67. Нити в лампах усилителей надежды"Недостроенный город недодуманной сказки:
Нас уносит туда, где все ближе к развязке,
Где купались в снегу три веселых картинки,
Где отсохли мозги и промокли ботинки..."
© гр. Пионерлагерь Пыльная Радуга – "Картинки"
К совиной почте Гермиона с самого начала относилась с настороженностью: никак не получалось избавиться от ощущения, что какой-нибудь сверток вот-вот приземлится ей на голову, не говоря уже о том, что перья, с незавидной частотой оказывающиеся в тарелках (и хорошо, если только перья!), аппетита отнюдь не прибавляли. Как, впрочем, и «Ежедневный пророк», в последнее время вызывающий ассоциации столь неприятные, что один вид его в чьих-нибудь руках вызывал желание применить Инсендио. Сама Гермиона от подписки благополучно отказалась, однако Гарри был убежден, что врага нужно держать к себе поближе и, раз уж по ним так или иначе прохаживаются в каждом втором номере, лучше все-таки следить за ситуацией. Которая сейчас по большей части сводилась к тому, что из портсмутской истории, за последние несколько недель обсужденной уже вдоль и поперек, всеми силами пытались выжать что-нибудь еще, порой доходя в этом стремлении до откровенного абсурда.
– Интервью с бывшей женой этого урода? Нет, серьезно? – Рон встряхнул газету так, что упомянутый экземпляр на фото свалился куда-то за рамку. – Совсем рехнулись. Дальше что, комментарий троюродного брата чьей-нибудь покойной бабушки? Вообще, что ли, писать больше не о чем?
– Да пусть городят что хотят, – возразил Симус, приглушив голос, – главное, чтобы о Фреде ничего не всплыло.
– Нет, – Гермиона покачала головой, – этого уже можно не опасаться. Министерство такую информацию огласить не даст. Они сразу по горячим следам всё замяли. В кои-то веки сделали хоть что-то полезное, – пусть и в попытке скрыть собственный просчет. Как иначе, ведь в противном случае вся магическая Британия узнала бы, что хваленая министерская охрана не способна остановить даже одного-единственного волшебника, прежде чем он раскидает их всех по сторонам и применит Непростительное заклятье на территории святая святых! Гермиона втянула носом воздух, вновь ощущая, как в груди поднимается волна обжигающей ярости. Подумать только, и эти люди еще смеют вменять Сириусу в вину то, что он не позвал их на помощь!
– Седьмой курс! Прошу минуту внимания! – разнесся вдруг по залу голос Макгонагалл, и с три дюжины голов тут же повернулись к преподавательскому столу.
– Это не к добру, – проворчал Рон, с неохотой откладывая вилку с нанизанной на нее румяной картофелиной.
Профессор трансфигурации, поднявшаяся с места, обвела всех своим фирменным строгим взглядом, устанавливая тишину, и, лишь когда смолкли все шепотки, позволила себе продолжить:
– Вам сейчас раздадут анкеты, их необходимо заполнить и возвратить обратно деканам факультетов, лично или через старост. К обеду все анкеты должны быть у нас на столах. Это распоряжение Министерства магии, – недовольно поджатые губы выдавали ее отношение к упомянутой – и, судя по всему, бесполезной – инициативе, – так что будьте любезны комментарии оставить при себе. Все понятно? – не дожидаясь ответа, она взмахнула палочкой, и бумажные листы из внушительного вида стопки стаей вспорхнули в воздух.
– Профориентация, что ли, очередная? – поморщился Симус, запрокидывая голову. – Достали они с ней. Сомневаюсь, что эта ерунда вообще хоть кому-то может помочь определиться.
– Вот уж точно, – поддержал Рон. – Толку никакого, одно бумагомарательство. Сколько раз мне еще надо написать, что я пойду в школу авроров, чтобы до них дошло?
Гермиона благоразумно промолчала, хотя в душе придерживалась того же мнения. Сама она для себя определилась уже давно: встреча с Сириусом, судьбоносная во всех отношениях, во многом повлияла и на выбор профессии. История человека, чью жизнь переломала ошибка Министерства, наложила неизгладимый отпечаток на ее мироощущение: она хотела быть уверенной, что такого больше не повторится, никогда и ни с кем – и потому поставила перед собой цель поступить на работу в отдел магического правопорядка. Решение это было принято еще после третьего курса и окончательно укреплено отношением волшебного сообщества к домовым эльфам – словом, поле для будущей деятельности простиралось до самого горизонта. Других вариантов Гермиона даже не рассматривала. В тумбочке у нее уже лежал набросок для будущего резюме, которое до минувшей недели было совершенно безукоризненным – однако теперь картину многочисленных успехов и достижений грозила разбавить запись о штрафе «за неподобающее поведение в суде». И тем не менее, она по-прежнему нисколько не жалела о своем порыве. Выступление перед комиссией лишь расставило все точки над «i». Гермиона действительно желала заниматься именно этим – защищать права других, бороться с произволом, и что ж – если начать придется уже на собеседовании, значит, так тому и быть. Потому что отказать ей в работе, для которой она подходит лучше, чем кто-либо – без ложной скромности, – было бы в высшей степени несправедливо.
Пальцы уже разворачивали сложенный вчетверо листок, когда со стороны когтевранского стола раздалось возмущенное:
– Что это еще за хрень?
– Стеббинс, я что сказала? – прикрикнула на недовольного профессор Макгонагалл.
Выражение лица Гарри, вчитывающегося в вопросы, тоже не предвещало ничего хорошего, так что Гермиона поспешила последовать его примеру.
– Мерлинова борода! – выругался Рон справа от нее, и, пожалуй, лучшей характеристики здесь было не подобрать.
«Оцените, насколько для вас важен статус крови, по шкале от 1 до 5, где 1 – «Совершенно не важен», а 5 – «Имеет первостепенное значение»».
«Оцените свое отношение к сквибам по шкале от 1 до 5, где 1 – «Положительное», а 5 – «Резко негативное».
«Оцените свое отношение к представителям другой конфессии по шкале…» – да черт бы их побрал вместе с этой шкалой!
«…к представителям расовых меньшинств…». «…к лицам с нетрадиционной ориентацией…».
Негодующий гул в зале ожидаемо нарастал: в кои-то веки Хогвартс был един в своем недовольстве, не делясь на фронты и флаги.
– Бред какой-то!
– Зачем это нужно? С какой стати нам отчитываться?
