Глава 77
***
Если нужно тайком выбраться из школы, то лучше всего подойдет тайный ход, который спрятан за статуей горбатой ведьмы на третьем этаже. Узкий коридор ведет из Хогвартса в Визжащую хижину, а оттуда можно легко аппарировать в Лондон.
Я осторожно спускаюсь вниз, освещая стоптанные каменные ступеньки. Лестница заканчивается, и передо мной открывается почти прямой коридор. Старая кладка сделана на совесть, маленькие квадратные кирпичики плотно прилегают друг другу. Сводчатые потолки высокие, можно выпрямиться в полный рост. Через вентиляционные отдушины слышно то, что происходит наверху. Пробираться по подземному ходу, что идти по обычному школьному коридору, только воздух здесь пахнет пылью и чем-то металлическим.
***
Большая красивая ложь чем-то напоминает вавилонскую башню, она слишком сильно раздражает вселенную, и рано или поздно та обязательно швырнет в нее молнией. Эта мысль пришла мне в голову после нашего утреннего разговора с Джо. А разговор получился не из легких. Едва профессор вошла в класс, я понял, что-то случилось. Она разложила листы пергамента на кафедре и принялась читать, не поднимая головы, как плохая лгунья, которая боится, что глаза выдадут ее секрет.
Джо была сама не своя, либо потому, что ее муж начал догадываться о нашей связи, либо из-за того, что раскрылся обман с Инесс. Первый вариант лучше. Да, он ставил крест на жизни Джо, но я ничего не терял. Мне даже было ее жаль, все-таки она слишком дорого заплатит за то, что заскучав от своей благополучной семейной жизни, закрутила роман с учеником. Хотя, наверно, я так говорю, потому что это не меня обманывали и еще, потому что она чертовки красивая. Без дураков, Джо самая сногсшибательная женщина из всех, что я знаю.
Правда мужу изменяет, но… Еще в детстве я выучил одно стихотворение, и там была такая строчка: «Много разных дев прекрасных, но меж ними верных нет». Лучше если все будет именно так, хоть Джо и хороша, но она совсем не тот человек, с кем бы я хотел тонуть в одной лодке.
Наконец прозвенел звонок, я подошел к Джо, и начал разговор о заклинаниях, она рассеяно кивала. Студенты собирались долго, будто нарочно. Мне так хотелось наложить заклинание, которое вышвырнуло бы всех за дверь. Но вот в классе остались только мы с Джо.
- Что случилось? – прямо спросил я, не желая терять время.
- Вернулся Томас, сын Инесс, – ответила она безжизненным голосом. На секунду я растерялся, новость оказалась слишком невероятной, чтобы вот так взять и поверить ей.
- Он умер. Ты сама рассказывала мне…
- Я видела его вчера. Он был в больнице, а потом пришел ко мне и сказал, что знает про наш обман, – Джо подняла на меня глаза, и в ее взгляде я прочитал даже не страх, а самую настоящую панику.
- А может он сам обманщик?
- Он так похож на Инесс. Просто копия, - слабо возразила она.
- Не нужно быть Мерлином, чтобы изменить внешность при помощи чар, – усмехнулся я. Джо совсем растерялась, мой резкий тон еще больше расстроил ее, но я ничего не мог с собой поделать.
Скрипнула дверь. В класс зашел гриффиндорский первокурсник с огромной сумкой, перекинутой через плечо.
- Выйди, – приказал я ему. Мальчишка тут же попятился перепуганный, будто кролик, неуклюже развернулся, при этом тяжелая сумка с глухим звуком ударилась о дверь, и выскочил в коридор.
Джо выглядела не лучше сбежавшего мальчишки, она таращилась на меня как на убийцу с ножом. Когда я по-настоящему злюсь, то превращаюсь в чудовище. А сейчас внутри меня бурлила такая жгучая ярость, что, хоть бери и разливай по адским котлам. Любой, кто попробует отобрать у меня Инесс, сильно об этом пожалеет. «Успокойся», - приказываю себя я. Нужно держать себя в руках.
***
Из тайного хода я выбираюсь в большую грязную комнату на первом этаже Визжащей хижины. Раньше это была гостиная. Обломки старой мебели до сих пор свалены в углу. Из разбитого окна тянет холодным свежим воздухом.
