Глава 7Глава 7
Нет, мне все-таки нельзя пить. Казалось бы, что может сделать стакан хорошего вина? Ничего плохого! А у меня уже начала кружиться голова, в неё полезли всякие глупости…Хорошо, что я успела поздравить молодого папочку до того, как выпила этой дрянной жидкости. Веселиться не хотелось, грустить – и того меньше. Очень хотелось проветриться.
Я выскользнула на улицу никем не замеченная. Ещё бы, есть кому до меня дело! Спасибо, вспомнили, пригласили, а там уже неважно.
Я погрузилась в размышления о том, кто я: либо волшебница, либо сумасшедшая. Откровенно говоря, я не очень-то понимаю разницу между этими понятиями. Мне не хотелось в это верить. Мне очень хотелось верить, что этого дурацкого разговора не было вовсе, что я сплю, и мне снится кошмар. И вот сейчас я проснусь, и…
— Рад видеть вас снова, Джуд, - доброжелательный голос вернул меня на грешную землю, - у вас все-таки какие-то проблемы с душой? Она все-таки болит?
Я не заметила, как пришла в лавку старика Роу. Однако, я стою перед её дверьми, а хозяин ласково мне улыбается. Как я могла тут оказаться? Я же шла в диаметрально противоположном направлении!
— Она, наверное, умирает, мистер Роу. И, думаю, её уже не спасти.
— Глупости, деточка, - беззаботно махнул рукой этот странный человек. – Проходи, поговорим. Я все ждал, когда же пойдешь погулять одна… а то при Северусе обсуждать такие вещи не стоит. Но вы в последнее время постоянно были вместе! А мне так надо сказать тебе пару слов… ты, наверное, уже кое о чем догадываешься?
— Только о том, что у меня не в порядке нервы, - буркнула я, усаживаясь на жесткий табурет.
— О нет, ты не права. Все с ними хорошо, а вот с тобой – нет. Девочка моя, неужели ты думаешь, что я мог продать зелье Северуса? Ну, только честно?
— Я…я не знаю, сэр. То есть оно у вас? И вы хотите убить Северуса? Немедленно отдайте мне эту проклятую склянку!
— Тсс… какая вы шустрая леди. Ведь он, кажется, вас обидел? И вы даже ушли из дому? Однако, готовы помочь ему. Похвально, вы все та же Гермиона. Справедливая, отважная, храбрая…
— Вы меня знали раньше? – с подозрением спросила я.
— Нет. Но слышал о вас. А теперь вернемся к нашей склянке, - миролюбиво предложил Роу. – Итак, она у меня есть, но я вам её не дам.
— Это ещё почему?
— Потому что человек, чья кровь в этом зелье, никогда не любил Северуса так, как любите вы. Именно поэтому я не дал ему заветное лекарство. Ваша любовь вылечит его лучше всех зелий на свете. И вы это знаете.
Старик прав – я это знаю. Только вот Северус не хочет в это верить.
— Я уже стар, Гермиона, и я никогда раньше не принимал решения за людей – в конце концов, это право каждого, провести свою жизнь так, как ему того хочется. Каюсь, впервые отступил от своего правила. Но только потому, что вы его вылечите навсегда, а не лет десять-пятнадцать.
— Откуда вы знаете?
— По вам это видно. Именно по вам, а не по нему. Хотите добрый совет? – я не успела ответить, а он уже начал мне его давать. – Положите свою руку на его грудь. Туда, где его сердце. Но для начала, чтобы было с чем сравнить….приложите к моему, к чьему-нибудь ещё…это совершенно неважно. И тогда вы многое поймете. А если нет – я дам вам эту склянку, клянусь. Причем тогда, когда вы этого захотите.
— Он уже уехал, - мрачно прошептала я.
— Ой ли? Вы это своими глазами видели? Ещё один совет, причем совершенно бесплатный – идите туда, куда вам хочется. Говорят, сердце намного умнее нас. Я, как мастер Душ, вам это подтверждаю. А теперь – идите.
Не успела я опомниться, как уже дотронулась до его сердца, почувствовала легкое тепло и оказалась на улице. В лавке не горело ни одного огня.
Теперь я поняла, что мои ноги живут самостоятельной жизнью, за что я им была благодарна. Пока я обдумывала все, что мне сказал это сумасшедший старик, они несли меня, куда им вздумается. По пути я пару раз как бы случайно натыкалась на людей, касаясь их груди руками. От одних веяло теплом, от других – холодом, от третьих – ничем. Раньше я этого за собой не замечала. Наверное, потому, что никогда не подумала бы, что это что-то значит. Да и сейчас не очень понимала.
