Глава 7Когда на двенадцатые сутки их путешествия в открытые окна экспресса победителей повеяло океаном, ментор даже не поверил - неужели они добрались до Четвертого дистрикта? Хмурый до сей поры Цинна ожил буквально на глазах: уже битых полчаса, стоя посреди их с Порцией импровизированной мастерской, он мурлыкал под нос какую-то незамысловатую мелодию и с дотошностью истинного мастера своего дела разъяснял Вении тонкости вечернего макияжа Китнисс для выхода в Четвертом. Развалившись в кресле в углу, Хеймитч расставлял фигуры на лежащей перед ним шахматной доске и рассеянно слушал доброжелательный и одновременно строгий голос молодого человека - последнего, кто еще мог нормально разговаривать в этом сумасшедшем доме.
После выволочки, устроенной Эффи Бряк поочередно каждому из его победителей, обстановка в гостиной уже второй день напоминала игру в молчанку: Эффи сердито хмурилась и презрительно поджимала губы при одном только появлении Китнисс или Пита, а все старания Порции завязать хоть какой-нибудь разговор заканчивались полным провалом. Один лишь Мастер, как прирожденный дипломат, умудрялся находить общий язык с обеими конфликтующими сторонами. Скрепя сердце Хеймитч даже готов был признать правоту своей капитолийской помощницы – молодежь действительно вела себя необдуманно. Одно дело ворковать и миловаться на публике и совсем другое…
а что другое-то? Ну да, несмотря на все запреты и истерики Мисс-Вселенской-Глупости, сегодня утром он снова застал Пита выходящим из купе своей напарницы, – в полурасстегнутой рубашке, с горящим лицом и мокрой взлохмаченной шевелюрой, – но никто доподлинно не мог утверждать, чем именно занимались эти двое ночами напролет.
Чем занимались – в шахматы играли, усмехнулся своим мыслям ментор.
Стоило вспомнить о шахматах, и в голову тотчас постучалась гениальная идея переговорить на этот счет с Цинной. Двенадцатому до зарезу нужен был дельный совет, и Мастер с его абсолютной логикой и рассудительностью был наилучшей кандидатурой на роль советчика. В таком тонком деле нужна была ненавязчивость и тактичность, коей старый пропойца никогда не страдал. По правде сказать, сам он никогда не был строгим моралистом, и уж тем более ему не случилось стать строгим отцом… и он на самом деле понятия не имел, как вести себя в подобных случаях. Менторство накладывало определенные обязательства по общению с подростками, но все прежние его подопечные были для Хеймитча Эбернети не детьми – всего лишь трибутами. Очередным пушечным мясом. Очередными безликими демонами, имена которых он помнил, как свое собственное.
Эти двое оказались первыми, кто нашел путь к его мертвому сердцу.
Цинна выпроводил свою помощницу, поднял раму открытого окна и принялся распаковывать совершенно сногсшибательные наряды Двенадцатых: на один из манекенов он надел невесомое полупрозрачное платье цвета морской волны для своей музы, а на другой – шикарный, иссиня-серый, как штормящее осеннее море, костюм для Пита.
- Белые или черные? – поинтересовался Хеймитч, расставляя фигуры по пустующим клеткам согласно их цвету и рангу.
- Уступаю тебе право выбора, - отозвался Цинна, примеряя к платью Китнисс яркий отрез какой-то прозрачной материи.
- Тогда мои белые.
- Напомни-ка, чем закончилась наша предыдущая партия?
Ментор невесело усмехнулся. В последний раз они сразились в шахматы в ночь перед отъездом Двенадцатых в родной дистрикт. Игра получилась совершенно бестолковой: Цинна постоянно кусал костяшки пальцев, хмурился и пропускал ходы, что выдавало крайнюю степень его волнения, а сам Хеймитч не мог думать ни о чем, кроме как о лишившемся головы Сенеке и о грядущих последствиях этой казни для его новоиспеченных победителей.
- Честное слово, не помню, поэтому выставил ее заново, - признался он, разворачивая доску белыми фигурами к себе. Молодой человек примирительно кивнул и, прищурившись, сделал шаг от манекена.
- По-моему, слишком вызывающе, - бросил он через плечо своему собеседнику, - как ты считаешь?
Хеймитч вскинул брови и выразительно фыркнул –
тоже мне, нашел, кого спросить!
- Да, извини, ты прав – я сморозил глупость, - негромко рассмеялся Мастер. – Так что там у нас – просто шахматы или очередной задушевный разговор?
- Одно другому не мешает. Как думаешь, они действительно… гм-гм…
спят вместе? – на мгновение замявшись, вопросительно пробурчал ментор, делая первый ход. – Пешка с е2 на е4.
