Глава 8. «Лили». - Мисс Грейнджер? – удивлённо уставился на Гермиону Снейп, когда она открыла дверь его кабинета и вошла. – Вы что-то хотели? Если это по поводу последней контрольной, которую я проводил у четвёртого курса и которую Гриффиндор завалил почти в полном составе, то мне сказать нечего.
- Нет… - пролепетала Гермиона. – Я не за этим пришла… Северус, сегодня… Ну, мы должны…
Северус, помолчав, кивнул и, встав из-за стола, прошёл к двери и закрыл её на засов и заклинание.
- Подождите меня здесь, мисс Грейнджер, - сказал он холодно и куда-то удалился. Гермиона примостилась на стуле, грустно глядя себе под ноги и чувствуя себя на приёме у доктора. У какого-то очень неприятного доктора: дантиста или гинеколога. Точно такое же чувство, как будто вот-вот, сейчас будет либо больно, либо стыдно, либо и то, и другое вместе.
Минут через десять Снейп вернулся, и Гермиона по тому, как были взъерошены его волосы, поняла, что он был в душе.
«Ну, вот мы и выяснили экспериментальным путём, что Снейп иногда всё-таки моет голову», – отрешённо подумала она.
Северус провёл её в гостиную, связанную с кабинетом, потом в спальню. В спальне было тепло, наверное, Северус имел привычку перед сном топить там камин, и стояла небольшая, довольно узкая кровать. Северус молча кивнул Гермионе на ещё одну небольшую дверь, через которую та попала в ванную. Зачем-то заперев дверь, она умылась холодной водой, сняла мантию, потом стала перед зеркалом через голову стягивать с себя рубашку. Но остановилась, вдруг испугавшись увидеть свою грудь. Ей вдруг показалось, что вместо грудей она обнаружит две открытые отвратительные язвы. Некоторое время она испуганно и оглушительно дышала. Потом, сглотнув, дрожащими руками всё-таки приподняла свою рубашку, и под ней всё было как обычно. Но она почему-то всё-таки не стала её снимать и даже заправила в джинсы.
Когда она вышла из ванной, Северус взглянул на неё несколько удивлённо, как будто спрашивая взглядом, не передумала ли она случайно. Гермиона покачала головой и стала всё-таки стягивать с себя рубашку.
Они оба спокойно и как-то деловито, не говоря ни слова, разделись, и Гермиона осторожно села на кровать, потом легла и, закрыв глаза, приготовилась.
Прошло до странности много времени, пока Северус, наконец, подошёл к кровати.
«Может, он надеялся, что я засну?» - подумала она, ощущая его руки и длинные, всё ещё слегка влажные пряди волос.
Гермиона лежала, словно размазанная по простыням, чувствуя себя медузой, холодной, липкой и противной. Ей почему-то казалось, что у неё вывернуты сразу все суставы, выломаны локти, пальцы, колени. Ей показалось, что она сама себя заключает в круг. Она лежала с закрытыми глазами и, почувствовав над собой дыхание Северуса и вспомнив, что у него глаза чёрного цвета, попыталась догадаться, можно ли их найти в темноте, или нельзя, и придётся нашаривать.
Потом она придумывала себе ещё много таких странных загадок и задачек: например, пыталась с помощью дыхания разной степени интенсивности определить, сколько у неё на самом деле рёбер. Потом пыталась мысленно, не сдвигая ног, представить, что было бы, если бы её коленные чашечки столкнулись и зазвенели. Потом попыталась, надувая и вытягивая трубочкой губы, притянуть ими, как магнитом, губы Северуса.
Она поняла, что он тоже не чувствует какого-то особенного возбуждения. Они оба с тоской понимали, что если сегодня, сейчас любовь не вылупится, то она больше не вылупится никогда, и чувствовали себя так, точно обречённо делают какую-то очень неприятную работу. Но почему-то оба знали, что так нужно, и приняли эту необходимость безропотно. Вообще, очень много этой ночью было какого-то странного смирения с тем, что люди устроены именно так, и в такой-то момент они должны делать именно это. Иначе как объяснить, что Северус всё-таки смог, несмотря на то, что холодное распластанное тело на простынях его скорее отрезвляло, чем возбуждало? Он просто смирился с тем, что должен. У него даже не возникло ни одного вопроса по поводу того, почему Гермиона пришла так неожиданно: так тоже было нужно.
Они, чувствуя оцепенение и равнодушие, усердно и скучно пытались вышелушить любовь из себя и друг из друга, но, хоть и были близки, всё-таки как будто всю ночь провели, сидя на разных концах кровати и, кажется, даже не спали, занимаясь каждый своими обычными унылыми делами: например, составляли планы следующих занятий… И их переплетённые ноги значили совсем не то, что они значат обычно, да и учащённое дыхание и прикосновения были совсем не многозначительны, а как будто вообще ничего не значили.
