Недвижимость

Глава 8. Draco dormiens nunquam titillandus.

Все вернулось на круги своя, молодые опять поселились в семействе Тонкс — и, надо заметить, вовремя. В конце февраля завершался шестой месяц беременности Нимфадоры, а это значило, что с марта будущая мама прекращала работу. Новый указ министерства сократил пособие для беременных до 15 галеонов, а Ремус продолжал работать дворником у маглов. Платить за квартиру при таком раскладе было нечем. Жизнь с родителями, как известно, имеет свой неповторимый колорит, но после всего пережитого она уже не причиняла столько боли и страданий: и не такое видывали.
Зима близилась к концу. Под теплыми лучами весеннего солнца таял последний снег — вместе с надеждой на собственный домашний очаг. Люпины каждый день наведывались в «Пожелай-Себе-Дом», где секретарша отвечала, что все вопросы в компетенции директора, но последнего никогда не было на месте. Пару раз Люпинам встретился Люциус Малфой, выговаривавший секретарше по поводу безответственности их администрации. Как-то вечером в конце рабочего дня директора случайно все-таки удалось поймать. Дольщики, обязанные в течение года делать ежемесячные взносы, принесли деньги и к удивлению получили положительный ответ на свой избитый вопрос.
– Мистер Малфой, к вам посетители, – доложила ведьма.
– Казильда, меня нет, – недовольно протянул знакомый голос, но было поздно – супруги вошли в кабинет.
Вид директорского кабинета производил гнетущее впечатление: мрачный и холодный, он казался еще темней из-за каменного пола и отделанных серым камнем стен. Тяжелые шторы поглощали уличный свет, и только яркий огонь в камине немного оживлял и согревал пространство. Бледный молодой человек с тонкими чертами лица отвлеченно крутил в руках песочные часы.
Драко окинул взглядом клиентов, вяло усмехнулся, узнав знакомые лица, и безразличным тоном, словно отбывал какую-то повинность, задал дежурный вопрос:
– Что вам угодно?
– Нам угодно знать, когда ваша компания построит обещанное жилье, – пояснил несколько удивленный Ремус. – По договору вы обязаны были закончить строительство еще в прошлом году.
Пока Казильда пересчитывала и сортировала деньги, Драко, продолжая обреченно следить за часами, скривил губы и процедил:
– Никогда. Мы заберем ваши денежки и свалим! – невесело хохотнул молодой человек, издеваясь над бывшим профессором. Секретарша застыла и с ужасом посмотрела на шефа, который продолжал шутить. – Все так делают, а мы что, самые честные? Всего хорошего, рабочий день закончен.
– Зная вашего отца, вряд ли кто-нибудь заподозрит вас в честности, – парировал Люпин.
Малфой вспыхнул, но ответить не успел: в этот момент из камина вышел Люциус.
– Что ты здесь делаешь? – раздраженно спросил он. – Когда ты нужен на работе, тебя сюда не заманишь, а сегодня, в этот важный день, которого я так долго ждал, тебе вдруг приспичило сидеть сверхурочно.
– Пришлось. Клиенты задержали, – небрежно бросил сын.
Люциус, заметив посетителей, энергично объяснил, что рабочий день закончен, и попытался выпроводить их.
– Вы не выполнили свои обязательства, и мы по условию договора требуем возврата денег с надлежащей компенсацией, – настаивал Люпин.
– Не переживайте, все будет исполнено в лучшем виде в кратчайшие сроки. Надеюсь, вы понимаете, что денег вам никто не вернет? – многозначительно пообещал Малфой.
– В таком случае мы обратимся к закону.
– Вот это правильно! – весело одобрил Люциус. – Только учтите, что наша компания имеет прекрасные связи в министерстве, чего нельзя сказать о вас. Помнится, по новому указу нашего дальновидного министра, – он угрожающе понизил голос, – оборотни вообще вне законов человеческого общества. Поэтому советую непременно прибегнуть к помощи министерства. Желаю удачи! – и он проводил визитеров за дверь. – Немедленно идем, они уже пришли!
Драко медленно поднялся с кресла, переложил несколько раз свитки на столе, поправил перья, чернильницу.
– Хватит возиться, – не выдержал Люциус, – ты ведешь себя безответственно.
Отец подтолкнул сына к камину, тот нехотя вошел под свод и исчез в зеленом пламени.
– Мистер Малфой, – обратилась секретарша, – ваш сын говорит клиентам такие вещи! Намекает на то, что мы нарушаем договор и обманываем вкладчиков.
– Глупый мальчишка! Рубит сук, на котором сидит. Неужели он догадывается о наших делах?.. Казильда, – промурлыкал Люциус, – присматривай за ним.
– Да, мистер Малфой. И возьмите деньги, – она протянула увесистый мешочек.
* * *
Родовой замок Малфоев блистал великолепием. В празднично украшенном зале тихо играла музыка, и Нарцисса Малфой в одиночку развлекала гостей. По лестнице спустился сияющий Люциус, следом за ним с кислой миной плелся его сын.
– Ну наконец-то! Мы уже заждались, – краснолицый волшебник мощного телосложения схватил Драко за плечи и хорошенько тряхнул. – Миллисента, полюбуйся на своего жениха. Я же обещал, что добуду его для тебя! – он грубовато подтолкнул юношу к своей дочери.
