегодняшнего дня ты будешь готовить, ты будешь стирать, и ты будешь убираться. Ты хозяйка дома, в котором живет этот молодой человек, поняла? Ты не в том положении, чтобы разговаривать с ним, тем более, брататься или играть. Он мой ученик, и тебе стоит относиться к нему с соответствующим уважением. Поняла?
— Но учитель... — заговорил, было, Рой.
Это просто абсурд! Они с Ризой всегда были вместе. Всегда играли, читали друг другу, бра... как там. Мистер Хоукай не мог вот так просто запретить им проводить время вместе!
— Тишина! Я толерантный человек, но я не потерплю неповиновения в этом доме. Если она искушает тебя не подчиняться мне, я уберу искушение.
Он посмотрел на Ризу, наблюдавшую за ним расширившимися глазами.
— С сегодняшнего дня ты должна обращаться к моему ученику как к мистеру Мустангу. Услышу, что назвала его по имени – очень рассержусь.
Риза яростно закивала. Рой покачал головой.
— Учитель, мы друзья, вы не можете просто...
— Тишина! Ты должен обращаться к моей дочери как к мисс Хоукай. Если тебе что-то потребуется, она обязана принести тебе это. Тебе запрещено помогать ей с домашними делами, и если я об этом узнаю, накажу обоих. Поняли?
— Да, папа, — тихо ответила Риза, и Рой почувствовал, как какая-то его часть умерла вместе со звуком этих слов.
Неужели подруга и правда хотела вот так сдаться? Неужели она ненавидит его так сильно, что ей не терпится отстраниться?
— Отлично, — мистер Хоукай набрал еще яиц себе на тарелку и сунул ее Рою. — Отнеси в кабинет. Можешь позавтракать перед занятиями. А ты, — уже Ризе сказал он, — поставь чайник для моего ученика и меня.
Учитель вышел прочь, а Рой так и стоял пару мгновений, ошеломленный и не верящий в происходящее. Риза поднялась с пола и принялась отряхивать измятый подол платья.
— Он не всерьез, — сказал Рой, пытаясь убедить не только ее, но и себя. — Он просто рассердился. Он забудет через пару дней.
В глазах подруги плескалось сомнение, и даже хотя эти слова не стали неожиданность, ему было больно их слышать:
— Вам нельзя быть на кухне, мистер Мустанг. Папа хочет, чтобы вы поели в кабинете, — тихо сказала она.
Риза сплюнула соду в раковину и смыла ее водой, держа зубную щетку под потоком прохладной воды. Она очень устала. Уборка дома оказалась делом сложным и выматывающим, и Риза не понимал, как Рой справлялся с ней все эти годы. Как мистер Мустанг справлялся, тут же поправила она сама себя, чувствуя, как странно защипало глаза.
Мамочка умерла, и доктор Белла тоже. Бен был далеко-далеко на юге с его папой, Гаретом и Тиа. Видеться с мистером Ранье запрещалось, и Риза догадывалась, что общаться с Элейн, Нормой и Сьюзан нельзя. А теперь и с Роем тоже. Он для нее – мистер Мустанг и папин ученик. Он стоял настолько выше нее, что нельзя было даже обращаться к нему по имени.
Хотелось плакать, но Риза не могла. Большие девочки не плачут. Папа не выносил, когда она плакала, а больше всего на свете ей хотелось, чтобы он ее полюбил. Риза старательно выполняла все задания, которые получала от него, хотя отец никогда не удосуживался их проверить. Она пыталась готовить, но у нее получалось во много раз хуже, чем у Роя. Она убиралась в гостевой комнате и спальнях, начищала до блеска папины ботинки – и этого все равно было недостаточно.
Папа ее не любил. Он даже не замечал ее присутствия – кроме тех моментов, когда рассматривал ее спину. Она помнила, как во время ветрянки папа сделал ей ванну с мятной водой. Это был последний раз, когда он был так добр к ней и даже сказал, что ему нравится ее спина. «Словно пергамент», что бы это ни значило. Иногда Ризе становилось интересно, считал ли он так до сих пор.
Плохая ступенька скрипнула на весь коридор, и в коридоре показался Ро... мистер Мустанг, посмотревший на нее сквозь открытую дверь ванной. Риза развернулась, хватаясь за рукав своей ночной рубашки. Друг выглядел уставшим и грустным, но все равно попытался улыбнуться.
