8. I часть
Глоток дождя попал мне в горло,
Я захлёбываюсь счастьем,
Я живу, я плачу снова
Разочарование – что это? Это когда руки опускаются, не хочется двигаться дальше, когда пропадает путеводный огонек, когда теряется смысл жизни? Вот что ты чувствуешь сейчас?
Твоя любовь дает тебе силы жить. Если бы ты был в своем чувстве собственником, ты бы сдался, потому что она не с тобой, и все ненужным и неважным, но твоя любовь глубже и светлее. Ты сейчас чувствуешь печаль, но ты рад тому, как щемит твое сердце. Ты теперь живешь во всех полярностях, ты не отвергаешь печаль, ты принимаешь всепоглощающую силу этого чувства. В ней ты один на один с собой, своими чувствами. Ты живешь, главное верить…
Разочарование – это потерять надежду.
Ты прожил в доме на площади Гриммо чуть меньше года, а теперь резко меняешь свою жизнь. Темные стены, паутина по углам, безумная болтовня Кричера – все это так надоело, буквально въелось в твою голову. Ты послал письмо Рону и Гермионе, рассказал в нем о том, что тебе нечего здесь делать, что ты попытаешься начать жить заново, что переписка будет невозможной, потому что ты уезжаешь в семью магглов.
Желтоватый листок пергамента – им ты попрощался со своими лучшими друзьями, потому что не нашел в себе решимости сказать им все в лицо.
Это довольно подло, но ты не смог по-другому.
Неловко возвращаться в покинутый дом, к покинутым людям. Ты будто провинился, ведь на самом деле раньше ты не хотел возвращаться, лишь вернуть сто долларов, подаривших тебе надежду на счастье. Тебе будут рады, но на душе скребут кошки, ты неуютно чувствуешь себя на этом старом крыльце. Это не твой мир, но твой разрушен и выбора нет. Так к чему сомнения?
Старый, дребезжащий звонок слышен даже из-за двери. Моросящий дождь шелестит в листве, на земле лужи, дорога превратилась в сплошную грязь. Этот день точно такой же, как тот, когда ты отправился в Лондон за своим счастьем, но не смог дотянуться до него. Дверь открыла миссис Смит. Старушка еще сильнее поседела, осунулась, она близоруко сощурилась и охнула от удивления:
- Мой мальчик!
Она что-то радостно причитала, по морщинистой щеке скатилась слеза. Миссис Смит торопливо вынула аккуратно-сложенный, клетчатый платок из кармана кофты, забыв про свою слезу, вытерла тебе влажный от дождя лоб и счастливо улыбнулась.
- Ох, в дом, в дом, ты же весь промок! Скорей снимай куртку! И к камину, мы с Хоуп его сегодня натопили!
Вы проходите в маленькую уютную гостиную.
- Бабушка, кто там? – раздается с кухни.
Скрипят половицы. Звук замирает, когда ты оборачиваешься.
В дверном проеме застыла большеглазая девушка.
- Ой, - слабо пискнула она и схватилась за фартук.
- Доченька, посмотри, кто вернулся! – миссис Смит счастливо улыбалась беззубым ртом.
- Вижу, бабуля…. З-здравствуй, Гарри.
Вы сидите за столом. Над тарелками с картофельным пюре поднимается пар. Хоуп раскладывает вилки. Она старается скрыть улыбку, но разве можно спрятать тот светящийся шар, который просто освещает ее изнутри?
- Гарри, ты такой хмурый…. М-может, я плохо сварила пюре? - покраснев, шепчет Хоуп.
Сложно оказаться хуже кого-то. Невозможно всегда быть лучшим, всегда оставаться первым, но так тяжело признавать, переживать поражение. Ты любишь Гермиону, а она с другим, оказывает ему знаки внимания, заботы, ласки, любви, в которых ты так нуждаешься. Будто грузило подвесили к сердцу, сначала легкое, но с каждым вздохом все больше наливающееся свинцом, давящее, душащее.
Хочется сесть посередине пустой комнаты и представить, что это весь мир, что больше ничего нет, проблем тоже нет, нет отчаянья, боли. Но все это есть и будет с тобой, пока ты не переживешь их, не победишь, осмыслив, не отбросишь.
Слезы дают некоторое облегчение, тяжелее, когда они не могут вырваться наружу, тогда они вызывают ноющую боль в груди, тянут к земле, заставляют неуверенно согнуться прямую спину.
В жизни столько всего есть, так много интересных вещей, которые теперь безразличны тебе. Просто на них нет сил. Нет уверенности в себе.
