Глава 7- Рецепт изготовления философского камня?! – с недоверием и некоторой насмешкой переспросила Бёдвильд. - Да быть такого не может!
- Представь себе, может!
- Хочешь сказать, он действительно существует?
- Да существует он, существует! Или существовал! Его же пытались изготовить столько веков – конечно, хоть один алхимик, но добился успеха! Об этом могут просто не знать, потому что его не всегда называют именно «философским камнем»! Знаешь, сколько у него разных наименований в алхимических трактатах?!
Они стояли на верхней площадке Восточной башни и орали друг на друга, отчаянно жестикулируя.
- И сколько же?
- «Красный лев», Магистериум, Великий эликсир, Панацея жизни, Красная тинктура… - Геллерт взмахнул руками, как бы желая показать безнадежность попытки перечислить все названия заветного камня, - и так далее! Заметь, слово «красный» всплывает не единожды! А что это значит? Что, по крайней мере, точно известен его цвет! А откуда он, по-твоему, известен, а?
- Ты, конечно, скажешь, что это доказательство существования философского камня!
- А что же еще?!
- А может, это разыгравшаяся фантазия алхимиков-неудачников! Или просто вранье!
- Ага, конечно! Причем фантазировали и врали абсолютно одинаково люди, жившие в разных веках! Интересно, как это они ухитрились сговориться! И про «белого льва» они, наверное, тоже вместе сочиняли!
- Про кого?
- «Белый лев», или Малый магистериум, дорогая Бёдвильд, - с чувством собственного превосходства ответствовал Геллерт, – это вещь, конечно, попроще, чем философский камень: с его помощью можно превращать металлы в серебро, и он не дает эффекта омоложения, но смерть тоже отсрочит. И изготовление на порядок легче.
- Никогда о таком не слышала… - пробормотала шведка.
- Неудивительно, - с ноткой высокомерия отозвался пятикурсник. - Я сильно сомневаюсь, что хоть еще один человек в этой школе знает о Малом магистериуме, если и про философский камень-то слышали не все. Но если мы задались целью найти универсальное средство для поддержания жизни, «белый лев» нам не подходит, равно как и его «старший брат».
- Почему?
Гриндельвальд тяжело вздохнул, словно поражаясь бестолковости собеседницы.
- Ты знаешь, откуда появился знак бесконечности? – он начертил пальцем в воздухе лежащую восьмерку.
- Если не ошибаюсь, это змея, кусающая собственный хвост, - проговорила девушка.
- Не просто змея. Уроборос, символ алхимии, означающий бесконечное возрождение и обновление. Для поддержания жизни и омоложения с помощью Великого эликсира нужно пить его бесконечно. Ты становишься зависимым от него. Тебе нужна такая жизнь?
Шведка отрицательно покачала головой.
- Да и всех не оделишь этим эликсиром… Да, нужно что-то другое… Более доступное средство… Может, амулет какой-нибудь… Рунический, или…
- И как, по-твоему, должен выглядеть амулет, подпитывающий силы умирающего человека? – тоном экзаменатора спросил Геллерт. – Нужно ведь не только правильно выбрать руну, но и вырезать ее на куске подходящего дерева или высечь на подходящем камне.
- А вот сейчас скажу! – Бёдвильд явно желала показать, что и она не лыком шита. – Так… Может подойти Вуньо, как руна света и гармонии с жизнью… Может подойти Иса – замораживание, удержание…
- А я бы…
- Подожди, не мешай! – с азартом воскликнула девушка, лихорадочно перебирая в уме свойства рун. – Еще Альгиз – защита! Тейваз – руна воина! Нет-нет, тут должно быть что-то другое… Знаю! Кажется, знаю! Перт! Вот что нужно! Это же символ…
- … возрождения феникса! – подхватил Гриндельвальд. – А дерево?
- Дерево, дерево… - Бёдвильд очень боялась ошибиться - хотя, казалось бы, даже если она это сделает, ничего страшного не произойдет. – По-моему, амулеты чаще всего делают из… ясеня?
А ты ничего, сообразительная.
- Браво, в самую точку! – Геллерт поаплодировал. – Иггдрасиль, Древо Жизни*!
- И силы! – встрепенулась девушка. – Пелионский ясень! Помнишь, мы по истории магии проходили: из пелионского ясеня было сделано волшебное копье Ахиллеса, знаменитого воина-полукровки!
- Конечно, помню – не забывай, кому я прихожусь внучатым племянником… Знаешь ли, амулеты – это прелестно, но вряд ли кусочек дерева с нацарапанным на нем значком сможет поспорить со смертью.
