Глава 78: Сделав кругТем вечером они вернулись в темный пустой дом и ужинали черствым хлебом и водой. Риза поплакала на кухне, потом проверила, чтобы обе двери были заперты, и легла с закатом. Рой сидел на кухне в полном одиночестве, пока сумрак не перешел в ночную тьму, и смотрел на свои убитые перчатки, восстанавливая стену вокруг своих эмоций. Он должен быть сильным, ради себя и Ризы. Он не может позволить себе такую слабость, как горе.
Следующим утром Рой встал с рассветом. Для него, привыкшего к четкому расписанию академии, где кадеты всегда вставали в пять утра, это было не так уж и сложно. Оделся в форму, проследив, чтобы каждая пуговица была застегнута как следует, а эполеты расправлены. Заглянув в комнату Ризы, как и надеялся, Рой нашел ее спящей. Она свернулась клубочком, уткнувшись лицом в подушку. От этого умиротворяющего зрелища заболело сердце. Ему хотелось подоткнуть ей одеяло, погладить по голове или еще как-то выразить свою привязанность – любовь – к ней, но он не мог. Она всячески отвергала его вчера, и совершить нечто подобное, пока Риза спала, было бы фактически покушением.
Рой спустился на кухню, аккуратно переступив скрипучую ступеньку, и быстро осмотрел все шкафы. Как он и боялся, хлеб и вода – это и правда все, что Риза могла предложить. Больше еды в доме не нашлось, не считая пары полупустых баночки со специями и мешка с жалкой горстью овса. Рой тихо вернулся наверх, взял четыреста сен из осторожно спрятанной заначки и отправился в город.
В столь ранний час ни один магазин еще не открылся. Однако Рой не позабыл уроки юности и направился прямиком в пекарню. Там он купил почти свежую буханку хлеба, полдюжины вчерашних сдобных булочек и, с помощью красноречия и униформы, четыре яйца. Когда Риза спустилась на кухню в без пятнадцати восемь, то нашла вполне приличный завтрак, ждущий ее на столе. Рой несколько раз неудачно пытался завязать разговор, стараясь не замечать, с какой голодной жадностью старая подруга поглощала завтрак.
— Нам нужно собраться, — наконец, Рой решился поднять больную тему. — Я... Я схожу на лесозаготовки и посмотрю, есть ли у них ящики на продажу. Я знаю, что бы ты хотела забрать, но...
— Ничего, — ответила Риза. — Только мою одежду и... и, наверное, пару книг. Все остальное... Меня не волнует, что с ним случится.
Упоминание книг заставило кабинет мистера Хоукая, заваленный алхимическими текстами, встать перед глазами Роя. Многие из них были банальны или слишком просты, и он запомнил их много лет назад. Некоторые же были редкими и ценными, и в их секретах Рой еще не разобрался. Кроме того, где-то там должны лежать заметки об исследовании, раскрывающие секрет огненной алхимии. Нет, содержимое кабинета нужно было по крайней мере просмотреть.
— Мисс Хоукай, книги твоего отца... — нерешительно начал Рой.
— Вы можете забрать их, если хотите. Я не понимаю алхимию, они бесполезны для меня.
Рой чуть улыбнулся, но грустно.
— Риза, я знаю, что иногда тебе казалось, что отец не...
Она так резко поднялась с места, что стул чуть не упал назад.
— Я не хочу разговаривать об этом, — Риза принялась собирать тарелки. — Если вам нужны ящики, чтобы собрать вещи, то попробуйте спросить в таверне. У них может найтись парочка, которую они отдадут за даром, так что вам не придется ничего покупать на лесозаготовках.
— Спасибо, — ответил Рой, хотя его сердце поникло.
Риза не хотела даже говорить с ним, а когда все-таки говорила, то слишком формально. В его разговорах с преподавателями в Национальной Академии было больше фамильярности, чем в беседах с девочкой, с которой он вырос бок о бок.
Весь день Рой разбирался с книгами из кабинета, аккуратно отбирая среди них лучшие. Сперва, конечно, пришлось отмыть кровь – неприятное, но необходимое дело. Тетрадь, на которую мистер Хоукай упал, была испорчена, но не содержала ничего, кроме пересказа Парацельса, достаточно дословного, поскольку у писателя не было ни единой идеи, но он настолько привык писать, что не мог остановиться. Эту и еще шесть таких же тетрадей Рой отложил в сторону, чтобы позже сжечь – после того, как тщательно проверит их на наличие шифра.
