При чем тут любовь?

Глава 7

1971 – 1974

На Кингс-Кросс мы поехали вместе с семейством Эванс, и я искренне надеялась, что это в первый и последний раз. Ко мне всю дорогу до Лондона приставали с расспросами о Хогвартсе мистер и миссис Эванс, а к Севу с Лили – старшая дочка Эвансов, Петунья. При виде старшей сестры я поздравила себя с тем, что мой мальчик унаследовал хороший вкус. Петунья была не из тех детей, которыми гордятся родители. Она явно проигрывала Лили не только по внешности, но и по уму: недалекая болтушка, склонная к нытью, ревнивая и завистливая. Это звучало в ее словах и искрило во взглядах, которые она бросала на Лили и Северуса.
А как Эвансы меня утомили советами по воспитанию ребенка! Нашли время! Я отвечала односложно и переводила разговор обратно на Хогвартс. Я успела мысленно проклясть и магглов, и маггловские поезда, и обычай отправляться в школу на Хогвартс-Экспрессе.
Северусу тоже надоели магглы, но он был в приподнятом настроении, потому что исполнялась его главная мечта – мечта о Хогвартсе. Даже сестра Лили своим нытьем не портила это утро. Я поневоле улыбалась, на него глядя. А он смотрел только на Лили и хмурился, когда она заговаривала с родителями или с сестрой.
Сев и Лили сидели на соседней скамейке, и до меня доносились их голоса:
– А почему у твоей мамы такой кислый вид?
– Спрашиваешь! Она время терять не любит, а мы с этим поездом три часа потеряли!
– А я люблю ездить на поезде. Помнишь, когда мы в Косой переулок ездили, как весело было?
– С нами твоей сестрицы не было.
– А что ты имеешь против моей сестры?
Последний вопрос Лили задала так агрессивно, что Сев не стал на него отвечать.
На платформе девять и три четверти я долго и терпеливо объясняла магглам, что надо делать. Эвансов мы пустили вперед, и, пока они проходили сквозь стену, я успела сказать Севу:
– Пришли мне сову сразу же!
– Хорошо, – рассеянно ответил Северус и поспешил к барьеру вслед за Лили.

***
Я и не думала, что буду так скучать без ребенка. И пусть я его и раньше сутками напролет не видела – он пропадал то в школе, то со своей Лили, – но все же дом был полон его игрушек и книг, и запахов, и разбросанной одежды, и дыхания, и ответов на мои вопросы, и его собственных вопросов, ответов на которые у меня иногда не было... И вдруг все опустело. Его маггловская одежда висела в шкафу, убранная и проветренная комната казалась нежилой. И я с головой ушла в работу. И даже хозяйством занялась. От скуки, конечно. Но Тобиас на меня-волшебницу такими глазами не смотрел, как сейчас на меня, взявшуюся за хозяйство. Обед, обнаруженный им на плите в один прекрасный день после длительного перерыва, озадачил мужа настолько, что он его съел, прежде чем задумался, из чего и каким образом я его приготовила. А потом, когда привычно уселся с газетой перед телевизором, а я вошла за ним следом, только покосился на меня – тарелки на кухне позвякивали, отмываясь – но ничего не сказал.
Мне даже нравилось дразнить его. Это раньше на вопрос: «Где моя газета?» – я огрызалась: «Там, где ты ее положил!» А теперь я взмахивала палочкой и коварно выпевала: «Accio, газета Тобиаса!» И не упускала случая поддеть:
– Признай, ведь удобно же? Особенно таким растяпам, как ты. Позвал – и не надо рыскать по всему дому.
– Я всегда оставляю ее на месте! Это ты переложила.
– Ну, так я же и нашла!
А еще я развлекалась тем, что читала вслух школьные письма Северуса. А Тобиас делал вид, что ему это неинтересно. Ага, как же! Сев написал мне сразу же после распределения, следующим вечером. И сова прилетела тоже вечером. Тобиас, решив, что в его дом ломится нечистая сила, запустил в птицу свернутой газетой. Я сначала успокоила и угостила вестницу, потом отвязала письмо и выпустила ее (во избежание), а потом уже сунула Тобиасу стакан воды и объяснила, что таким образом получают почту волшебники и так это будет происходить и впредь. Муж мне много что мог бы возразить на это, но я его опередила: вскрыла послание и начала читать. Ну, разумеется, Сев оказался в Слизерине! На моем факультете, как я и думала.