– Мальчик слишком много работает, – заботливо заметил Люциус. – Нужно беречь себя. Я все время говорю ему об этом.
– Трудолюбие для молодого человека весьма похвально. Есть, кому продолжать твои дела, Люциус. Мне с этим сложнее.
– Надеюсь, в скором времени наши дела будут общими.
– Разумеется. Для чего нам богатство, если не для того, чтобы передать его детям.
– О да.
Люциус долго ждал этого вечера. Для своего единственного сына он нашел лучшую партию: Миллисента Булстроуд происходила из чистейшего рода волшебников, а ее отец был не только богат, но и пользовался особым расположением нового министра. Он чутко уловил направление «нового курса» и удачно попал в струю. Драко, напротив, пытался оттянуть помолвку, как только мог, и теперь, когда этот момент все-таки настиг его, испытывал непреодолимое желание провалиться сквозь землю. Он не видел Миллисенты больше года. Она и раньше не отличалась ни красотой, ни изяществом, ни деликатностью манер, но, встретив ее сегодня, жених вздрогнул. Всегда крупная и упитанная, юная леди, кажется, еще выросла и раздалась вширь, маленькие глазки совсем потерялись на пухлом лице, а ко второму подбородку добавился третий. Невеста проворно подхватила свой трофей и потащила подальше от гостей.
– Мог бы придти пораньше. Я уже ревную тебя к работе, – кокетливо сказала Миллисента, надвигаясь всей своей массой на жениха, каким-то образом оказавшегося без путей к отступлению. Будучи на несколько дюймов выше и раза в два шире, она явно имела преимущество.
– Терпеть не могу работу, но приходится думать о будущем, – Драко поморщил нос с отвращением, вызванным то ли воспоминанием о работе, то ли мыслями о будущем, то ли запахом пирожков, вплотную придвинувшимся к нему.
Мелодично зазвенели колокольчики, приглашая гостей в трапезный зал. Воспользовавшись секундным замешательством невесты, Малфой-младший выскользнул из ее объятий и поспешил к столу в гущу гостей. За ужином Драко почти не ел: его преследовал навязчивый запах пирожков, локализовавшийся совсем рядом. Он старался не смотреть в ту сторону, не смотреть на гостей, а внутри все тряслось и просилось вывернуться наружу. Кое-как высидев ужин и пережив светские беседы в каминном зале, во время которых он не спускал глаз с невесты, избегая давешней оплошности, Драко вышел провожать гостей. Родители застряли на террасе перед домом, рассыпаясь в любезностях, а он нетерпеливо поспешил к выходу, потеряв бдительность от близости скорого конца этого кошмара. Вдруг цепкие руки схватили его за шиворот и увлекли под сень деревьев. Не успев опомниться, он оказался прижатым к дереву пышными формами Миллисенты (хотя в данном случае понятие «формы» слишком далеко от действительности, и речь может идти только о «степени»).
– Как они милы! – восхитилась миссис Булстроуд, заметив эту сцену в саду.
Простившись, наконец, с гостями и почти родственниками, Люциус сиял от счастья:
– Все прошло отлично! Сын, о таком прекрасном будущем для тебя я даже не смел мечтать.
Драко тошнило, голова кружилась, хотелось орать и плакать, хотелось что-нибудь разбить, сбежать и никогда не возвращаться.
– Я полетаю, – сплюнув, он схватил метлу и понесся, куда глаза глядят.
– Что на уме у этого мальчишки? Такой ответственный момент, а ему только бы на метле гонять, – покачал головой отец.
* * *
Люпин прекрасно знал, что Малфой прав, и никакие жалобы властям не решат проблем молодой семьи, но только обернутся новыми несчастьями. Положение казалось безвыходным и оставалось ждать милости застройщиков. Но непредвиденные обстоятельства внезапно повернули течение жизни совсем в другое русло. В самом начале марта Люпины получили странное письмо:
«Уважаемые Ремус и Нимфадора Люпин!
ПОЛИП приглашает Вас на собрание вкладчиков в контору строительной компании «Пожелай-Себе-Дом» 4 марта в 18.00 для выяснения некоторых вопросов с застройщиком.
Президент ПОЛИПа».
– Что бы это могло быть? Что еще за ПОЛИП?
– Не знаю. Наверное, придумали новую игру, чтобы тянуть время и морочить голову досаждающим вкладчикам. Не все же они оборотни.
Несмотря на глубокий пессимизм, дольщики явились в контору раньше срока. Как ни странно, в приемной их встретила Гермиона:
– Профессор! Тонкс! Ой, извини, Люпин, – складка между бровей слегка разгладилась, и ее усталые глаза на мгновение оживились, – проходите в зал заседаний.
– Гермиона, объясни, что здесь происходит?
– Полный беспредел, – пробурчала недовольная Казильда, разбирая бумаги на своем столе.
– Подождите, скоро я все объясню, – многозначительно пообещала Гермиона.