Я прислушиваюсь, здесь часто можно наткнутся на всяких придурков, которые хотят доказать свою смелость ночевкой в доме с приведениями. Глубоко вздохнув, я представляю небольшой проулок рядом с «Дырявым котлом», там можно материализоваться, не привлекая лишнего внимания.
Стены комнаты начинают расплываться, и на секунду меня окутывает густой туман, тело охватывает легкая дрожь, но она быстро исчезает. И вот, я стою в грязном проходе между старыми домами, в паре дюймов от огромной лужи. Хорошо, что чутье меня не подвело.
Идет дождь. Я спешу к «Дырявому котлу». Перед тем как войти, вытираю лицо ладонью и стряхиваю капли с одежды. «Дырявый котел» – это не «Кабанья голова», публика здесь приличнее, грязи меньше, еда лучше, но и люди любопытнее.
Мне нужно пройти через полупустой зал и подняться на второй этаж. За столиками сидят лишь несколько человек. Посетители заняты своими делами, я произношу заклинание незаметности. Если хочешь проскользнуть тихо, всегда найдется тип, который тебя остановит и начнет выпытывать, кто ты такой и что тебе надо. Закон подлости. Чары работают отлично. Я едва не сталкиваюсь на лестнице с горничной, но та лишь морщится и спокойно идет дальше. Джо сказала, что Томас Коллинвуд остановился в четырнадцатом номере.
Я шагаю по потертому ковру почти до самого конца коридора. Вот она дверь с латунной табличкой 14. Уже постучав, я понимаю, что забыл снять с себя заклинание. Все-таки, за моим показным спокойствием прячемся тревога, я нервничаю, потому что абсолютно не знаю, чего можно ждать от этого парня.
Томас открывает дверь почти сразу, и даже в тусклом свете видно, что он красивый. Девушки наверняка за ним ходят толпой, им очень нравятся такие слащавые блондины. Но меня раздражала не идеальная красота, а несомненное сходство с Инесс, которое сразу же бросалось в глаза. Особенно, если вспомнить ее фотографии до лечебницы.
Пока я изучаю его, Томас вежливо спрашивает, кто я такой и зачем пришел. Я называю свое имя и, по исказившемуся от гнева лицу, догадываюсь, что он его уже слышал. Презрительно кривя губы, парень окидывает меня враждебным взглядом. Его неприязнь не мешает мне войти в комнату и захлопнуть за собой дверь. Коллинвуд еще немного пыжится, давая понять, что мое присутствие коробит его до глубины души. Но я не собираюсь сгорать со стыда или проваливаться сквозь пол. Наконец, он произносит:
- Не думал, что у тебя хватит наглости прийти ко мне. Проклятый обманщик, ты… – дальше он продолжает в том же духе.
Я спокойно осматриваюсь, нарочно его игнорируя. Как говорят, палки и камни ломают кости, а бранное слово не причиняет вреда. В «Дырявом котле» мебель наверно не меняли с самого основания. Если массивная кровать с рваным пологом еще могла послужить не одному поколению бесприютных магов, то колченогие стулья не внушали доверия. На столе, в круге света, отбрасываемого старинной настольной лампой лежит раскрытая книга. Видимо перед моим приходом Томас читал. Ни писем, никаких других бумаг на столе нет. Прислонившись к массивному стенному шкафу, я прикрываю глаза. Мое молчание злит Коллинвуда еще больше. Он затихает, набирая воздуха в легкие, тогда я говорю:
- А мне кажется, из нас двоих врешь ты. Надеешься наложить лапу на чужие денежки? И откуда ты взялся? Акцент у тебя странный.
Томас тяжело дышит и старается состроить угрожающую рожу, но у него получается настолько нелепое выражение, что я едва удерживаюсь от смеха. Он это понимает и оставляет попытки меня напугать.
- Мы с отцом жили в Европе, – его голос звучит глухо. Эмоции переполняют Томаса, и он пытается удержать их в узде. Получается плохо. Коллинвуд умолкает и делает глубокий вдох. Или он сейчас заплачет, или поведает мне страшные тайны. К счастью, парень выбрал тайны.