– Это вообще законно? – вопросил Энтони Голдстейн, потрясая вскинутой вверх рукой с зажатой в ней анкетой.
– Здесь скорее вопрос этического характера, – по привычке откликнулась Гермиона, хотя и понимала, что услышат ее разве что друзья.
– А почему только для семикурсников? – громко поинтересовался Эрни Макмиллан. – Они что, собираются прикреплять это к нашему личному делу?
Как и следовало ожидать, это предположение не на шутку взволновало слизеринский стол, тут же взорвавшийся особенно громкими криками. Малфой и Нотт, сорвавшись с мест, поспешили к Снейпу за разъяснениями, но кислый вид преподавателя зелий наводил на мысль, что опасений их он не развеет. Профессора тоже были как никогда единодушны в своей мрачности – добряк Хагрид и тот сурово хмурил косматые брови. Директорское же кресло пустовало вовсе. Может, мозги министру вправить пытается, предположила про себя Гермиона – впрочем, по ее собственному мнению, работать там было не с чем. Если это единственное, до чего Фадж и его команда сумели додуматься после всего произошедшего, единственная принятая мера – серого вещества в их головах с Люмосом не сыщешь. Надо же было так постараться, найти такой баланс, чтобы вывести из равновесия и толерантных, и нетерпимых одновременно! Такой талант бы да в мирное русло…
– Полагаю, вы все понимаете, с какими событиями это связано, – недрогнувшее самообладание Макгонагалл, по всей видимости, стоило ей немалых усилий. Яростный блеск в глазах за стеклами очков выдавал ее желание высказаться о треклятом анкетировании в тонах ничуть не менее резких, нежели у студентов, но вместо этого приходилось принимать на себя удар и выдумывать аргументы в защиту продукта министерской глупости – просто потому, что говорить школьникам, что во главе магического сообщества Британии стоит идиот, но от них при этом требовать высоких результатов в учебе было бы в высшей степени нелогично. – В интересах всех нас, всего магического мира, чтобы подобного более не повторилось, поэтому… гм… принимаются всевозможные превентивные меры. Эту инициативу посчитал необходимой лично наш действующий министр, – в слово «действующий», однако, было вложено столько сарказма, что только ленивый не распознал бы пожелания как можно скорее стать бывшим. К счастью, переизбрание ожидалось уже весной. Хотя сейчас и этот срок казался бесконечно далеким, а уж выпускной и все, что последует за ним, – и подавно. Будто бы другая, следующая жизнь, скрытая сейчас под тенью угрозы, нависшей над Фредом.
– Вот же придурок, – Рон сжал кулаки. – И это все, что он готов предложить? Совсем крыша съехала на старости лет!
– Возраст тут ни при чем, – не слишком разговорчивый в последнее время Гарри наконец включился в беседу, – вон, Дамблдор в пример! А Фадж просто сам по себе недалекий. И не устает это доказывать.
– Да ладно вам, – примиряюще заметил Симус, – отпишемся и дело с концом, пусть подавятся этой бумажкой. Это слизнякам надо из-за нее беспокоиться, они ж на каждом углу орали про родословные свои и чистоту крови, а нам-то какая разница?
– Такая, что я хочу, чтобы на собеседовании меня оценивали как специалиста, а не как магглорожденную, – не без раздражения пояснила Гермиона. – И уж тем более не по личным моим убеждениям. Их вообще не должно касаться, как я к чему отношусь! А все эти пункты – они как ярлыки какие-то! – она в бессильной злости хлопнула ладонью по столу и тут же зашипела от боли.
– Эй, а мы, выходит, почти все ярлыки собрали! – возвестил Рон. – Ну смотрите: Гермиона с Джейн у нас из маггловских семей, ДФД хоть и натуралы, но традиционными их отношения не назовёшь точно, и сквиб тоже в наличии!
– Он не сквиб, – реакция Гарри не заставила себя ждать, – он ведь занимается…
Оборвавшаяся на середине фраза резанула слух, и в первую секунду Гермиона среагировала как раз-таки на это – лишь затем дошел смысл сказанного. Отражение тех же чувств читалось и в широко распахнутых зеленых глазах напротив: Гарри озарение настигло на мгновение раньше.
– Мерлин!.. Какие же мы… Не лучше Фаджа!
– Эй! – Рон дернулся, как от пощечины, и воззрился на подругу со смесью недоумения и праведной оскорбленности. – Я ничего такого не…
– Ричи! – перебила его Гермиона. – Его занятия!
– Занятия? Так он на них уже сколько не ходит, – с сомнением хмыкнул Рон, явно не видя в этом никакой проблемы.
Гермиона едва сдержалась, чтобы не встряхнуть его за плечи. И почему всегда приходится всё разъяснять?
– Вот именно! Мы совсем об этом забыли! Когда он только из поездки своей вернулся – еще ладно, там уже Рождество было на носу, но сейчас-то!.. Нужно было с самого начала триместра к профессорам подойти, договориться… – она прижала ладони к вспыхнувшим щекам. – Ох, у меня совсем из головы вылетело… Как же так?
Известно, как. И известно, чем были заняты мысли – наверняка именно поэтому Ричи не напомнил о себе сам: рассудил, что не до того. С его стороны весьма благородно – этакое донкихотское благородство – отойти на задний план, но для всех остальных позволить ему это – верх легкомыслия. Подумать только: семь человек – а никто и не вспомнил…
– Да может, он и не хочет, – предположил Рон все тем же невозмутимым тоном. – Если б хотел, уже сделал бы какие-то подвижки, разве нет?
Помощь пришла с неожиданной стороны – и очень вовремя, потому что терпение уже начинало трещать по швам:
– Вспомни, о ком ты говоришь, – посоветовал другу Симус, за что удостоился от Гермионы благодарного взгляда. – По-моему, этот парень, даже если на нем штаны загорятся, забеспокоится в первую очередь о том, что в доме дымом вонять начнет.
– Конечно, он хочет, – поддержал Гарри, – просто как обычно… – но договаривать не стал: нервным движением поправил очки и отвернулся, оставив друзей лицезреть лишь его напряженную спину. Их злоключения на нем сказались в особенности: Гермиона и за собой замечала чрезмерную нервозность и раздражительность, однако герой магического мира и вовсе ушел глубоко в себя, сделался молчаливым и замкнутым. С момента их прибытия в Хогвартс он едва ли пару раз пребывал в настроении хоть сколько-то выше среднего. И сейчас оживился впервые за последние две недели: перемахнул через скамью и устремился к преподавательскому столу – Гермионе оставалось только броситься следом.