Цинна спрятал усмешку: окажись на его месте кто-то другой, Двенадцатый не постеснялся бы назвать вещи своими именами, но с образованным и благовоспитанным потомком аристократической фамилии старому дебоширу приходилось обдумывать каждое слово и выбирать каждое выражение.
- Мы оба знаем Китнисс. И оба знаем Пита. Думаю, тебе не стоит беспокоиться, - продолжая колдовать над вариантами накидки для платья, примирительно уронил он, даже не обернувшись. – Е7 на е5.
- Лично меня больше волнует мальчишка, - признался Хеймитч, передвигая за Мастера его пешку и угрюмо потирая заросший подбородок. – Черт подери, Цинна, ему же шестнадцать! В этом возрасте гормоны шалят будь здоров… у меня, по крайней мере, шалили. Как бы он не натворил чего по глупости… конь с g1 на f3.
- Ты постоянно твердишь, что мы должны доверять им, – иронично парировал Мастер, выразительно глянув через плечо на своего противника. – К тому же сам знаешь – у нашего мальчика железная выдержка. Конь с b8 на c6.
-
Доверяй, но проверяй, всегда говорил мой отец, - фыркнул ментор, переставляя фигуру. – Железная выдержка… ага, как же! А как насчет такой штуки, как физиология? Вспомни свои шестнадцать и представь рядом любимую девушку – ты бы сдержался? И Китнисс тоже хороша – неужели она ни черта не понимает?
Он не кривил душой. Ему действительно сложно было представить, чтобы ночные визиты Мелларка к своей напарнице ограничивались только платонической болтовней о звездах. Ладно бы один раз, ну два… но не которую ночь подряд. Ни один нормальный мужик бы этого не выдержал. Особенно мужик несовершеннолетний. Даже с самым что ни на есть железным самообладанием.
- Китнисс еще невинное дитя, - отозвался Цинна, продолжая разглядывать манекен, и в его мягком голосе мелькнула нежность. – Твой ход.
- Как же, невинное дитя, - Хеймитч недовольно фыркнул ему в спину. - Скорее, провокаторша, а не дитя – какого черта она вообще впускает к себе мальчишку? Нужно быть совершенной дурой, чтобы не замечать, что с ним творится! В любом случае выбор у меня невелик: или девочка редкий сухарь, или мне в скором времени придется нянчиться с прибавлением. При всем моем уважении к Мелларку я бы предпочел первый вариант. Слон f1 на b5.
Обернувшись к столику, Мастер с интересом посмотрел на расстановку фигур на доске и удивленно поднял брови.
- Испанская партия?
- Не понимаю, о чем ты, - ментор пожал плечами. – Так всегда начинал мой отец.
- Мой предпочитал шотландскую… не суть, - молодой человек отложил ткани и присел в кресло напротив. – Ты и сам понимаешь сейчас, что говоришь глупости. Разве дети – не то единственное, чего Китнисс боится больше всего на свете? Ты действительно думаешь, что она окажется настолько беспечна? Плохо же ты знаешь нашу девочку!
Хеймитч тяжело вздохнул. Цинна был единственным во всей их команде, –
если не во всем Панеме! – кто понимал Китнисс без слов. Именно поэтому ментор и предпочитал собственным беспочвенным измышлениям его благоразумные советы.
- Мы должны доверять им, - повторил Мастер, сдвигая очередную пешку. – Они уже не просто подростки – они победители. Мы можем лишь подсказать им следующие шаги, но идти дальше им придется самим.
Мужчины успели сделать еще по три хода, когда их игру и разговор прервала Порция – заглянув в купе за костюмом Пита, молодая женщина с интересом уставилась на шахматную доску.
- Вот вы где, - улыбнулась она ментору. – Не хочу отвлекать вас, однако мы прибываем через час. Дети уже готовы, но Эффи нервничает на ваш счет…
Она нервничает, надо же! Хеймитч обреченно закатил глаза: в нынешнем своем состоянии Эффи Бряк напоминала клокочущую лаву вулкана, готовую при первом же удобном случае вырваться наружу, и ему совсем не хотелось оказаться на ее пути.
- Мне придется тебя оставить, - нехотя поднимаясь из кресла, пробубнил он Цинне. – Если эта невыносимая женщина обнаружит меня здесь, я боюсь, эту партию тебе придется заканчивать с кем-то другим.
- Закончим после банкета, - примирительно улыбнулся молодой человек, вставая следом за ним. – Все равно ты снова будешь шататься по поезду и изображать из себя полуночное привидение.
- Прямо бальзам на душу! – иронично хмыкнул Хеймитч и сокрушенно покачал головой. – Эх, и что я буду делать долгими зимними вечерами в Двенадцатом без такого ценного противника?
Выразительно усмехаясь, Мастер повел плечами.
- Тебе стоит подыскать себе другого партнера по шахматам, - посоветовал он. – Как насчет Пита?