Наутро Гермиона чувствовала себя какой-то разбитой. И проснулась она не в объятиях Северуса, а в пустой и холодной постели. Ей было неприятно лежать здесь и, кое-как соскребя себя с простыней и морщась при каждом движении шеей, которую отлежала, Гермиона оделась и пошла искать Северуса…
В гостиной его не обнаружилось, и она пришла к выводу, что он работает в кабинете. Подходя к двери в кабинет, она хотела его окликнуть, но вдруг услышала, как хлопнула входная дверь.
«Забавно, - подумала она. – Он ушёл как раз в тот момент, когда я хотела его позвать…Может, он меня избегает?»
Но тут вдруг она услышала радостный крик:
«Северус! Северус!»
Гермиона приникла ухом к двери: слышно было хорошо. Голос был юный, девичий. Кто-то из учениц? Но почему же она тогда называет его по имени?
- Лили? – услышала Гермиона удивлённый голос Снейпа. – Что ты здесь делаешь?
- Северус, у меня для тебя такая новость! – девочка задыхалась и счастливо смеялась, совершенно игнорируя вопрос.
- Ну, что случилось? – спросил Северус, вздохнув. Гермиона удивилась тому, что в его голосе не слышится недовольства. Удивление там, правда, было, но что-то как-то маловато удивления для учителя, к которому утром в кабинет ввалилась ученица другого факультета, да ещё и называет его по имени.
«Может, это я восемнадцать лет назад проторила дорожку к его кабинету для учениц Гриффиндора?- подумала она. – И теперь он привык и вообще не удивляется, когда подобное происходит? Но нет, - оборвала она себя, - я рассуждаю так, как будто уже решённое дело, что мои записи в дневнике были правдой. А это не так. Это ведь не так? Но если это неправда, то почему он всё-таки понял меня правильно…и почем он не выгнал меня? И…»
- Я даже не знаю, как сказать… - произнесла Лили.
Гермиона, не в силах совладать с любопытством, тихо шепнула заклинание, и дверь стала прозрачной с одной стороны: теперь она могла видеть всё, что происходит в кабинете, сама оставаясь незамеченной. Лили Поттер стояла перед стулом, на котором, отвернувшись от стола, сидел её профессор зельеварения, и держала в своих ладонях его руку. Гермиона не видела её лица, так как Лили стояла к ней спиной, но зато она отлично видела лицо Снейпа, который, наклонив голову, смотрел в лицо девочке спокойно и участливо.
- Ну, скажи как-нибудь, - подбодрил её он. – Случилось что-то хорошее?
- Да! Да, очень хорошее, - подтвердила Лили. – Дело в том… - Она смущённо опустила голову, - что сегодня утром я проснулась вся в крови…
- Что-что? – растерянно спросил Северус, а потом понял, и Гермиона в шоке увидела, как он покраснел.
- Да, в той самой, особенной крови… Я теперь по-настоящему девушка, - гордо сказала Лили, но голос её дрожал, и голова ещё больше опустилась: она явно была смущена.
- О…ну… - не мог найти слов Снейп.
- Я подумала, что ты должен узнать об этом первый, - произнесла Лили. – В конце концов, кого это касается больше, чем тебя? Я всегда думала, что, как только это случится, скажу тебе первому… Ты рад? – настороженно спросила она, подняв голову.
- Конечно, рад… - произнёс Северус, вымученно улыбаясь, и кинул взгляд в сторону двери в гостиную. Гермионе показалось, что их глаза встретились, но она тут же отогнала от себя эту мысль, напомнив себе, что с его стороны дверь вообще-то непрозрачная.
- Я не вовремя? – удивлённо спросила Лили. – Куда ты…куда ты смотришь?
Она повернула голову и тоже посмотрела в сторону двери.
- Только не говори мне… - медленно произнесла она, повернувшись обратно и уставившись в откровенно измученное лицо Северуса, - что она там…
- Лили, послушай… - пробормотал Северус.
- Это нечестно! Нечестно! – воскликнула юная гриффиндорка. – Как она может! Она украла тебя у меня!
Северус посмотрел на неё с укором.
- Лили, ну что ты говоришь…
- Конечно, украла! – всхлипнула девочка, поднимая руки к лицу. – Ты предназначен не для неё, а для меня!
Она бросила руку Северуса и, видимо, хотела бежать, но Снейп поймал её, снова повернул к себе, взял обе её руки в свои и, серьёзно заглядывая ей в лицо, проговорил:
- Лили, как ты можешь так говорить? Мисс Грейнджер ни в чём не виновата, за что ты её обвиняешь?
- Она виновата! – возразила Лили. – Она…она вмешалась! Она не должна была!
- Лили, она меня любит, - произнёс Северус тихо и обречённо.
- Это неправда. Я тебя люблю… Она никогда, никогда не сможет любить тебя так, как я. Она не для тебя предназначена. Она должна найти себе кого-то и любить его! Зачем она лезет?
