Глава 72: Две израненные пташкиВесна пришла и ушла, и спина Ризы зажила. Хотя контуры татуировки больше нельзя было почувствовать, ее присутствие угнетало Ризу. Словно камень на душе, знание того, что под блузкой она носит татуировку, душило ее мысли и сны.
То, что она поглощала все внимание отца, ничуть не помогало. Он частенько врывался к Ризе в ванную, заставляя ее съеживаться в бесполезной попытке сохранить хоть какую-то интимность. Отец проверял татуировку, агрессивно водя пальцами по ее спине. А потом он бормотал что-нибудь вроде «великолепно, прекрасно» и уходил, зачастую забывая закрыть за собой дверь.
Такое унизительное обращение было невыносимо, и вскоре Риза начала мыться по ночам. Чтобы перестать чувствовать себя грязной, каждый вечер она мыла свои интимные части тела и подмышки с помощью платка, а короткие волосы – в раковине на кухне.
Кроме случаев, когда ему нужно было проверить ее татуировку, отец не трогал ее. Пока Риза приносила еду в кабинет трижды в день, оставалась тихой и быстро приходила в тех редких случаях, когда отец все-таки звал ее, чтобы отправить с каким-нибудь поручением, он не обращал на нее внимания. И хуже всего было то, что ее это устраивало.
Риза не могла даже смотреть на него. Он сделал ей больно, и ему было плевать на нее. А когда она подумала, что наконец-то сможет вернуть себе его расположение и любовь, ничего не вышло. Его бледное изможденное лицо и безжизненные глаза постоянно напоминали ей об этом. Риза работала не покладая рук, чтобы оставаться покорной дочерью, но знала, что никогда не станет его любимой малышкой. Она все еще любила его и восхищалась им, но больше не хотела так отчаянно сделать ему приятно, потому что это невозможно.
Тем не менее, когда он позвал ее одним майским утром, Риза тихо спустилась по лестнице и вошла в кабинет.
— Да, отец? — уважительно сказала она.
Отец закашлялся, закрыв лицо руками, и слизь булькала в его горле. Ему потребовалось несколько мгновений, прежде чем он взял себя в руки. Его лицо покраснело, а голос охрип.
— Мне нужно лекарство, — прохрипел отец, указав на бутылочку из-под болеутоляющего, которая лежала на боку, явно пустая. — Сходи в город и принеси мне его.
Он достал из бумажника две купюры по пятьсот сен. Риза сглотнула. Она знала, что это почти все деньги, что у них остались, а им еще жить до первого числа июля. С инвестициями все пошло плохо, как говорил отец, и теперь они получают всего лишь пять тысяч сен за квартал. Налоги выросли из-за войны с Аэруго и постоянных проблем на западе, а еды оставалось мало. Но отцу нужно было лекарство. Только так можно облегчить его жуткий кашель.
— Да, сэр, — Риза взяла деньги.
Может, у нее получится купить маленькую бутылочку. У них осталось много картошки и овса в кладовой, а еще немножко мяса. Овощей не было совсем. Риза не знала, как сажать их: огородом всегда занимался мистер Мустанг. Как же им теперь быть, что они будут есть?
По пути в город Риза горько размышляла о том, куда уехал мистер Мустанг и почему он не написал ни единого письма своему учителю. Риза понимала, что ему все равно, что происходит с ней, но ее отец должен был что-то для него значить. Мистер Мустанг должен вернуться обратно. Если бы он вернулся, отец научил бы его своей огненной алхимии, и тогда Ризе никогда не придется волноваться о том, чтобы найти достойного преемника для знаний, которые скрываются в татуировке на ее спине.
Риза свернула и вошла в аптеку. Это было маленькое, темное здание, которое пахло тальком и химией. В помещении стояло несколько столов, с которых посетители могли взять лекарства вроде таблеток от печени или тоников для волос, но большую его часть отделял высокий деревянный прилавок. За ним стояли высокие полки с лекарствами, пустыми капсулами, ступками, прозрачными таблетками и графинами с жидкостями странных цветов, ждущих, когда рука аптекаря смешает их в исцеляющий раствор.
Сам аптекарь – маленький человечек с запотевшими очками – носил белый халат, испачканный в дегте и горечавке, и веточку мяты за ухом. Завидев ризу, он вышел из-за прилавка, чтобы поприветствовать ее у шарнирной дверки, которая отделяла его от всего остального мира.
— Мисс Хоукай, вы за лекарством для отца?
— Да, сэр, — тихо ответила Риза. — Его кашель становится все хуже.
— Гм. А у вас есть рецепт?