- Вряд ли мальчишка отличит пешку от ферзя, - попытался отшутиться ментор, но сама идея показалась ему неожиданно привлекательной.
- Ты все еще недооцениваешь Пита Мелларка, - Цинна выразительно заглянул в глаза своего собеседника. – Научи его, он толковый мальчик. Поверь, это еще не самое страшное, чему тебе придется его учить.
Четвертый дистрикт встретил победителей приливом и легким солоноватым ветром, доносившимся с моря. На вокзале опять оказались одни лишь миротворцы, из чего ментор сделал вывод, что Огненную Китнисс снова ожидал бурный прием. Хвала чертям, на этот раз ко Дворцу правосудия их везли в обычном автомобиле, но девочка все равно опасливо оглядывалась по сторонам. Надо сказать, в Четвертом было, на что посмотреть, и самой выдающейся его достопримечательностью являлась бесконечная водная гладь, простиравшаяся до самого горизонта. Дорога шла серпантином, вдоль каменистого берега, и уже через несколько минут его победители, как самые обычные дети, припав к стеклам машины и забыв обо всем на свете, восторженно разглядывали пенящийся где-то внизу прибой и метущихся над ним белых крикливых птиц.
- Это дальние родственники нашей Эффи – такие же надоедливые и такие же глупые, - иронично усмехнулся Хеймитч на вопрос Пита о том, что это за птицы.
Дворец правосудия располагался на центральной площади, выложенной круглыми, обкатанными морем камнями. После грунтовых дорог в Десятом и избитого рытвинами асфальта в Восьмом мощеная булыжником мостовая показалась Двенадцатым чем-то экзотическим. Ментор заметил удивление на лице Китнисс. Еще бы, здесь все отличалось от того, что они успели увидеть прежде: начиная с острого специфического запаха рыбы и водорослей, которым пропитались в Четвертом дома, улицы и даже сами его жители, и заканчивая лицами этих самых жителей - загорелыми и обветренными, закаленными здешней природой и суровым образом жизни рыбаков и мореходов.
Толпа на площади перед Дворцом тоже напоминала море, неспокойное и бурлящее. Еще не шторм, еще не гроза, но уже не лазурная безмятежность. Еще издалека Хеймитч разглядел отдельно стоящую группу в темно-синей униформе. Черт бы их подрал – профи! Неужели курсанты местной Академии решили поприветствовать победителей? Ментор поежился: если уж ему здесь неуютно, то что будет во Втором, чья Академия миротворцев «славится» своими выпускниками на весь Панем? Вот Китнисс и Пит поднялись на трибуну, украшенную государственными регалиями, и людское море зашумело – предупредительно и гневно, как шумит надвигающаяся буря. Пытаясь поддержать своих подопечных, Хеймитч снова спустился в толпу и теперь, засунув руки в карманы брюк, с деланно скучающим выражением на кислой небритой физиономии стоял в первом ряду, прямо перед оцеплением. За звоном в ушах он не слышал официальной речи – знал лишь, что она отличалась от всех предыдущих: умение Пита играть словами в очередной раз помогало его напарнице донести до жителей морского дистрикта что-то свое, особенное, предназначенное только для них.
- Нам повезло, Четвертый решил повременить с кровопролитием и рукоприкладством, - отчитался ментор перед Цинной, ожидавшим свою музу в отведенной для Двенадцатых комнате отдыха. От его слов Китнисс вздрогнула и молча поежилась – отсутствие стрельбы и водометов еще не означало, что здесь было тихо и спокойно.
Банкет начался, как обычно, в десять – и он оказался необычным, как и все остальное. Хеймитч только изумленно присвистнул: на этот раз победителей и их свиту принимали на борту украшенной сотнями бумажных фонариков огромной фешенебельной яхты местного мэра, пришвартованной прямо у набережной, чтобы гости при желании смогли сойти на берег и прогуляться в одиночестве по безлюдному пустынному пляжу… разумеется, под чуткой охраной парочки миротворцев. Праздно шатаясь по палубе среди разодетой элиты Четвертого с любимой выпивкой в руке, он внезапно разглядел в незнакомой толпе знакомое лицо. Мэгз… не может быть… ей, что же, позволили остаться в дистрикте к их приезду?
Мэгги Линн Коэн была единственным из ныне живущих победителей, кого Хеймитч Эбернети называл на «вы». И дело было не в ее преклонном возрасте – если ему не изменяла память, сейчас старушке Мэгз шел восьмой десяток лет – и уж точно не в заслугах перед Капитолием – шестеро из ее подопечных в разные годы становились победителями Голодных Игр, – а в том глубоком чувстве почитания и уважения, которое он действительно испытывал к этой маленькой сухонькой женщине. Ее влияние в Четвертом было поистине безграничным – вот уже десять лет, как она официально покинула пост ментора морского дистрикта, но Хеймитч был твердо убежден, что все ее победители до сих пор прислушивались к ее рекомендациям и советам.