- Ну так предложи что-нибудь! – не выдержала Бёдвильд. – Ты пока только критикуешь!
Предложу. Прямо сейчас. Посмотрим, что ты на это скажешь.
- Ты что-нибудь знаешь о хоркруксах?
- О чем? – переспросила шведка, решив, что плохо расслышала.
- О хоркруксах, - громко и внятно повторил Геллерт. Бёдвильд покачала головой.
«Сколько же всего я не знаю!» - с ужасом подумала она, чувствуя себя неким примитивным существом.
- Так я и думал, - удовлетворенно произнес Гриндельвальд. – Только «книжный червь» вроде меня…
- Перестань, я и сама «книжный червь»! – нетерпеливо прервала его Бёдвильд. – Лучше рассказывай, что за хоркруксы!
- Хоркрукс - это предмет, в который маг может заключить часть своей души, и пока этот самый предмет не уничтожишь, убить его создателя невозможно - он все равно что бессмертен: даже если маг потеряет тело, его душа останется жить, и он сохраняет способность к самовоскрешению.
- Ничего себе… - пробормотала девушка. – И… как же сделать этот хоркрукс?
Геллерт выглянул в узкое окошко, как будто проверяя, не подслушивает ли их кто-нибудь.
- Нужно убить.
Бёдвильд не сразу поняла, что эта реплика была ответом на ее вопрос.
- Убить?
- Да, чтобы расколоть свою душу и заключить одну из ее частей в какой-нибудь предмет. Убийство ведь считается самым страшным преступлением.
- Считается? – она не поверила своим ушам. – По-твоему, это не так?
- А что ужасного в том, что ты умрешь? – беспечно отозвался Гриндельвальд. – Будет больно секунды две-три, а потом – ничего. Никто тебя больше не будет раздражать, тебе ни о чем не надо будет беспокоиться. В общем, жизнь наконец-то наладится – после смерти.
- Что же тогда страшнее всего? – спросила девушка, пристально глядя на швейцарца.
- Клетка! – порывисто ответил он. – Страшнее всего сидеть в клетке, глядя на мир сквозь прутья решетки! Вот она, жизнь: совсем рядом - и бесконечно далеко; ты можешь вытянуть руку, но не можешь до нее дотронуться. Что такое смерть по сравнению с этим? Отнять у живого существа свободу, посадить его в клетку или в каменный мешок – вот что такое самое страшное преступление! Это, а не убийство!
- Ты говоришь так, будто уже сидишь в этой самой клетке, - проговорила Бёдвильд.
- Сижу! – Геллерт опять отвернулся к окну. - Сижу с самого рождения! Только тюрьму периодически меняю, а суть одна.
- Мы говорили о хоркруксах…
- Да, конечно, хоркруксы! Бред, полный бред! – Гриндельвальд хлопнул себя по лбу и неожиданно рассмеялся. – Йормунганд, чего только ни выдумают люди из страха перед смертью! Представляешь, каким надо быть идиотом и трусом, чтобы затолкать часть собственной души в какие-нибудь бабушкины очки?
Бабушкины очки? И это шокировало его больше всего? Не то, что нужно убить, а бабушкины очки?
- А… что с тобой будет, если ты разорвешь свою душу? – тихо спросила девушка. – Я имею в виду, отразится ли это как-нибудь на твоей внешности?
- О, разумеется! Как именно – не знаю, но что изменения будут – это факт. Да и вообще, - Геллерт махнул рукой, - перспектива иметь расколотую душу меня не привлекает.
- Да, по-моему, это ужасно… Даже не представляю, как…
- Не знаю, ужасно это или нет, - перебил ее пятикурсник, - но с, так сказать, ополовиненной душой ты становишься каким-то… ущербным, что ли. У всех она целая, а у тебя – нет. Идиотское состояние, ты не находишь?
Бёдвильд привалилась к стене. Кажется, она переставала что-либо понимать. Надо было что-то сказать – и, желательно, не о хоркруксах.
- Слушай, - проговорила шведка. – Я вчера подумала… Если ты увлекаешься наукой о волшебных палочках, можешь ты по палочке что-нибудь сказать о человеке?
- Легко, - хмыкнул Геллерт. Он перелопатил столько талмудов в поисках хоть одного упоминания о Старшей Палочке, что мог без запинки перечислить свойства наиболее часто используемой древесины и сердцевин.
- Ива, одиннадцать с половиной дюймов, волос сильфиды, - выпалила шестикурсница..
