Глава 7. Рассудок и жизньГлава 7. Рассудок и жизнь
К вечеру следующего дня зелье, настоянное на чешуйках василиска, было готово. Гермиона любила работать, освещая лабораторию масляными лампами, в стиле подземелий профессора Снейпа, поэтому тусклые лучи пронизывали жидкость цвета венозной крови, колыхаясь на манер зелёных перьев. Варево было солёным и от него должно было вязать во рту – она знала это, хотя так и не решилась его попробовать.
В задумчивости Гермиона разглядывала собственное отражение, монохромное и необычно контрастное на подвижной тёмно-красной поверхности. Лицо казалось одновременно усталым и непреклонным. Выступающие скулы, блестящие глаза и сжатые губы не выдавали той леденящей опустошённости, от которой в последнее время постоянно хотелось скулить. Причина этой тоски Гермионе была отлично известна: дело было не в том, что до завершения изнурительной работы оставались сущие мелочи, и даже не в том, что впереди расстилалась одинокая и неохватная неизвестность, а в том, что решение, принятое несколькими часами раньше, ей совсем не нравилось. И в том, что она ещё могла его изменить – и знала, что не изменит.
Материализовавшиеся по мановению волшебной палочки часы отзвенели пять и три четверти, но перспектива возвращения в пустой дом с пустой кухней совершенно не привлекала. “Рон мог бы и заблаговременно предупреждать, когда ему понадобится срочно посетить заграничный филиал, – подумала она с досадой. – Вернее, было бы неплохо, если бы расписание отлучек Лавандиного мужа было попредсказуемее”.
Впрочем, раз уж план был утверждён, не имело смысла тянуть и с завершающими штрихами. В музее Дамблдора наверняка ещё оставался кто-нибудь из сотрудников; если переместиться в Годрикову Лощину прямо сейчас, то можно найти и скопировать нужные фрагменты рукописи, на которую ссылалась Копперхилл, и тогда будет за чем скоротать ночь. Гермиона наскоро наколдовала над зельем защитный колпак и собралась было затолкать Нагини, чьё парение над лабораторным столом стало в последнее время оказывать на неё умиротворяющее воздействие, обратно в шкаф, но передумала. Чешуйчатая морда выглядела сегодня ещё брюзгливее обычного, и Гермиона решила, что не будет особого вреда в том, чтобы позволить дохлой змее немного погулять. Махнув рукой, она зачаровала замки изнутри и дезаппарировала.
*
Приобретённую во время первой охоты за хоркруксами привычку подстраховывать аппарацию чарами невидимости Гермиона окончательно похоронила только году на пятнадцатом мирной жизни. Сейчас, приземлившись чуть ли не в центр группы авроров, топтавшейся на крыльце музея, она об этом пожалела. Сердце ухнуло в пятки, на мгновение вынырнуло, когда она поняла, что охотились не за ней – двое блюстителей порядка крепко держали за локти небритого типа в полосатой робе, а третий открывал для них дверь – и, мучительно ноя, зависло посреди нового падения, едва она встретилась глазами с задержанным. Руки непроизвольно дёрнулись к капюшону, но Гермиона удержалась от резких движений. К тому же, в капюшоне она могла оказаться ещё узнаваемее.
– Простите, мэм, музей уже закрыт, – аврор, державший дверь, впустил своих товарищей и их пленника внутрь и собирался последовать за ними, когда за спиной Гермионы раздался хлопок аппарации. – Мистер Поттер?
– Проходите внутрь, Бигбаммер, и скажите, чтоб не начинали без меня. Я через минуту буду.
Гермиона ухватилась за перила крыльца. Гарри-Поттер-При-Исполнении, несмотря на невыгодный ракурс (он стоял на три ступеньки ниже) и контраст со шкафоподобным Бигбаммером, был настолько великолепен, что у неё перехватило дух и она не сразу осознала, что дверь за аврорами давно закрылась, а Гарри обращается к ней.
– Привет, говорю, вот это сюрприз!