Неожиданно Тобиас заинтересовался:
– А где еще он мог оказаться?
«Мой факультет» не вызывал у него энтузиазма, но неужели он полагал, что мог бы одобрить остальные? Я кратко охарактеризовала возможные варианты, и – подумать только! – один из них все же пришелся Тобиасу по душе. И он был очень разочарован, что Северуса не сочли достойным этого единственного факультета.
– Воспитала парня тряпкой! – бросил он мне. – Один факультет для мужчин – и на тот не взяли!
– Ты про Равенкло говоришь? – не поняла я.
– Это для умников-то? – хохотнул он. – Нет, я о том, который для смелых. О Гриффиндоре.
Этого еще не хватало! Достаточно и того, что у меня муж маггл, а он, оказывается, еще и к гриффиндорцам симпатию питает!
По словам Северуса, Шляпа ни на секунду не задумалась о том, куда его послать. А Лили она отправила в Гриффиндор – и тоже без колебаний. Я так и думала. У этой девицы на лбу написано: гриффиндорка! И как только Сев не разглядел? А я-то надеялась, что в Хогвартсе ребенок найдет себе друзей получше этой грязнокровки. Но они продолжали дружить – несмотря на то, что учились на враждующих факультетах. Еще бы: они же – лучшие друзья... на всю жизнь! И из писем Сева она никуда не исчезла, занимая добрую их половину. А вторую занимали восторги. Библиотека Северуса просто очаровала, и он сразу же решил, что перечитать все, что тут собрано, мог только профессор Биннс – при жизни и после... но кто ему после страницы переворачивал? А профессор Слагхорн ребенка похвалил – на первом же уроке – и он, Северус, принес первые баллы своему факультету. И Лили тоже похвалил. И очень удивлялся, как у магглорожденной все хорошо получается. И еще – он совсем забыл написать в прошлый раз – на распределении староста Слизерина, сам Люциус Малфой, приветствовал его как равного, даже по плечу похлопал.
Малфой, кхм!.. Похоже, что Сев обзаводится влиятельными друзьями... Впрочем, одно приветствие еще ничего не значит. Ладно, поживем – увидим. А вот то, что декан его заметил, – хорошо. Очень хорошо.
Первое время Сев писал домой раз в неделю, по выходным. Чаще не получалось: занятия, домашние задания, библиотека съедали почти все время – я это очень хорошо помнила. Помнила и то, что со временем, когда тускнеет обаяние новизны, писать становится просто не о чем, – и не огорчалась тому, что письма становились все короче, а почтовые совы все реже и реже стучались в окно. Очередной взрыв восторгов пришелся на Хэллоуин – ну, как же: живые летучие мыши! Как было не сравнить волшебное великолепие с тем маггловским убожеством? Единственное, о чем Сев писал безо всякого энтузиазма, были уроки полетов. Освоить-то он освоил все, что от него требовалось, но полетами не проникся. Он бы, скорее всего, и вовсе не написал мне об этом, если бы не Лили: той полеты тоже не давались, и Сев, наверное, счел, что в компании переживать неудачи веселее. А может, решил, что Лили все равно напишет родителям правду – а они проболтаются мне. А может, знал, что его фиаско в полетах меня не расстроит.

Все рождественские каникулы первого курса Лили проторчала у нас. А куда им еще было деваться? Гулять по улицам холодно, а сидеть дома у Лили не давала ее дура-сестра. Я смирилась с пребыванием у нас этой девчонки, Тобиас тоже. Мы с мужем переругивались, но по инерции. И не при детях, которым было не до нас.
Иногда я улавливала обрывки их разговоров:
– Ты же говорила, что Блэка терпеть не можешь, а сама с ним разговаривала!