В этот момент в приемную вошел Рон Уизли. Его крепко держала под руку миловидная девушка с русыми, слегка вьющимися волосами, собранными в строгий пучок на затылке. Несмотря на крепкое сложение, она напоминала птенца, то ли благодаря длинной тонкой шее и широко распахнутым глазам, то ли из-за наивного и немного детского выражения лица. Люпин узнал в ней свою ученицу. Кажется, ее звали Мэнди Броклхерст.
– Рональд Уизли? – глаза Гермионы гневно сверкнули, а брови вновь сдвинулись. – Если мне не изменяет память, я тебя не приглашала.
– Здравствуйте, – с приветливой улыбкой сказала Мэнди красивым поставленным голосом.
– Если память тебе действительно не изменяет, я к тебе в гости не хожу, – грубо огрызнулся Рон и, протянув конверт Казильде, вежливо объяснил, – я пришел вместо Поттера. К кому мне обратиться?
– К ней, – секретарша нервно махнула рукой в сторону Гермионы.
– Ты, наконец, бросила учиться? Что, Малфои много платят? – ехидничал Рон.
– Не жалуюсь. Где Гарри?
– Мы пришли на собрание вкладчиков, – объяснила всем Мэнди.
– А он что, тоже с тобой не общается? – наступил Рон на больную мозоль (по правде говоря, после того, как Гарри по совету Гермионы продал дом Сириуса и поселился в семействе Уизли, она вообще ни с кем не общалась). – Ты, как я вижу, выбилась в начальницы, быстро же у некоторых это получается!
– Я талантлива. Проходите в зал заседаний.
– Какая нескромная девушка, – укоризненно заметила пассия Рона, хлопая ресницами.
Рон, галантно расшаркавшись в дверях, что выглядело в его исполнении весьма комично, сопроводил смутившуюся Мэнди в зал.
– Где Гарри? – поинтересовался Люпин, невольно слышавший разговор старых друзей.
– Уехал за границу. Не знаю толком, чем он занимается – говорит, дела. Мы и этому рады, все-таки нашел себе занятие. После полугодового затворничества Гарри озадачился какими-то идеями-фикс. Бегал по библиотекам, сидел в архивах, встречался с разными людьми. А дома все что-то пишет, и прячет, когда заходишь в комнату. Теперь вот за границу подался.
– Гарри с нового года жил в Норе, – многозначительно пояснила Мэнди.
– Смотрите, Билл уже тут, – показал Рон на рыжую голову брата.
В зале заседаний собралось человек двадцать, и вновь прибывшие участники подсели к семейству Уизли.
– Вы тоже попались на эту удочку? – спросила Флер. – У меня на Г’одине такое безобг’азие пг’осто невозможно.
Флер была на последнем месяце беременности. Ее прекрасные глаза, обращенные куда-то вовнутрь, излучали удивительный свет и покой, а движения, слегка замедленные, но от этого подчеркнуто грациозные, придавали ей особенное очарование.
– Тех, кому не нравятся наши исконные традиции, – взметнулась Мэнди, – никто не приглашал на нашу Родину!
– Ваша Мэнди ведет себя по-хамски. Мне это изг’ядно надоело, – высокомерно обратилась Флер к мужу и особенно к Рону, совершенно игнорируя присутствие Мэнди. – Объясните ей, как себя вести в пг’иличном обществе, – и она плавно развернулась к Нимфадоре.
– Флер надеялась родить в новом доме, – пояснил Билл.
– Мне бы тоже хотелось, – призналась Нимфадора, – мы доставляем родителям слишком много хлопот.
– Вы тоже живете у г’одителей?! О!! – Флер закатила глаза, обнаружив подругу по несчастью, и обрушила на нее все, что собирала почти два года.
– Я, между прочим, – опять невпопад вставила невеста Рона дрожащим от слез голосом, – не только их, но и твоя Мэнди.
Флер не удостоила внимания свою потенциальную родственницу, а Билл завел разговор с Ремусом.
– Рон, милый, она почему-то считает себя лучше других, – обратилась Мэнди за поддержкой, – это неправильно.
Рон не нашелся, что ответить и, обняв невесту, шептал ей какую-то утешительную чепуху. Вообще Мэнди была весьма своеобразной девушкой. Несмотря на открытость, беззлобие и чистосердечность, с ней было очень сложно общаться. Она утверждала такие банальные вещи, на которые нечего было ответить, и беседа сводилась к бесконечному «да, ты, безусловно, права».
В зал вошла Гермиона с раздраженной Казильдой.
– Уважаемые вкладчики! – сурово и решительно обратилась Гермиона. – Мы все отдали свои сбережения в «Пожелай-Себе-Дом», продолжаем выплачивать ежемесячные взносы и соблюдаем все пункты заключенного договора, чего нельзя сказать о руководстве строительной компании. Я считаю, что далее терпеть пустые обещания не имеет смысла. Если мы не восстановим свои имущественные права и не принудим застройщиков выполнить обязательства, нашими деньгами будут бессовестно пользоваться, а мы останемся ни с чем. Поэтому предлагаю всем вступать в Правозащитную организацию ликвидации имущественного притеснения, сокращенно ПОЛИП. Вместе нам легче будет добиться успеха.
– Что ты предлагаешь? Как заставить их считаться с нами? Что мы можем сделать? — раздались со всех сторон взволнованные голоса.