— Приятных снов, Риза, — тихо сказал он.
Риза вздрогнула от страха.
— Мисс Хоукай, — шепотом поправила она.
Он напрягся, словно от удара, и пошел прочь. Ризе захотелось плакать. Она обидела его! Он был ее мальчиком, а она – но нет, нет, он ученик папы, и ей нельзя с ним разговаривать. Но...
— Спокойной ночи, мистер Мустанг.
Он оглянулся через плечо, и на мгновение ей показалось, что в его глазах показались слезы. Но мистер Мустанг расправил плечи, вежливо кивнул и исчез в своей комнате.
— Я не хочу, чтобы ты стирала.
Был сентябрьский вторник, и Рой только зашел на кухню. Мистер Хоукай спал на диване в кабинете. Судя по куче скомканных бумажек вокруг его стула, учитель всю ночь не спал. А значит, теперь уснет как минимум часа на два.
Риза подняла взгляд от грязного белья, которое она пыталась рассортировать. Подруга выглядела маленькой и потрепанной в своем самом старом платьице, и Рою было больно видеть ее за обычным занятием слуги, которое ей совсем не подходило.
— Пожалуйста, уйдите с кухни, мистер Мустанг, — она говорила так формально, что его начинало тошнить от отчаяния. — Я работаю.
— Я не хочу, чтобы ты этим занималась, — Рой подошел ближе и отобрал у нее одну из испачканных рубашек мистера Хоукая. — Я постираю, это не займет много времени.
— Я должна...
— Ты испортишь себе руки, — мягко заметил Рой, беря Ризу за руку и проводя по ее коже большим пальцем. Она была мягкой и гладкой. — У тебя красивые руки.
Подруга зарделась и отвела взгляд.
— Думаю, я бы могла пока убраться в гостевой комнате.
Рой одобрительно кивнул.
— Конечно. Я быстро, обещаю.
Риза одарила его едва заметной благодарной улыбкой. На мгновение он понадеялся, что панцирь формальности дал трещину, но потом подруга вновь заговорила.
— Спасибо, мистер Мустанг. Вы очень добры, — сказала она.
Каждый раз, когда звучали эти два слова, маленький кусочек ее сердца умирал. Риза едва помнила что-либо о времени до его прихода. Всю ее жизнь он был рядом, чтобы поговорить, поиграть, обнять, когда больше никого не было. А теперь его запретили, и Риза не могла этого вынести. Мистер Мустанг. Мистер Мустанг.
Она не возражала против работы по дому: не маленькая уже, справится. Не возражала против готовки – октябрь подходил к концу, и ей уже удалось наловчиться за прошедшие два месяца. Ризе всегда казалось неправильным, что он делал так много, а она – так мало. Нет, что хуже всего был приказ держать дистанцию – дистанцию, которую она не решалась сократить, даже когда папа уходил в аптеку. Она теперь не Риза, а он не Рой – они стали мисс Хоукай и мистером Мустангом. И с приходом этого горького закона они вообще перестали слышать свои имена. У них не осталось никакой иной индивидуальности, кроме установленной отцом: его дочь, его ученик. Мисс Хоукай и мистер Мустанг.
Три дня назад прошел его День рождения. Мистеру Мустангу исполнилось пятнадцать. Подарков не дарили, потому что больше не было доктора Беллы, которая бы их принесла. Торт не ели, потому что Риза не умела их готовить. Были только мистер Мустанг и мисс Хоукай, обменявшиеся самым мимолетным из всех формальных приветствий, когда она приносила подносы с едой в кабинет и когда уносила их спустя полчаса.
Ризе было одиноко, отчаянно одиноко, но она не смела ничего с этим делать. Возможно, однажды папа заметит, какая она хорошая: всегда выполняет все приказы, даже когда его нет рядом. Ей казалось, что все еще нравилась мистеру Мустангу, но если он не мог сказать об этом, то она не могла спросить. Папа не любил ее. Пока что.
— Риза, мне пришло письмо. От Маэса.
Его шепот казался пустым и бессильным в темноте ее комнаты. Рой знал, что подруга все еще не спала, потому что слышал ее слишком неглубокое и быстрое дыхание.
— Он говорит, в Академии здорово. А еще он учит историю в Центральном Университете, и... Риза?