– Когда это?
– На истории магии, я сам видел!
– Дурак ты, Сев! Я сказала Блэку, что я не собираюсь давать ему списывать лекцию, которую он не слушает!
Интересно, что за Блэк? Сын Ориона и Вальбурги? Вот он, результат близкородственных браков: Блэк в Гриффиндоре. Я-то с факультетом не промахнулась. Если бы еще не дружба с грязнокровкой-гриффиндоркой... Но это ненадолго, я уверена. Эта Лили скоро себя покажет! Что она себе позволяет? Называть моего сына – дураком!
Наедине с сыном я оставалась очень мало времени – Лили засиживалась у нас допоздна, а потом Сев шел ее провожать. Но пару раз мне все-таки удалось его поймать вечером перед сном и порасспрашивать о Хогвартсе. Выяснилось, что Северус, к чести своей, общается не только с Лили, но и со слизеринцами тоже. Причем исключительно со старшими – первокурсники для него слишком невежественные.
Судя по его словам, старшекурсники тоже на уроках больше ушами хлопали: в некоторых вещах Сев разбирался лучше их. В зельях и темных искусствах, например. Литературы у нас дома много, кое-то Сев явно читал и без моего ведома. Вроде я должна была радоваться – а меня грызло смутное беспокойство. Вспомнился Риддл, окруженный свитой почитателей. Я этого хотела? Я хотела, чтобы Северус стал великим волшебником и превзошел Риддла.
Только я подумала про Риддла, как Сев тоже про него вспомнил:
– Мама, ты про Лорда Волдеморта что-нибудь слышала?
Я насторожилась:
– Откуда мне слышать? К нам в аптеку он не заходит. Магглами не интересуется, так что здесь ему тоже нечего делать. Да и не до того мне. А что?
– А у нас говорили, что магглами он как раз интересуется. Что он хочет сделать так, чтобы магглы знали свое место. И в газетах пишут...
Я от всей души понадеялась, что энтузиазм в голосе ребенка мне только послышался.
– Мне не хотелось бы, чтобы ты встал на его сторону, Северус.
– Почему, мама? – с искренним непониманием спросил Сев.
– Потому что ты выше того, чтобы за кем-то идти.
Он молча кивнул, а потом сказал, что ему пора спать, и ушел. А я осталась. И мне было не до сна...

***
До конца учебного года я получала, в основном, письма-близнецы: учеба, Лили, лидирующий в традиционном межфакультетском состязании Слизерин, победы в квиддичных матчах (к квиддичу ребенок относился вполне равнодушно даже в качестве зрителя, но за честь факультета болел, как и подобало слизеринцу). И все-таки, когда в конце июня я встретила Сева на платформе, – даже там, в привокзальной суете, в толпе встречающих, меня кольнуло незнакомое прежде чувство. Что-то было не так. Сев казался повзрослевшим, слишком серьезным и – немного чужим. Или мне это лишь показалось? Ведь никогда прежде он не уезжал от меня... так надолго.
На летних каникулах Северус устроился помогать мне в аптеке. Я предложила ему на это время переселиться в Косой переулок, чтобы не аппарировать туда и обратно каждый день, но он отказался. Ради Лили, конечно, из-за чего бы еще? Ее бы жить с нами не отпустили (и прекрасно!), да и она сама не хотела бросать семью, как сказал мне Сев. И прибавил:
– Не понимаю, почему она так к ним привязана – они же магглы. А Петунья и вовсе дура.
Только вернувшись домой, Северус обрадовал меня известием, что Слизерин завоевал кубок по квиддичу и победил в межфакультетском соревновании. И тут же добавил:
– Жаль, что Лили не у нас!
– Сев, что ты несешь? Как бы она могла к вам попасть? Грязнокровок в Слизерин отродясь не принимали!
– Не грязнокровок, а магглорожденных!
– Какая разница?
– Большая! А какая разница между магглорожденным и полукровкой? Меня же приняли!