– В первую очередь, я считаю, нужно открыто поговорить с руководством… — продолжала излагать свой план Гермиона.
– Как? Его никогда нет на месте! — послышалось со всех сторон.
– Казильда написала директору, объяснив, что в его интересах явиться на это собрание, – ее безрадостные глаза сверкнули недобрым огоньком, а секретарша недовольно передернулась, – и он обещал прийти. Во-вторых, я детально изучила магическое законодательство по интересующему нас вопросу и наш договор со строительной организацией. В случае необходимости обратимся в судебные инстанции Визенгамота, а также подключим общественность через публикации в печати. В-третьих, планируется объединение с вкладчиками, обманутыми другими строительными компаниями...
В этот момент двери резко распахнулись, и в зал ворвался Люциус Малфой. Через мгновение он оказался рядом с Гермионой и в свойственной ему манере с налета брать противника на испуг повышенным тоном потребовал отчета.
– Что здесь происходит? Как вы посмели вломиться в мой офис и устроить здесь какое-то сборище? Все вон!
– Где директор? – твердо спросила Гермиона.
– Чтоо? – он уничижающе посмотрел на нее. – Это еще что? – Люциус с высоты своего роста навис над Гермионой. – Вторжение маглов-малолеток?
– Я спрашиваю, – отчеканила она, – где директор строительной компании и кто допустил на собрание посторонних лиц?
Малфоя душила бессильная ярость от наглости этой грязнокровки, от того, что она не боится, и особенно от того, что труднее всего вынести – от правды. Он действительно был посторонним лицом в этом деле. После освобождения из Азкабана Люциус верно поймал министерский ветер и организовал строительство, однако понимал, что выступать от своего имени рискованно. Первое время пришлось изображать жестоко пострадавшего больного, чья вменяемость вызывала сомнения, а его темное прошлое пугало не только клиентов, но и более влиятельные круги. Поэтому формально контору возглавил его сын, а отец осуществлял реальное руководство.
– Я его заместитель и не потерплю оскорблений в свой адрес! Казильда, принеси Иммунную грамоту.
– Передайте директору, что мы в массовом порядке подаем жалобу в суд. Вы обязаны либо вернуть наши деньги в двойном размере, либо закончить строительство в течение месяца, выплатив компенсацию в размере 10% от стоимости жилья за каждый месяц просрочки.
Казильда подала Малфою фиолетовый свиток, тот взял документ и небрежно протянул Гермионе. Девушка прочла пергамент. Она молчала и, поджав губы, уставилась куда-то в пустоту. Тот, кто не знал Гермиону, подумал бы, что она подавлена и повержена, но ее друзья, узнав решительный и грозный взгляд, сразу поняли – у нее появилась ЦЕЛЬ.
– Полагаю, все вопросы исчерпаны? Можете расходиться, – и Люциус, грациозно отвесив шутливый поклон публике, направился к выходу.
Казильда, гордо подняв голову, засеменила вслед за шефом. Уходя, победитель заметил темную фигуру в дальнем углу зала, мрачно наблюдавшую за происходящим.
– Ты тоже здесь? Очень кстати. Давно хочу сказать, чтобы ты бросил свое бестолковое занятие и перестал забивать голову моего сына всякой чепухой. Он тебя в грош не ставит и терпит из вежливости.
Снейп кисло скривил губы и, не удостоив ответа, проводил Люциуса скептическим взглядом.
– Что в грамоте? – интересовались вкладчики.
– Министр освобождает «Пожелай-Себе-Дом» от всякой ответственности перед законом и от любого финансового контроля в обмен на «неоценимые услуги Отечеству» (интересно, какие?). Все вопросы, связанные с деятельностью компании, находятся в личном ведении министра. Подписано Люциусом Малфоем и Пигмалионом Назусом.
– И что дальше? – вызывающе спросил Рон.
Зал взволновался, отображая разнообразную гамму чувств, однако можно констатировать, что преобладали пораженческие настроения.
– Должен быть какой-то выход, и мы обязаны его найти, – Гермиона напряженно думала.
– Все бессмысленно, – обреченно вздохнула дама в вишневой мантии.
– Бороться с министром – все равно, что против ветра плевать, – кряхтел пожилой волшебник с тростью.
– Ничего дг’угого я и не ожидала. В этой стг’ане совсем не чтят закон.
– Да что тут думать? – нетерпеливо воскликнул Рон. – Надо собраться всем вместе и набить этому Малфою морду! Заодно и второму тоже.
– Ничего более умного, Уизли, я от вас не ожидал, – не выдержало темное пятно на галерке.
– Рон, как ты не понимаешь, это только сыграет на руку нашим противникам, — Гермиона посмотрела на Рона взглядом, выражающим жалость к его непроходимой тупости.
– Ты много понимаешь, – обиделся тот. – Собрала кучу народу, сама не знаешь, зачем. Наверное, чтобы дать возможность этому высокомерному болвану поиздеваться над нами, – никак не унимался Рон. – Интересно, тебе за это хорошо платят, или ты решила заменить им Добби?
– Да заткнись ты! Мешаешь думать.
