Призраки недавнего прошлого
Ручка не поддавалась.
Поначалу я дёргала решительно, с энтузиазмом и рвением, затем уже спокойнее и в конце скорее из упрямства, чем действительно надеясь чего-то добиться. Щёки пылали от смятения и неполного осознания происходящего, я надеялась, что слизеринцы, наверняка отвлекающие Филча, вернутся и выпустят нас. Что-нибудь придумают. Да?..
«В конце концов, тут же Малфой, – думала я, расхаживая из стороны в сторону и нервно сжимая пальцами мантию. – Да, тут Малфой, и его они здесь не бросят. Вот если бы я была одна – то конечно, но Малфой… нет, Малфой для них – свой. Свой…»
Всё это время Малфой наблюдал за мной исподлобья, развалившись в пыльном кресле, в котором ещё недавно сидела Пэнси. Взгляд непроницаемых серебристых глаз был холоден и совершенно, абсолютно ничего не выражал. Как… как он это делает, чёрт возьми?
– Тебе же плевать, да? – Я резко замерла и развернулась к Малфою, кусая губы от досады и непонимания. – Плевать, что Филч нас поймает, что нас исключат…
– Грейнджер, не истери, ради Мерлина, – лениво протянул слизеринец, бросив на меня раздражённый взгляд. – Прибежит старик, откроет дверь – вот и все твои проблемы. Кто тебя-то исключит, сама подумай?
– Малфой!..
– Гре-ейнджер. – Насмешливый взгляд и бледная ухмылка – вот и всё, чем он меня удостоил.
– Прекрати растягивать мою фамилию, Малфой! – взорвалась я просто потому, что мне было просто необходимо на кого-нибудь наорать. – Это мерзко и…
– Слушай. – Малфой поднялся так стремительно, что я невольно отступила назад. Зажмурился на долю секунды. – Грейнджер. – Взгляд серых глаз, совсем прозрачных в свете Люмоса вновь обратился на меня – еще более непонятный, чем прежде. – Здесь душно и… стены слишком близко, поэтому не трать воздух зря. Прижми свою костлявую задницу к какой-нибудь поверхности и… – Малфой вдруг резко опустился в кресло и сделал глубокий вдох, – …просто заткнись, хорошо? – добавил он значительно тише.
Я хотела огрызнуться, но так и замерла, послушно навалившись на край стола. Что-то в его поведении не давало мне покоя уже очень давно. В его поведении, а также в странных идеях его ненормальных слизеринских… друзей. Только что? Что именно с ними не так?
– У меня не костлявая задница, – процедила я, наконец, но вышло скорее обиженно, чем недовольно. Малфой громко фыркнул, прокручивая пальцами палочку, из-за чего свет то появлялся, выхватывая из темноты его бледное лицо, то исчезал вовсе.
– И об этом ты думала всё это время? – тихо пророкотал он. – Врут о твоих интеллектуальных способностях что ли?..
– Всё у меня нормально с интеллектуальными способностями.
– Я так и подумал.
– Заткнись.
– Грейнджер, где же экспрессия? – протянул слизеринец ехидно. – «Заткнись» – слишком кратко для такой умной тебя, разве нет?
– Должно быть, пощёчина на третьем курсе была даже более краткой, чем это «заткнись», ты не находишь?..
Малфой молчал, только сверлил тяжёлым взглядом серых глаз, а затем вдруг направил палочку прямо на меня. Я замерла, когда тонкие губы вновь дрогнули в ухмылке.
–
Нокс, – бархатно произнес он. И свет погас.
То есть, вы же понимаете, что темнота ночью в комнате при свете луны, бликах фонарей и всём прочим – это вовсе не темнота, верно? Так вот, темнота в тесной каморке школьного завхоза, где нет ни одного несчастного окна… о да, это та самая темнота, про которую хочется сказать не то что «хоть глаз выколи», а... «МЕРЛИН-ВАШУ-Ж-МАТЬ-К-АРАХНИДАМ-ЧЕРЕЗ-ЛЕС-ЧТО-ЧЕРТ-ВОЗЬМИ-С-МОИМИ-ГЛАЗАМИ?!!» Так… да. И, может быть, потому я вдруг резко перестала трястись от страха, холодной рукой сжимающего всё внутри. Может быть, именно поэтому, да...
– Малфой, какого чёрта ты… – Это прозвучало почти жалобно. Серьёзно, я собиралась на него наорать. Правда. Но вышло лишь то, что вышло.
– Ты никогда не думала, что нельзя всерьёз ненавидеть то, чего не видишь, Грейнджер? – тихо спросил меня голос из темноты. – Детская философия. Того, до чего нельзя дотронуться, не существует.
– Если ты чего-то не видишь, это не значит, что до этого нельзя дотронуться…
– Не занудствуй, Грейнджер.
– Например, фестралы, – не унималась я. – Их многие не видят, но они же есть и их можно потрогать, хоть и не очень хочется, верно?
– Ага, – легко согласился голос. – Фестралы, мозгошмыги, да? Ведь твоя Полоумная же их видит, само собой…
– Малфой…
– Ах, прости, вы хорошие друзья, как я мог забыть. – Голос сочился нескрываемой иронией. – Интересная у тебя компания, Грейнджер. Ладно, Поттер и Уизел, к этим все давно привыкли, но вот, к примеру, его психованная сестра или даже Лонгботтом…
– Малфой, прекрати, ради Мерлина. Я же твоих друзей не обсуждаю, и ты моих не трогай.