Риза беспомощно покачала головой. Прошлый раз, когда она забирала болеутоляющее, аптекарь сказал, что в будущем ей потребуется рецепт от доктора. Но когда Риза сходила к врачу (им оказался костлявый и импозантный молодой человек с длинными желтыми усами) за рецептом, он объяснил, что если ее отец хочет получить лекарство, ему придется пройти обследование. Когда она передала эти слова отцу, тот нетерпеливо отмахнулся от нее, сказав, что у него нет времени на докторов и их лезущие куда не надо носы.
— Гм, мисс Хоукай, вы разве не помните, как я вам говорил, что новый доктор железно велел мне не выдавать лекарства без рецепта? Извините, но я не могу продать вам болеутоляющее.
— Но, сэр... Пожалуйста, сэр. Отец болеет, ему нужно лекарство.
— Если он болеет, тогда ему нужно сходить к врачу, — аккуратно, но твердо сказал аптекарь. — Я знаю, что доктор Белла не возражала, и ее временный заместитель тоже, но этот тип любит, чтобы его приказы исполняли. Он не хочет, чтобы я раздавал опиаты просто так, и все. Если я выдам вам лекарство без рецепта, это будет стоит мне больше, чем просто лицензии.
— Пожалуйста, сэр! — вновь попыталась Риза. Отец жутко разозлится, если она вернется без заветной бутылочки. — Пожалуйста, он не хочет идти к новому доктору, говорит, что не доверяет ему.
— Прости, милая, но я ничего не могу поделать. Беги домой и передай ему, чтобы сходил к врачу, — почти с сожалением ответил аптекарь.
Не имея иного выхода, Риза ушла.
Как она и полагала, отец пришел в ярость.
— Что значит, он не даст его тебе? Тупая корова, мне нужно лекарство!
— Я знаю, отец, — осторожно ответила Риза, сжав руки в кулаки и пытаясь не расплакаться. — Но он сказал, что тебе нужно увидеть доктора.
— Доктор-шмоктор! Прыщавый подросток этот ваш доктор! Я не позволю детям говорить мне, что я могу или не могу делать, даже моим собственным! Иди обратно и скажи этому чертовому торговцу, что мне нужно лекарство! И не смей возвращаться с пустыми руками! Вернешься, неблагодарная мерзавка, и я тебя выпорю ремнем! Не думай, что раз ты девочка, то я этого не сделаю! Твоя спина, может, и бесценна, но задница пока еще нет!
Такая мысль даже не появлялась у Ризы в голове: у нее не возникало сомнений, что отец говорил серьезно. Она выбежала из дома, кусая губы, чтобы не расплакаться от страха.
Когда она наконец смогла взять себя в руки, чтобы вновь пойти в аптеку, аптекарь занимался какими-то таблетками. Первой его реакцией стало раздражение, потому что уже по одному ее виду ему стало ясно, что никакого рецепта Риза не принесла. Потом он разглядел осунувшееся личико и то, как дрожали ее руки, когда она подошла к стойке.
— П-пожалуйста, сэр, он не хочет идти к доктору, — было видно, что Риза всеми силами пыталась выглядеть спокойно. — Можно, пожалуйста, еще малюсенькую бутылочку?
У аптекаря были свои дети, и он прекрасно знал, как выглядят испуганные девочки. Ризу явно бросала в дрожь идея вернуться домой без лекарства. Его раздражение развеялось само собой. Бедняжка, у нее дома засел злой наркоман, употреблявший опиум, и неважно, использовал ли он его от кашля, как она говорила, или ради наркотического дурмана, ее отец явно пришел в бешенство, когда Риза ему ничего не принесла. Уже далеко не впервые за свою карьеру аптекарь пожалел, что ничего не мог сделать для детей в такой ситуации. Алкоголики, наркоманы – дураки, вкалывающие себе морфин... все они не заслуживали того, чтобы быть родителями невинных детей. Ни один ребенок не должен сталкиваться с такими проблемами.
— Тебе нужно уговорить его придти к врачу, милая, — как можно добрее сказал аптекарь. — Мне очень жаль...
Ее нижняя губа задрожала, и Риза закусила ее, опустив взгляд.
— Да, сэр, — у нее был тихий и отчаявшийся голос.
Ее смиренное согласие стало последней каплей. Аптекарь нагнулся за прилавок и отлил из цистерны с болеутоляющим пол-литра в бутылку. Опытной рукой он подписал этикетку «Д. И. Грейсон», датировав ее тремя годами ранее. Мазок вазелина заставил буквы растечься – теперь они выглядели старыми и выцветшими. Налепив этикетку на бутылку, аптекарь осмотрел свою работу. Из него бы вышел первоклассный фальшивомонетчик, с кривой улыбкой подумалось ему.
Он вышел из-за прилавка и сунул бутылку в руки Ризе.