Она отвернулась прочь и съежилась под одеялом.
— Пожалуйста, мистер Мустанг, — ее голос звучал боязливо, — я... я очень устала. Я хочу спать.
Сглотнув, Рой отпрянул.
— Конечно, — пробормотал он. — Конечно, Риза – мисс Хоукай – Риза. Приятных снов.
Рою показалось, что пока он пробирался обратно в комнату Дэвелла, то услышал тишайший всхлип, процеженный ночным воздухом ее комнаты.
Пришел ноябрь, и в доме стало холодно, но Ризе было все равно. Полночь уже давно прошла, и она слышала, как папа отправился спать. Выскользнув из-под одеяла, Риза босиком прошла в коридор, крадясь, словно кошка. Дверь в его комнату была приоткрыта. Не в папину, конечно, а в другую. В комнату мистера Мустанга.
Риза пересекла небольшое пространство по освещенному луной полу. Мистер Мустанг лежал на боку, свернувшись калачиком. Он казался таким умиротворенным, а местечко между ним и стеной казалось уютным и приглашающим. Прошло уже немало времени с тех пор, как Риза касалась другого человека, и ее тело просило утешающего контакта, но она не смела. Им больше не разрешалось даже кушать вместе: папа выйдет из себя, если они лягут на одну постель.
Хотя она замерзла, а пол был ледяным от холода, Риза опустилась на колени и положила подбородок на край матраса, неподалеку от плеча мистера Мустанга. Она сидела и наблюдала так еще очень долго. Его грудь мерно поднималась и опускалась. Дыхание было теплым. Ей казалось, что она могла почувствовать его сердцебиение.
Задолго до рассвета Риза прокралась обратно в свою комнату, бережно сохранив в памяти каждую секунду, что пробыла рядом с ним. Это было самое близкое к дружбе, что у нее осталось.
В новеллах, которые Риза и доктор Белла читали друг другу, мужчина и женщина всегда влюблялись медленно. Иногда они были друзьями, иногда – врагами... но рано или поздно они смотрели друг на друга в какой-нибудь совершенно обычный день и понимали, что хотят быть вместе навсегда.
Интересно, сможет ли он почувствовать нечто подобное к кому-либо. Рой вдохнул, тупо смотря на манускрипт с платоновской «Республикой» на греческом. Текст выдал учитель в ответ на жалобу, что ему надоело рисовать одни и те же алхимические круги раз за разом. Рою было пятнадцать лет, и он чувствовал себя одиноко. Периодические письма от Маэса делали все только хуже. Вот бы Риза заговорила с ним... Но она не говорила, как бы он ни старался. Спустя какое-то время Рой понял, что будет проще просто не пытаться общаться, хотя по-прежнему использовал ее имя вместо навязанного «мисс Хоукай», когда мистера Хоукая не было поблизости.
Дверь в кабинет открылась, и вошла Риза, с трудом тащившая тяжелый поднос с обедом. Она глянула на спящего мистера Хоукая, а потом поставила свою ношу на столик у дивана.
— Салат с яйцами? — улыбнулся ей Рой. — Мой любимый!
— Я знаю, — прошептала подруга, и ее глаза на мгновение вспыхнули радостью от того, что он заметил. Потом она отвела взгляд. — Мистер Мустанг.
Рой вздохнул и потянулся к ее запястью.
— Риза... — печально начал он.
Но подруга выдернула руку из его хватки и едва заметно покачала головой, не поднимая взгляда. Рой понял. Она не хотела идти наперекор отцу ради него. Риза вышла из комнаты так же тихо, как и вошла, оставив Роя в одиночестве жевать бутерброд и всем сердцем желать, чтобы все вновь стало по-прежнему.
Может, он и не любил ее, как мужчины любят женщин. Ему точно не хотелось поцеловать ее – точно не в губы. Разве что в лоб. Зато ему хотелось еще разочек ее обнять. Едва эта мысль появилась в его голове, как Рой понял – понял твердо, с невинной уверенностью ребенка, которым он некогда был, что любит ее. На его долю выпало мало любви, но до того разговора на кухне Риза оставалась твердой и верной. Рой вдруг осознал, что нуждается в ней и во взаимности. Он любит Ризу. Теперь он точно знает.
Именно поэтому эта навязанная им дистанция разрывала его душу на куски.