– Кто тебе мешает-то? – хмыкнул хорёк, и я стиснула кулаки, борясь с желанием подойти и придушить его в темноте. – Обсуждай. Обсуждай, сколько хочешь, Грейнджер. Хотя ты, вероятно, думаешь, что итак о нас всё знаешь, а?.. О нас ведь все всё знают, да, Грейнджер?
– Я не…
– Пэнс? Я её с четырех лет помню. Забини вообще с пелёнок. Даф с семи. Воспитание у нас у всех одинаковое, а вот с вниманием любящих родителей, не обессудь, кому-то повезло больше, кому-то меньше.
– Малфой...
– Отец Пэнс, как ты знаешь, в Азкабане, а она сама не особо переживает. То есть, переживает, конечно, но переживала бы больше, если бы действительно знала своего отца. Воспитывалась эльфами, обучали её также эльфы, вот со всякими светскими приёмами ей действительно повезло – в том плане, что отец никуда её за собой не таскал. Зато где-то с четырёх лет начал попросту оставлять её в Мэноре. Не сказать, что Нарцисса... мать была очень уж рада этому, она и со мной... а тут ещё…
– Драко.
– "Драко"! – слишком тихо передразнил Малфой, и я вздрогнула. – Что "Драко", Грейнджер? Не нравятся такие сказки? Вы, храбрые и благородные, вероятно, полагаете, что мы – такие же сволочи, как наши родители… Да нет, даже моя формулировка... паршивая. Что плохого в том, что родители делали всё, чтобы защитить своих детей, а, Грейнджер? Не все, согласен, но судили-то всех без разбора. Правильно это? Справедливо? – Малфой почти рычал, словно зверь в тесной клетке, и я вздрагивала практически от каждого его слова.
– Разве мама Пэнси не могла её воспитывать? – едва слышно произнесла я первое, что пришло в голову. За моими словами мгновенно послышался смешок, но без иронии – скорее горький и терпкий, отчего глотать почему-то стало трудно.
– Могла, наверное, – выдохнул Малфой, и его голос вдруг прозвучал неожиданно близко. – Если бы не скончалась при родах восемнадцать лет назад.
Люмос.
Серебристые глаза смотрели на меня сверху вниз, и я боялась сделать вдох, почему-то раздумывая над тем, что он играет заклинаниями, словно выключателем в магловском доме.
Я скорее почувствовала, чем услышала тихий скрежет со стороны двери, но ни Малфой, ни я никак не отреагировали на посторонний звук. Глаза, сухие, играющие бликами в свете Люмоса, разглядывали меня так пристально, словно я могла раствориться в воздухе в любую секунду. Я вдруг вспомнила, что тем декабрьским вечером, на Астрономической башне, он так же смотрел на меня, словно пытался что-то понять, словно я сделала что-то такое, чего он сам долгое время сделать не мог.
Скрежет прозвучал вновь, на этот раз громче.
–
Это всё из-за твоей матери, – уверенно произнесла я, вскидывая подбородок. Малфой смотрел на меня несколько долгих секунд, а затем вдруг вздрогнул, словно очнувшись, и отшатнулся.
Дверь распахнулась, послышался девчоночий визг, а за ним быстрые шаркающие шаги и непрерывное чертыхание.
– Драко, Грейнджер! – зашипел Забини. – Шевелитесь! Дафна, конечно, талантище, но и её возможности не безграничны!
Я стремительно бросилась на голос, забыв обо всем, лишь неосознанно сжимала в руке мантию – так сильно, что пальцы уже начали холодеть. Всю дорогу я смотрела прямо перед собой, и всё, что я видела, это серебристо-серые глаза, всё, что я слышала, это едва слышный сдавленный шёпот Малфоя, подтверждающий мою догадку.
Шли молча, и я сама не заметила, как свернула в привычный коридор, освещённый факелами, и направилась прямиком в гриффиндорскую башню. Шагала, не зажигая Люмос и ни о чём не думая. Позже, уже в собственной спальне, лёжа без сна, я поняла, сколько ошибок допустила за те два часа и какая удача, что мне вообще удалось добраться до гостиной незамеченной. Я даже не подумала выбрать коридор, где нет портретов, как не подумала и о том, чтобы забрать у слизеринцев карту Мародеров. Теперь у них не будет повода вновь обратиться ко мне, а я, во что бы то ни стало, твёрдо решила выяснить, что творится у них в головах. Именно поэтому придётся договориться с Роном о возврате моей должности старосты школы – так я буду иметь возможность видеть Забини и Гринграсс каждую пятницу. Безумие.
За то время, пока мы шли по коридору, я ни разу не подняла голову, чтобы встретиться взглядом с Пэнси, и да, мне даже в голову не пришло воспользоваться собственной палочкой, когда Малфой погрузил чёртову каморку в кромешный мрак. Более того, у меня не было сил даже на то, чтобы спросить себя... какого чёрта, Грейнджер?
Когда за окном уже светало, внезапно раздался тихий, но настойчивый стук. Я приподнялась, нахмурившись, оглядела спящих соседок и медленно повернулась к окну. Сова, чуть запорошённая снегом, сверлила меня недовольный взглядом круглых глаз. Я встала и как можно тише распахнула окно, отвязав от протянутой лапки свернутый пополам клочок пергамента. Морозный воздух приятно холодил кожу, и я пробежалась недоверчивым взглядом по единственной написанной строчке.
"
Грейнджер, твоё кресло в башне Астрономии уже замело снегом".
Чёрный филин нетерпеливо ухнул, хлопнул крыльями и улетел восвояси, растворяясь в только занимающемся рассвете. Я скомкала бумажку в руке и вернулась в постель, чтобы продолжить бездумно смотреть в потолок. Губы предательски дёрнулись в слабой улыбке.