– Мне тоже надо с вами идти или нет? – уточнил Рон уже им вдогонку и начал было вставать, но Симус дернул его обратно:
– Да сиди уж, герой, доедай.
– Профессор Макгонагалл!
Несмотря на то, что обращение было конкретнее некуда, повернулись и Спраут, и Флитвик, и Трелони, и даже Хагрид – очевидно, разговор с Мальчиком-Который-Выжил по умолчанию считался событием, однозначно заслуживающим всеобщего внимания. Впрочем, декан Гриффиндора, в отличие от коллег, явление звездных подопечных восприняла без энтузиазма:
– Поттер, Грэйнджер, мне казалось, я ясно выразилась: заполнить анкеты, сдать мне и избавить меня от своих недовольств! Исключений ни для кого сделано не будет, так что, если вы имеете какие-то…
– Нет, профессор, – перебил Гарри, – мы не по поводу анкет. Мы… с другим вопросом.
– Вот как? – ее тон заметно потеплел. – Что ж, слушаю.
– Это… насчет нашего друга. Ричи. Который…
– Я прекрасно помню вашего друга, мистер Поттер, – Гермиона готова была поклясться, что в голосе профессора мелькнули ироничные нотки. Мол, забудешь его, как же – и с этим сложно было не согласиться.
– Мы хотели бы узнать… про индивидуальные уроки, как в прошлом триместре, – Гарри говорил сам, даже не оборачиваясь на подругу, будто бы и вовсе не нуждался в ее присутствии. – Мы знаем, сейчас уже февраль, но у нас…
– Вот именно, мистер Поттер, – прервала его декан, – уже февраль, занятия начались почти месяц назад, а график был составлен еще в минувшем году. Никто из преподавателей не станет менять свое расписание ради одного ученика, который, ко всему прочему, даже не числится в списках. Вам следовало заблаговременно озаботиться ситуацией вашего друга – не говоря уже о том, что сам он должен быть первым, кто в этом заинтересован. Директор пошел вам навстречу, и столь безалаберное отношение к такой возможности…
– Но он заинтересован! – возразили друзья в один голос. Макгонагалл выразительно приподняла бровь, без слов напоминая, что высказываться следует по очереди, и Гермиона, бросив быстрый взгляд на Гарри, всем своим видом выражавшего готовность стоять до конца, еле заметно кивнула, уступая инициативу.
– Ричи заинтересован, – с нажимом повторил он, – и очень. Больше, чем многие здесь, – от такой дерзости у профессора, кажется, даже губы дрогнули, но герой магического мира ничуть не смутился. – Это мы виноваты, что сразу не подошли, а не он. Просто… упустили это из-за всего, что… – на лице его промелькнула тень. – Ну, вы знаете.
Гермионе понадобилось усилие, чтобы ничем не выказать своего удивления. Гарри, больше всего на свете ненавидящий особое к себе внимание и статус «очень важной персоны», не раз и не два терявший самообладание из-за того, что все кругом так или иначе обсуждают их несчастья, сейчас осознанно поднимал больную тему, используя ее в личных целях, заставляя сыграть себе на руку. Во второй раз за месяц, если вспомнить их с Сириусом и Ричи поход в Министерство. Да, похоже, у него и впрямь уже совсем сдают нервы. Хотя это и немудрено после бесконечного потока напастей, которым все нет и нет конца; а раз уж так, почему бы не извлечь из этого хоть какую-то выгоду? Но даже понимая это умом, Гермиона, тем не менее, упорно не могла отделаться от ощущения, что что-то здесь неладно.
Макгонагалл, однако, выглядела почти смущенной.
– Да, знаю, и все же это не отменяет того факта, что вам – всем вам – стоило бы быть осмотрительнее. Даже если мистер Вагнер не мог приступить к занятиям с начала триместра, нужно было как минимум заранее дать мне знать о его намерениях. Мы обсудили бы это на педсовете, составили график, и не возникло бы никаких сложностей, а теперь…
– Извините, – уронил Гарри, но взгляда не отвел: в зеленых глазах по-прежнему горела упрямая решимость.
Профессор помолчала несколько секунд, прежде чем продолжить.
– Как вы понимаете, я не могу ничего вам обещать, Поттер, – наконец проговорила она. – В моих силах лишь попробовать обсудить это с директором, когда он вернется, и с другими преподавателями… Так что не обнадеживайте вашего друга раньше времени. Я сообщу, если будет какой-то результат.
Гермиона и Гарри переглянулись в счастливом неверии. На такую удачу они и не надеялись: участие Дамблдора почти наверняка гарантировало успех. Он ведь обещал помогать им по мере возможности, да и изначально предложение насчет индивидуальных занятий для Ричи исходило именно от него… Мерлин, а сам-то Ричи как обрадуется!
– Спасибо… Спасибо, профессор! Спасибо вам огромное!
– Не торопите события, – мгновенно урезонила та, – я же сказала: никаких гарантий! Но на всякий случай – лучшей благодарностью от вас, Поттер, для меня в этом году станет квиддичный Кубок школы. Помимо достойных баллов за ЖАБА, разумеется. А в вашем случае, Грэйнджер, это и обсуждению не подлежит. Даже с учетом обстоятельств.
– Конечно, профессор, – с готовностью согласилась Гермиона.
– Приложим все усилия, – Гарри едва сдерживал улыбку.
– Уж будьте любезны, – хмыкнула Макгонагалл. – А пока извольте вернуться на свои места. И не забудьте сдать мне анкеты.
– Дались им эти анкеты, – проворчал Гарри себе под нос, но уже скорее для проформы: слишком довольный у него был вид.
– Но ты Ричи и правда пока не говори ничего, – предупредила Гермиона, когда они уже поравнялись с гриффиндорским столом, успевшим опустеть более чем наполовину: время завтрака подходило к концу, через четверть часа начинались уроки. – Подождем, пока точно решится.
Друг в ответ только дернул плечом:
– Ты тоже, – сухо откликнулся он, – что сразу я-то.
Отреагировать на столь разительную перемену в настроении Гермиона не успела: впереди зазвучал возмущенный голос Рона.