– Как тебе не стыдно так грубо разговаривать, – вмешалась Мэнди. – Ты же девушка, а ругаешься, как уличная торговка.
Гермиона, сдержав порыв гнева, высказала свои соображения.
– Я думаю, что Малфой ведет грязную игру, и министерский Иммунитет еще раз это доказывает. Если мы покопаемся в документах нашей строительной компании, то непременно найдем, за что зацепиться.
– Я мог бы проследить за финансовыми операциями, – предложил помощь Билл.
– Отлично, — обрадовалась Гермиона.
– Мы же нарушим иммунное право, — возразил волшебник с тростью.
– Есть предложения получше, господа? — Гермиона обвела взглядом зал.
– Путь тупиковый. Если нам удастся раздобыть информацию, мы не сможем ею воспользоваться, – рассуждал Ремус. – Малфой непременно даст делу законный ход, задействует все свои связи, и нас будут судить как опасных бунтовщиков, покусившихся на власть министра.
– Если нас не заточат в Азкабан, то обложат такими штрафами, которые мы не выплатим за всю жизнь.
– Это несправедливо, – Мэнди смотрела на Гермиону своим неизменным ясным взглядом, не омраченным сомнениями в собственной праведности.
– Я покопаюсь в законах – может, удастся найти какой-нибудь повод нарушить иммунитет, — взгляд президента ПОЛИПа становился все более сосредоточенным.
– Вряд ли! Все равно мы будем крайние! — загалдели вкладчики со всех сторон.
– Ха, повод всегда можно найти, – раздался смешок с последнего ряда.
– У Вас есть предложение, профессор? – с надеждой спросила Гермиона.
– Если бы и было, вряд ли я стал бы с вами делиться, – ретировался Снейп.
– Сложность нашего положения состоит в том, – вмешался Люпин, – что, если аферы «Пожелай-Себе-Дом» откроются общественности, Назус бросит Малфоев на съедение публике, устроит показательный суд и что-то в этом роде…
– Вечно вы, профессор, всех жалеете! – выкрикнул Рон. – Лично я многое бы отдал, чтобы эти надменные твари получили, наконец, по заслугам.
– Дело не в жалости, Рон. Как ты думаешь, кому достанутся конфискованные у мошенников деньги, и кто будет достраивать наши дома? – спросил Ремус, поворачиваясь к Рону и Мэнди.
– Наш министр восстановит справедливость, – заверила Мэнди, сама того не подозревая, ответив на вопрос Люпина.
– Вы правы, профессор. Если мы завалим Малфоев, то уже никогда не увидим ни наших денег, ни жилья, – согласилась Гермиона.
Покружив еще немного в замкнутом кругу неразрешимых вопросов, собрание начало расходиться. В приемной Ремус столкнулся со Снейпом. Профессор пребывал уже не в столь плачевном состоянии, в каком мы покинули его более полугода назад: он получил работу в Хогвартсе и внешне выглядел вполне оправившемся от жестоких потрясений и утрат.
– Северус, не ожидал тебя здесь увидеть.
– Бред какой-то! Я догадывался, что это странное собрание никак не связанно со строительством дома, но эта комедия превзошла все мои ожидания. Я попал в студенческий клуб игроков в тайные общества, – кисло процедил Снейп.
– Мне показалось, Северус, тебе что-то известно о Малфоях, – осторожно спросил Ремус.
– Надо же было так выставиться на посмешище! Явиться на митинг любителей поумничать (как всегда весьма неумело)! – не унимался Снейп.
– Ты ведь что-то знаешь…
– Я не намерен это обсуждать, – отрезал Снейп.
– Дело твое, – пожал плечами Люпин. – Ты ни разу не говорил, что решил обзавестись жильем.
– Это была не моя идея, – уклончиво заметил Снейп.
– Очень хорошая идея. У человека должен быть дом.
– Дамблдор тоже так счита... – он осекся, но потом, пережив какую-то внутреннюю борьбу, не сдержавшись, добавил, – МакГонагалл нашла среди бумаг Директора завещание. Он оставил мне часть своих сбережений, – Северус не мог скрыть радость. – А тебе он ничего не оставил? – подозрительно поинтересовался он.
– Нет.
– Я так и думал… – глаза профессора блеснули самодовольным огоньком.
– Рад за тебя. Но, боюсь, все наши сбережения канули в бездонном кошельке Малфоя.
– Это мы еще посмотрим, – злобно буркнул Северус.
– И так все видно. Вряд ли Гермионе удастся найти изъяны в их обороне, – продолжал гнуть свою линию Ремус.
– Где уж ей, – усмехнулся зельевар, – хотя задачка решается очень просто, если учесть, что Люциус не занимает никакой официальной должности в компании.
* * *
Прошел март и наступил апрель, а в жизни Люпинов ничего не изменилось. Нимфадора больше времени проводила дома, погруженная в то особое состояние, доступное только женщинам, когда в одном теле живет две души. Кажется, что ешь, спишь и даже дышишь не только и не столько для себя, а для другого, еще незнакомого, но уже родного и любимого человека; что жизнь твоя больше не принадлежит тебе. Появляются новые черты характера, и до конца не ясно, в чем причина перемен: в особом составе гормонов, или это она — та юная, но цельная душа — дает о себе знать. Из недр сознания всплывают детские кризисы, которые были старательно забыты, но возвращались в виде ночного бреда, открываются необычные способности и закрываются обычные. Нимфадора абсолютно утратила не только дар метаморфа, но и способности к анализу, синтезу, логическую память. Зато избавилась от двух ночных кошмаров и приобрела фотографическую память: она могла дословно воспроизводить любой текст, когда-либо виденный ею, точно сказать, где лежат утерянные вещи, описать любую картинку в мельчайших деталях.
