Глава 7Восемнадцатый лист Красной тетради, с 144-м сном. На полях чёрными чернилами, наискосок, выведено так, что прорвалась бумага: "Вороватый чёрт, между станцией и Хутором(?)"
Верхнее веко на левом глазу вновь задёргалось, и Рюдигер быстро прижал его ладонью. Свободную руку он запустил в карман потрёпанной куртки, висевшей на дереве перед ним, и вытащил оттуда яблоко. Сморщенное, жёлтое.
Повертев яблоко перед собой, Рюдигер сунул его обратно, и, присев, раскрыл старый саквояж, стоявший тут же, у корней.
Два или даже три чёрных носка, путеводитель по провинции и алюминиевая ложка - вот что Рюдигер увидел в саквояже, сунув туда нос.
Отняв ладонь от горячего века, Рюдигер с досадой взглянул на спящего у самых его ног человека, человека в клетчатой рубашке с закатанными до локтей рукавами.
Вот лежит, свернувшись калачиком, под деревом на лесной полянке - словно ни змеи, ни комары его не беспокоят. Вряд ли его вообще что-то волнует, если с собой в дорогу он берёт только старые яблоки да гнутые ложки. Жив ли он? Жив - клетчатые бока мерно вздымаются. Жив - чуть дёрнулись босые пальцы ног.
Рюдигер поднялся на ноги и снова достал из кармана чужой куртки яблоко, зачем-то его понюхав. Яблоко пахло так, как ему и было положено, поэтому Рюдигер, потерев его немного о живот, откусил изрядный кусок.
В это же мгновение чьи-то пальцы сомкнулись на его лодыжке. Рюдигер взглянул вниз и увидел, что лежащий человек поднял голову и смотрит прямо на него, прямо ему в глаза.
Улыбается. Как-то очень нехорошо.
Тут же Рюдигера дёрнули, и он свалился на спину, смешно взмахнув руками, как марионетка. Украденное яблоко улетело, описав дугу, а Рюдигер крепко приложился спиной о кривой корень, торчащий из земли.
Человек в клетчатой рубашке уселся прямо на грудь Рюдигеру, расставив широко ноги в грязных джинсах. Минута в таком положении - и грудная клетка хрустнет, и всхлипнет, и он, Рюдигер, бродячий батрак тридцати семи лет, тут и окончит свою несчастную жизнь - прижатый к траве и бугристым корням задницей такого же бродяги, как он сам.
Но, верно, клетчатый бродяга - молодой, жилистый, тощий - совсем не в настроении был убивать сегодня. Медленно, он переступил через Рюдигера и легко пнул его в бок.
- Какой ты вонючий, - протянул он, морщась, и обнюхал носом свои длиннопалые ладони. Пнув Рюдигера ещё раз, он принялся рвать траву вокруг себя, вытирая ей руки.
Рюдигер всё лежал на спине, обливаясь потом, и задыхался.
Клетчатый бродяга, отбросив пучок измочаленной травы, присел на корточки рядом с поверженным Рюдигером и уставился на его красное лицо.
- Эк тебя жизнь потрепала, друг. И лысый ты, и вон серебро в бороде.
Рюдигер крепко зажмурился, кашляя.
Бродяга снова встал и поставил Рюдигеру босую ступню на вздрагивающий живот.
- И яблочки любишь.
- Не-не-не, - захрипел Рюлигер, распахивая глаза и пытаясь подняться. Бродяга тут же помог ему, ухватив за засаленный ворот.
- Как звать-то?..
Вместо ответа Рюдигер выплюнул сгусток крови. Скривившись, он прижал ладонь к впалой груди и прохрипел:
- Рю... Рюди... Рюдигер.
Клетчатый снял с обломанного сука свою куртку и накинул на плечи.
- Рюдигер, - повторил он, мрачно улыбаясь. - Вот что, брат, своей дорогой иди.
Рюдигер мотнул головой. Пошатываясь и продолжая натужно кашлять, он убрался в лес, давая себе и всем святым клятву никогда больше не сворачивать с тропы.
* * *
Дикарь вынул последнюю спичку из коробка с девицей в зелёном купальнике на этикетке. Хмуро глянув на спичку, он протянул её Дьюн.
- Больше нет, - предупредил он. – Будь ты чуток расчетливее и практичнее, давно бросила бы курить.
Дьюн, уже сунувшая сигарету в зубы, чуть откинула голову назад и принялась изучать Дикаря с таким видом, словно бы перед ней был не худой парень в криво сидящей шляпе, а произведение изобразительного искусства.
- Ну уж ты такой образец этой самой расчётливости и практичности, что дал мне одну спичку без хренова коробка, - произнесла она задумчиво.
- Я умею о стекло зажигать, - спокойно ответил Дикарь, вкладывая спичку обратно в коробок и вручая его Дьюн.
Дьюн хмыкнула, наконец-то прикуривая.
- Тут, конечно, стекла хоть завались, стекольная фабрика прямо, - процедила она сквозь сжатые зубы. С наслаждением затянувшись, Дьюн принялась пускать дым аккуратными колечками.
Дикарь отмахнулся от колец голубоватого дыма и щелчком сбил с плеча Дьюн треугольного клопа, в задумчивости шевелящего усами.
- Надеюсь, это был не паук, – сказала Дьюн, вздрогнув и чуть не выронив сигарету.
- Всего лишь ядовитый клоп-вонючка. Может, конечно, и обыкновенный, но у него был слишком подозрительный вид.
Дьюн хмыкнула вновь, прошла пару шагов и села на поваленный древесный ствол, к которому уже был прислонён её синий рюкзак. Повертев в пальцах пустой коробок, до сих пор остававшийся у неё, она спросила, прищурившись:
- Долго ещё идти?.. Ты сказал, что мы срежем через этот лесок и доберёмся до города, а мы, кажется…
Дьюн не закончила и выпустила ещё пару колечек.
Дикарь сел рядом, ближе к вывороченным из земли корням, облепленным комьями чёрной земли.
- Думаешь, мы заблудились, да?
Немного помолчав, Дьюн кивнула. Дикарь с силой провёл ладонями по своим коленям и поднялся на ноги.
- Нет. Нам туда. Уже недалеко.
Дьюн взглянула в сторону, куда показывал Дикарь – всё те же безликие рыжие сосны.
- Видела бы меня моя мать, - произнесла она, опуская глаза к своим запылённым ботинкам. – Какой-то мужик, называющий себя бандитской кличкой, затащил меня в тёмный лес.
- Вообще-то я Михель, - сказал Дикарь, засовывая сжатые кулаки в карманы.
- Дьюн, - сказала Дьюн.