– О, ну конечно! – ядовито воскликнул он, и она, тотчас прибавив шаг, наконец различила за спинами товарищей по факультету его всклокоченную рыжую макушку. Пылающий обидой взгляд был обращен на Дина с Симусом, сидящих напротив. – Если речь обо мне, это всегда несерьезно, как же иначе! Другим можно – мне нет! У одних двадцать лет разницы, – Гермиона поневоле вспыхнула, – и ничего страшного! Другие втроем – тоже никакой проблемы, любовь же! Твоя девчонка – маггла, но все про нас знает – пусть! А как дело меня касается, так сразу несерьезно! И почему – потому что она француженка? Потому что старше меня? Очень непредвзято! Мои поздравления! Тест на толерантность вы прошли на «отлично»! – он с размаху обрушил кубок на стол, приземлив его точно на исчерканный бланк и усеяв его мелкими каплями брызг тыквенного сока.
– Что у вас тут стряслось? – поинтересовался Гарри.
– Уладили насчет Ричи? – Рон будто не услышал вопроса, а получив «да» в ответ на свой, сухо кивнул и резким движением закинул рюкзак на плечо. – Отлично. Увидимся на Защите, – и, распрямив плечи, двинулся к выходу.
– Да все то же, – отозвался Симус, подавив раздосадованный вздох. – Его «французская девушка».
– Просто отцепись от него, пусть себе думает что хочет, тебе-то какая разница, – миролюбиво посоветовал ему Томас и с горделивой любовью художника, воплотившего на холсте шедевр, разгладил свою анкету. Под вопросом об отношении к представителям расовых меньшинств, идущим в самом низу листа, вместо положенных цифр красовалось выписанное аккуратным почерком: «Непосредственное». Полюбовавшись на результат своих трудов, Дин подцепил бланк Рона и уложил его в уже собранную стопку. Как ни крути, а роль старосты удавалась ему на порядок лучше, нежели его предшественнику. Подчеркнуто спокойный и неконфликтный, он подходил на нее даже по складу характера.
– Так ведь дураком же выглядит, – поморщился Симус, протягивая ему свой экземпляр. – А, к черту. Больше ни слова не скажу.
Слушая их вполуха, Гермиона машинально выводила пером цифры. Убедить себя, что Фадж с его глупыми идеями не стоит того, чтобы тратить на него и без того истерзанные нервы, оказалось не так уж сложно: достаточно было представить, как его, столько раз поминаемого сегодня недобрым словом, одолевает приступ непрекращающейся икоты, – и заодно для верности напомнить себе, что следующего министерского срока ему уж точно не видать. Мистер Уизли упоминал, что одним из кандидатов на этот пост могут выдвинуть Кингсли – и да поможет Мерлин, чтобы так и произошло. Под его руководством и работать будет куда приятнее – хотя Гермиона не отказалась бы посмотреть на лицо Фаджа, доведись тому изучать ее заявление о приеме.
Ухватившись за эту мысль, она закусила губу и, поддаваясь порыву, вместо следующей буквы своей фамилии вывела еще одно полукружие.
Любопытствующему о чужих взглядах Министерству магии передавала привет Гермиона Блэк.
***
Переливчатая трель звонка на перемену вклинилась в мерное бормотание профессора Флитвика, и класс, в большинстве своем погруженный в послеобеденную ленивую полудрему – обычное дело после ночного практического занятия по астрономии, – моментально наполнился шумом. Заскрипели отодвигаемые стулья, застучали торопливые шаги, хлопнула распахнутая дверь, но Гарри, уткнувшийся лбом в сложенные на парте руки, очнулся лишь после того как Рон ткнул его локтем в бок.
– И еще раз: ваши эссе должны быть готовы к следующему занятию, – донеслось откуда-то из-за груды книг на столе: судя по всему, профессор уже покинул свой импровизированный постамент и начал спускаться на пол, – а для проектов крайний срок сдачи – девятнадцатое февраля! И не говорите потом, что не услышали!
Девятнадцатое февраля, повторил про себя Гарри и, захлопнув тетрадь, в которую за два урока не записал ни строчки, пихнул ее в сумку. Он не сдаст в срок ни эссе, ни проект, да и с обещанием, данным декану на минувшей неделе, тоже будут проблемы – потому что за учебники они с Роном до названной даты не сядут точно.
На двадцатое был назначен суд.
Повестка из Визенгамота пришла на Гриммо три дня назад. Та самая решающая дата, объявления которой все они ждали так давно, – но теперь, сделавшись конкретной и неизбежно приближающейся, она внушала столь же конкретный страх. Что если все пойдет не так? Если Флер не справится, если они и впрямь ошиблись, оказав ей доверие? Вдруг упустили еще что-то, что могло бы помочь? Сам Фред, впрочем, уверял, что они со своей стороны сделали все, что могли, и даже больше, повторял, что ожидание ему так или иначе уже опостылело; но сейчас он по крайней мере находился дома, с семьей, и здесь определённо было что терять.
О таком исходе они не говорили и во время сеансов связи по Сквозным зеркалам изо всех сил храбрились друг перед другом, но Джейн в письмах Гермионе признавалась, что на самом деле настрой в доме двенадцать далек от боевого: Фред смотрит на них с Джорджем так, будто хочет запомнить на годы вперед, Сириус курит без остановки, а миссис Уизли все время плачет. Как уж тут думать о чем-то еще?
Но Гарри думал – и разрывался между двумя фронтами, мучаясь удвоенным чувством вины. Перед Фредом: за то, что не знает, что еще предпринять, не может перевести угрозу на себя – так было бы проще и куда привычнее. Перед Ричи – за то, что не способен сосредоточиться на нем всецело. А уж когда зашла речь о его занятиях, желание провалиться сквозь землю и вовсе достигло высшей точки. За эту оплошность Гарри готов был надавать себе оплеух: ладно остальные, но он… Проводил с Ричи столько времени – и не вспомнил, не озаботился, не задумался даже на секунду! А стоило лишь предположить, что Ричи, вероятно, не посчитал нужным напомнить о себе еще и потому, что не хотел смущать своим присутствием его, Гарри, пока он раздумывает над их ситуацией, – и вместо затрещины начинало проситься второе Непростительное.
Есть ли смысл вообще заводить отношения, если начал спотыкаться еще до старта? Ему тоже было что терять. Но надо же как-то определяться, не навечно же оставаться на перепутье! Да, что ни говори, а прыгать с обрыва несравнимо проще, когда за тобой гонится какое-нибудь чудовище. В противном случае есть вероятность застрять там на веки вечные, терзаясь сомнениями. Не далее как вчера Гарри настолько ими увлекся, что почти сорок минут провел в ванной, бездумно орудуя зубной щеткой, пока в дверь не заглянул Рон с жизнеутверждающим: «Я уж подумал, ты утопился».