- Отец говорил, мать нас бросила, и я ему верил, но потом он тяжело заболел и перед смертью признался, что лгал мне.
Я оценил драматичность момента, подумав, правда, что лучше бы его папаша-подонок остался подонком до конца. А Томас заговорил снова.
- Отец забрал меня у матери без ее ведома и устроил так, чтобы все поверил в мою смерть. Он хотел заставить маму страдать и очень радовался, когда узнал, что она попала в больницу. Я очень хочу, чтобы она поправилась и все сделаю…
- Душещипательная история. Продай ее в газету.
Когда Коллинвуд назвал Инесс мамой, я едва удержался, хотелось до крови разбить его смазливую рожу. У него нет прав называть Инесс мамой, да, он не врет, я чувствую, когда люди врут, но теперь я ее сын.
Мои мысли Томас не слышит, но тяжелое молчание, заставляет его нервничать.
- Давай выпьем зелье правды, тогда сразу станет ясно, кто из нас лгун, а кто нет, – предлагает он и вызывающе глядит на меня.
- Может быть, – задумчиво отвечаю я. – Так кто же надоумил тебя приехать в Англию? Дружки отца или может твои приятели? Кто еще кроме тебя рассчитывает получить кусок от наследства?
Томас разъярен, он в бешенстве, я даже узнаю выражение благородного гнева, характерного для настоящих аристократов.
- Я приехал один, – холодно бросает он. – И никакие деньги мне не нужны.
Когда человек злится, все его мысли как на ладони. Заглянув в сознание Коллинвуда, я убеждаюсь, что никто не будет его искать.
- Прости, – я достаю палочку. Он успевает осознать, что сейчас случится, но сделать уже ничего не может. Заклинание яркой белой молнией бьет Томаса в грудь, и его сердце превращается в кровавое месиво. Он падает на бок, пустые глаза таращатся на меня, а на красивом лице застыло обиженное выражение. Колинвуд будто говорит мне «Нечестно», как ребенок, которому подставили подножку.
Есть тысяча могущественных заклятий, способных управлять людьми, временем и судьбой. Но каждый раз, когда в жизни все идет не так, как мне хочется, я выбираю самый простой способ все исправить – убиваю виновника моих бед. Я уже убедился, что убийство не делает жизнь счастливее. Оно все усложняет, превращает меня в еще большего психа. И все равно, когда реальность опять уничтожит мои мечты, я убью снова, потому что так я возвращаю себе контроль. Потому что так я избавляюсь от прошлого. И потому что ненависть очень похожа на любовь. Она не признает полумер.
В комнате тихо, стены в «Дырявом котле» толстые и не пропускают ни звука. Если в соседних комнатах есть постояльцы, то они и не подозревают, что рядом с ними валяется труп. Я использовал заклинание, которое трудно засечь, и можно не бояться, что сюда ввалится толпа авроров.
Я подхожу к трупу, и замечаю, что все-таки выражение лица у Томаса слишком идиотское. Даже хорошо, что никто его не увидит. Похороны - сплошное лицемерие. Все бы сыпали ворохом всяких банальностей, а про себя бы думали, что мальчишка мог бы скорчить рожу поприличнее. Хотя, у Коллинвуда никого нет, значит, и похорон бы не было.
Чтобы избавиться от тела, я использую одно темное заклятие, за полчаса оно превратит тело в горстку праха. Я действую продумано, и хладнокровно заметаю следы. В прошлый раз, я даже не смог взглянуть на мертвого отца, меня трясло от страха. Из-за проклятого сходства мне казалось, будто я вижу свое будущие и свой труп. Я всерьез решил, что сойду с ума, если немедленно не выберусь из дома Риддлов. Мне чертовски повезло. Это был единственный раз, когда я поблагодарил судьбу за то, что мой отец магл. Сколько не говорят о равенстве, об уважении к немагическому миру, ради простого магла авроры не будут носом землю рыть.
Заклятие начинает действовать. Тело тускло светиться, окруженное бледно-зеленым сиянием, оно кажется облитым фосфором. Кожа высыхает, становится ломкой, как пергамент. Еще несколько минут, и Томас превратится в мумию – эта фаза самая быстрая. Морока будет с костями.