Уж один-то прислушивался точно.
- Искренне рад вас видеть, - подойдя к ее стоящему у парапета креслу и приветственно склонив голову, поздоровался он. Мэгз удивленно подняла седые брови.
- Какая вежливость, Двенадцатый, – улыбнувшись одними глазами, отозвалась она, слегка картавя. – Не пг’илично напоминать даме о ее возг’асте!
- А разве я напоминал? – поддерживая шутливый тон беседы, парировал ментор, опираясь на перила рядом с ней.
- Когда Хеймитч Эбег’нети говог’ит женщине «вы», одно из двух: либо она его мать, либо ей вот-вот стукнет добг’ая сотня лет, - колко пояснила Мэгз, сверкая проницательным взглядом. – Судя по всему, я больше подхожу на втог’ой ваг’иант.
Он только и смог, что коротко усмехнуться.
- У тебя исключительные г’ебята, Двенадцатый, - внимательно глядя на покачивающихся в такт музыке Пита и Китнисс, негромко уронила она. – Финник г’ассказывал мне о них, когда был здесь в последний г’аз.
- Я так понимаю, он и все остальные сейчас в столице, - проследив за ее взглядом, то ли сказал, то ли спросил ментор.
- Все, кг’оме Энни – хоть она и единственная женщина-победитель в Четвег’том, ей нечего делать в Капитолии.
Конечно, он помнил ее, Энни Кресту, победительницу Игр пятилетней давности. Первого и последнего трибута, вернувшегося с Арены с чистыми руками.
И съехавшей крышей, горько поправил себя ментор – за все Игры не взявшая в руки даже ножа, бедная девочка тронулась рассудком, когда на ее глазах обезглавили ее напарника. Она победила случайно: после того, как запущенное распорядителями землетрясение неожиданно разрушило дамбу и на Арену хлынули неуправляемые потоки воды, она оказалась единственной из оставшихся в живых игроков, кто умел плавать. Можно сказать, ей и дальше повезло – никто в Капитолии не захотел нянчиться с безумной неуравновешенной истеричкой, и девушку оставили в покое, препроводив в родной дистрикт на попечение старушки Мэгз.
- И что же еще говорил о моих ребятах ваш «звездный мальчик»? – отгоняя невеселые мысли, беззлобно усмехнулся Хеймитч, делая очередной глоток.
- Всякое, - уклончиво отозвалась его собеседница, заставляя его улыбнуться – воистину, своей дипломатичностью Финник Одэйр был обязан именно своему ментору!
- Хотите, я вас представлю? – запоздало опомнился он, на что Мэгз лишь отрицательно покачала головой.
- То, что мне позволено остаться, еще не означает, что мне позволено своевольничать, - сделав предупредительный жест, остановила его она, продолжая задумчиво разглядывать Двенадцатых. – Мне достаточно и того, что я уже увидела. Финн был пг’ав: эта девочка, как огонь, котог’ому необходим очаг – иначе он уничтожит все на своем пути.
Ментор удивленно вскинул брови. И давно ли красавчик Одэйр стал таким наблюдательным?
- Надеюсь, мы встретимся с ним в Капитолии – вряд ли наша гламурная русалка пропустит Банкет Победителей! – фыркнул он. Мэгз выразительно подняла на него свои пронзительные светлые глаза, и на одно мгновение Хеймитчу стало стыдно.
- У каждого из нас своя г’оль, мой мальчик, - снисходительно коснувшись теплой старушечьей ладонью его руки, лежащей на парапете, по-матерински нежно негромко уронила она. – Кто-то пьяница, кто-то сиделка, кто-то игг’ушка. Кто-то огонь, а кто-то – то немногое, что после него остается.
Он не стал больше напрягать свою собеседницу - судя по ее уставшему лицу, Мэгз и без него порядком утомило это шумное мероприятие. Извинившись и сказав напоследок какие-то теплые слова, ментор, пошатываясь, побрел вдоль борта, задумчиво разглядывая отражения фонариков в темной блестящей воде. Четвертый дистрикт со своим пряным запахом моря и обманчивым ощущением свободы странным образом изменил настроение команды победителей: где-то наверху играла громкая музыка, и его спутники, кажется, танцевали и веселились. Вот только ему было совсем не до веселья.
У каждого своя роль… Что ж, со своей он пока справлялся.
А вот о роли зеленоглазого любимчика Капитолия мог только догадываться.