Друзья, впрочем, и сейчас уже поглядывали с настороженностью, так что он поспешил изобразить интерес к происходящему.
– Я говорю, что попробую договориться с профессором Флитвиком, чтобы попозже ему все сдать, – терпеливо повторила Гермиона. – Думаю, мне он не откажет.
– Но ведь у тебя и проект, и эссе почти готовы, – возразил Гарри. – Брось, тебе-то зачем из-за нас подставляться?
– Серьезно? – подруга скептично вздернула бровь. – Ты правда считаешь, что этот вопрос до сих пор актуален? Спустя столько лет?
– Как по мне, – пробурчал Рон вполголоса, – самый актуальный – это «Какого черта?». Всю нашу жизнь описывает лучше некуда, – каменную горгулью в стенной нише именно на этих словах дернуло захихикать, и он метнул в ее сторону испепеляющий взгляд, будто бы она и была причиной всех несчастий. – А ты вообще заткнись, ты… пылесборник!
Гермиона закатила глаза и решительно удержала его за напрягшееся плечо.
– Вот только дуэлей со статуями не хватало! Тебя так тянет с кем-нибудь сцепиться? Сначала Симус, теперь это!
– Он сам начал, – не замедлил огрызнуться Рон, – лезет куда не просят! Думает, на каникулах с нами один раз побыл – и все, можно везде нос совать? Уж с личной жизнью я как-нибудь без него разберусь!
– Конечно, – сказала Гермиона с той самой типично женской интонацией, когда они вроде бы и соглашаются, но словно из каких-то возвышенных соображений в духе «Можешь продолжать заблуждаться, я ведь все равно знаю, что я права». Гарри поневоле задался вопросом, скольких перепалок с Сириусом ей помог избежать такой подход. Но это – Гермиона, она во всем, за что ни возьмется, добивается лучших результатов, да и стоит ли сравнивать?..
– …Ричи, – послышалось справа, и Гарри, снова потерявший нить беседы, немедленно вскинул голову, реагируя на имя, прочно засевшее в голове, готовясь к очередному вопросу, к пересказу нового письма от Джейн, но никак не к изумлению на лице подруги, приветственно машущей рукой. В горле враз пересохло, и где-то под ребрами обожгло изнутри. Это может быть Кут, лихорадочно подумал он, но нутром уже ощущал, что речь отнюдь не о загонщике. Конечно, нет.
Конечно, это был их Ричи: блестящий взгляд из-под длинной челки – все еще серебристой, – робкая, будто бы извиняющаяся улыбка, синяя маггловская куртка – яркое пятно в толпе черных форменных мантий. Он стоял напротив дверей класса трансфигурации, возле рыцарских лат, так отчаянно не вписываясь в окружающую обстановку, и неловко переминался с ноги на ногу, но, услышав оклик, просиял на глазах.
– Я уж подумала, мне мерещится! – воскликнула Гермиона, метнувшись ему навстречу. – Как ты тут оказался? Дома… все нормально?
– Всё по-старому, – поспешно заверил Ричи голосом чуть более хриплым, чем обычно. – Я просто… Мне письмо пришло. Велели прийти, вот я и… Привет, – шепнул он еле слышно, задержав взгляд на Гарри: вроде бы и всем сразу адресовано, но ему – в особенности.
– Привет, – глухо выдавил тот, но этого было мало, непростительно, чертовски мало. Он судорожно сглотнул, соображая, что бы сказать еще. – А мы… гм… мы думали, что Макгонагалл нам скажет… Ну, то есть, она обещала сообщить, не уточняла, кому, но…
– Сова утром прилетела, – Ричи зарумянился от счастья. – Мы даже испугались сначала, а там… написано, прийти за расписанием, лично… Ну, я сразу и сорвался. Вот, получил, – лист пергамента он держал перед собой чуть ли не на вытянутых руках, точно боялся, что тот вот-вот рассыплется. – Все думал, увижу вас, ребята, или нет… Спасибо вам огромное, просто не знаю, как…
– Что ж ты нам раньше не напомнил, – упрекающе перебила Гермиона. – Уже бы месяц мог заниматься! Столько времени потеряли!
– Наверстаем, – прошелестел Ричи почти с благоговением.
Рон издал короткий смешок, и Гарри едва подавил в себе желание отвесить ему пинка.
– И когда ты начинаешь? – Гермиона как обычно желала знать всё до мельчайших подробностей.
– С понедельника, – и снова смущенный взгляд украдкой.
Гарри мысленно досчитал до трех. Что ж, пора: откладывать больше некуда. До сих пор он оправдывал себя тем, что ждет встречи лицом к лицу, что в письмах такие вопросы не решаются – хотя сам уже не раз пытался изложить свои мысли на пергаменте, не для отправки, просто в надежде, что хотя бы в таком виде они обретут стройность, – но теперь, похоже, сама судьба посчитала необходимым его подтолкнуть. Или не она, а Ричи, что тоже вполне понятно: другой на его месте возмутился бы уже после нескольких дней, а тут почти месяц… Он имел право обидеться еще после похода на слушание: Гарри убеждал себя, что там тоже было не до того, но что мешало на обратном пути отозвать Ричи в сторону? То же, что заставляло сомневаться и сейчас: он не знал, как сделать все правильно, и дело было даже не в нетрадиционности отношений – как-никак, перед глазами примеры немногим традиционнее, – а непосредственно в самом их факте. Возможно, где-то в глубине подсознания жила надежда, что в конце концов ответ – или по меньшей мере подсказка – придет откуда-нибудь извне, как в случае с Тайной комнатой или на Турнире Трех Волшебников… Одного только не учел: на сей раз дело касалось не его одного. Наравне с самим собой он изводил и Ричи. Пусть тот и делал вид, будто все в полном порядке, один Мерлин видит, чего ему это на самом деле стоило – ему, меньше всех заслуживающему новых разочарований.
– Ты останешься на обед? – поинтересовался Рон, и в кои-то веки это пришлось как нельзя кстати.
– Рад бы, но нет, – Ричи помотал головой. – В магазине аврал, Джордж один не справляется. Пока меня нет, с ним там Сириус, но его надолго не хватит. Лучше поторопиться, а то психанет и разгонит всех покупателей.
Гарри счел этот момент наиболее подходящим, чтобы перейти к действиям.
– А не заблудишься тут один? – как бы невзначай уточнил он, надеясь, что намек будет понят правильно.
И Ричи не подвел:
– Ну, вообще-то, на этот этаж я только благодаря девчонке какой-то добрался…
– Пойдем, доведу до ворот.