— Вот, бери. Если доктор узнает, это будет стоить мне лицензии, так что никому не говори, ладно, милая?
Она осторожно улыбнулась.
— Вы серьезно, сэр?
— Да, беги и отдай отцу. Ему повезло, что у него такая милая дочка, — он погладил ее по голове.
— Спасибо, сэр! — восторженно ответила она, и тогда – только тогда – одна прозрачная слезинка скатилась по ее щеке. — Ох, сэр, а сколько она стоит?
— Давай, беги, — замахал на нее аптекарь. — Если я тебе ее еще и продам, то с тем же успехом могу сам пойти к доктору с повинной. Просто забирай и иди.
Когда Риза выскочила из аптеки, он резко развернулся к прилавку, раздумывая, как лучше всего подмешать инвентарные записи, чтобы никто не заметил отсутствующий наркотик.
Спустя три дня после случая с добрым аптекарем Риза меняла постельное белье в комнате отца. Она как раз закончила взбивать подушки, когда с улицы донесся знакомый грохочущий звук. Боясь, что может опоздать, Риза мгновенно бросила все дела и поспешила вниз по лестнице, проскочила мимо кабинета, даже не заметив, открыта или закрыта дверь, и вылетела на крыльцо, вниз по ступенькам и в сад. Ей хотелось радостно завопить, как это всегда делал мистер Мустанг, но существовал предел ее счастливой забывчивости. Риза молча остановилась, наблюдая за караваном.
Первым, что она заметила, стало отсутствие старой доброй Дот. Потом – что мистер Хьюз управлял первой повозкой, Гарет – телегой, а Тиаф ехал на стареющем пони, нигде не было видно Бенджамина.
Мистер Хьюз остановил повозку, а следом за ним и Гарет. Отбросив поводья к ящикам, он спрыгнул с козлов.
— Риза Хоукай! — радостно сказал он, подходя ближе и касаясь пальцами шляпы в приветственном жесте. — Как твои дела? Ты так выросла!
— А где Бен? — не слишком вежливо выдавила Риза и тут же прижала ладошку к губам. — Я хотела сказать, как твои дела, Гарет?
— Я в полном порядке, и Бен тоже, — голос Гарета слегка дрогнул на последних словах. — Он просто прилег в повозке: плохо с желудком.
Риза задумалась, значило ли это, что друг вновь начал пить.
— Можно мне его увидеть?
Гарет устало вздохнул.
— Боюсь, что нам лучше дать ему выспаться, милая. Он не спал почти всю ночь. Но вот что я тебе скажу. Давай ты придешь к нам в лагерь завтра, и я уверен, что он будет безумно рад тебя видеть. Договорились?
— Спасибо, Гар, — кивнула Риза. — Позаботься о нем?
Гарет грустно улыбнулся.
— Я всегда забочусь о нем, милая, — он погладил ее по щеке. — Увидимся завтра после школы?
Риза покачала головой.
— Я больше не хожу в школу. Можно, я приду, когда закончу с домашними делами?
— В ту же секунду, когда закончишь! — Гарету почти удалось искренне улыбнуться.
Он выглядел усталым, и внезапно Риза почувствовала невыносимую печаль. Почему все несчастны? Ей бы хотелось вновь увидеть всех жизнерадостными.
Когда Риза пришла в цыганский лагерь на следующий день, Гарет как раз устраивал Бену место на солнышке. Он соорудил низкий деревянный стул, сделанный из двух дощечек, которые походили на перевернутую «Л», и помог брату перебраться на него. Бен, казалось, не мог сам держаться на ногах, а когда садился, покрывал их пледом. Риза видела, как друг споткнулся, и Гарет крепче сжал его плечи. Он пробормотал что-то, и Бен упрямо кивнул. Гарет помог ему сесть и подоткнул плед. Губы Бена шевельнулись, но Риза ничего не расслышала. А вот Гарет услышал, кивнул и исчез в одной из повозок.
Риза осторожно подкралась поближе и склонила голову к плечу, оказавшись на виду у друга.
— Бен? — мягко позвала она.
Бен обратил на нее взгляд красных глаз. Его лицо было жуткого серого цвета, а щеки впали, словно у мумии. Он посветлел, увидев, кто пришел его навестить.
— Риза! — прохрипел друг. — Моя маленькая Риза!
Он вынул руки из-под пледа и вытянул их к ней. Всхлипнув, Риза кинулась вперед и обняла Бена. Друг сжал ее тонкими руками, ткнувшись носом в короткие волосы и слегка щекоча ее дыханием.
— Риза моя Риза. Я думал, ты позабыла обо мне.
— Нет! Нет, я никогда не забуду! Я так рада тебя видеть!