- Так… - Гриндельвальд приложил палец ко лбу. – Могу поспорить на что угодно – это женщина. Довольно легкомысленная. Высокие материи ее не занимают, она больше интересуется личной жизнью. Скорее всего, она привлекательна и может легко вскружить голову кому угодно. Если задастся целью испортить жизнь кому бы то ни было – не успокоится, пока не добьется своего. Чувствительна. Друзей выбирает придирчиво… Надеюсь, это не твоя палочка?
- Нет, - проговорила Бёдвильд, глядя на него во все глаза. – Это палочка Гормфлет.
- Ну и как – я прошел испытание?
Девушка молча кивнула.
- Вообще-то, все это не так сложно, как может показаться, - Геллерт явно обрадовался очередной возможности продемонстрировать широту своих знаний. Вот и хорошо, пусть лучше о палочках говорит. – Например, при всем кажущемся разнообразии сердцевин, все их можно разделить на три класса: сила, мудрость и красота. Абсолютно все – начиная от повсеместно используемой шерсти единорога и заканчивая такими экзотическими вещами, как волос леврокрокота**. Например, волос сильфиды относится к классу красоты – поэтому я сразу определил, что владелица палочки, скорее всего, привлекательна. К слову сказать, этот принцип триединства используется и в распределении по трем нашим Домам: в Дом Дракона отправляются те, кто считает силу главным оружием мага; в «единороги» идут те, кто ставит на первое место мудрость, а «вейлы» отдают предпочтение красоте.
- Ты, стало быть, считаешь, что для мага важнее всего сила, - произнесла Бёдвильд.
- Разумеется. А ты – мудрость, не правда ли?
Шведка кивнула, подумав, что человек, внешне абсолютно не привлекательный, может рассчитывать только на свои мозги.
- Это что же получается? - проговорила она. – Хочешь сказать, что та же Гормфлет считает, что ум важнее красоты? Вот уж ни за что не поверю!
- Ну, ты судишь о ней слишком поверхностно, - протянул Геллерт. – Я ведь, кажется, угадал насчет того, что она может вскружить голову кому угодно?
- Ну да, в общем-то…
- Вот видишь! Неужели ты думаешь, что для этого достаточно смазливенького личика? – швейцарец лукаво улыбнулся. – Ведь думаешь, а?
- Иногда мне кажется, что вашему полу больше ничего не нужно, - задиристо отозвалась Бёдвильд.
- Плохого же ты о нас мнения. Поверь: если ты раскрасавица, а в голове у тебя пусто, то заинтересуются тобой на пару минут, не больше. Для того, чтобы кружить головы, тоже нужен немалый талант – так что твоя Гормфлет отнюдь не дура. Если бы она надеялась только на свою внешность, очереди из потенциальных кавалеров к ней бы не выстраивались.
- А чего ж ты в этих очередях еще место не занял, если она вся такая из себя умная? – холодно спросила шестикурсница.
- Фи, Бёдвильд! Я что, похож на гиппогрифа в период весеннего обострения? – швейцарец пинком открыл дверь на лестницу. – Наука, исследования – вот моя страсть. Разве сравнишь с этим гуляния под ручку и воркование ни о чем? Идиотизм в последней стадии своего развития, по-моему.
- Да? И что же, ни одна девушка не может претендовать на сердце Геллерта Гриндельвальда?
- Может, - не задумываясь отозвался он. - Девушка, которая докажет мне, что рядом с ней я – полный идиот. И я на ней немедленно женюсь.
- Полный идиот? – улыбнулась Бёдвильд. – А как же любовь?
- Любовь? – Геллерт быстрым шагом пересек площадку и, схватив девушку за руку, потащил ее за собой. – Пойдем-ка, я тебе кое-что покажу.
- Что?
- Пойдем-пойдем, там и узнаешь.
Они бегом спустились на два этажа по винтовой лестнице, вошли в коридор, повернули…
- Геллерт, куда мы идем?
- Ты можешь потерпеть еще полминуты, а?
Наконец, он остановился возле какого-то гобелена: в полумраке коридора изображение на нем разглядеть не удавалось. Гриндельвальд выпустил руку Бёдвильд и достал волшебную палочку.
- Люмос! – он поднял палочку повыше, и рисунок на гобелене стал виден: мужчина в доспехах склонился над спящей девушкой в длинном платье, поверх которого была надета кольчуга; фигуры не двигались, но казались настолько настоящими, будто дело происходило в коридоре напротив.