Оставив позади Рона и Гермиону, они прошествовали дальше по коридору, свернули за поворот, и Гарри решительно потянул за ручку двери ближайшего класса. Тот, по счастью, пустовал – лишь под потолком бестолково кружил одинокий бумажный самолетик. Заинтересованно озираясь, Ричи прошел вглубь и остановился у ближайшей парты, опершись на нее бедром.
– А доски такие же, как в моей маггловской школе, – непринужденно заметил он. – Их тут как, превращают из чего-то или покупают легально?
– Эм… Без понятия, – происхождение школьного имущества Гарри сейчас не заботило совершенно. – Ричи, я… должен сказать, – он медленно выдохнул, но тяжесть в груди никуда не исчезала. – Мне жаль, что я… так затянул все это, я…
– Думал, – подсказал Ричи. Новый цвет волос оттенял его глаза так, что по яркости они почти не уступали куртке.
– Да. И растерялся, если честно, потому что я не знаю, как…
– Гарри.
Он был настроен выпалить всё как на духу, озвучить как есть, без прикрас, даже если будет при этом выглядеть по-идиотски, но что-то в тоне Ричи вдруг заставило его остановиться.
– Не нужно ничего объяснять.
Гарри озадаченно моргнул.
– Не нужно?..
– Нет, – Ричи слабо улыбнулся. – Я все понимаю. Правда. Ничего страшного. Можем забыть и всё – и не волнуйся, никто не узнает…
Лишь после этой реплики Гарри до конца осознал, как на самом деле было воспринято его молчание. Мерлина ради, Ричи всерьез полагал, что он просто не знает, как ему отказать! Что боится ответственности или осуждения! Ладное, первое – допустим, но осуждения?.. Какая чушь! Иммунитет к чужому мнению у него выработался уже давно. Еще со второго курса, когда почти вся школа только и шепталась, что он наследник Слизерина. А потом был Турнир с новой порцией косых взглядов и десятками значков "Поддержим Седрика" и "Поттер – вонючка"; и бесконечная газетная шумиха вокруг его имени, не стихающая, впрочем, и по сей день. Но разве могло это всерьез считаться проблемой после всего, через что довелось пройти? К черту всех, к черту – с их сплетнями, домыслами и непониманием, тем более что школа уже через несколько месяцев станет перевернутой страницей. Чье мнение важно – так это семьи, но даже их неодобрение не остановило бы в этом случае: в конце концов, ни Гермиона с Сириусом, ни троица ни у кого разрешения не спрашивали, а просто поставили перед фактом.
Чего Гарри боялся на самом деле, так это облажаться. Подвести, не оправдать чужого доверия. Отношения виделись ему чем-то вроде стеклянной комнаты, а в случае с Ричи на ум и вовсе приходила ассоциация с роттердамскими домами из кубиков, колдография которых стояла на полке в спальне у троицы: будто бы одно неверное движение, малейшая ошибка – и от шедевра архитектуры останутся лишь руины. Ричи с его тонкой, субтильной фигуркой и острыми скулами был таким хрупким и трогательно-доверчивым, что Гарри попросту не решался это доверие принять. Ему доводилось держать в руках философский камень, золотое яйцо, квиддичный трофей чемпионов школы, даже легендарный меч Гриффиндора – но еще никто и никогда не вручал ему своего сердца.
До этих пор.
– Только не думай, – продолжал Ричи, – что ты мне что-то должен теперь или чем-то обязан…
Мерлин, неужели со стороны и вправду создается такое впечатление? Сердце Гарри забилось отчаянной дробью. Нет, не этого он хотел! А, собственно, чего? Сохранить под контролем хоть какую-то часть своей жизни – поэтому сдерживался, вел их обоих вдоль черты вместо того чтобы перешагнуть ее?.. И тем самым всё только испортил. Или еще нет?..
– Ричи! – прервать, остановить, вырвать его из этого жуткого заблуждения, чтобы не задержался в нем больше ни на секунду. – Слушай, всё не так, совсем не так, просто я действительно не знал, как это… – он запнулся, подбирая слово: от волнения мысли совсем запутались. «Выразить», – вспыхнуло в памяти, но Ричи уже снова вклинился в монолог:
– Да говорю тебе, ничего страшного…
– Твою же мать, – простонал Гарри – ухватил его за ворот куртки, рывком дернул на себя, и губы прижались к губам.
Поцелуй вышел неловким: прежде всего, как ни иронично, действительно мешали очки. В прошлый раз Гарри не обращал на это внимания: то ли слишком быстро все случилось, то ли наклон головы был другой – однако сейчас перемычка врезалась в переносицу, да и стекла сами по себе казались преградой, и воздух терялся так быстро-быстро… Но едва Ричи начал отвечать – все нюансы враз сделались неважными, несущественными, потонули в шквале ощущений, буквально обволакивающем со всех сторон. Легкость как при полете на метле, азарт как под действием Феликс Фелицис, тепло как от горячего грога – в одном флаконе; а печатью на пробке – понимание того, что не оттолкнут, не отвергнут, что все это – на двоих. Гарри не знал его прежде. Не знал, от чего бежал и даже чуть было не отказался – мысль об этом прошила разрядом тока вдоль позвоночника и вырвалась из груди коротким полувздохом не то облегчения, не то досады на самого себя: каков идиот!
– Оу, – пробормотал Ричи, отстраняясь на минимальное расстояние, да так и замер, будто бы в трансе. Щеки его алели, но глаза все еще оставались закрытыми, губы же расплылись в смущенной улыбке. – Так ты… В смысле, ты вот это мне хотел сказать?..
Гарри кивнул, но, спохватившись, что Ричи этого не видит, уточнил:
– Ну да.
– Хм, – длинные ресницы дрогнули и взметнулись вверх, еще более выразительные в контрасте с белыми волосами. – И ты … правда уверен?
– Нет, – Гарри не стал лукавить, – но я… хочу попробовать.
Единственное, в чем у него не оставалось сомнений – что с Ричи ему по-настоящему хорошо, как разговаривать, так и целоваться. Но было ли нужно что-то еще? Разве что… не подвести.
Ричи помолчал несколько секунд.
– Приемлемо, – оценил он.
Несколько смущенный столь неоднозначной оценкой, Гарри поспешил пояснить:
– Я имею в виду, что мне это всё в новинку. И быть с кем-то, и… парни мне тоже никогда не нравились, только девчонки, – перед глазами вспыхнул образ Джейн: обворожительная улыбка, прищур лукавых глаз, яркая помада. – Даже мыслей других не возникало… Да я, если честно, до сих и представить не могу такого с кем-то еще… Ну, кроме тебя.