От него пахло потом и застарелым имбирем, но ей было все равно. Это же Бен! Он вернулся! Даже таким больным и бледным, он оставался Беном, и Риза его любила. Она так по нему соскучилась.
Бен аккуратно поставил ее обратно на ноги.
— Дай посмотреть на тебя, — едва слышно произнес он, гладя ее по плечу. — Ты такая красавица. И так выросла! Скоро станешь совсем взрослой.
Риза зарделась, неосознанно закрывая грудь рукой. Бен, казалось, не заметил. Он жадно впитывал каждую ее черточку.
— Я рад увидеться, — она видела, как его зеленые глаза наполнились слезами за грязными стеклами очков. — Я уж думал, что никогда тебя больше не увижу. Как у тебя дела?
— Хорошо, — соврала Риза. Она просто не могла рассказать другу, что произошло за этот долгий, ужасный год, пока его не было. — А как ты?
— Бывало и лучше, — честно ответил Бен, дрожащей рукой потирая бровь.
Он блуждал глазами вокруг, пока его взгляд не упал на Гарета, остановившегося в десяти шагах от них с Ризой. Губы Бена дрогнули, когда он заговорил:
— Гар?
— Вот, — ответил тот, протягивая ему мензурку, почти до краев заполненную каким-то алкоголем. Бен почти отчаянно выпил его, и Гарет забрал пустую тару и взъерошил брату волосы. — Молодец, — мягко сказал он. — Хорошо поболтайте с Ризой, ладно? Я буду неподалеку, если понадоблюсь.
Бен кивнул, и Гарет ушел в тень повозки, где лежали его швейные принадлежности. Усевшись, скрестив ноги, он продолжил работу. Риза повернулась к другу.
— Что это было?
С любым другим взрослым она была бы более осторожна, но это же Бен.
— Мое лекарство. Оно... оно помогает.
Риза не знала, что ответить, и принялась разглаживать юбку.
— Гарет сказал, ты больше не учишься в школе. Почему?
— Ну, я почти закончила. Но отец подумал, что мне будет лучше закончить школу дома, и...
— Ты имеешь в виду, он не хотел, чтобы ты ходила в школу, — глаза Бена внезапно прояснились, а голос зазвучал слегка сердито.
— Наверное.
Он вздохнул.
— Я слушал, доктор умерла. Она была хорошей женщиной.
Риза слегка кивнула. Она не могла думать о докторе Белле.
Бен вновь вздохнул.
— Моя бедная маленькая Риза, — пробормотал он. — Жизнь так к тебе несправедлива. Так несправедлива.
Он не знал и половины. Внезапно спина Ризы зачесалась, как когда испорченная кожа начала заживать. Она чувствовала глубокую, прожигающую боль от сотен иголок. Вспомнила сильные, жесткие руки отца, сорвавшие с нее одежду, чтобы ему было удобнее работать. Бессонные ночи, полные боли дни, две длинные недели, которые пришлось проходить нагой от торса, муки, унижение, отвращение к себе – все вернулось к ней.
Риза едва могла держать себя в руках. Это было невыносима. Она не могла принять то, что отец с ней сделал. Он взял картинку с куска бумаги и перенес ее на спину Ризе, совсем не думая о том, что мог просто купить новый кусок пергамента. Он силой заставил ее защищать свою работу, перенеся эту ношу на ее хрупкие плечи – метафорически и буквально – а она была слишком юна и неуверенна, чтобы с этим совладать. Но Риза не могла никому рассказать, даже Бену, потому что отец доверился ей и, несмотря ни на что, она не могла его предать.
Говорить с Беном было нельзя, и поэтому Риза сделала то единственное, что могла. Она заплакала.
Все началось с тоненький ручейков слез, стекающих по щекам. Потом ей захотелось всхлипнуть, но Риза удержалась.
А когда Бен положил руку на ее дрожащее плечо, дамбу прорвало.
Риза бросилась в ласковые объятия друга и спрятала лицо в его грязной рубашке. Она хваталась за ткань слабеющими от страданий руками, а он просто обнимал ее. Риза яростно всхлипывала. Друг ничего не говорил, ни слов утешения, ни брани. Не врал, не обещал, что все будет в порядке, не ругал и не приказывал вести себя как взрослая. Просто прижимал к себе, ласково гладя рукой по спине. Думал ли он, что она плачет по давно ушедшей доктору Белле, или подозревал, что существует какая-то более глубокая причина за этой потерей контроля, но Бен дал ей то, в чем Риза нуждалась больше всего. Несколько мгновений уюта и тепла в мире, полном одиночества и неуверенности, и за все это время он не произнес ни слова.
До конца своих дней Риза была ему благодарна.