– А, д-да, взаимно... Я думала, вы с Джинни в Хогвартсе.
– Джинни осталась. Джим-то нас сразу выставил вон, а её Хуч взяла в оборот – не каждый день можно заполучить на уроки звезду квиддича. А тут мне сообщают, что этого вот поймали, ну, я и смылся, пока и меня не заставили перед первокурсниками речь толкать, – Гарри усмехнулся и едва заметно подмигнул. – Это называется “следственный эксперимент”.
– А Джеймс там как?
– Да ничего страшного, дуракам везёт. Тебя вот кое о чём спросить хотел, кстати... Слушай, может, подождёшь пока я с ними закончу? Ты ведь всё равно туда шла?
– Так закрыто уже, – пробормотала Гермиона, не решаясь поднять глаза на дверь музея.
– Идём... – Гарри обезоруживающе улыбнулся и потянул её за рукав, – со мной везде открыто.
Не чуя под собой ног, Гермиона добежала до третьего яруса библиотеки и только там сообразила, что могла бы попытаться что-нибудь подслушать. Теперь же она не решалась ни применить магию, ни спуститься пониже, где рисковала бы снова попасться на глаза незадачливому взломщику. Промучившись минут десять и не разобрав толком ни слова, она пробормотала поисковое заклинание, удавшееся только со второй попытки, и уставилась в прилетевший пергамент. Время от времени какой-нибудь обрывок особенно громко сказанной фразы, доносившийся снизу, заставлял её вздрагивать, но это случалось всё реже и реже, и Гермиона наконец углубилась в поиск и копирование нужных фрагментов.
– Ильдегарда Искусная, “О металлах и яхонтах для чародейства и украшения”... – вдруг прошептал Гарри ей прямо в ухо.
Гермиона взвизгнула.
– Ой, извини! Не думал, что ты этим так зачиталась, что ничего не слышишь.
– А, да, я... это я так... это очень интересно!
– Помню-помню, у тебя и вчера, вроде, была книжка по ювелирной магии. Слушай, может, тебе надо серёжки какие-нибудь на Рождество подарить? Или колье... колье это то, что на голову, да?
– То, что на голову, это диадема, – улыбнулась Гермиона.
– Точно, как у Ровены Рэйвенкло... Слушай, а это идея – я разыщу её обломки, склею и подарю тебе! – веселился Гарри.
– Боюсь, такой вызывающе роскошный подарок может быть превратно истолкован...
– Превратно по отношению к чему?
– По отношению к нашим с тобой отношениям... – Гермиона потупилась, чувствуя, что розовеет. – Как там твой взломщик, удалось выяснить что-нибудь стоящее?
– Да влез самым примитивным способом, даже рассказывать неинтересно. Тут сигнальные чары на окна ещё Кендра Дамблдор накладывала... А откуда ты узнала, что это был взломщик?
Гермиона поперхнулась и спрятала вспыхнувшее лицо за рукописью. “
Anapneo,” – быстро пробормотал Гарри.
– Н-ну, ты же сказал, что это был следственный эксперимент, я и вспомнила, как тебе вчера докладывали об ограблении. Любопытно стало, чем дело кончится.
– Да ничем не кончится. Я Кингсли давно говорю, что эти гоблинские ячейки с двойными ключами просто находка для чёрного рынка. Половину украденного он уже успел сплавить, а о заказчиках и понятия не имеет – только идиот станет разговаривать с таким типом без оборотного зелья. Конечно, тех, кто ещё придёт в Гринготтс за рукописями, мы повяжем, но более-менее серьёзные артефакты уже ушли.
– Мда, глухое дело, похоже, – сказала Гермиона, надеясь, что Гарри примет её облегчённый вздох за сочувственный. – Только зря выдернули тебя.
– Зато тебя встретил! Ты ведь не торопишься, а? Пойдём по Годриковой Лощине гулять – помнишь, как тогда?
– Угу, я уже представляю себе первую страницу в “Сумеречном вестнике”: “Эксклюзивные колдографии! Пока жена не смыкает глаз у постели раненого сына, без пяти минут Министр Магии отжигает со старинной боевой подругой”.