Дойдя до кормы, ментор облокотился на поручни и уставился на огни, горящие вдоль набережной. В слегка шумевшей от выпивки голове пчелиным роем гудели мысли, и потому он не сразу услышал голоса на палубе над собой. Один из них, женский, еле слышно выдохнул:
- Нам не стоило начинать этот разговор… это ничего не меняет…
Хеймитч никогда не был сплетником, ему стыдно было подслушивать, и он уже честно собрался тайком убраться отсюда, чтобы не спугнуть говоривших, но прозвучавший следом мужской баритон заставил его передумать:
- Это все меняет. Ты не можешь так поступить. Ему не справиться одному.
Неужели Цинна? О чем это он…
и о ком?
- Он прекрасно справляется. Мой перевод ничего не изменит.
Он уже слышал однажды эти сдавленно-строгие интонации. Неудивительно, что он не сразу узнал голос – обычно его хозяйка разговаривала не иначе, как на визгливых повышенных тонах…
Черт подери, что все это означало?!
- Говорю же тебе, эта девушка всего лишь помогала нам. И за это поплатилась. Я до сих пор не знаю, что с ней случилось. При всех-то моих связях.
- И он больше никогда не говорил о ней?
- С того дня, как она исчезла – больше никогда.
Клаудиа! Они говорили о Клаудии? Но какого черта… что это с ней - неужели обычная женская ревность? Да это же просто смешно! Он сдавленно фыркнул. Уязвленная гордость требовала уйти и оставить этих двоих наверху в одиночестве... но любопытство оказалось сильнее.
- Я боюсь даже представить, что он мог натворить и что тебя так задело, - снова подал голос Мастер, - но ты напрасно себя изводишь. Я знаю, о чем говорю. Это его язвительное хамство – всего лишь видимость, маска, за которой он прячется от Капитолия. И от тебя.
Его собеседница сдавленно хмыкнула, заставляя ментора нахмуриться.
- Ему не за чем от меня прятаться. Не после того, что он знает обо мне.
- Помоги ему. Потерпи его. Прошу тебя, он не справится в одиночку. Особенно теперь.
Особенно теперь? Интересно, что имелось в виду? Напряжение, царившее в Панеме, его победители, разыгрывающие собственную опасную партию пылких влюбленных... или он сам, позволивший себе роскошь -
чувствовать? Где-то внутри вспыхнула ярость. Он больше не мог подслушивать… он попросту не хотел этого слышать. Осторожно, ступая так тихо, как только мог, он пробрался обратно к борту и вернулся на палубу, где гостям уже подали очередную необычность – импровизированный фонтан из шампанского. Повертел головой, разыскивая в шумной толпе своих подопечных, но вместо них заметил спускавшихся с верхней палубы Цинну под руку с Эффи.
Значит, слух не подвел его.
- Где наши ребята? – набросился он на них. Эффи саркастически подняла тонкие нарисованные брови.
- Ты у меня спрашиваешь? По-моему, это ты у нас добренький ментор, который им все спускает с рук, а я – злобная ведьма с замашками тиранши! – едко огрызнулась капитолийка привычным ему высоким голосом и, вырвав из руки Мастера тонкий локоть, поспешила убраться подальше. Еще немного – и она послала бы его к чертовой матери...
От этой мысли ему стало совсем хреново.
- Да что это с тобой? – проводив сочувственным взглядом ее гордо удалявшуюся спину, не сдержался Цинна.
- Что со мной?! – яростно сверкнув глазами, сквозь зубы зашипел Хеймитч. – Со мной этот гребаный, мать его дери, Тур победителей! Со мной двое испуганных подростков и куча высокоморальных капитолийцев! Со мной разъяренный Панем, а на горизонте - всемогущий Капитолий… вот что со мной!
- Успокойся, я сам найду их, - удивленно выдохнул молодой человек, примирительно вскидывая руки. – Только успокойся… и выпей. Вот, как раз для тебя, прелестный фонтанчик… только успокойся.
Он даже не успел возразить или возмутиться, а Цинны уже и след простыл. Черт подери, зачем он наорал на мальчишку? Не потому ли, что все сказанное там, на верхней палубе, было чистой правдой – от первого до последнего слова? Он действительно прятался от них. Ему действительно не справиться одному. И он действительно натворил кучу глупостей, пытаясь побольнее задеть ту, которая всегда была слишком добра к нему.
Завтра он все исправит, клятвенно пообещал себе ментор. Повинится перед Мастером и постарается не раздражать Мисс-Вселенскую-Глупость. И непременно придумает способ растормошить своих подопечных, иначе все оставшееся время Тура победителей эти дети так и будут в одиночку сражаться со своими страхами.
Фонтан из шампанского сделал свое дело: упившись игривыми пузырьками до беспамятства, Двенадцатый отрубился прямо на палубе. Кто и как доставил его в собственное купе, он так и не узнал, потому что очнулся уже в летящем на полной скорости экспрессе только к середине следующего дня. Он пропустил отъезд из Четвертого, но его мучили вовсе не угрызения совести, а похмелье и дикая головная боль.