Вот тут как раз не просто большая разница, а огромная. С дракона размером. И Севу я ее неоднократно объясняла. И он ведь понимал! Но все, что он знал, к его обожаемой Лили не относилось. Он даже мог признать вред грязнокровок для магического сообщества... Теоретически. Но только не конкретной реальной Лили. Как мне это не нравилось!
С Лили они по-прежнему были неразлучны, хотя и продолжали спорить. Главной темой для споров было соперничество факультетов, а также гриффиндорцы Поттер и Блэк, которые не сходили у Сева с языка – так же, как и Лили. Ревновал он ее к ним, что ли? Грязнокровку – к чистокровным! Глупо... Хотя... может быть, и не так уж глупо: всем известно, что гриффиндорцы никакого понятия о чистоте крови не имеют, какого бы рода они ни были.
Блэков мы ближе к концу лета встретили в Косом переулке. Гордые аристократы снизошли до того, чтобы самим ходить по магазинам, потому что книги, весы, котлы и ингредиенты для зелий можно заказать совиной почтой или послать за ними домашнего эльфа, а вот волшебную палочку требуется покупать лично. Даже Блэкам. В этом году у них поступал в Хогвартс младший сын – ради него они и явились. Я узнала Вальбургу исключительно по выражению лица – больше ни по чему ее узнать было невозможно. Старше меня всего на два года, а выглядела лет на пятьдесят, не меньше. И за те полминуты, что я ее видела, она два раза успела обозвать Ориона – тупым пнем, а Сириуса – позором семьи. Сев с «позором семьи» обменялись взглядами, которых я не поняла. Я уже собралась было потребовать объяснений, но отвлеклась на младшего Блэка. Регулус по сравнению с остальным семейством выглядел более чем прилично, и я сказала сыну, что хоть этот поступит туда, куда положено. Сев молча кивнул. Блэки (если не считать единственного взгляда на Сириуса) его не заинтересовали, он кого-то высматривал в толпе. Наверное, однокурсников. А когда высмотрел, попросил у меня разрешения отлучиться и посидеть с ними в кафе-мороженом. Я, конечно же, отпустила: пусть общается, не только же с Лили ему дружить! И где еще им на каникулах встречаться, как не в Косом переулке? Не домой же их приглашать!

***
Тобиас был только рад, что мы пропадали целыми днями. Он починил наконец-то свою машину, пока Сев был в Хогвартсе, и решил, что нас к ней лучше близко не подпускать. Я с мужем была полностью согласна.

***
Первого сентября, провожая ребенка на второй курс, я с любопытством приглядывалась к мальчикам, с которыми Сев здоровался на платформе. Высокие и низкие, худощавые и коренастые, изящные и угловатые, красивые и не слишком – и все очень уверенные в себе. Слизеринцы! Многие были старше Сева, но он держался с ними на равных. Все – как в прошлом году: толчея, гам, предотъездная суматоха... Только вот тогда я чувствовала волнение и радость Северуса, а теперь – напряженность. Но второй год – он ведь всегда сложнее первого!
Второй курс миновал под девизом: «Нет новостей – хорошие новости». В редких письмах Лили Эванс потеснили сожаления о том, что гриффиндорца Поттера взяли в квиддичную команду. Первая же игра сезона закончилась победой Гриффиндора – и размолвкой между Северусом и Лили: она болела за Гриффиндор, а Сев решил, что ей нравится Поттер. Дети...
Собственно, меня-то не волновали ни Гриффиндор, ни квиддич и ни Поттер. А вот это «чуть не поссорился» выбило из колеи основательно: в глубине души я все надеялась, что они расстанутся. Может, хоть этот Поттер поспособствует?
Еще Сев писал о том, что Регулус Блэк действительно поступил на Слизерин и оказался – в отличие от старшего братца – вполне приличным человеком; и они почти подружились. Почти – потому что первым своим другом Северус все равно считал Лили и право называться этим словом никому бы не уступил. С кем Сев еще сошелся на факультете, он не сообщал, а я не спрашивала. Его бесполезно спрашивать, пока сам не расскажет. Пусть он лучше с Регулусом дружит. Надеюсь, тот не такой недотепа, как его отец.
