Глава 7Это пробуждение надолго запомнилось Аоки Тсунаеши — как минимум потому что он никогда раньше не приходил в себя в непонятной фиолетовой пустоте, висящий в воздухе без опоры и с кровоподтёками на лице. Кажется, он шёл домой, после того как вернул на священную гору сбежавшего к нему Буру-чана. Гьюки постоянно являлся в гости, находя парня по запаху, и непрерывно выпрашивал виноград — Тсуна, плюнув на всё, купил огромную упаковку виноградных конфет, и смирился с тем, что ему приходится постоянно таскать мелкого аякаши на руках. Как удалось выяснить, Буру-чан был совсем маленьким, почти новорождённым ёкаем, и он пока что не очень понимал, чем они отличаются, что он такое и как это контролировать. Йоши рассказал, что обычно никто не позволяет малышне покидать пределы священной горы или логова, потому что они совсем себя не контролируют и могут принять истинный облик, напугать людей и нарваться на оммёдзи. Именно поэтому его друзья-аякаши и не рисковали приближаться, когда впервые увидели Буру-чана на его руках — не хотели провоцировать. Однако, по неведомой причине, в обществе Тсуны малыш гьюки был довольно спокоен, и это было основной причиной, по которой ему разрешили находиться рядом с ним. Аоки не был уверен, гордиться ли ему оказанной честью или переезжать на Хоккайдо, но пока что всё было нормально, так что парень махнул рукой и привычно пустил всё на самотёк. Умарекавару даже перестал читать ему нотации, только подсовывал бумажных человечков — стандартную основу для договора с сикигами. Узнавать настоящие имена своих друзей он катастрофически не хотел, и никакой мёртвый оммёдзи на него не повлияет.
Однако прямо сейчас имена бы не помешали — он смог бы кого-нибудь позвать, и его бы вытащили. Что уж говорить о сикигами, которых при желании можно вызвать силой мысли! Но нет, он не хотел проблем, и теперь нашёл себе неприятность покрупнее. Куда он вообще вляпался? Ответ на его вопрос возник довольно внезапно — соткался из мерцающей пустоты, превратившись в молодого мужчину. Горящий красным глаз и зияющая провалом повязка на втором, огромные чёрные крылья, раскинувшиеся за спиной, широкий оскал с зубами-иглами и трезубец на длинной рукояти, зажатый в руках с толстыми чёрными когтями. Тсуна мысленно простонал — угораздило же попасть к самой мерзкой разновидности тенгу! Не клановый, не «благородный», а жёсткий обманщик, подстрекающий людей к войне и питающийся их ужасом. И, судя по размеру крыльев, конкретно этому демоническому ворону не меньше пяти тысяч лет, что сулило огромные, просто огромные неприятности. Тенгу, будто прочитав его мысли, мерзко рассмеялся.
— Ну здравствуй, отродье гнилого рода! Давно мне не попадалась ваша братия. Неужели память людей настолько коротка, а бумаги так недолговечны, что они забыли Шинду? Что же, Шинда не гордый, Шинда напомнит… вырежет своё имя на твоём теле.
Трезубец вертелся в костлявых руках, будто ничего не весил, и Тсуна испуганно задёргался. Конечно, у него ничего не вышло — в этой пустоте двигаться мог только создатель-тенгу и те, кому он позволит. Судя по всему, этот Шинда благополучно сошёл с ума и принял его за кого-то не того, и Аоки стоило разрешить это недоразумение как можно быстрее.
— Я не оммёдзи, Шинда-сан! Не оммёдзи, совсем! Просто парень, видящий призраков. Правда-правда, у меня ни одного сикигами нет!
Древний тенгу пришёл в ярость. Он рванул к своему пленнику, схватил его за волосы и зашипел, обнажая жуткие зубы. Трезубец ткнулся в горло, но не проткнул плоть, Тсуна осторожно сглотнул и почувствовал, что всё внутри сжимается.