Зато он точно знал, как заставить улыбнуться Китнисс Эвердин.
Но для начала он решил-таки переговорить с Питом. Не рискнув показываться в столовой в своем помятом состоянии, Хеймитч выловил мальчишку у вагона с его картинами. Хотя все вокруг только и твердили, что о потрясающем художественном таланте Мелларка, ментору стыдно было признаться, что он до сих пор не видел ни одной из его работ. Да и сейчас не собирался смотреть: молча кивнув на дверь, он решительно открыл ее, пропуская Пита вперед, и так же решительно захлопнул за своей спиной.
- И давно ты таскаешься по ночам к малышке? – с места в карьер начал он.
- После твоего красочного описания всех прелестей Арены, - сдержанно ответил Пит.
- Ага, по самым скромным подсчетам уже пятые сутки… и сегодня тоже ночевал у нее?
Пит промолчал, и Хеймитч расценил его молчание как утвердительный ответ.
- Слушай, парень, я не эта капитолийская кукла, - он запнулся и мысленно отругал себя, – и я не собираюсь читать нотаций. И уж точно не стану распекать тебя. Но ты и сам должен понимать, что ведешь себя, как безмозглый безответственный пацан. Которым, кстати, я никогда тебя не считал.
- Это обвинение? – в небесно-голубых глазах Мелларка задрожали уже знакомые ментору колючие льдинки. Он примирительно повел плечами.
- Да нет же, просто дружеский совет…
- И давно мы стали друзьями?
Он не знал, что ответить. Парень был прав: старый пропойца был для него кем угодно - наставником, советчиком, коварным интриганом и плохим примером, но никак не другом.
- Хорошо, пусть не дружеский – менторский…
- А как же все наши разговоры о доверии? Очередной пустой треп? – невесело поинтересовался Пит, и Хеймитч виновато поморщился.
- Доверяй – но проверяй…
- Между нами ничего нет – вы ведь это хотели услышать? – Пит перехватил настороженный неверящий взгляд наставника и, твердо глядя ему в глаза, сглотнул и с видимым усилием добавил: - И никогда ничего не было. И не будет. Но только так она может уснуть… я всего лишь хочу, чтобы она спала без кошмаров.
Ментор удивленно крякнул. Он приготовил кучу слов, веских доводов и убедительных советов, а парень взял и вот так запросто выложил ему все начистоту!
- То есть ты хочешь сказать мне, что делишь с ней одну постель – и между вами ничего не происходит? – иронично переспросил Хеймитч, и лицо Пита пошло красными пятнами.
- Именно так – ничего не происходит, - глухо подтвердил он.
Ментор тихо присвистнул. Выходит, Цинна был прав.
- И как ты справляешься… со всем этим? – искренне удивился он. Мелларк вздрогнул и поспешно отвел глаза.
- Как-то справляюсь… но я надеюсь, вы не станете спрашивать об этом у Китнисс?
Ему только и оставалось, что утвердительно покивать головой. Разумеется, он не станет спрашивать – вряд ли девочка так же запросто расскажет ему хоть что-нибудь о том, что происходит по ночам за дверями ее купе.
- Я тебе верю, - только и смог сказать ментор, ободрительно похлопав Пита по плечу. – А теперь пошли отсюда. У меня есть небольшое испытание для вас двоих, и здесь понадобится все твое самообладание. Ну и немножко помощи остальных. Встретимся через час в салоне.
Ровно через час, чисто выбритый и относительно протрезвевший, Хеймитч поплелся в общую гостиную. Все оказались в сборе: Пит пришел буквально за пару минут до него, Цинна негромко переговаривался с Китнисс, Порция листала модный журнал, а Эффи снова что-то строчила в своем фирменном блокноте. При его появлении Мастер настороженно поднял глаза, ожидая очередной гневной вспышки. Ну нет, сегодня он твердо решил быть паинькой…
- Как насчет урока танцев?
Эффи выронила из рук блокнот и, обернувшись, прищурилась.
- Это что, твоя новая шутка?
- Вовсе нет, - его рассмешило выражение их вытянувшихся лиц. – Я серьезен, как никогда. Вы все видели, как они танцуют… да никак! А теперь представьте себе: Капитолий, Банкет победителей, цвет общества – и эти двое отплясывают провинциальную джигу!
Кажется, его слова возымели эффект – Цинна оживленно улыбнулся.
- А ведь ты прав, друг мой! И какие будут предложения?
- Танго! – отбрасывая журнал, воскликнула Порция. – Самый чувственный и романтичный танец – как раз для пылких влюбленных!