Ремус, кроме работы у маглов, активно включился в деятельность ПОЛИПа. Информация, сообщенная Снейпом, оказалась бесценна, и заговорщики интенсивно занялись шпионской деятельностью. В середине апреля они были готовы к решительным действиям.
Администрация компании больше не удостоила вкладчиков вниманием, и потому в восьмом часу вечера в холл старинного замка Малфоев зашла группа посетителей и потребовала директора «Пожелай-Себе-Дом».
– Немедленно уходите, – поджав губы — точь-в-точь теща Ремуса! — ответила хозяйка. – Вы явились без приглашения, и в этом доме никто не будет с вами разговаривать.
– Мы никуда не уйдем, пока не выясним всех интересующих нас вопросов, – грозно заявила пышноволосая девушка с безжизненными глазами, – располагайтесь, господа. А вам советую поскорее позвать сына, чтобы сберечь свое и наше время, – заявила она Нарциссе.
– Неслыханно! Я сейчас же сообщу мужу, – и миссис Малфой грациозно поплыла по лестнице.
– Что же вы прячете от нас своего сыночка? Или он дрожит от страха? – кричал вдогонку Рон.
– Не суди по себе, Уизли, – раздался голос за спиной Рона. – Что это за паломническая процессия? – Драко вошел в боковую дверь и, сбросив плащ, смотрел исподлобья на публику, похлопывая волшебной палочкой о ладонь.
– Мы пришли предложить тебе сделку: если ты построишь наши дома в течение месяца и выплатишь положенную компенсацию, мы не будем разглашать твоих финансовых махинаций, – Гермиона впивалась взглядом в его серые глаза.
– Я тебе тоже предложу сделку, Грейнджер, – насмешливо процедил Малфой, – если вы немедленно уберетесь, я, так и быть, сделаю вид, что вас здесь не было. В противном случае участь ваша незавидна.
– Прекрасно! Я тебя предупредила. Мы уже нашли издателя, согласившегося взорвать эту бомбу. Вот обрадуется министр, когда узнает о твоих аферах за его спиной, а особенно о том, что он сам имеет к ним прямое отношение, – Гермиона резко развернулась и направилась к выходу.
– Нечего меня запугивать! Плевал я твои статейки! — злобно прищурившись, прошипел Драко.
– Помолчи, Драко. В чем дело? – хозяин дома, явно уже знавший ответ на свой вопрос, словно пантера, в несколько шагов преодолел лестницу и требовал у гостей объяснений.
– Вас это абсолютно не касается, – с расстановкой ответила Гермиона, провоцируя Люциуса.
– Вот как?! Ворвались в мой дом, и думаете, это сойдет вам с рук? – наступал хозяин.
– Мы уже уходим, – «Отлично, он попался», – подумала Гермиона, сверля Малфоя вычисляющим взглядом.
– Отчего же? Теперь я вас приглашаю остаться и изложить свои вопросы и предложения, – Люциус любезно улыбался, его глаза блестели из-под опущенных век.
Доброжелательность Малфоя пугала больше, чем его гнев, и посетители, озадаченные столь разительной переменой в настроении хозяина, нерешительно топтались в дверях.
– Нарцисса, распорядись подать чай, а ты, Драко… – тут отец шепнул что-то сыну, и тот, довольно усмехнувшись, вышел.
– Итак, – торжествующе произнес хозяин, – я слушаю вас.
Активисты ПОЛИПа, приготовившиеся биться, растерянно молчали.
– К вам у нас вопросов нет. Мы пришли поговорить с директором, – «Или мы попались?»
– Не стоит дерзить, э-э… мисс Грейнджер? – небрежно уточнил Люциус. – Я пытаюсь помочь вам, – отечески пристыдил он президента ПОЛИПа.
В зал вошел Драко и кивнул отцу.
– У нас есть достаточно компромата, чтобы испортить вам жизнь…
– О, это не ново, — заметил Люциус, блаженно улыбаясь. — Кто только не пытался это сделать…
– Но мы не сделаем этого, если «Пожелай-Себе-Дом» выполнит все свои обязательства в течение месяца.
– Мы, несомненно, выполним все наши обязательства, – умильно заверил Малфой, – но, боюсь, через месяц для вас это будет уже не актуально. Прошу к столу, – учтиво предложил хозяин.
«Он зачем-то тянет время. Это ловушка. Медлить нельзя!» – быстро соображала Гермиона.
– Если Вы рассчитываете на Иммунную грамоту, то она недействительна! – мисс Грейнджер пошла в наступление.
– ЧТО? — Люциус словно очнулся и с ужасом оглядывал непрошеных гостей, лихорадочно прикидывая, что им известно.