– Я понимаю, – Ричи ободряюще коснулся его руки.
– Правда?
– Да. Хотя знаешь, – пальцы сделали неясное круговое движение, затем скользнули выше и расправили ворот мантии, смахивая невидимую пылинку, – я всегда считал, что моя левая нога менее гетеросексуальна…
Взрыв хохота эхом разнесся по пустому классу. Содрогаясь, Гарри уткнулся лбом в плечо Ричи и тут же ощутил, как холодные руки обняли его за шею. Тактильный контакт – слишком много с непривычки. И все еще странно: почти два с половиной года он только смотрел со стороны на чужие нежности, так что теперь не мог отделаться от чувства, будто претендует на что-то, что по определению не способно ему принадлежать. Как в тот день, когда узнал о существовании волшебства.
– И кстати, – Ричи, откровенно наслаждающийся его реакцией на свои шутки, останавливаться явно не собирался, – Сириус тоже сказал, что понимает, почему у меня проблемы с женщинами, после того как встретился с моей матерью.
Имя крёстного отдалось в груди новой вспышкой тревоги, но окончание фразы резануло сильнее:
– Он… видел твою маму? Где? Когда?
– Давай не об этом, – тихо попросил Ричи, склоняя голову Гарри на грудь.
– Э-э, ладно, – тот судорожно попытался сообразить, на что перевести разговор: взгляд первым делом выхватил белую макушку. – Почему такой цвет?
– А тебе не нравится?
Положа руку на сердце, просилась стойкая ассоциация с сединой – или как минимум страхом: после одного из уроков Защиты в памяти прочно засела картинка с жертвой банши – мужчины с широко раскрытыми в предсмертном ужасе глазами и волосами именно такого оттенка. Но говорить этого вслух Гарри, конечно, не собирался.
– Это… оригинально.
– Но?.. – проницательности Ричи было не занимать.
– Без «но», – Гарри покачал головой. – Просто… будь собой. Как тебе нравится.
Меньше всего он хотел бы, чтобы кто-то менялся ему в угоду. Джинни уже пробовала, Джинни лезла из кожи вон, и Джинни осталась за бортом. Стремление подстроиться под чужой вкус Гарри воспринимал как попытку навязать свою кандидатуру, а подобных манипуляций он не терпел. Да и как вообще можно разбираться в чужих симпатиях, когда вот, пожалуйста: и свои-то оказываются сюрпризом!
Расстегнутая цепочка в тишине звякнула удивленно-жалобно, и цвет нетронутого снега за долю секунды преобразился в прежний смоляной. Подхватив метаморф-медаль, Ричи свободной рукой пригладил потемневшие волосы.
– Мне – так, – доверительно сообщил он.
– Мне тоже, – просто ответил Гарри и снова сомкнул кольцо рук.
***
Первую в числе многих ночь, проведенную втроем, Фред помнил так, словно это было вчера. Тогда они, вернувшись из самовольной отлучки в Лондон, получили разнос от Макгонагалл, добрались до башни Гриффиндора чуть ли не к рассвету, и оказалось, девчонки уже заперли дверь в свою спальню, так что Джейни без зазрения совести нагрянула в мужскую. Всего-то и дела было, что сдвинуть кровати, и вот она уже устраивалась между ними – так, словно делала это всю свою сознательную жизнь. Ноги переплела с одним, рукой обняла другого – и легким росчерком пера превратила двойку в тройку. Отключилась почти моментально – они еще даже не заговаривали о большем, но Фред именно в тот момент понял, что это серьезно: глядя на нее, завернувшуюся в его одеяло. Точно так же, как и сейчас, но теперь отвести взгляд было еще сложнее. Во много раз.
И она, и Джордж уже спали, а Фред все никак не мог даже сомкнуть глаз. Последняя его спокойная ночь обернулась катастрофой: пока он видел десятый сон, его девушка и друзья едва не погибли – так что теперь сознание до последнего отказывалось отключаться. Он лежал на спине, одной рукой обнимая Джейн, а другую закинув за голову, и просто наслаждался ощущениями: теплотой тела рядом, мягкостью постели, уютом знакомой до боли обстановки. Звуками дремлющего дома: шуршанием шин за окном, сопением собак где-то в коридоре – и Тео, и Дел повадились устраиваться именно возле их комнаты, – тихим позвякиванием люстры, откликающейся на малейший порыв сквозняка. Сидение в четырех стенах осточертело ему, это правда, но с учетом того, что существовала вероятность покинуть это место на несколько лет, и оно приобретало особую ценность. Как говорится, все познается в сравнении…
Дыхание Джейни щекотало шею. Девочка-фейерверк, девочка-зажигалка, обворожительная бестия в юбках чуть длиннее ладони – их с Джорджем у нее было двое, но даже вдвоем они не сумели ее уберечь. Фред твердо знал, что никогда себе этого не простит. Не почувствовал, не проснулся, не удержал – хотя удержать ее было бы невозможно, – не пошел с ними, в конце концов – и злостью на других лишь пытался выжечь собственное чувство вины, с наступлением темноты снедающее не в пример сильнее.
Приподнявшись на локтях, он осторожно передвинулся к краю кровати: свесил на пол ноги, посидел с минуту, сжимая пальцами переносицу, и на цыпочках прошагал к двери. К счастью, мама по вечерам все-таки уходила домой, так что не могла откуда ни возьмись выскочить из-за угла и начать причитать над ним, покрывая слезами и поцелуями.
– Ну что ты, ма, успокойся, я же не умираю, – попытался возразить он еще в первый раз, но от этих слов она разрыдалась еще сильнее, будто бы уже и в самом деле готовилась прощаться с ним навсегда. Что, надо думать, оптимизма тоже не прибавляло.
В кромешной темноте первого этажа единственным различимым пятном выделялся проем гостиной: впрочем, с лестницы сквозь него виднелась лишь стена, по которой плясали отблески каминного пламени. Точно лагерный костер на стоянке, усмехнулся Фред: в детстве отец нередко водил их с братьями в походы. Как же давно это было! И как же тогда все было просто…
Он застыл на пороге, сомневаясь, стоит ли заявлять о своем присутствии, но Сириус, сидящий вполоборота, заметил его и так. Тем не менее, они провели несколько минут в тишине, прежде чем тот сообщил:
– Снотворное есть на кухне, – хотя сам предпочел альтернативный вариант: на углу кофейного столика стояла стеклянная пивная бутылка, и содержимого в ней оставалось на самом донышке.