- Лучше румба, - неуверенно отозвался Мастер. – Тоже достаточно чувственный и менее техничный…
- Эй-эй! – порывисто вскакивая с дивана, недовольно запротестовала Китнисс. – Какие еще танцы? Я не умею танцевать все эти танги и румбы… и Пит тоже… Пит?
- Ну и что? – весело парировал ментор, игнорируя брошенный в его сторону растерянный взгляд Мелларка. – Я тоже не умею. Будем учиться вместе.
Он поймал пять пар глаз, изумленно уставившихся на него. Да-да, они не ослышались. Хватит паники и истерик. Он ведь собирался растормошить их? Любые танцы в его исполнении были лучшим способом надорвать животы от смеха.
- Тогда вальс, - поднимаясь со своего места, решительно скомандовала Эффи, направляясь к музыкальному проигрывателю. Она подмигнула ошалевшей Китнисс. – Не волнуйся, деточка, он гораздо проще всего предложенного. Его шаги осилит и твой напарник, и даже ваш уважаемый ментор!
Поколдовав у прибора, капитолийка нажала на несколько кнопок, и в салоне полилась негромкая лирическая музыка.
- Кавалеры приглашают дам! – в ее синих, сердитых еще минуту назад глазах загорелся азартный огонек. – Китнисс, ты начнешь с Цинной, а Пит будет моим партнером…
- Ну уж нет, детка, - хмыкнув, перебил ее ментор. – Мальчишка пусть танцует с Порцией, а ты займешься самым противным учеником!
Он сделал шаг вперед и, вызывающе усмехнувшись, протянул ей руку.
- Кажется, именно так положено приглашать на танец?
Мгновение Эффи колебалась, а потом нехотя шагнула ему навстречу.
- Спины прямые, локти и подбородки параллельно полу! – учительским тоном начала она, осторожно вкладывая пальцы в его раскрытую ладонь и гордо задирая голову. – Кавалеры, левая рука ведущая, правая на спине партнерши, на уровне лопаток! Дамы, соответственно, правая рука ведомая, левая на плече партнера! Основной шаг: правой ногой вперед, левую в сторону, правую приставить, затем левой ногой шаг назад, правую в сторону, левую приставить! Мужчина ведет, женщина следует! И соблюдаем дистанцию… итак, начали!
Он послушно сделал шаг вперед – правда, почему-то с левой ноги – и тут же наступил своей партнерше на носок ее шикарной туфельки. Эффи возмущенно вспыхнула, но сжала губы и стоически промолчала.
Уже через несколько минут в салоне раздались первые смешки: если легкая и бесшумная Китнисс постоянно сбивалась с шага и уже успела порядком оттоптать ноги своему стилисту, то что уж было говорить о Мелларке? Поначалу Хеймитч всерьез опасался, что парень примет его предложение учиться танцам за насмешку над его неповоротливостью, но Пит и не собирался обижаться: со всем своим природным упорством и усердием он снова и снова повторял незамысловатые шаги и повороты и всякий раз виновато очаровательно улыбался Порции, когда сбивался в такта или наступал бедняжке на ногу. Сам ментор побил все рекорды неуклюжести: хотя он сразу почувствовал ритм и в движениях не было ничего сложного, он усердно продолжал изображать эдакого деревенского увальня – то делал лишний шаг, то поворачивал не в ту сторону. Эффи бесилась от его выходок до тех самых пор, пока в какой-то момент, снова делая нарочито неверный поворот, он не подхватил ее подмышки и, приподняв над полом, совершенно правильно повторил все шаги в обратную сторону.
- Ты снова всех дурачишь, - тихо прыснула она, покачав головой. Хеймитч неопределенно повел плечами.
- Я всего лишь хочу, чтобы они спали без кошмаров, - коротко кивнув в сторону смеющихся где-то рядом Китнисс и Пита, повторил он слова Мелларка.
Через час подобных истязаний Эффи смилостивилась над своими учениками: она объявила десятиминутный перерыв и распорядилась, чтобы в гостиную подали фрукты и охлажденные напитки. Облегченно падая на диван, ментор подцепил с подноса виноградную гроздь и принялся жадно запихивать в рот прозрачно-зеленые ягоды с совершенно уморительными ужимками, заставляя всех окружающих давиться от смеха.
Ничего-ничего, ему не привыкать бывать дураком…
- Перерыв окончен, часть вторая! – задорно скомандовала Эффи, постучав вилкой по бокалу. – Пары меняются партнерами! Цинна – Порция, Пит – Китнисс!
Все еще продолжая посмеиваться, ментор успел заметить, как дрогнуло лицо Пита, и его живая и теплая улыбка тотчас стала натянутой. Неужели из-за этого дурацкого танца в обнимку? Парень неуверенно шагнул к своей напарнице, протянул руку, и Хеймитч разглядел, как предательски задрожали его пальцы.
Как-то справляюсь, шепнул вымученный голос в его голове.