Среди свитков нашлось несколько древних манускриптов, повествующих об опасных и запрещенных ветвях алхимии. Их Рой не мог ни уничтожить, ни отдать государству, поэтому решил забрать с собой вместе с несколькими томами садовой алхимии и парочкой старых текстов на незнакомом языке. Ближе к вечеру стало ясно, что среди них нет ничего, что содержало бы сведения о технике учителя. В конце концов Рой остался с тремя ящиками книг, которые станут основой его собственной библиотеки – книг, которым позавидует любой алхимик. Последним он положил к ним свой «алхимический букварь». Это был жест, полный ностальгии, даже вес книги казался ему знакомым... хотя она странным образом казалась ему более объемистой.
Они с Ризой вкусно поужинали и рано разошлись по комнатам – на завтра были назначены похороны.
Служба была простой и быстрой. Мистеру Мустангу пришлось помогать нести гроб, потому что два работника похоронного бюро и их стажер хотели взять плату за присутствие четвертого. Юрист произнес обычную речь, объявляя похороны легальными, и сосновый гроб опустили в землю. Цветов не было – в такое время года их следовало заказывать из теплиц в Восточном городе. Риза тайно желала положить на крышку гроба хотя бы цветочек. Но мистер Мустанг потратил на похороны столько денег, что она отказала его предложению отправить за букетом.
Риза не знала, откуда у мистера Мустанга такие деньги. Наверное, ему и впрямь везло с тех пор, как он уехал, потому что похороны стоили очень дорого. В добавку к разрешению на их проведение, была еще стоимость гроба – две тысячи сен, а это ведь дешевая сосна с приклеенными ручками и железными гвоздями. Хотя юрист и не взял с них ни сены, похоронное бюро запросило три тысячи. Дороже всего стоило надгробие, на котором настоял мистер Мустанг. Местный гравировщик как раз заканчивал его, и вечером его поставят над могилой. Он стоил невероятную сумму в пять тысяч пятьсот сен. Риза узнала это не от самого мистера Мустанга, а потому что увидела чек, когда убиралась утром в его комнате, и с удивлением осознала, что он уже все заплатил. По ее подсчетам, мистер Мустанг потратил почти двенадцать тысяч сен. Одна мысль о таких деньгах заставляла голову идти кругом.
Когда церемония закончилась, мистер Мустанг быстро увел Ризу прочь с кладбище, даже прежде чем первые комья земли коснулись крышки гроба. Риза слабо помнила похороны матери и насколько ужасен был этот звук, а потому только обрадовалась твердой руке, уводившей ее прочь. Мистер Мустанг бормотал какие-то слова утешения, но она не слышала: в глазах собирались слезы, а в ушах стучало сердце. Риза ускорила шаг, все быстрее спускаясь вниз по холму к пустому дому. Войдя внутрь, она неразборчиво извинилась и поспешила наверх, в свою комнату.
Риза знала, что она уже большая девочка, и такая детская глупость ниже ее достоинства, но ничего не могла поделать. Сняв туфли, она забралась в шкаф и закрыла за собой дверь. Там, как и много раз в темные дни после смерти доктора Беллы, Риза свернулась клубочком и зарыдала в подол юбки, изливая свою боль.
Ее отец умер. Ее отец умер, и это было почти облегчением. Он с презрением использовал ее, осквернил ее воимя своего исследования и никогда не выказал ей ни малейшего знака привязанности взамен. Хотя она очень старалась, ей никогда так и не удалось угодить ему или исправить тот непростительный дефект, который заставил его возненавидеть ее. Отец никогда не был добр, чаще – жесток. Неважно, насколько неправильной она выросла, Риза знала, что не заслуживала такого обращения, а теперь его нет. Она свободна. И все же...
И все же он оставался ее отцом, и Риза любила его и не хотела, чтобы он был мертв. Она хотела – о, как она хотела! – чтобы он не умирал. Его смерть принесла ей больше боли, чем Риза могла себе представить. Это чувство скручивало ей сердце, и только слезы служили спасением от боли, которую она молча носила в себе все эти дни.
