Глава 7Утром меня разбудил стук в окно. Я нехотя встала, поёжилась и отперла оконную раму. Почтовая сова принесла «Ежедневный пророк». Я дала ей кнат и развернула газету. Почти всю первую страницу занимал снимок изувеченного и лишившегося чувств человека, которого волокли под руки два дементора. Сверху значилось: «Пойман Родольфус Лестрейндж». Я развернула газету.
«Родольфус Лестрейндж, один из наиболее приближённых к Тёмному Лорду Пожирателей, был пойман этой ночью с помощью подложного портала при попытке бежать из Англии.
Слушание дела отложено до завтрашнего дня. По имеющимся на сегодня данным Пожирателю грозит смертная казнь, не применявшаяся со времён Указа о замене смертной казни поцелуем дементора. В списке жертв Родольфуса Лейстрейнджа — Фрэнк и Алиса Долгопупсы, Фред Уизли…».
Стало понятно, чем вызван мой временный отдых. Перси опасался, что я могу воспрепятствовать казни. Оставалось загадкой только то, почему слушание отложено до следующего дня. Мне казалось, что Перси захочет поквитаться с Лестрейнджем на следующий же день после поимки. Закрадывалась мысль, что рассмотрение дела пройдёт всё же сегодня, а прессу ввели в заблуждение, чтобы избежать посторонних глаз ну и меня в том числе.
Я заметалась по комнате в поисках палочки, на ходу одеваясь. Меня ни капли не удивляло, что Лестрейнджа задержали при попытки бежать из Англии. Серьёзно изувеченный во время операции «Семь Поттеров» и лишившийся жены во время битвы за Хогвартс, он вряд ли был в силах бороться за то, чтобы остаться на своих землях подобно тому, как это делали Малфои.
Внезапно пламя в камине вспыхнуло зелёным. Вмиг там показалась голова Малфоя.
— О, Грейнджер, ты уже знаешь. С добрым утром!
Я дивилась, как Малфою удаётся сохранять такой невозмутимый вид в тот момент, когда сейчас, возможно, казнят хорошо знакомого ему человека—мужа тётки.
Я что-то невнятно прошамкала, по привычке прибегая к простому магловскому способу чистки зубов.
— Отправляйся сейчас же к МакГонагалл. Она проходит свидетелем по делу Лестрейнджа. И убеди не давать показания против него. Пусть скажет, что не видела, кто убил пятого или четвёртого, какой он там по счёту, Уизли.
Задача была явно непосильной. В принципиальности МакГонагалл не было равных, как и в честности, впрочем, тоже. Я попыталась возразить, объяснить это Малфою.
— Если не отправишься ты, то придётся мне взяться за это дело, — и с этими словами он исчез.
У меня не возникало сомнений, что он выполнит обещанное, будь то Обливейт или Империус.
Я заметалась по комнате с удвоенной скоростью, вмиг изменив пункт своего назначения.
***
Уже минут через двадцать я стояла на заснеженной дорожке, ведущей из Хогсмида к воротам Хогвартса. Деревня была, как и раньше перед Рождественскими праздниками, пышно украшена. На окнах магазинчика «Зонко» развевались гирлянды, опутывавшие каждого проходившего мимо, двери «Трёх мётел» поблёскивали разноцветными огоньками, даже над входом «Кабаньей головы» появилась вывеска с поздравлением. Всё это убранство было до боли знакомым, но казалось, что по снам, не более. От вида заснеженной деревушки на глаза навернулись непрошеные слёзы. Но не было времени на сентиментальные воспоминания, и я ускорила шаг.
Вскоре уже показался вход на территорию Хогвартса, украшенный двумя вепрями. Я заранее отправила МакГонагалл сову с предупреждением о своём прибытии, поэтому ворота беспрепятственно поддались. Из трубы избушки Хагрида шёл дымок. Я припустилась в направлении главных ворот через подвесной мост. По дороге я почти никого не встретила: большинство учеников отправились домой на Рождественские каникулы. Я распахнула ворота и обвела взглядом холл. Справа неспешно перемещались от одной площадке к другой лестницы, прямо передо мной — двери в Главный зал. Я провела рукой по древним стенам замка.
— Здравствуй, Хогвартс, — едва слышно сказала я.
И только тогда заметила, что передо мной стоят два мальчугана-гриффиндорца, по всей видимости, первокурсники, и смотрят на меня снизу вверх, разинув рты. Я устремилась к директорскому кабинету, едва различая за спиной их шёпот: «Это Гермиона Грейнджер, Героиня Войны».
— Здравствуйте, профессор, — я вошла в кабинет после стука.
МакГонагалл спешно встала с директорского кресла и подошла ко мне.
— Здравствуйте, мисс Грейнджер.
Мы обнялись. Перед глазами замелькали воспоминания: МакГонагалл с распределяющей шляпой в руках, её превращение в кошку в классе трансфигурации, обеспокоенное «Поттер, мы не допустим в школу Того-Кого-Нельзя-Называть, пока вы ищете диадему».