Нужно собрать его вещи. Чемодан нашелся под кроватью, я достаю его и бережно складываю туда одежду из шкафа. Можно, конечно, запихать тряпки как попало. Все равно, никто их больше не будет носить, но привычка вторая натура. Вещей у Томаса мало, и я справляюсь быстро. Затем наступает черед ванной. Оттуда я забираю всякую мелочевку типа расчесок, щетки, бритвы и прочего. Все это я бросаю на одежду. Работа закончена и теперь начинается пытка ожиданием.
Рядом с мертвецами человек должен чувствовать себя неуютно, но я спокойно сижу на кровати и смотрю в окно, иногда переводя взгляд на труп. Заклятие медленно, но верно делает свое черное дело. От Томаса остался один скелет. Кости не идеально белые, а скорее желтовато-грязные, выделяются на темном паркете, и на ум приходят мысли о средневековых гравюрах с Танцем Смерти.
Я не могу разглядеть в человеческой жизни какую-то ценность. Наверно, это как дар. Одни видят духов, а другие нет, одни дорожит жизнями других, а я отношусь к убийству с пугающим равнодушием. После убийства отца, во мне что-то исчезло, то, что помогало мне жить так, как живут нормальные люди.
Не должен был я его искать, ведь знал, что ничем хорошим эта затея не кончится. Но, наверно, всякий сирота в душе бережет место для матери и отца. Даже когда мы взрослеем, то не перестаем верить, что когда-нибудь найдем свою семью. А до тех пор, в нас живет надежда, которая помогает справиться с одиночеством.
Расскажи я про всю ту муть, что творится у меня на душе какому-нибудь высоколобому мозгоправу, он бы упрятал бы меня подальше и выбросил ключ.
Я вслушиваюсь в тихое шуршание. Кажется, что кто-то полирует дерево, но это заклятие стачивает кости старины Томаса. Черт, как же я умудрился во все это вляпаться? Не пойму. Широкие потолочные балки потемнели от времени, а может от сотен взглядов таких же бедолаг, как я. Сколько же народу пялилось в потолок этой комнаты, пытаясь сложить из своей бестолковой жизни нормальную картинку. И так: ночь за ночь, год за годом.
Во мне будто бы живут два разных человека. Один великий колдун - его воле подчиняется все на свете. А второй – слабый мальчишка, ребенок, никому не нужный приютский ублюдок, который нуждается в людях, которые бы его искренне любили. Так и моя душа разрывается между прошлым и будущим.
Какой-нибудь умник из тех, кто любит давать советы, скажет, что мне пора взрослеть, прощаться с детством и его иллюзиями. Но мне не с чем прощаться, взрослые отобрали все мои иллюзии еще до того, как научили читать и писать. Кроме одной, я спрятал ее так глубоко, что сам позабыл.
Шуршание продолжалось и будто бы стало громче. Я перевожу взгляд на кости, они тают как ночной кошмар. Мои пальцы отбивают нервную дрожь по крышке чемодана. Хочется, поторопить время, чтобы быстрее убраться отсюда. Заклинание я знаю, и соблазн его применить, велик, но я держу себя в руках. Нельзя привлекать внимания.
***
До пятого курса все казалось проще. Учиться лучше всех было для меня главной задачей. Только при помощи колдовства, безродный грязнокровка мог защитить себя и доказать, что он не хуже всех этих чистокровных снобов. Поэтому я учился как одержимый и к концу четвертого года знал больше заклятий, чем многие старшекурсников.
Тренируя очередное проклятие, я часто представлял, как накладываю его на кого-нибудь из сокурсников. Но если бы меня поймали на запрещенном колдовстве, то вытурили в магловский мир. Горькая наука – обладать великой силой, но прятать ее, притворяясь таким же, как все.
На пятом курсе произошло несколько событий. Я стал старостой, и у меня появилась своя комната. Больше не нужно было прятать все свои вещи в школьный сундук (в общей спальне, что не сопрут, то обязательно заколдуют) и постоянно ждать какой-нибудь гадости исподтишка. Нет, это не дом, о котором я мечтал в детстве, всего лишь временное пристанище, но впервые мне не нужно было его ни с кем делить.