Конечно, надо идти домой. Возможно, Северус все ещё собирает вещи, и я успею его застать и остановить… Но пришла я в порт. Так мило – тут все и началось, тут все и закончится. Лайнер из Европы уже причалил. Завтра днем он отправится обратно, и Северус, скорее всего, вместе с ним. Маленькие рыбацкие суденышки сновали туда-сюда по заливу. Их сигнальные фонари прокладывали причудливые дорожки на морской глади. Воздух пропитался запахом рыбы и табака – видно, недавно разгружали баржу. Звезд видно не было – в нашем городе слишком много огней, они затмевают их свет… жаль. Надо будет съездить за город и посмотреть на нормальное ночное небо. И надо продать квартиру и переехать в другой город. Мне всегда нравился Сан-Франциско. Солнце, море, песок, пальмы – красота! Буду валяться целыми днями на пляже и есть мороженое. Моих сбережений хватит на долгую беззаботную жизнь. Куплю себе виллу с бассейном и огромным садом, буду выращивать цветы и рыбок…
— Отличные планы на будущее. Мне нравится твой оптимизм, - голос, прозвучавший за моей спиной, резанул по этой самой спине словно ножом.
— Пришел покупать билет? – как можно спокойнее спросила я. У меня уже был план, простой, как два цента – дотронуться до его сердца, посмотреть, чем это дело обернется, а там действовать по ситуации, то есть – либо убедить его остаться, либо сказать ему, чтобы он забрал свое зелье у Роу. В общем, все честно.
— Да. Корабль уходит…
— …завтра в полдень. Надеюсь, вещи не забыл? Я продам квартиру вместе со всем её содержимым, - мне даже не показалось странным, что он узнал мои мысли. – А впрочем, тебя ведь ничто тут не держит? Так что и вещи, наверное, не важны, - с убийственной холодностью закончила я. Наверное, степень холода только я и оценила.
— Нет, не забыл, - свое отношение к вещам он предпочел не комментировать.
— Не советую ночевать в портовых гостиницах – они даже на одну звезду не тянут, - зачем-то предупредила я. Мне было ясно – домой он не вернется.
— Я и не буду. Погуляю по городу, и все. Я решил, что будет несправедливо уйти, не попрощавшись с тобой. Ты мне очень помогла, и …и я не умею благодарить долго и красиво, поэтому просто спасибо. И прости, - он развернулся, чтобы уйти. Я уже решила сказать ему про Роу, но тут мой язык вновь перестал меня слушаться:
— Можно один подарок на прощанье? – он повернулся ко мне. Я робко приложила руку туда, где находится сердце, а уже через минуту отдернула её с криком. Меня обожгло. Так, словно я коснулась раскаленного утюга, а не человеческого тела. Кожа на ладони покраснела, покрылась волдырями, из глаз потекли слезы боли. Я уже готова была потерять сознание, но прохлада коснулась руки, а ужасное жжение пропало. Северус убрал палочку в рукав.
— Что это было? – недоверчиво посмотрел он на меня.
Я покачала головой. Я сама не знаю, что это такое. Вчера ночью я касалась его груди не только рукой, но и губами. И не через рубашку. И ничего подобного не было! А сегодня…
И тут я поняла. Это было так просто, так ясно, так примитивно! И разговор со стариком, и моя рука, и это чертово жжение, и все-все-все!
— У тебя в сердце так много любви. Ты копил её так долго, что теперь она просто не помещается в твоем сердце, ей там тесно. И она не может выйти, потому что ты ей не даешь. То ли не умеешь, то ли не хочешь. Она разъедает тебя изнутри, это накопленная и нерастраченная любовь, она тебя убивает. Ты поэтому так боишься меня? Поэтому так боишься мне поверить? Потому что не умеешь дарить эту любовь?
Северус смотрел на меня с ужасом. Так, словно я только что влезла в его душу и нагло выпотрошила её до основания. Но клянусь, я этого не делала! Я просто поняла то, что мне следовало давно понять. Но как всегда, озарение приходит слишком поздно.
— Кто тебя этому научил? Кто научил тебя видеть душу человека? – его голос был слаб.
Я сначала не поняла, о чём он спрашивает. Что значит «видеть душу»? Я ничего не вижу, просто понимаю.
Я подняла глаза и посмотрела на него. Смысл слов Северуса стал предельно ясен. Я видела не его. И его одновременно. Это был не тот уставший человек, которого я знала. И не тот, с которым мы гуляли. В нем что-то изменилось. Глаза стали другими, черты смягчились, а на губах играла улыбка. Но настоящий Северус не стал бы сейчас улыбаться. И в его глазах никогда не было столько нежности. И даже его голос был не таким.
Я сильно тряхнула головой, и наваждение спало.
— Так кто тебя этому научил?
— Я была сегодня у Роу, - лучше признаться сразу, не то он меня убьет.
— Интересно, - с угрозой протянул Северус. – И что же он тебе сказал?
— Много чего, - уклончиво ответила я.
— Он к тебе прикасался?
— Скорее я к нему…к его сердцу.