Квиддич-учеба-Лили: эти темы в разных вариациях заполнили весь второй год – с перерывом на Рождество и летние каникулы, которые Сев опять провел в Косом переулке, пропадая то у меня в аптеке, то в книжном, то на встречах с друзьями. Ну – и с Лили дома; куда ж без нее?

***
На третьем курсе тон писем Сева резко изменился. Нет, они не стали чаще или подробнее, но теперь он больше интересовался моими делами, чем писал о своих. Исчезли упоминания о друзьях, и о Лили – тоже, но когда я с надеждой поинтересовалась, не поссорились ли они окончательно, Сев разубедил меня коротко и энергично. Теперь он расспрашивал меня о таком, что раньше ему просто не приходило в голову: например, верю ли я в пророчества? Это у них начались прорицания. А как же не верить, если он и родился по астрологическому расчету? Хотя ему я, понятно, этого не написала. Объяснила, что тут, как и всегда у волшебников, все зависит от силы конкретного мага и еще очень от многого. На самом-то деле я этот момент упустила: мне тоже не пришло в голову протестировать Сева на способности к прорицаниям. А вдруг у него и к пророчествам способности есть? Оставалось надеяться на то, что этому ребенок в школе научится. А еще из писем пропали всякие упоминания о Слаг-клубе. Это их декан собирал на вечеринки подающих надежды молодых волшебников. Сев поначалу много писал о том, кого приглашали и что там было, – со слов приглашенных, конечно. А тут вдруг – как отрезало. Причину я поняла зимой, когда вытрясла-таки из Сева, что его на эти вечеринки не приглашали. «И не надо, – равнодушно заявил он. – У нас – своя компания». «А... Лили?» – осторожно спросила я. «А она сама не пошла!» На этом я прекратила расспросы и отправилась на кухню выпить чего-нибудь успокоительного. А когда успокоилась, поняла: что – Лили? Лили – диковинка: талантливая грязнокровка. А Северус, конечно, сильный маг, но для него-то – что в этом особенного? Небось смазливая мордашка Лили декану дороже, чем мозги, не упакованные во внешность успешного красавчика. Все они, мужчины, такие!
Когда я посетовала на это Тобиасу, он меня не поддержал:
– А что я тебе говорил? Ходит черт знает в чем, с немытой головой – а ты еще удивляешься, почему от него шарахаются!
– Сам не Аполлон! – огрызнулась я.
Хотя, если честно, то насчет головы Тобиас был прав: волосы у нас с Севом были одинаково проблемные, и Сев просто зверел от необходимости отвлекаться от дела на частое их мытье. Да и я забывала – не только напомнить ему, но и вымыть сама. Но ведь главное – не то, что снаружи, а то, что внутри! А если Слагхорну важнее внешний вид, то это его самого характеризует не лучшим образом. Меня он тоже в клуб любимчиков не приглашал, но я от этого абсолютно не страдала.
И когда Сев приезжал на каникулы, все равно ничего было не понять. И зимой, и летом тоже. Они с Лили обсуждали школьные дела, не стесняясь меня и Тобиаса. Героями их обсуждений были в первую очередь Поттер и Блэк, но встречались и новые имена, в том числе мне знакомые:
– Твой Блэк слишком много о себе воображает! Подумаешь, красавчик! Что ж, если смазливый и не последний дурак, да еще из древнего рода, так ему школьные правила не писаны?
– С чего ты взял, что он мой?
– С того, как ты смотрела на него перед отъездом!
– Перед отъездом ты мне говорил, что я смотрю на Поттера!
– И на Поттера тоже, да! На обоих!
– А что, твой Эйвери лучше? Думаешь, я не знаю, кто перед квиддичным матчем нашего вратаря заколдовал? И все равно ничего не вышло!
– Откуда ты знаешь? Поттер натрепал? Больше слушай своего Поттера!
– Да не нужен мне твой Поттер, отстаньте от меня все!
Мне было смешно, а Сев, похоже, искренне переживал из-за неизвестного мне Поттера. Меня же больше интересовал Эйвери: не сын ли он того самого Эйвери из риддловской компании?