– “Отжигает
на кладбище со старинной боевой подругой”, – уточнил Гарри.
– Ага. И колдомонтаж какой-нибудь парочки с нашими головами десятилетней давности, где я ещё с волосами, а ты в ленноновских очках...
Гарри стянул с носа свои нынешние, угловатые очки и принялся разглядывать их на свет, как будто они внезапно запачкались.
– Да плевать мне на все вестники на свете, – произнёс он наконец.
Старинная боевая подруга непременно отговорила бы без пяти минут Министра от безрассудства. Рассудительная Гермиона десятилетней давности несколько раз бы переспросила, действительно ли Гарри имеет в виду то, что сказал. Нынешняя – только взглянула в его посерьёзневшие глаза и протянула руку.
*
– ... короче говоря, это очень, очень крутая метла, – подытожил Гарри, – и тащить её с собой было вернейшим способом нажить врагов, о чём я ему и сказал.
Они шагали по пустынной улице мимо кладбищенской ограды. Как и четверть века тому назад, в тот вечер, когда Гермиона помогала Гарри разыскивать родительскую могилу, магглы сидели по домам. Возможно, их удерживал у тёплых очагов и уютно мерцающих экранов мороз, а возможно, дело было в каких-нибудь магглоотпугивающих чарах, известных только аврорам; её это мало заботило. Она поплотнее прижалась к тёплому боку Гарри, которого держала под руку, и предположила:
– Продолжатель дела Мародёров, конечно же, не послушал отца и нашёл способ провезти своё сокровище в Хогвартс.
– Конечно же, нашёл. Скорпиус Малфой, как только пронюхал об этом, тут же кинулся жаловаться. Требовал, чтоб Джима обязали играть на другой метле, но ничего не вышло – Нимбус Турбо допущен Ассоцицией Квиддича ко всем видам соревнований. А накануне игры против Слизерина Джеймс обнаружил, что вокруг древка кто-то пустил бегущую строку: “Джеймс Сириус Поттер! Если тебе дороги рассудок и жизнь, держись подальше от этой пижонской метлы!”, ну, или что-то вроде этого. Зелёненькими такими буковками.
– “Рассудок и жизнь”? – Гермиона хмыкнула. – Знакомое что-то, не могу вспомнить.
– А я, собственно, как раз об этом хотел тебя спросить. Мне тоже вроде что-то напоминает.
Гермиона наморщила лоб и помотала головой.
– Может, потом придёт. Ты пока рассказывай дальше: что Джеймс-то сделал?
– Ну, что в таком случае предписывают ученику правила Хогвартса?
– Сообщить своему декану о том, что метла заколдована неизвестным злоумышленником и до выяснения пользоваться запасной, – улыбнулась Гермиона.
– Совершенно верно. А как в таком случае поступает безбашенный выскочка?
– Ты хочешь сказать, “нормальный Поттер”? Думаю, он прячет метлу, чтоб никому не пришло в голову её отобрать, и в день матча гордо вылетает на ней назло врагам.
– Пять баллов Гриффиндору! – усмехнулся Гарри. – Не знаю, кто такие “нормальные” Поттеры, но ты их неплохо изучила.
– Так что же это было за проклятие?
Гарри кованым носком аврорского ботинка откинул с пути ледышку.
– Да похоже, что это и проклятьем не было – так, спецэффекты. Не то у него в глазах зарябило от того, что всё время на древко косился, не то увлёкся чтением и зацепился шарфом за стойку... дурень, в общем, вот и всё. Малфой, скользкий гадёныш, конечно, всё отрицает, но Минерву это только ещё больше разозлило. Ему исключение светит...
– Да ладно, – махнула рукой Гермиона, – Драко отмажет.
Гарри покосился на неё, но ничего не сказал. Мысленно выругав себя за привычку называть Малфоев по имени, Гермиона осторожно погладила его рукав.
– А знаешь, – сказала она невпопад, – Я Гильдероя Локхарта вчера видела. Он высох совсем, сморщился. Седой, руки трясутся...