Когда наконец истерические слезы успокоились, Риза вышла из шкафа. Оправив юбку, она прошла в ванную, где умылась и расчесала короткие волосы. А потом спустилась на кухню, на свое место.
В ее святилище был чужак. Мистер Мустанг сидел за столом, вновь одетый в обычную униформу, не считая перчаток, которые было уже не спасти – ее он и надел на похороны. В руке мистер Мустанг держал желтую бумагу, а его лицо побелело, словно полотно.
— Что случилось? — мягко спросила Риза, сделав шажок вперед, прежде чем поняла, что неприлично задавать такие вопросы тому, кто был ей почти чужим.
Мистер Мустанг поднял взгляд: его черные глаза расширились от боли.
— Это... ты помнишь Маэса Хьюза?
Младший брат Бена. Конечно, она его помнила. Риза кивнула.
— Его брат умер.
Она прикрыла рот рукой, пытаясь унять порыв закричать. Умер? Только не Бен! Она не вынесет потери Бена, не сейчас, когда он – это все, что у нее осталось в этом мире!
— Айра, — то ли ей, то ли сам себе сказал мистер Мустанг. — Я не слишком хорошо его знал, но Маэс... это его убьет.
— Айра? Айра умер? Не...
Мистер Мустанг помотал головой.
— Нет, не Бен, — она удивилась, как он смог так быстро прочитать ее мысли. Мистер Мустанг уставился на бумагу. — «Рой тчк Айра умер тчк Рана гангрена тчк Невыносимая тчк».
Мистер Мустанг вновь поднял голову.
— Он был солдатом, — больше себе, чем Ризе пробормотал он. — Его ранило в бою, и... и... — его прошила дрожь, но он попытался взять себя в руки. — Нам нужно идти, — сказал мистер Мустанг, забирая со стола сверток коричневой бумаги. — Надгробие должны уже были поставить, и я хотел бы на него посмотреть.
Риза сглотнула. Она не была уверена, что сможет вынести еще один визит на кладбище. Они только ушли оттуда! Риза выглянула в окно на темно-серое небо и вдруг поняла, что прошло четыре или даже пять часов с тех пор, как они вернулись. Как же долго она плакала.
— Это для тебя, — мистер Мустанг протянул ей сверток. — Ну, не прямо для тебя, но... для него. Для учителя.
Риза разорвала бумагу и ахнула: внутри был большой букет из фиалок и ромашек.
— Но... столько денег.
Мистер Мустанг отмахнулся от нее.
— Мне жаль, что они не успели придти к похоронам. Ну что... пойдем?
Он сам выбрал эпитафию под тихое неодобрение работников похоронного бюро, Рой задержал дыхания, ожидая, пока Риза прочтет надпись.
«Мордред Хоукай», – значилось на камне, а под именем были выбиты даты рождения и смерти. И затем: «Удивительно, что он прожил столь долго – он, узурпировавший свою жизнь».
Риза закрыла глаза, прижимая букет к груди. А потом нагнулась и положила его на гранитовую плиту, утопающую в свежевскопанной земле. Риза выпрямилась и встала рядом с Роем, но то ли специально, то ли случайно слишком далеко, чтобы он мог до нее дотронуться.
— Она идеальна, — тихо сказала она.
У Роя камень упал с плеч. Он так и думал и был рад, что его мнение подтвердил единственный человек, знавший похороненного здесь мученика.
Повисла тишина.
— Мне жаль, мистер Мустанг, — заговорила Риза, — что вам пришлось возиться со всей организацией похорон.
— Ничего страшного, — честно ответил Рой.
Через пару дней он еще всплакнет по своей заначке. Через пару дней ему придется принять тот факт, что двухлетних сбережений больше нет, и нужно начинать все сначала, если он хочет пройти экзамен на государственного алхимика – и тогда Рой понял. Без секретов огненной алхимии у него не было шансов. Разве стоит тогда тратить на это время? Нет. Уж лучше было потратить деньги вот так, не только чтобы гарантировать, что учителя похоронили по всем правилам, но и чтобы Ризу не преследовало чувство вины за то, что ей пришлось бы похоронить родителя в бедняцкой могиле.
