Лиловое, коньячное - Почему ты не спишь?
Его вопрос застаёт Беллу, полночи не смеющую пошевельнуться или вздохнуть, врасплох. Она открывает глаза.
- Боюсь потревожить Вас, милорд.
Тёмный Лорд, усмехнувшись, приподнимается на локте, разглядывает её. Белла-Белла, белладонна, изумительный контраст чёрного и белого. Немного – коньяк, ещё – сиреневато-лиловый невыносимый туман, тянущий в омут, заставляющий бредить наяву.
Кажется, так вытачивает её в своих отвратительно поэтических мыслях безнадёжно влюблённый в собственную жену Лестрейндж.
За окном глухо и надсадно шуршит дождь, способствующий сентиментальным воспоминаниям.
В этот день он пребывает в мирном расположении духа – конечно, его слугам известно, насколько обманчиво это благодушие, но им известно также, что в такое время Тёмный Лорд способен как наказывать, так и награждать.
Её приводит Люциус, тогда – ещё талантливый, но мальчишка.
Беллатрикс Блэк, - представляет он. Беллатрикс Блэк – девочка шестнадцати лет с недетским взглядом, резко контрастирующим с идеально выглаженной школьной формой. Тяжёлая коса, короной оплетённая вокруг головы, непроглядно-тёмные аметисты на запястьях. Чёрные, с пляшущими на самом донышке золотыми чертенятами глаза. Глаза будущей убийцы. Лорд это ценит.
Волдеморт чуть приподнимает уголки губ, услышав снисходительно-ленивую мысль Долохова о том, что занялся бы он такой девочкой на досуге. И усмехается заметней, ощутив, что Родольфус Лестрейндж ставит умелый, но абсолютно не вежливый по отношению к своему господину блок.
Он говорит с ней в этот раз о вырождении и аристократических семьях, и всё внимательнее приглядывается, с удовлетворением замечая тёмное страстное пламя под мраморной чёрно-белой маской. Из диких кошек получаются великолепные пантеры, пьянеющие от запаха крови.
Отпуская её и остальных Рыцарей, он жестом приказывает Родольфусу задержаться.
- Хочешь её?
Лестрейндж страдальчески изгибает тонко очерченные брови. Берёт себя в руки, молча кивает.
- Она будет твоей женой.
- Но… - Руди в замешательстве смотрит на Тёмного лорда, и Волдеморт видит, что он отлично понимает причины. И всё-таки… - Благодарю вас, милорд.
- Я бы предпочёл, чтобы свою благодарность ты выразил в верности Ордену Вальпургиевых Рыцарей.
И, со скучающей благосклонностью выслушав заверения в преданности, Волдеморт отпускает его восвояси.
Белла смотрит на Лорда снизу вверх бархатными глазами, нагая и абсолютно не стыдящаяся своей наготы. Касается губами пальцев, рассеянно ласкающих её кожу, и тянется было к нему, но он останавливает её отчуждённо и властно.
- Я хочу, чтобы ты заснула.
Беллатрикс послушно закрывает глаза. Тёмный Лорд тонко улыбается – он знает, что девочка всё равно не сможет спать.
Джой Корд продирается сквозь туман вслед за учителем. Третий час петляний по узким мокрым мощеным улочкам, третий час тяжёлого молчания. Девчонка промокла до нитки, устала, и понятия не имеет, чем закончится эта прогулка, - как невозможно понять, что придёт в голову Наставнику в следующий момент.
-
Stupefy!
Она не понимает, что происходит раньше: договаривается до конца это слово или неуловимым движением кидается в сторону Долохов. Но заклятие цели не достигает.
Резко рванув Джой на себя, закрывшись ею, как щитом, алмазный британец вглядывается в туман, различая лишь силуэт нападавшего.
- Без лишних движений. Я убью её, - предупреждает Антонин неизвестного доброжелателя.
- Отпусти девушку, Антонин, это наше с тобой дело, - молодой голос, едва заметный свистящий акцент.
Антонин, сощурившись и помедлив полсекунды, демонстративно приставляет палочку к горлу ученицы. Его голос наполняется неподдельной радостью.
- Какая трогательная встреча! Извини, что не открываю тебе братских объятий, несподручно, сам видишь…
- Отпусти её, выродок, - глухо повторяет аврор. Но больше не двигается.