– Серьёзно? – удивился Гарри. – Он же, вроде, и не старый...
– Шестьдесят два года. Целители считают, что магическое истощение ведёт к преждевременному износу организма, – неожиданно для себя самой она всхлипнула и вытерла нос перчаткой. – Заходила вчера в Мунго... по одному делу, и так расстроилась…
– Грустно.
– И вот, он же родился зачем-то таким красивым, – всё глубже погружаясь в собственные мысли, продолжала Гермиона, – у него должно было быть какое-то предназначение… В чём оно? Это ведь страшно, Гарри, когда жизнь кончается, а ты ничего не успел.
– Эй, не вешай нос, – Гарри высвободил руку и обнял её за плечи. – И не бойся. Мы с тобой всё успеем, всё-всё. Я тебе обещаю.
Гермиона хихикнула и уткнулась носом в его колючее пальто.
– Это ты, я надеюсь, с полной ответственностью заявляешь? Как повелитель Даров Смерти?
– А то! – он осторожно взял её за подбородок и коснулся губами кончика носа. – Тебя срочно отогревать надо. У меня дома есть отличный огневиски.
*
– Ой, надо ж цитату поискать, пока совсем не напились!
Раскрасневшаяся Гермиона со стуком поставила опустевший стакан на колченогий столик, и, чётко прорисовывая кавычки движением палочки, произнесла заклинание:
–
Googlio “рассудок и жизнь” плюс “держись подальше”...
Пыльные фолианты библиотеки Блэков не снизошли до какой-либо реакции, однако стоявшие на нижних полках маггловские издания зашевелились, толкаясь боками, и выпустили из своих рядов потрёпанный томик. Суперобложка, на которой был изображён носатый джентльмен с трубкой в зубах, не поспев за книгой, порхнула к ногам Гермионы, а сама книжка приземлилась ей в руки, раскрывшись примерно на середине. Несколько предложений были подсвечены неоново-желтым.
– Посередине страницы стояла одна-единственная фраза, составленная из подклеенных одно к другому печатных слов, – прочитала она вслух. – Она гласила следующее: “Если рассудок и жизнь дороги вам, держитесь подальше от торфяных болот”.
Гарри подобрал с пола суперобложку.
– Артур Конан Дойл, “Приключения Шерлока Холмса”. Выходит, Слагхорн прав и крысёныш с дружками действительно ни при чём. Вряд ли среди этой компании найдётся хоть один любитель маггловских детективов.
– Надо, пожалуй, Минерве сову отправить, – сказала Гермиона, подавляя зевок.
Гарри взглянул на часы.
– Пока она долетит, там всё равно все спать лягут. Завтра отправлю... Походит до утра в подозреваемых, не убудет от него.
– По-моему, кое-кто до сих пор не может забыть его папаше старых обид...
– Да будь моя воля, я вообще бы ни про одного Малфоя не вспоминал, – буркнул Гарри. – Это ты их к каждому разговору приплетаешь...
– Вот ещё, больно надо! – возмутилась Гермиона и развернулась, чтобы шутливо ткнуть его в плечо, но Гарри перехватил её руку.
– А я помню этот свитер, – сказал он, гладя пушистый рукав. – В прошлый раз, когда ты в нём сюда приходила, я тоже собирался тебя поцеловать.
И Гермиона, задержав дыхание, будто ныряла на метле с башни, шагнула ему навстречу.
За то мгновение, через которое она снова ощутила под собой земную твердь, мир успел перевернуться. В этом новом, перевёрнутом мире они с Гарри стояли, прижавшись друг к другу, и всё было уже сказано и понято. И эта близость была так же незыблема и неопровержима, как и невозможность её в прежнем мире, вернуться в который было уже нельзя – и совсем не хотелось.
– Двадцать пять лет, – прошептал Гарри. – Двадцать пять лет. Я должен был это сделать двадцать пять лет назад.
– Ничего, – ответила Гермиона. – Мы ещё всё успеем.