— Он был моим ментором, — неловко сказал Рой. — Как его студент, я бы сделал для него все что угодно.
Риза ничего не ответила. Она даже не взглянула на него – так и смотрела на надгробие. В своей траурной одежде старая подруга казалась такой взрослой. Рою пришлось напомнить себе, что она на четыре года младше. Жаль, что она не согласилась жить с бригадиром Грумманом. Рой не понимал, почему – это было бы замечательно.
— А что об остальной твоей семье? — рискнул спросить он, прощупывая почку и пытаясь понять, удачный ли это момент, чтобы попытаться переубедить ее.
Риза помотала головой.
— Моя мать, — ее глаза переместились на побитый погодой надгробный камень, — умерла много лет назад. Отец никогда не говорил о семье: думаю, он отдалился от них. Он никогда ни о ком не рассказывал.
Она обязана вспомнить! Обязана вспомнить своего жизнерадостного, любящего дедушку – но Риза явно не вспомнила. Рой почувствовал себя не в своей тарелке. Его рот открывался сам по себе:
— Что ты будешь делать теперь?
Едва слова отзвучали, как Рою захотелось взять их обратно. Он помнил свою растерянность и отчаяние два года назад, когда его выгнали из дома без всяких напутствий. Помнил напряжение и ужас, а еще сомнения в себе. Рой мог только представить, насколько хуже все было для Ризы. Ей было всего лишь тринадцать, ее отец умер, дом вот-вот отберут, и он спрашивал ее о планах на будущее? Рой должен был заботиться о ней, а не мучить невозможными вопросами!
— Я еще не решила, — ответила Риза, и он с ужасом понял, насколько серьезно она отнеслась к его вопросу. — По крайней мере, отец дал мне отличное образование. Думаю, я смогу найти какой-нибудь способ выжить в одиночку.
Рою хотелось поспорить. Хотелось сказать ей, что мир жесток и небезопасен, и выжить в нем гораздо сложнее, чем ей могло показаться. Вместо этого, к его ужасу, с его губ сорвалось другое слово:
— Хорошо.
И прежде чем Рой понял, что делает, он достал из кармана пальто одну из визитных карточек.
— Если тебе когда-нибудь что-нибудь понадобится, можешь связаться со мной через центральный штаб. Я скорее всего останусь в армии до конца своих дней.
Глаза Ризы расширились, и он задумался, озадачил ли ее его странный ответ на ее признание. Но она забрала карточку и даже глянула на нее.
— До конца ваших дней?
— Угу, — Рой слегка покраснел.
— Пожалуйста, не умирайте, — прошептала она.
У Роя на лбу выступила испарина. Где-то за ним зловеще каркнул ворон, и этот звук эхом отозвался в звонком ноябрьском воздухе, словно знаменосец судьбы.
— Не сглазь меня. Я не могу ничего обещать. С такой профессией никогда не знаешь, когда закончишь свои дни в какой-нибудь канаве, словно мусор.
Он подумал об Айре Хьюзе, который ушел в бой целым, а вернулся со сквозной дырой в груди – об Айре Хьюзе, который никогда больше не будет драться или дразнить младшего брата, никогда не увидит еще один рассвет или...
Рой вздрогнул. Это был просчитанный риск. Он знал, когда записывался, что жизнь солдата значила принятие такого шанса. Это того стоило. Солдаты страдали и умирали, чтобы обычные люди могли жить счастливо.
— Но все же, — его губы тронула улыбка, когда к нему вернулось видение будущего, которое вызвало прилив храбрости, — если бы я мог стать одним из камней в основании нашей нации, смог защитить людей своими руками, то был бы счастлив. Потому я и хочу стать государственным алхимиком, но мистер Хоукай так и не научил меня своему секрету... извини. Я, наверное, утомляю тебя своими наивными мечтами.
Рой виновато потер шею. На мгновение он и позабыл, как далеки они стали. Позабыл, что Риза больше не его товарищ по играм и поверенный, и что хотя он и любил ее, она не хотела иметь с ним дела.
— Вовсе нет, — мягко ответила она. — Я думаю, что это прекрасная мечта.