Несмотря на то, что намек был вполне прозрачным, Фред не двинулся с места. Блэк скользнул по нему равнодушным взглядом, дернул плечом и вновь отвернулся к огню: руки сцеплены в замок, меж бровей пролегла глубокая складка.
– Сириус.
Тот не шелохнулся, но Фред точно знал, что он слышит.
– Ты мне расскажешь … как там выжить?
Еще не стихло эхо от хлопка трансгрессии, а Блэк уже оказался рядом, угрожающе нависая сверху, и Фред опомниться не успел, как его схватили за плечи и тряхнули так, что зубы клацнули, а голова беспомощно мотнулась в сторону.
– Заткнись, – не голос – почти собачий рык, и даже в глазах, потемневших от гнева, словно промелькнуло на секунду что-то звериное. – Не смей. Говорить. Об этом. Не смей говорить об этом, слышишь? Никогда! И думать не смей! Ты не попадешь туда. Мы не допустим этого. Я не допущу.
– Но, – слабо возразил Фред, хотя сам меньше всего на свете был заинтересован в том, чтобы выиграть в этом споре, – если приговор…
– Плевать, – прорычал Сириус. – Никто тебя там не оставит, уж можешь не сомневаться, – он разжал руки, и Фред тут же пошатнулся: пришлось опереться рукой о стену, чтобы устоять на ногах. – Даже если мне придется туда вернуться…
– Нет, – Фред усилием воли подавил внезапно возникшую дрожь, – нет, ни в коем случае, я не…
– И без разницы, что ты там думаешь, – безапелляционно оборвал его Блэк и демонстративно повернулся спиной, всем своим видом показывая, что продолжать этот разговор не намерен. И он действительно придет, осознал Фред, спустится обратно в свой персональный ад – просто потому что это он, Сириус. Чёрная фамилия и полностью противоположная ей душа.
В горле вдруг сделалось сухо и колко, попытка сглотнуть отозвалась саднящей болью, точно такой же, что тянула изнутри. Продолжать не хотелось, но и держать это в себе Фред больше не мог: казалось, оно вот-вот проломит ребра. Джейн или мама были слишком истощены, чтобы выдержать его признание, а наедине с близнецом – только вдвоем – остаться никак не удавалось.
– Мне страшно, – обреченно выдохнул он вслед Блэку, ненавидя себя такого – испуганного, раскисшего, но будучи не в силах преодолеть это в одиночку.
Страшно и жутко до холодного пота – что не выдержит, не перенесет и сломается, лишится рассудка, как десятки и сотни прочих. Что даже стольких счастливых воспоминаний, как у него, не хватит, чтобы продержаться в окружении дементоров. Что они высосут всё – и он забудет самое важное, не сумеет припомнить ни голосов, ни лиц. Джорджа. Джейни. Родителей. Всего дома номер двенадцать. Или что близкие сами пострадают из-за него, когда отправятся на выручку – после такого уж точно не останется сил бороться. Мерлин, и как Сириус с этим справляется?.. Как вообще умудряется отгораживаться от тех двенадцати лет и событий, им предшествующих?.. Вся их семья пережила немало, вне всяких сомнений, но по сравнению с ним у них всех вместе взятых жизнь была просто безоблачной! А как он при этом держится!
Удаляющаяся обратно в сторону дивана спина остановилась и окаменела.
– Это нормально, – Блэк наконец посмотрел Фреду в глаза, и тонкие губы тронула понимающая усмешка с легким оттенком горечи.
– Я никогда не задумывался по-настоящему, чего тебе это стоило.
– И не надо, – мгновенно открестился Сириус, и рука его вновь стиснула Фредово плечо, но теперь совсем по-другому: по-дружески, ободряюще. – Я сам… стараюсь не думать. Наверное, в этом и соль. А ты… просто не сравнивай. У тебя так не будет – ты выйдешь оттуда в другую дверь, и мы все пойдем домой и напьемся, как не напивались никогда в жизни. Понял меня?
– Ты правда считаешь, что обойдется? – Фред приподнял брови. Сириус сроду не принадлежал к тем, кто гладит по шерстке, и если он думал именно так, значит, на то имелись веские основания.
Блэк задумчиво взъерошил отросшие волосы: по виску то ли скользнул блик, то ли там и впрямь появилась седина. Впрочем, в этом бы не нашлось ничего удивительного. Больший вопрос скорее в обратном: как ее до сих пор нет?
– Я считаю, что мы не имеем права сдаваться чисто из упрямства, – проговорил он. – Должен ведь быть предел, должно это все когда-нибудь кончиться. Даже если… нас на прочность испытывают: судьба, высшие силы или кто там есть, не знаю, – выхода все равно только два. Либо закалиться так, что ничего уже не возьмет, либо – на осколки.
– Вроде как: жизнь упряма, но мы еще упрямее?
– Вроде того, – согласился Сириус. – На крайний случай – нас больше, возьмем количеством. Но прорвемся, – в голосе его зазвучала уверенность – та самая, которой так не хватало Фреду все это время. Как не хватало и самого надежного из его друзей. Главы их семьи. Вожака их стаи.
Стая – так он иногда, припоминая школьные вылазки в полнолуние, называл Мародеров, и, пожалуй, к нынешней их компании эта характеристика подходила ничуть не меньше. Сплоченная стая, что выживает совместными усилиями. В унисон поет луне песни и в унисон же выходит на охоту.
Стая, повторил про себя Фред, вскидывая взгляд на Блэка. А затем вдруг рывком заключил его в объятия – и облегчение накрыло волной, когда тот в ответ похлопал его по спине. Будто бы следы прошлых обид отхлынули, растворившись в морской пене, и рваные трещины на песке исчезли, уступив место ровной глади – такой, как прежде. Картина эта представилась так ясно, что даже в ушах зазвучал шум прибоя: не резкий плеск волн, разбивающийся о камни гибельного острова с возвышающимся над ним замком, что мерещился в кошмарах последние несколько недель; а мягкий, убаюкивающий рокот – как тогда в Сардинии, далеким беззаботным летом. И блики солнца на лазурной глади, и крики чаек, и заливистый смех Джейни, обстреливающей всех солнцезащитным кремом из тюбика…
Фред мысленно поклялся себе сохранить это в памяти во что бы то ни стало – даже если оно больше не повторится.