– Договор с Назусом подписал некий Люциус Малфой, который не числится в компании даже дворником, – она выкатывала тяжелую артиллерию. – Мы изучили вашу финансовую деятельность, – выпалила Гермиона, выхватив стопку новеньких фолиантов из рук Билла, – и думаем, что министр прочтет это с большим увлечением.
Люциус побледнел.
– Объясни мне, почему мы должны терпеть этот сброд? – вмешался Драко.
– Сейчас же пошли сову, все отменяется! – прошипел отец сдавленным голосом. – Все вон из моего дома!
– Ты их отпустишь просто так, после всего, что они устроили? – возмутился сын.
– Немедленно пошли сову! – взревел отец. – Ав… А вы – убирайтесь! – он яростно сжимал волшебную палочку, с трудом удерживаясь от искушения пустить ее в ход.
– Держи, – Гермиона вручила Малфою-младшему свой груз.
Глаза Люциуса алчно блеснули, но радость его была недолгой.
– Это копии. Изучай на досуге, господин директор. Мы даем тебе три дня.
Посетители вышли. Люциус провел рукой по лбу и упал в кресло. Его сын, погруженный в свои мысли, прошелся по комнате, резко развернулся, видимо, на что-то решившись и, глядя отцу в глаза, медленно произнес:
– А теперь объясни, чем ты занимаешься за моей спиной.
– Перестань, Драко, – небрежно бросил он, – с каких это пор ты стал слушать вонючих грязнокровок?
– Отвечай, отец, я хочу знать. Ты испугался, я видел. Ты втянул меня в это дело, а сам, как всегда, ведешь какие-то игры.
– Как ты со мной разговариваешь? Ты слушаешь весь этот сброд, а мои слова для тебя – пустой звук?! Я забочусь о твоем благе, я делаю все, чтобы ни ты, ни твои дети никогда не уподобились тем, кто вломился сегодня в наш дом! – Люциус начинал терять терпение. – Я ТВОЙ ОТЕЦ!
– Мой отец, но не я! – ключевая фраза сработала, и Драко словно прорвало. – Это моя жизнь, я хочу жить своей жизнью! Ты всю жизнь указывал, как мне жить и что делать, ты выбирал мне друзей… ты отбирал книги, которые я читал ночью под одеялом, потому что они не попали в утвержденный тобою список! Теперь ты выбрал мне работу и подсунул эту каракатицу Булстроуд, чтобы получить деньги ее отца для своих махинаций!!! – Драко дрожал всем телом и задыхался, ему хотелось кричать, но спазм сковал горло, и вместо крика в отца летел поток сдавленного хрипа. Люциус вскочил и, сжимая кулаки, решительно двинулся на сына. Его обезумевшие глаза заволокла белая пелена, узкие губы исчезли, обнажив крепко стиснутые зубы. Он подошел вплотную к Драко и, почти касаясь его лица, процедил, скрипя зубами:
– Я сказал, и ты будешь делать то, что я сказал, потому что Я – ТВОЙ ОТЕЦ! – последнюю фразу Малфой выкрикнул с бешеным неистовством и изо всех сил так ударил кулаком по стоявшему рядом столику, что тот подкосился и упал. Драко не шевелился. В его груди все сжалось (так бывало всегда), в висках стучало, нижняя челюсть тряслась. Не отводя взгляда, он смотрел исподлобья на взбесившегося отца и дрожащим голосом (он ненавидел себя за эту дрожь) медленно и четко произнес:
– Я больше не буду делать того, что хочешь ты. Это моя жизнь.
Люциус заметался по комнате, не в силах взять себя в руки, но явно отступив перед таким решительным отпором.
– Кто настроил тебя против отца? Отвечай! – быстро выкрикивал он. – Ты попал под чье-то влияние. Кто отобрал моего сына? Эти оборванцы, которые явились качать права? Или, может, жалкий учителишка, сумасшедший неудачник, предатель? Кто внушает тебе эти мысли? – выпытывал Люциус, резко понизив голос от крика до тихого угрожающего шипения.
– У меня своя голова на плечах. Ты считаешь меня полным идиотом, не способным иметь даже собственные мысли! По-твоему, я могу только тупо впитывать твои бесценные наставления либо чьи-то внушения со стороны?
– Это же очевидно! – неожиданно расхохотался Люциус. – Кто-то влияет на тебя и внушает всякий вздор.
– Мне никто ничего не внушает! – крикнул Драко. – У меня своя голова, и мне надоело плясать под чужую дудку!
– Что-то непохоже. Если бы никто не влиял на тебя, ты бы продолжал делать так, как скажет тебе папа, – торжествующе скрипел Люциус.
Лицо Драко вспыхнуло. Отец, заметив, что больно задел сына, продолжал издевательски язвить:
– А может, это Грейнджер? Эта грязнокровка всегда становилась на твоем пути и всегда опережала тебя во всем.
Драко ненавидел Грейнджер. И особенно тогда, когда отец, выставляя его полным ничтожеством, приводил ее в пример, приговаривая, что даже эта грязнокровка смогла чего-то добиться, в отличие от него, Драко. Внутри все клокотало: «Подавись ты своей Грейнджер!» Но отец не унимался.