Черт побери, и как же он мог так проколоться?!
По напряженной спине бежит тонкая холодная струйка. Я пытаюсь улыбаться и повторять за стилистами их движения… но думаю лишь о тонкой руке, лежащей на моем плече. На какое-то короткое мгновение мне отчаянно хочется поддаться слабости и прижаться к ней горящей щекой. От этой мысли я сбиваюсь с шага, и моя партнерша вопросительно поднимает брови – в ее стальных глазах светится молчаливое сочувствие. Ну да, для нее я по-прежнему неуклюжий городской пекарь…
Чувствую себя жалким и ничтожным.
И выжатым, как лимон.
Какие могут быть танцы, когда от ее близости у меня темнеет в глазах и предательски подгибаются колени?!
- Извини, я, кажется, только что наступила тебе на ногу, - надеясь поддержать меня, шутливо шепчет в ухо Китнисс – и тотчас показательно-громко возмущается: - Сознавайтесь, кто из вас придумал это наказание?
Ее слова вызывают во мне беспричинный нервный смех. Я смеюсь. Бесконечные, бессонные ночи рядом с ней – вот оно, настоящее мое наказание. И настоящее мое счастье. Уже вторые сутки Китнисс, наконец-то, спит спокойно... относительно спокойно: согреваясь в моих руках, она больше не мечется, не кричит и не порывается бежать спасать тех, чьи имена то и дело дрожат на ее искусанных в кровь губах. Пряча лицо в темных, рассыпанных по подушке локонах, я шепчу ей на ухо бессмысленные утешительные слова, безуспешно пытаясь не дышать – боюсь окончательно сойти с ума от запаха ее кожи и ее волос. Спасаясь от своих демонов, она спросонья прижимается ко мне всем телом, зарывается носом куда-то в шею, и мне остается лишь судорожно сжимать зубы. Каждое ее движение в моих объятиях – моя личная маленькая смерть… оно причиняет томительную боль, но я сам выбрал для себя такую участь. Я баюкаю Китнисс, но сам боюсь уснуть. У меня тоже есть свои кошмары... один липкий навязчивый кошмар. Я давно уже не вижу мертвецов и переродков. В моем новом сне только она – в разорванной пижаме, со следами поцелуев и зубов на бледной, светящейся в темноте коже и обжигающим презрением в стальных глазах. Чужая, далекая, холодная. Это мой единственный страх – однажды не сдержаться и потерять ее…
Но если мои объятия помогают Огненной Китнисс выбираться из ее кромешно-черного ада – что ж, я буду и дальше обнимать ее и покорно сгорать в ее руках.
Мой собственный ад – бесстыдно-алый, с пульсирующими в самом низу живота языками пламени – приходит с первыми лучами солнца. Каждое следующее утро кошмарнее предыдущего: с величайшей осторожностью, чтобы только не потревожить драгоценный чуткий сон виновницы моих мучений, выпутываюсь из ее цепких тонких рук и тайком позорно сбегаю в холодный душ. Пронзительно жалящие иглы ледяной воды и долгий сеанс самобичевания и самовнушения перед зеркалом позволяют на какое-то время прийти в себя и вернуться в постель до того, как она откроет глаза.
Это повторяется раз за разом – проснувшись, она искренне удивляется моим мокрым волосам, а я ее откровенной слепоте…
Где-то далеко–далеко высокий взволнованный голос Эффи считает такты вальса:
- Раз, два, три… раз, два, три… шаг, в сторону, приставить! У вас почти получается!
Китнисс сдавленно усмехается, недоверчиво трясет головой. Пряди ее струящихся по плечам волос касаются моего лица… я задыхаюсь… куда подевался весь воздух?!
Вдох-выдох, вдох-выдох… раз, два, три… раз, два, три…
У тебя почти получается, Пит Мелларк. Стисни зубы, спрячь эмоции. Жар в груди и тяжесть в ногах. Головокружение и бешенство. Острый стыд и болезненное желание.
Держись. Еще немного, совсем чуть-чуть – и ты снова сможешь сбежать…
Цинна и Порция одобрительно аплодируют, Эффи хвалит наши шаги, и только старый ментор виновато кривит губы и не сводит с меня сочувственных глаз. Тонкая рука на моем плече машинально касается взмокших волос на затылке, и Китнисс едва заметно сжимает дрогнувшими пальцами мою ладонь. Ловлю теплый благодарный взгляд. Улыбаюсь в ответ – так искренно, как только могу. Сведенные в пружину внутренности не дают вдохнуть. Не знаю, сколько еще смогу это выдержать… Что мне ярость и гнев Капитолия, если эти робкие прикосновения, и эти прозрачные стальные глаза, и эти липкие ночные кошмары давно уже стали ежедневной и самой изощренной моей пыткой?! 