Впрочем, даже если сын – ничего удивительного, не у меня же одной ребенок, а где же нашим детям учиться, как не в Слизерине? И с кем Севу дружить, как не со слизеринцами? Не с Поттером же!
Все же Эйвери и Риддл встревожили меня, и я, хоть и предупреждала уже однажды Сева насчет Волдеморта, повторила предостережение. И тут мой ребенок взорвался – благо, отец был в гараже. Сев в красках расписал мне, какой негодяй Поттер и вся его компания и как они достали всех слизеринцев, включая Сева, и что слизеринцы сделают с Поттером и его гриффиндорскими прихвостнями – дай только срок! И не только с гриффиндорцами. Правда, он сейчас еще маленький – но к пятому курсу он будет посвященным. Ему уже пообещали. А заметили уже на первом курсе – тогда же и в компанию приняли. И он, Сев, расквитается со всеми своими обидчиками. Тут Северус взглянул мне в глаза и твердо закончил:
– И с твоими тоже.
– Но папа никогда нас не обижал! – вырвалось у меня.
– Да? – только и спросил Северус. – А мне кажется, нас многие обижали. Все эти магглы... – Он с такой брезгливостью – даже не ненавистью произнес это слово...
– Сев!
– Они заплатят, – жестко произнес Северус.
Я не могла поверить, что это говорит мой ребенок. Я никогда не учила его – этому! Я никогда не хотела для него – этого...
– Северус, это недостойно!
– Недостойно – кого, мама? Идти за Темным Лордом – честь для любого волшебника. А тем более – для полукровки.
Я не выдержала:
– Он сам полукровка, твой Лорд!
– Тем более, мама. Ты знаешь, кто будет с нами? То есть – с кем буду я? Там Блэки – Беллатрикс Блэк, а еще Люциус Малфой – тот самый Малфой, наш бывший староста. Блэки и Малфои – цвет магической Британии...
Ага, цвет... Пустоцвет близкородственный! И Сев – рядом с ними... Да если бы – рядом! Он же на них работать будет... И я должна просто слушать, как мой сын поет с чужого голоса? Где и что я упустила? Мальчик мой, разве я рожала тебя – для такого?!
– Эйвери, Мальсибер... – перечислял Сев. – Розье. – Он понизил голос и оглянулся на дверь. – А Белла уже приняла Метку! Я сам видел. Она показывала.
– Где?
– Вот здесь, – Сев вытянул руку и ткнул пальцем в пока еще чистую, слишком бледную кожу.
– Где показывала? Она ведь уже не учится.
– А! Мы в Хогсмиде собирались.
Так вот в чьей компании я видела Сева в Косом переулке, когда однажды ушла с работы раньше обычного, а они группой выходили из кафе...
– А в Косом переулке тоже были они? Это к ним ты ходил на встречи, а вовсе не к твоим однокурсникам?
– Однокурсники там тоже были! – возмутился ребенок.
– А те, которым за двадцать?
– Так это же Белла и была. И ее муж, Руди.
– Сев, я тебе запрещаю!
– Сейчас – да. Меня сейчас и не возьмут, мне только четырнадцать. Но в семнадцать никто ничего не сможет мне запретить. Мама... я не хочу делать это наперекор тебе, но, если не получится иначе, сделаю. Ты сама меня учила, что надо уметь добиваться своего.
Так ведь своего, а не чужого!
– Ты не пойдешь к ним. Сев... – я полностью отдавала себе отчет в том, что скатываюсь до банального шантажа. – Сев, ты меня любишь?
Мой мальчик усмехнулся, горько и снисходительно:
– Мама! Ну что ты – как маленькая... Так надо, понимаешь?
Я не понимала. В чем я ошиблась? Чего не хватило? Что оказалось не так?
Я слушала сына – а слышала, как трещала, разрушаясь и погребая меня под обломками, так тщательно просчитанная конструкция моего эксперимента. И еще сверху сыпались тяжелые и холодные слова моего ребенка:
– Я должен, мама! При чем тут любовь?