- Почему ты не написал мне, что приезжаешь? Я бы встретил тебя на вокзале… - продолжает, не дослушав, злонасмешник, прижимая к себе Джой чуть сильнее, чем нужно.
- У тебя нет шансов. Через минуту здесь будет подкрепление, не лучше ли разобраться сейчас?
- Блеф? – чуть слышно выдыхает девчонка, запрокинув голову.
- Не умеет блефовать, - коротко, сквозь зубы отвечает её Наставник. И – громче, - да? Тогда, пожалуй, нам стоит откланяться.
И Джой Корд, которой до безумия хочется позлить этого «давнего знакомого», пользуясь благосклонно скрывающим лица туманом, певуче произносит за полсекунды до аппарирования:
- Я прямо за вами, учитель.
Ливень стоит стеной; разорванный молочный туман льнёт к земле, и мир засыпает под мирную и неумолимую колыбельную падающей воды. Джой Корд сидит в кресле, зябко обхватив руками плечи – белая блузка, промокнув, делается почти прозрачной. Чтобы выйти и переодеться, придётся повернуться к Долохову спиной, а к этому у барышни уже возникло некое предубеждение.
- Ну а этому вашему другу вы чем не угодили? – она пытается сжаться в комочек – мокрые встрёпанные волосы, тоненькая фигурка, босые ступни.
- Боюсь, тем, что посмел родиться с ним с одной семье, - Антонин задумчиво покачивает в руке широкий коньячный стакан – гречишно-медовые всполохи в гранях алмазного перстня. – Мисс Корд, оставьте вы этот кофе. Согревают обыкновенно другие напитки.
Джой с готовностью принимает эту отеческую заботу. Глядя, как Бертран священнодействует над растапливаемым камином – аккуратно сложенные поленья, веточка лаванды в огонь, - она медленно пьёт тёмную жидкость, чувствует умиротворённое тепло, струящееся по жилам.
Долохов опрокидывает стакан за стаканом.
Тени саламандрами пляшут по полу, и в воздухе – еле ощутимый запах лаванды. Вселенский потоп овладел пригородами Лондона.
В полудрёме прикидывая, как половчее построить ковчег, Джой Корд, разнежившись от тепла, перекидывает ноги через подлокотник, растягивается в кресле, как сытая кошка. Поднимает взгляд на учителя… и резко трезвеет.
Долохов плачет.
Оцепеневшей девчонке вдруг вспоминаются слова Беллы: совершенно не умеет пить. Забавно. После нескольких бокалов начинает дебоширить – хоть бегством спасайся. Весел, жесток, изобретателен до изощрённости.
Он смотрит куда-то в одну точку – спокойный, безмятежно сознающий свою власть хищник, бледные пальцы - в замок, потемневшее серебро слизеринских глаз. Серый, резко выточенный силуэт в согретой тёмно-медовой комнате. И совершенно непостижимо: словно алмазный британец отдельно, и слёзы – отдельно. Он не стирает их, и, кажется, вообще не замечает солёных дорожек на лице.
Знаешь, Шерлок, один классик сказал, что те люди по-настоящему красивы, которые и плача остаются красивыми. Если так, то Долохов – красив.
«Долохов, - ворчливо щурится на огонь лежащий на каминном коврике спаниель, - если до сих пор тебя не убил, завтра убьёт точно. Если вспомнит».
- Мисс Корд, подойдите-ка сюда, - абсолютно трезвым голосом говорит вдруг Антонин, не отводя взгляда от стены. Машинальным движением убирает с лица печально известную прядь. И ни следа пьяных слёз.
Джой послушно подходит, мысленно прощаясь с недочитанными сонетами.
- Сядьте.
Алмазный британец оборачивается к опасливо присевшей рядом девчонке. Сощурив оценивающе длинные глаза, проводит тыльной стороной ладони по её щеке. Аккуратно взяв за плечи, опускает на подушки, наклоняется.
Стена дождя окружает мир с единственным тускло светящимся рыжим окном. Недовольный всей вселенной седой спаниель философски смотрит на огонь.
Талия, бёдра, стеклянные запястья, пара родинок у ключиц.
«А вы говорите – Империус…»
Одуряющее пахнет лавандой.