Так мерзко ставить себя ниже счастливчика, отнявшего чувство, нужное тебе как воздух. И как неловко думать так о своем лучшем друге…
Он лучше тебя, он превосходит тебя. Ты жалок, никчемен.
Ты не достоин счастья.
Ты хуже…
Рука Хоуп дрогнула.
Хватит.
Ты – это ты.
Ты не хуже, не лучше.
Ты другой, ты уникальный.
У тебя ничего не отнимали, не отбирали.
Так получилось; так, если угодно, распорядилась судьба.
Надо жить дальше, занять предназначающуюся именно тебе нишу.
Все неудачи – это испытания. Нужно с честью преодолеть их, построить себя самому, ведь счастье не дается просто, часто его приходится завоевывать, заслуживать, дожидаться…
Только вымучить счастье нельзя.
- Прекрасное пюре, Хоуп, - ты улыбнулся. – Замечательно готовишь, а кто научил тебя?
У девушки что-то вспыхнуло внутри, что-то сбивающее дыханье и вызывающее румянец на щеках.
Она влюбилась в тебя по уши. Неужели ты не видишь?
- Б-бабушка…. Она замечательно готовит.
- А где твои родители?
- Умерли они, милый. Чуть больше десяти лет назад, тогда…- грустно вздохнула миссис Смит.
Ты живешь в этом городке уже несколько месяцев, всем представили тебя как друга семьи. Ровные улицы, аккуратные газоны, будто игрушечные домики, и небо почти всегда голубое. Миссис Смит устроила тебя на небольшую фабрику на окраине города, ты завел новых знакомых, но все они лишь приятели, никаких друзей.
Хоуп одновременно тянется к тебе и стесняется твоего внимания, как маленький напуганный щенок, которому безмерно хочется ласки. Она не сводит с тебя больших серых глаз, когда ты не видишь этого. Каждый вечер, расчесывая свои медовые волосы, она думает о тебе. Когда ты о чем-то ее спрашиваешь, она теряется и краснеет, поэтому отвечает быстро и сбивчиво, и у тебя складывается впечатление, что Хоуп сторонится, избегает тебя.
Ты начинаешь наблюдать за ней. Тихая сельская девушка, стеснительная, мечтательная, простая. Она не любит читать. Спасаясь от скуки этого маленького городка, она слушает старый бабушкин патефон. Ты постепенно привыкаешь к красивым мелодиям и напевам, льющимся из старенького ящика. Вы начинаете слушать их вместе. Девушка привыкает к тебе, вы начинаете чаще разговаривать, обсуждать музыкальные композиции, дела по дому, она, наконец, решается расспросить тебя о твоей прошлой жизни.
- Я… не хочу вспоминать этого.
Хоуп чуть отпрянула, будто испугавшись твоего ответа или своего вопроса.
- Нет-нет, ничего плохого я не делал. Просто… понимаешь, мне пришлось… чтобы спасти многих и… Мне не хочется вспоминать, прости меня. Мне хочется жить спокойно.
- Конечно, я понимаю, - покорно отозвалась Хоуп.
Ты такой таинственный, ты ее герой.
Полгода вы жили спокойно, как брат с сестрой.
Но Хоуп уже почти восемнадцать, она изнывает от любви к тебе.
Вы собирали созревшую в саду сливу. Улыбались испачканными губами, но не говорили друг другу о том, что вокруг рта у вас красновато-фиолетовый ободок, исподтишка улыбаясь этому. В саду пели птицы, безмерно яркое солнце будто кислотой прожигало листву ветвей и лилось повсюду, почти нигде не оставляя тени.
Ты, собрав уже третье ведро, с выдохом уселся на землю, любуясь блестящей на солнце медовой косой девушки.
- Гарри, но мы же не закончили. Вставай, - она потянула тебя за руку, ты легко противостоял этому жесту.
- Неа, - ты улыбнулся во весь рот.
По телу разлились такая нега и лень, что захотелось вообще никогда больше не вставать с прогретой солнцем земли.
- Пойдем, - она потянула сильнее.
- Ни за что, - медленно протянул ты, продолжая улыбаться.
Такая легкость.
Хоуп уперлась в землю и принялась тянуть сильнее:
- Пойдем, пойдем, пойдем!
Девушка уже чуть сдерживала смех.
- Ни за что и ни-ко-гда! Мы же объедимся этой сливой и посинеем!
Хоуп рассмеялась и, перестав тянуть, под действием еще не прекратившегося противостояния твоей руки упала на колени, ткнувшись носом в твою шею.