Еще я впервые поцеловался. Девушки меня и раньше волновали, но я был уверен, что тратить на них время глупо. Темная магия важнее. Но одна бойкая гриффиндорка, доказала, что от некоторых вещей не нужно отказываться, даже ради темной магии. И, хотя, убеждала она меня весьма ловко, ничего серьезного между нами не произошло. Отношения – это не мое, но и жизнь книжного червя тоже.
В 15 лет я, наконец, узнал правду о своих родителях. Я прямой потомкок Салазара Слизерина, кумира всех чистокровных колдунов. Но мое имя никогда не напишут на фамильном древе. Там нет места наследникам-полукровкам. Наплевать.
Что толку от чистоты крови, если за нее платишь вырождением. За 1000 лет в роду Слизерина не было колдуна сильнее меня. Ни Марвало, мой покойный дед, ни его чокнутый сынок Морфин мне в подметки не годятся.
Дядя мне совсем не обрадовался, обозвал шлюхиным сыном и сказал, чтобы я убирался к своему отцу маглу. Только глупый мальчишка мог решить, что Риддлы примут незаконнорожденного сына. Я уже не был мальчишкой, но стал еще одним дураком, обманутым бессмысленными надеждами. По-моему, надежда коварная и опасная ложь. Переступив порог дома Риддлов, я наивно верил, что, увидев отца, смогу держать себя в руках, и все обойдется обычными проклятиями или может ударом в челюсть. Но все полетело кувырком прямо к чертям.
Хватит вспоминать отца. Достаточно того, что собственное отражение, собственное имя и собственные сны не дают мне забыть о Риддле-старшем ни днем, ни ночью. В одном из своих кошмаров я направляю на отца палочку и произношу Авада Кедавра, но сам падаю замертво. А он смотрит на мой труп и смеется. И так снова и снова. Я убиваю, я умираю. Убиваю и умираю.
***
Шуршания больше не слышно, комната наполнена пугающей тишиной. На полу, вместо трупа, остался тонкий слой пыли. Заклятие сработало на все сто. Я встаю с кровати, и убираю воспоминания подальше, когда-нибудь эта боль должна исчезнуть. А сейчас нужно взять себя в руки и закончить начатое.
Несколько взмахов палочкой и окно распахнуто настежь, по комнате гуляет магический вихрь, он забирает с собой прах Томаса Коллинвуда и уносится прочь. Я опираюсь рукой о подоконник и вдыхаю свежий воздух. Дождь перестал, мокрая улица поблескивает в свете фонарей.
Проветрив мозги, я поворачиваюсь, окно с дребезжанием захлопывается. Мой взгляд цепляется за раскрытую книгу, все также лежащую на столе. Нужно кинуть ее в чемодан к остальным вещам. Осторожно беру книгу в руки, будто от моего прикосновения она может вспыхнуть. Любопытство толкает меня открыть титульный лист. Это сборник историй про храброго война Сэмми Смелого. «Черт я убил парня, который читает рассказы про Сэмми Смелого», – вихрем проносится в моей голове.
А потом приходят осознание того, что Томас уже никогда не дочитает эту книгу. Вместо того чтобы встречаться с девушками, пить вино с друзьями, жениться и завести детей он исчезнет без следа и никто о нем не вспомнит. Это ужасно не справедливо. «Но жизнь жестокая штука и хорошо, когда она жестока к другим, а не к тебе», – усмехаюсь я.
Ни одному божеству люди не приносили столько жертв, сколько они готовы положить на алтарь собственной мечты. Я обманывал, притворялся, колдовал, убивал ради того, чтобы обрести дом и семью. Сейчас я стою в пустом номере дешевого трактира, сжимая в руках глупую книжку, и впервые спрашиваю себя, а стоит ли моя мечта всего этого. Мальчишка внутри меня кричит «да», а могущественному колдуну, каким я стану однажды уже все равно. Ему плевать и на дом, и на семью, впрочем, на человеческую жизнь ему тоже плевать.
Но теперь уже поздно искать ответы, для меня нет пути назад. Я гашу лампу на столе и выхожу прочь из комнаты.