Риза вновь смотрела на надгробие, но на этот раз ее глаза затянула странная дымка. У Роя ушло мгновение, чтобы узнать ее, потому что он не видел ничего такого в глазах старой подруги уже многие годы, даже еще до своего изгнания.
— Мой отец не забрал свой секрет в могилу, — наконец, сказала Риза. — Он сказал, что спрятал их в таком коже, который не разгадает ни один среднестатистический алхимик.
Рой смотрел на нее, приподняв бровь. Он обыскал весь кабинет – так ничего не было! А потом вспомнил последние слова учителя. «Записи... я отдал дочери».
«Дочери».
Они были у Ризы! Она, наверное, спрятала их где-то в доме, где-то, где никто не станет смотреть.
— Так учитель все-таки оставил какие-то секретные записи? — спросил Рой, и нетерпение отразилось в его голосе несмотря на все попытки успокоиться.
— Нет.
Риза вдруг изменилась. Напряглась. Ее плечи приподнялись, а выражение лица стало пустым и скрытным.
— Это не записи, — мрачно пробормотала она. — Он сказал, что не может рисковать работой всей своей жизни, чтобы ее было так просто уничтожить или отдать в плохие руки.
Рой нахмурился.
— Но тогда как же он оставил свое наследие?
Риза, казалось, не слышала его.
— Мистер Мустанг? Эта мечта... могу я доверить вам свою спину, чтобы помочь вам достичь ее? Могу я правда поверить в будущее, где все живут счастливо?
Рой сглотнул.
— Полагаю, что да. Думаю, только если никто не поверить в нее, тогда она станет невозможна.
Риза медленно кивнула.
— Тогда я... я думаю, что вы тот самый. Я обещала отцу, что не допущу, чтобы его исследование попало в плохие руки. Он хотел убедиться, что оно будет использовано во благо, а не воимя зла.
— Он говорил мне то же самое, — признался Рой. — Сказал, что не может передать мне свой секрет, пока я не докажу, что готов. У меня так и не оказалось такого шанса.
— Вы думаете, вы готовы?
Рой кивнул.
— Я попробую быть готовым.
Риза чуть улыбнулась. Это была одна из самых прекрасных вещей, которую Рой только видел. Он уже боялся, что никогда больше не увидит ее улыбку.
— Т-тогда я тоже попробую быть готовой.
Они вернулись домой в полном молчании, но уже не враждебном. Хотя они не могли быть друзьями, у них появилась общая цель. Общая мечта.
Да еще какая прекрасная, думала Риза, открывая дверь и входя внутрь следом за мистером Мустангом. Использовать работу отца в добрых целях, чтобы усилить фундамент Аместриса и защитить невинных – что могло быть более благородным? Риза без всяких сомнений знала, что так все и должно было быть. Так и нужно поступить с доверенным ей секретом.
Знать, что все решено, было великим облегчением. Риза передаст знания мистеру Мустангу, который все равно имел на них права, как ученик ее отца. Тогда он сам решит, что с ними делать, и она может прекратить волноваться. Риза не помнила, сколько ночей с того момента, когда на ее спине появилась татуировка, она провела, мечась и боясь, как она узнает достойного преемника для уникального и потенциально опасного секрета. И что случится, если она выберет не того. Теперь ее вновь ждет покой.
Только оказавшись у лестницы и увидев нетерпение на лице мистера Мустанга, Риза поняла, на что подписалась.
— Где они спрятаны?
Возможно, глаза мистера Мустанга блестели от энтузиазма, но Ризе это напомнило выражение лица отца, когда он работал над исследованием: маниакальное усердие, которое чем-то походило на безумие. Риза невольно вздрогнула.
— Я... мы... мы должны подняться наверх, — пролепетала она, съежившись и обнимая себя руками. Через все ее тело прошла волна стыда.
Мистер Мустанг, казалось, не заметил. Он кивнул и галантным жестом попросил ее показывать дорогу. Риза была так взволнована, что забыла о скрипучей ступеньке, и когда та огласила коридор грохотом, едва не упала назад – но ее поддержали сильные руки. Она пробормотала скомканную благодарность и поспешила в свою комнату. Оглянувшись, Риза покраснела. Мистер Мустанг вошел следом.