- Ты знаешь, кто это?
- И ты притащил меня сюда, чтобы спросить об этом?
- В общем-то, да. Так ты не ответила на мой вопрос.
- Понятия не имею, что это за люди.
- Это, - Геллерт кивнул на мужчину, - Сигурд Сигмундссон, победитель дракона Фафнира. По дороге от логова дракона он заметил какое-то сияние на горе; подъехав поближе, Сигурд увидел стену из пламени и щитов, а когда преодолел ее – нашел вот эту девушку, спящую мертвым сном. Это валькирия Сигрдрива; когда Сигурд разрезал мечом ее кольчугу, она проснулась. Сигрдрива рассказала ему, что она была погружена в очарованный сон в качестве наказания: валькирия должна была помочь в битве старому Хьяльму-Гуннару, но она послала победу его сопернику, молодому Агнару, за что была лишена своей силы и усыплена.
Как по-твоему - в чем смысл этой легенды?
- По-моему, смысл в том, что Сигрдрива наверняка знала, что ее покарают за помощь Агнару, - ответила Бёдвильд, глядя на спящую валькирию, - но если поступаешь так, как подсказывает сердце, не страшно ни лишиться силы, ни умереть.
- А я вот считаю, - Геллерт погасил огонек на конце палочки, - что надо думать головой, а не другим местом. Ну погиб бы этот Агнар – она погоревала бы немножко, а потом забыла. Но зато сила осталась бы при ней. По-моему, никакая любовь не стоит того, чтобы вести такое вот жалкое маггловское существование.
- Ну ты и сухарь! – воскликнула Бёдвильд, нащупывая в полумраке стену. – Теперь я понимаю, почему ты решил жениться только на той девушке, которая будет знать еще больше, чем ты – а значит, будет еще более приземленной.
- И ничего я не приземленный! – швейцарец подтолкнул ее вправо. – Что за идиотская мысль: считать, что если человек не страдает по кому-то, не пишет сопливых стихов и не витает в облаках – значит, он приземленный? Пошли, нам туда.
Геллерт вывел ее в учебное крыло замка, откуда они попали в Круглый зал.
- Меня можно не провожать, - сказала Бёдвильд, покосившись на двери Дома Дракона, находившиеся к ним ближе, чем вход в Дом Единорога.
- Как угодно. В таком случае, до завтра – на том же месте и в то же время, - Гриндельвальд уже поставил ногу на ступеньку, как вдруг обернулся, схватил правую руку девушки и коснулся губами тыльной стороны ладони. Потом легко взбежал по лестнице и скрылся за тяжелыми створками.
Шведка обалдело посмотрела на свою руку. С ума сойти… Ей вдруг стало ужасно неловко, как будто на нее бесстыдно пялились все вокруг.
Девушка быстрым шагом преодолела расстояние, которое отделяло ее от дверей Дома Единорога; щеки пылали, и она прижимала к ним на удивление холодные пальцы. Снова хотелось заулыбаться без причины – как тогда, в кабинете Имерманиса. Бёдвильд рванула на себя створки дверей. Нет, этого не может быть! Ей, «серой мышке», только что поцеловал руку красивый молодой человек – на виду у всех! Гормфлет лопнет от злости, когда она ей об этом расскажет…
- Слушай, как ты это читаешь? – Абрахам сидел за столом, листая «Историю в поединках». – Я бы умер от скуки максимум на второй странице.
- Я тоже чуть не умер, - заверил его Геллерт, отнимая книгу. – Но мне, видишь ли, надо там кое-что найти.
А скоро я, возможно, обзаведусь помощницей.
Итак, какие выводы можно сделать из сегодняшней занятной беседы?
Девчонка далеко не дура – это он понял уже давно. Хоркруксы ее не заинтересовали – это тоже хороший знак: весь этот примитив им ни к чему. Правда, она что-то там болтала о том, что надо слушать сердце, и все такое… Но он выбьет из нее эту дурь, если понадобится.
Значит, разведку можно считать оконченной, а о Дарах Смерти заговорить… завтра? А не рано ли? О нет, в самый раз! Зачем тянуть? Впереди еще много работы, действовать надо быстро.
Итак, до завтра, Бёдвильд Норрхольм.
-----------------------------------------------------
* Ясень Иггдрасиль – Мировое древо в скандинавской мифологии, соединяет все миры и связывает прошлое и будущее.
** Леврокрокот – животное с телом осла, барсучьей головой и львиной гривой; обитает в Эфиопии и способно подделывать человеческий голос.