Она красная, как недозревшая сливина, подняла голову.
- Ты грязная.
- Ты тоже.
Вы оба звонко рассмеялись.
А потом она чуть приблизилась к тебе.
У нее очень нежные, гладкие губы со сладким вкусом.
Первое, что пришло бы тебе на ум при описании этого поцелуя, было бы «сливовый».
Тебе очень нравилось обнимать ее, прижимать к себе, целовать, ласкать. Это было новым чувством, эмоцией в твоей жизни. Это взбаламутило твой однообразный быт в этом городке.
Парни, заглядывающиеся на красавицу Хоуп, быстро разобрались в ситуации и больше не крутились возле вашего дома, теперь к вам заглядывал только твой приятель Джон. Вы часто сидели на кухне или в саду, говорили мало, обычно играли в шахматы, шашки или слушали музыку вместе с Хоуп.
Джон, не высокий, симпатичный, упрямый, всегда, смеялся шуткам Хоуп и сосредоточенно объяснял тебе, как починить кран, как лучше покрасить забор и прочее благоустройство быта.
Каждый день: пробуждение, завтрак, поцелуй Хоуп на прощанье, работа, обед, работа, ужин, встречи с Джоном, поцелуй Хоуп на ночь. По выходным поездки на пикник или работа по дому.
Потом умерла миссис Смит. Она стала совсем старенькая, сморщилась, как моченое яблоко, осунулась, волосы на ее голове превратились в белоснежный пушок. За несколько дней до смерти она слегла, у нее поднялась температура, потом дыхание стало сбивчивым, старушка перестала узнавать окружающих. Хоуп постоянно сидела перед ее постелью на коленях и молча гладила морщинистый лоб, капая на него слезами. В одну из ночей девушка проснулась от сильной жажды.
Тебя разбудили ее истеричные всхлипы. Хоуп рыдала возле постели старушки, гладила ее волосы, целовала остывающие лоб и щеки. Ты подошел и обнял девушку, крепко прижал к себе. Она горячо шептала о несправедливости, жестокости жизни, как же хорошо ты ее понимал.
Для тебя это тоже была большая потеря. У тебя никогда не было бабушки, а с миссис Смит ты узнал счастье быть внуком.
Казалось, ничего не будет так как прежде, но дни сменялись днями, летели листочки календаря на кухне, тебе хорошо знакомо это непрекращающееся движение времени.
Спустя несколько месяцев Хоуп перестала плакать по ночам, когда думала, что ты уже уснул и не слышишь ее всхлипов. Она перестала плакать, когда стала засыпать в твоих объятиях. В одну из ночей ты, войдя в ее комнату, обнял, свернувшуюся калачиком на постели девушку. Она молча лежала, кусая соленый уголок подушки, а потом резко поднялась, уткнулась тебе в шею и разрыдалась в голос. А потом начала жарко, жадно целовать, оставляя на твоих губах соленый привкус и чувство, что это ваше общее горе, и вдвоем нести его не так тяжело.
Жизнь заняла новое русло и потекла по нему.
Вы жили вместе уже три месяца. Все стало привычным и обыденным. Хоуп, Джон, жизнь в этом городе, однообразная работа.
Наверное, самое тяжелое испытание – это скука.
В горе, в беде, в отчаянье можно плакать, проклинать судьбу, но сражаться с этим, бороться, противостоять. А что делать со скукой?
Ты привык всю жизнь жить в напряжении. Детство на Тисовой улице, а потом геройские будни в Хогвартсе. Ты много успел, сделал, совершил. Ты хотел поселиться в Годриковой Лощине, но Хоуп там не место, это не ее дом. Эта простая девушка создана для того маленького городка, где она родилась. Наверное, просто от нее исходит не солнечный аромат, а запах луговой ромашки и срубленного клена. Она замечательного мягкого розового цвета – любящая, милая, нежная.
Ты успел изучить ее всю.
У нее родинка на левом виске, мягкий курносый носик, упрямый подбородок, большие мечтательные глаза. Во сне она трогательно прижимается к тебе и чуть-чуть сопит, у нее мягкие округлые плечи, ласковые нежные руки и очень чувствительный гладкий живот.
Ты мирно живешь в отремонтированном тобой уютном доме, у тебя есть работа, девушка, друг.
Чего же тебе еще нужно?
Умей наслаждаться тем, что имеешь.
Живи, не опуская рук, не смиряясь со скукой.
Ты радуешься улыбке Хоуп, твое сердце начало оттаивать.
Но это ли твое счастье?
Кто ты без надежды?