— Ты сказала, это не записи. Рисунок? Учитель все время рисовал эти странные наброски.
— Это... это вроде рисунка, — Риза начала расстегивать пуговицы на кофте, но уже на третьей ее пальцы так затряслись, что она не смогла продолжить.
— Риза? — мягко позвал мистер Мустанг. Нежно. — Что-то не так?
Она резко вдохнула.
— Он не на бумаге, — выдавила Риза, закрывая лицо руками.
Она не хотела! Не хотела вновь показывать свое тело мужчине! Это того не стоило, не стоило.
— Что ты имеешь в виду? Риза, что не так? Где он?
Риза не могла ответить. Не могла признаться в том, что случилось. Не могла найти слов, чтобы описать, что с ней сделали. Она как можно быстрее сняла кофту и уронила ее на пол – запястье ослабло. Когда Риза начала расстегивать белую блузку, мистер Мустанг заволновался.
— Риза, что ты делаешь? — крикнул он.
Она услышала, как он задержал дыхание, когда блузка упала на пол. Риза закрыла грудь руками и прикрыла веки. Горькое чувство обиды затопило ее.
Он не оставил записей. Не использовал бумагу. Он использовал ее.
Рой онемело уставился на худую спину перед собой: белая кожа была покрыта ровными черными линиями. Словно кто-то опустил кисть в чернила и нарисовал замысловатый трансмутационный круг на молочно-белом холсте – но Рой знал правду. Это была татуировка, невероятная вещь, которую не могли стереть ни время, ни природа. Он знал, что видел, но почему-то не мог принять это. Татуировка. На спине Ризы. На всей ее спине.
Рой любил своего учителя. Уважал его, доверял ему и жаждал быть достойным его идеалов. Глядя на шедевр мистера Хоукая, Рой чувствовал, как вся эта любовь, уважение и доверие горько таяли.
Она была его дочерью. Что правда то правда, мистер Хоукай никогда особо ей не интересовался, не выказывал симпатии, в которой она нуждалась, или внимания, которого заслуживала. Никогда не предпринимал ничего, чтобы быть внимательным к ней и не ставил ее выше всего, как должен был. Но несмотря на это, Рой никогда бы не подумал, что учитель мог опуститься до такого.
— Ты... он... ты согласилась на это сама? — выдавил он; ужас сковал его горло, и слова вышли хриплыми и напряженными.
Риза едва-едва кивнула. Рой не видел ее лица, но ее спина напряглась под линиями татуировки. Ее руки закрывали грудь так хорошо, как только могли. Он не знал, что делать. Татуировка явно была шифром: в центре находился обычный трансмутационный круг, а остальное – должно быть, инструкции по использованию. Но это не инструкции в книги. Это инструкции на человеческой спине. На спине Ризы.
Дрожь прокатилась по телу подруги.
— О-он сказал, это шифр. П-превосходный шифр.
Рой вдруг отмер, снял с себя пиджак и закрыл им Ризу спереди, предоставляя ей что-то, чем можно было закрыться. Пискнув то ли от страха, то ли от благодарности, она прижала пиджак к груди. Рой отступил на шаг, ошарашенно глядя на мерзкую татуировку на спине Ризы.
Трансмутационный круг с саламандрой поддерживался двумя змиями. Геометрические формы венчали круг, и все это окружали строки на латыни. Рою казалось, что он уже где-то видел это – но не мог вспомнить, где. Он вгляделся в первые слова наверху картинки.
Его вдруг замутило. Желудок сжался, а руки вспотели.
— Из-звини, — выдавил он и выбежал из комнаты в ванную, захлопнув за собой дверь.
Рой вовремя успел бухнуться на колени, прежде чем ужас, отвращение и неверие взяли верх, и его стошнило в туалет.
Когда все прошло, Рой качнулся назад и вытер рот тыльной стороной ладони. Он попытался закрыть глаза – не помогло. Картинка была выжжена на внутренней стороне век: полураздетая Риза, дрожащая от страха и стыда. И ее спина, исковерканная рукой отца. Первые строки жуткий татуировки гласили: «Confutatis maledictis flammis acribus addictis, voca sua cum benedictus».
«Когда проклятые повержены и преданы пламени скорби, найди ее среди блаженных».