— Я говорю не о твоём обучении, отродье, хотя твоя семья окончательно сгнила, если не стала тебя обучать! Я… Постой.
Лицо тенгу резко разгладилось и стало почти человечным. Зубы спрятались за губами, краснота глаза сузилась до размеров зрачка, обнажая белок, ёкай склонил голову на бок и словно задумался. А потом — тихо, гортанно рассмеялся, отпуская Тсунины волосы и нежно проводя тыльной стороной ладони по его щеке. Даже голос изменился, сменив каркающий визг на бархатистую вкрадчивость, и окрасился радостью.
— Ты не знаешь. Ты ничего не знаешь, человеческий детёныш, а они ничего не знают о тебе. Маленький, несчастный, одинокий детёныш, медленно бредущий в темноте. Невинный птенчик, только делающий первые, неуклюжие шаги…
Рука переместилась, и тенгу схватил своего пленника за подбородок, приподнимая лицо. Красный зрачок снова немного изменился, став больше и немного потемнев, и ёкай снова изменился, став задумчивым.
— Но тебя уже учили, детёныш. Хорошо учили, натаскивали на таких, как я. Ты сопротивлялся, конечно, но это уже в твоей крови, и рано или поздно ты падёшь. Тем лучше, птенчик. Хочешь, подтолкну? Что думаешь о тенгу-сикигами?
Окончательно потерявшийся в бреде сумасшедшего демона Тсуна попытался его лягнуть и испуганно замычал — слова куда-то вылетели, оставив тихий ужас. Он так долго ругался с Умарекавару, так долго бегал от всех возможностей, так долго умудрялся держаться подальше от оммёдо и всей этой фигни, а теперь его первым сикигами станет сбрендивший тенгу?! Не для него его бумажные заготовки пылились!
Демонический ворон рассмеялся и ласково похлопал Аоки по щеке.
— Успокойся, птенчик — тебя никто не спрашивает.
Ёкай взмахнул рукой, и к нему приплыло две пузатых бутылки с ритуальным саке. Тенгу схватил ближайшую, сорвал крышку зубами и сделал глоток, после чего взял вторую, надавил Тсуне на какие-то точки на челюсти, из-за чего его рот открылся, и влил обжигающе-крепкий напиток. Парень давился, хрипел и чувствовал себя так, будто у него в глотке извергалась Фудзияма. Когда ёкаю показалось, что в желудок пленника попало достаточно, он повторил процедуру, поменяв бутылки, и глупо захихикал.
— Вот и всё, детёныш. Мы разделили саке и связали души, так что я весь к твоим услугам. Настоящее имя называть не буду, попытаешься узнать — убью. Позовёшь без повода — убью. Расскажешь обо мне гнилью — убью. А чтобы ты меня не забыл…
Тенгу распрямил одно из своих крыльев и выдернул длинное, чёрное перо. Тсуна похолодел — он знал, что собирался делать ворон, но процедура была невыносимой, даже проведённая по взаимному согласию. Если же Шинда попытается насильно…
Что же, не только попытался, но и сделал — и мгновения, когда жёсткое перо запихивалось в его глотку и оседало в пищеводе, были совершенно отвратительны. Быстрая связь, способ вызвать тенгу в любое, даже самое защищённое место, просто выплюнув его перо, было тем, на что не всегда решались и более опытные оммёдзи, Тсуна же просто проклинал тот час, когда звёзды сошлись, и он получил свои силы. Шинда в очередной раз усмехнулся, в последний раз похлопал парня по щеке, и всё исчезло — он тяжело рухнул на асфальтовую дорогу, узнавая место около священной горы гьюки. Да, так и есть — он ведь возвращался домой после того, как вернул Буру-чана…
— Хозяин, где вы были? Вы должны были вернуться домой ещё пять часов назад!
Ракки наклонился к его лицу, шумно обнюхивая и явно узнавая алкоголь, но измученный Тсуна только махнул рукой, не давая некомате начать.
— Даже не спрашивай, Ракки. Даже не спрашивай.