– Что это ты так яростно сжимаешь кулачки? Где уж мне, старому отцу увядающего рода, тягаться с прелестями магловской выскочки? – наслаждался Люциус бессильной яростью сына. – Ведь она хорошенькая, правда, сын? – лукаво улыбаясь, он продолжал испытывать терпение Драко.
– Да уж получше твоей Булстроуд! – неожиданно выпалил Малфой-младший.
– Так убирайся вслед за ней! – яростно завопил отец. – На помойку, где обитает всякое отребье! Там тебе самое место! Может, грязнокровка научит, наконец, тебя уму-разуму, сам-то вообще ничего не соображаешь!
Тут в комнату вбежала Нарцисса. Страх и отчаяние застыли на ее лице. Она схватила мужа за руки и с беспомощной мольбой посмотрела ему в глаза:
– Люциус, прошу тебя, успокойся.
– Уйди, Нарцисса! – он грубо оттолкнул жену. – Пусть убирается вон из моего дома!
– Люциус, что ты такое говоришь, я умоляю тебя, одумайся! – рыдала она. – Драко, помирись с отцом.
– А, это ты настраиваешь его против меня! Ты всегда встреваешь и выгораживаешь его. Это ты испортила мне сына. Ты такая же, как твоя мать!
Драко, разрываемый гневом, обидами, детскими страхами и каким-то новым чувством свободы, вырвавшимся наружу, дерзко выкрикнул:
– Не смей кричать на маму!
– Ты еще здесь? Ступай к своим дружкам, а то они тебя заждались.
– Так я и сделаю. Ноги моей больше не будет в этом доме. Кстати, обещаю тебе, что разберусь во всех тонкостях строительства.
– Где тебе? – презрительно хмыкнул Люциус. – Ты за свою жизнь научился только бездельничать и перечить отцу. И учти, ты больше не получишь от меня ни кната.
– Отлично. Кстати, ты тоже учти, что как руководитель строительной компании я аннулирую все доверенности, выданные на твое имя. И особенно ревностно я …
– Ты не посмеешь, гнусный предатель!
– Посмотрим, – дверь распахнулась, и на улицу, раздувая ноздри и неистово шурша полами мантии, вылетел Драко Малфой, совершенно не заметив и чуть не сбив с ног досужую мисс Грейнджер. Настроенная довести начатое дело до победного конца, она дежурила с этой целью на крыльце малфоевского дома, вооружившись парой удлинителей ушей.
– Вот именно! – на пороге появился отец. – Ступе…
– Экспеллиармус! – раздалось из-за колонны, и палочка Люциуса отлетела в сторону, не дав ему выстрелить в спину Драко.
Обезоруженный заклинанием и полной неожиданностью, потрясенный, что его издевки над сыном оказались правдой, разгневанный сверх всякой меры Малфой вцепился в пышную шевелюру Гермионы.
– Ступефай! – крикнул, развернувшись, Малфой-младший.
– Бежим! – Драко схватил Гермиону за руку, они выбежали на улицу, и раздался тихий хлопок.
Они стояли у ворот Академии, растерянные и смущенные. Всего лишь час назад никто из них не мог предположить такого поворота. Все это не укладывалось в привычные схемы.
– Спасибо, что помог.
– Я разберусь с отцовскими делами.
– Я думаю, ты прекрасно со всем справишься. Прости. Я слышала…
«Она слышала. Этого еще не хватало!» – хотелось куда-нибудь провалиться.
– Оставь свою жалость для других, – огрызнулся он.
– Раньше я бы пожалела тебя, я теперь вижу, что ты не такой, как твой отец. – Гермиона попала в точку. Привыкший жить в глухой обороне и прятаться за маской превосходства и самодостаточности, вряд ли он решился бы показать себя таким беззащитным и слабым. Да и с кем говорить? Друзей у него не было. Но эта Грейнджер! Та самая Грейнджер, которую он терпеть не мог все эти годы, и это чувство было взаимно – она все слышала, а ему нужно было кому-то рассказать. Теперь уже все равно.
Время перевалило за полночь. Она слушала долгую повесть о жизни благородного семейства, скрытой от посторонних глаз. Она умела слушать. Кто же выслушает ее? Всегда разумная и сдержанная, решительная и деятельная, отзывчивая и понимающая (даже слишком много понимающая), она ведь тоже живая. Кто знает, что ее мучает, ранит, пугает? Известно, что она все сможет, у нее получится, она добьется. Все окружающие готовы возложить на нее свои надежды и проблемы, уверенные, что она не подведет… Она сильная. Как она устала быть сильной! Малфой давно замолчал, и, погруженные в свои мысли, они сидели на лавочке перед роскошной клумбой академического парка.
– Ладно, я пойду, – опомнился Драко.
– Куда ты теперь?
– Не знаю.
Гермиона так прониклась жалостью к себе, что, вернувшись в свою комнату, обняла подушку и горячо разрыдалась – впервые за многие месяцы. Она не осознала до конца, что произошло сегодня – слишком все это было нелепо и необычно, но именно с этого вечера то мертвенное оцепенение, в которое она погрузилась после окончания войны, исподволь стало вытесняться чем-то новым. Гермиона понемногу возвращалась к жизни.