— Профессор, с минуты на минуту в школу прибудет Драко Малфой. Пожиратели хотят помешать Вам давать показания против Родольфуса Лестрейнджа.
МакГонагалл в гневе поджала губы. Но прежде чем она успела ответить, из-за её спины раздался до боли знакомый голос:
— Тогда, пожалуй, беспокоиться не о чем, — прямо над директорским столом висел портрет Дамблдора.
Я подошла ближе.
— Рад приветствовать Вас, мисс Грейнджер. А Вы, как я погляжу, всё та же Гермиона Грейнджер, только взрослая, — и из-за его очков-половинок блеснули проницательные голубые глаза.
— Но тогда хотя бы не пускайте его в школу, — я не знала, как их убедить.
— Не пустить ученика в его же школу? Неслыханная низость, как по мне. А что Вы думаете, Минерва? Двери Хогвартса всегда открыты для его учеников.
— И неслыханная трусость к тому же. Драко Малфой зайдёт в эту школу, если захочет, разумеется, — профессор МакГонагалл была непреклонна.
Мне ничего не оставалось, кроме как попытаться остановить его собственными силами. Возникла неловкая пауза. Мы всегда были преданы друг другу, но никогда не были близки. Я поспешила распрощаться, сердечно обняв МакГонагалл, стараясь этими объятиями передать, как сильно люблю её, кивнула портрету Дамблдора и всё той же дорогой устремилась в обратном направлении. Лестницы меняли направление, я спешила, перепрыгивая ступеньки-ловушки. Во дворе я перешла на бег.
Малфой был возле каменного круга, когда я увидела его. Он шёл навстречу, намеренно не замечая меня. Я опустила руку в карман за палочкой, но она выскользнула: Малфой разоружил меня невербально. Тогда я схватила его за плечи, останавливая, и влепила кулаком в нос с такой силой, что он ударился затылком об один из камней. На секунду мы замерли, в изумлении глядя друг на друга. В этот момент кто-то будто щёлкнул пальцами у меня перед глазами. Шотландские горы, окружавшие замок, солнце, клонившееся к закату, каменный круг. Я увидела это всё будто бы впервые с тех пор, как оказалась здесь сегодня. Я вглядывалась в до боли знакомое лицо застывшего и совершенно сбитого с толку Малфоя. На какое-то едва уловимое мгновение я ощутила себя той самой третьекурсницей, спешившей вместе с друзьями на помощь Клювокрылу. И от того, что теперь всё было совсем иначе, на меня накатила тоска. Казалось, под её тяжестью я упаду. Я смотрела на Малфоя, а он смотрел на меня. И не требовалось ничего говорить. Нам и так были понятны мысли друг друга. Хотелось обнять его и выплакать нашу общую боль.
— Её не переубедить, — сказала я охрипшим голосом.
Он закатил глаза:
— Ну почему вы гриффиндорцы всегда такие упрямые? Зачем создавать себе лишние неприятности, когда всё можно разрешить гораздо проще?
Я побрела в направлении озера к тому дубу, под которым жаркими летними днями мы с Гарри и Роном любили болтать о предстоящих экзаменах, квиддиче и прочих пустяках. Под ногами хрустел снег, такой же звук раздавался за моей спиной — Малфой шёл следом. До самого озера мы не проронили ни слова. Я опустилась на один из камней у воды. Малфой тоже остановился и остался стоять у меня за спиной. Солнце уже наполовину опустилось за горизонт.
— Могли ли мы когда-нибудь подумать, что всё будет именно так? — внезапно сказал он.
Я не поворачивалась. По щекам заструились слёзы.
— Безграничное счастье. Помнишь, Малфой, каково это ощущать его? Такое приходится пережить только в детстве. А что же сейчас? А ведь и сейчас нас окружают все те же радости, которые приводили раньше в небывалый восторг. Так вот все они ничтожны в сравнении с умением восхищаться ими.
— В детстве, — по его голосу было слышно, что он улыбается,— жизнь представляется прекрасной, потому что нам кажется, что мы на всё способны — не знаем границ собственных возможностей равно, как и границ житейских благ. А теперь, Грейнджер, мы знаем. Границ не имеет только неизведанное. Жизнь больше не кажется нам чудесной. Она вполне предсказуема и прозаична.
Он немного помолчал и продолжил:
— Преждевременная зрелость как проклятье. В тебе всё ещё живёт желание чуда, но уже нет надежды. Когда-нибудь в будничной рутине мы потеряем и его, окончательно позабыв о том, какими были прежде и чего желали.
— Я даже не помню тот момент, когда увидела мир иначе. Наверное, это понимание приходит с первым пониманием слова «никогда». Существует нечто, чего тебе не изменить никогда, что бы ты ни сделал. У каждого этот момент наступает в своё время. Будь то смерть или окончательное расставание с близким.
Я повернулась к Малфою, но он уже шагал прочь. Я дала ему возможность скрыться из виду. А затем встала и, последний раз взглянув на закат, побрела в направлении выхода с территории Хогвартса.