— Все ясно. Старый дурак передал тебе это умение – видеть душу человека. Очень опасная и бессмысленная вещь, особенно если не умеешь ей пользоваться. Попроси, чтобы он тебя научил, - он снова развернулся и пошел вдоль по пирсу.
— Постой! – я все-таки крикнула. Догнала его и сказала то, что обязана была сказать. – Роу тебя обманул, твое зелье все это время было у него. Ещё успеешь до отхода корабля забрать.
— У него? Какой смысл ему врать? – с сомнением спросил Северус.
Я пожала плечами и повернулась к морю. Зачем ему знать правду? Он же уплывает!
— Не ври мне, - в голосе вновь зазвучала угроза.
– А я и не вру, – какая-то бесшабашная храбрость ударила мне в голову. Или это остатки давешнего вина? – Хочешь знать правду – слушай! – злость снова начинала подниматься в груди, и я еле сдерживала себя, чтобы не закричать. – Этот старик, в отличие от тебя, сразу понял, как я тебя люблю! И он поверил, что моя любовь сильнее любви это склянки! Он поверил, а ты нет! Вот и катись в свой Лондон, тебя там никто не ждет! Знай, что и здесь ждать не будут! Это же так здорово, быть сильным и одиноким! Наслаждайся своей свободой! Не буду мешать! – не знаю, зачем я высказала все эти ужасные слова, но мне стало легче. По крайней мере, теперь я знаю, что я сильнее этого.
Мне хотелось прыгнуть в воду, сделать что–то безрассудное и глупое. Пусть моя новая жизнь так и начнется!
И я прыгнула в этот грязный омут, но мне было все равно. Отсюда, из воды, огни были особенно красивы. Они легко дрожали на воде, так ласково искрились…вода холодная, но мне все равно, даже если замерзну до смерти. Это тоже новая жизнь в каком–то смысле.
Сильные руки вытащили меня на пирс, и суровый голос принялся меня отчитывать. При этом он явно не стеснялся в выражениях, но мне было все равно. Мы сидели, как два дурака, свесив ноги с причала и кутаясь в объятьях друг друга. При этом голос продолжал меня ругать на чем свет стоит, не забывая упоминать, что «у гриффиндорцев никогда мозгов не было, но не до такой же степени». А мне было очень хорошо, голос убаюкивал, руки согревали. Уже сквозь сон я услышала:
– Ты не против перед переселением в Сан– Франциско наведаться в Лондон? Твои друзья будут рады узнать, что ты жива и здорова.
– Угу, обязательно, – я устроилась поудобнее, – но сначала ты мне расскажешь, как я потеряла память, как попала сюда и все такое…а потом я подумаю. Может быть.
– Ты шантажистка, ты это знаешь? Да ещё и с таким даром…
– Угу, – веки слиплись, и я провалилась в сон.
Эпилог.
Теперь прошло уже много лет, и эта история стала именно историей, уступив место жизни. Мой дом в Калифорнии – просто прелесть, моя работа – в науке, моя дети – слава Богу, учатся за тысячу километров от меня и не мешают маме наслаждаться жизнью. Нет, вру. Я по ним скучаю. Но я же заслужила маленький отдых, верно?
Моя жизнь – это странный калейдоскоп горя, боли, зла, любви, счастья и нежности. В ней причудливо сочетаются магия и моя прошлая жизнь, аппарация и любимый автомобиль, лаборатория и аптека рядом с домом, палочка и привычка все делать своими руками. Именно это придает ей острастку. У меня два имени и три фамилии, своя лаборатория, трое детей, муж, сад и две собаки. Я стала ещё более легкомысленной, чем раньше, и куда более циничной. Иначе мне просто не выжить среди людей, чье чувство юмора граничит с сарказмом. И мне нравится такая жизнь. Нравится просыпаться утром под звонок от дочери из Лондона: « Мамуль, что мне сегодня надеть? Клянусь, мой гардероб исчезает за ночь!». Нравится получать письма от сына: « Мам, со мной все хорошо. Надеюсь, с папой тоже». Наверное, он заранее заготовил штук сто таких писем и шлет мне их каждую неделю. Нравится, когда младшая дочь звонит черт знает откуда и радостно сообщает, что открыла очередной вид редкого растения и непременно пришлет его мне, как только сможет переправить его нелегально через границу. Я люблю эту суету, этот гомон, этот шум…
Но больше всего я люблю просыпаться под его поцелуи. Легкие, почти невесомые, но такие важные для меня. Люблю, когда он говорит свои ехидные слова, выражая так свою любовь. Раньше он не умел и этого, но ведь он учится. Люблю, когда на болтовню дочерей он отвечает кривыми улыбками, а на письма сына – косыми усмешками.
А ещё я люблю смотреть с ним на Огни. Когда–то они нас свели. Когда–то мы смотрели на них, будучи чужими людьми. А теперь – теперь это наши Огни. Огни большого города. Нашего города.