Потом, помолчав, она снова всхлипнула и быстро пролепетала:
- Ты должен был умереть тогда! Почему ты не умер? Я тебя ждала, ждала… А ты… Почему ты не умер? Я так и знала, что что-нибудь случится!
- Что случится? – спросил Северус, и Гермиона ушам своим не поверила: его голос звучал виновато.
- Что, что… - проворочала Лили. – Ни на минуту нельзя оставить без присмотра! Обязательно кто-нибудь влюбится.
- Лили, но я…я тоже её люблю, - произнёс Северус печально.
- Не говори так, - строго сказала Лили. – Я знаю, я всё знаю…тебе одиноко… Я очень медленно расту, но я стараюсь расти побыстрее. Папа вот говорит, что я очень быстро расту… Ты видишь, сегодня я уже стала девушкой… Подожди ещё немного… Немножко осталось, совсем немножко. Я через четыре года выпущусь, - шептала она тихо и нежно, гладя его по волосам. Снейп опустил голову, и Гермиона видела, что он дрожит. – Северус, встань, - сказала ему девочка, немного потянув его за руки вверх. «Не «Северус», а «профессор Снейп»! - раздражённо подумала Гермиона. – Для тебя он – профессор Снейп!»
Он послушно поднялся.
- Я пойду ей скажу, - твёрдо произнесла Лили.
- Что ты ей скажешь? – устало спросил Северус, даже не пытаясь возражать или останавливать.
- Я скажу… Не волнуйся, я знаю, что сказать… Не волнуйся… Ты мне доверяешь?
Лили повернулась и направилась к двери: губы её были плотно сжаты, а глаза сверкали. Гермиона отворила дверь и вошла в кабинет.
- Вы всё слышали? – сухо спросила Лили, даже не удивившись. – Тем лучше.
Девочка подошла к Гермионе и, подняв лицо вверх, гордо и серьёзно посмотрела ей в глаза. Она долго молчала, словно изучая её лицо, потом, бросив взгляд ниже и увидев беспорядок в одежде женщины, брезгливо поморщилась и сделала было движение головой, как будто хотела посмотреть на Северуса. Но потом передумала, снова взглянула Гермионе в лицо, прочистила горло и сказала:
- Мисс Грейнджер… У вас есть четыре года. Я отдаю вам его на четыре года, не больше. Только на четыре года… Я отпускаю. Но на вашем месте, - добавила она тихо, - я бы не стала влюбляться в него слишком сильно.
Кивнув Гермионе и ободряюще улыбнувшись Северусу, Лили ушла.
Северус медленно вернулся за стол и занялся какими-то пергаментами, не обращая никакого внимания на застывшую в дверях Гермиону.
- И…что это было? – изумлённо спросила она. – О чём она говорила?
Северус немного помолчал, а потом сказал, не поднимая головы:
- Она…вбила себе в голову, что вместе с именем Лили Эванс получила и её душу… Что именно в неё она вселилась… Поттер, пока она росла, постоянно рассказывал ей про Лили…и про меня. И она, конечно же, решила, что Лили неправильно поступила, выйдя замуж за Поттера, потому что мы с ней были предназначены друг для друга…и теперь она хочет исправить свою…её ошибку.
Голос профессора звучал бесцветно, но его руки нервно вцеплялись в пергаменты и тут же их выпускали.
- Какой-то бред, - пробормотала Гермиона. Северус молчал и не смотрел на неё.
- Бред… - повторила она неуверенно. – Да?
Северус молчал.
- Ты же не веришь в это? – спросила его Гермиона.
Он ещё больше опустил голову и, расправив пергамент, который только что очень сильно смял, стал что-то в нём писать.
- Ты же сказал ей, что любишь меня! – беспомощно выдавила из себя Гермиона. – Почему?
- Она не должна из-за меня портить себе жизнь, - отозвался Северус.
«Мерлин мой, - подумала Гермиона. – Я, наверное, с ума схожу. Он же не может это серьёзно… Тут выбор невелик: или я помешалась, или весь мир…»
Она ещё немного постояла, прислонившись к косяку, а потом вернулась в спальню, чтобы хоть немного привести себя в порядок и не выглядеть так, как будто она провела ночь у мужчины, а наутро выяснилось, что он сумасшедший.
Вернувшись в свои апартаменты, Гермиона начала взбудоражено мерить комнату шагами, пока через полчаса не поняла, наконец, что, намотав, наверное, пару километров, так и не удосужилась, собственно, сосчитать шаги. Ей стало как-то гадко. Гермиона, сосредоточившись, прошла комнату ещё раз, но к середине сбилась, отвлёкшись опять на посторонние мысли. Потом попробовала ещё раз. Потом ещё. Потом осознала, что считает вообще не шаги, а трещины и выбоины на полу, и в отчаянии опустилась на кровать. Во рту стоял мерзкий привкус. Хотя она накануне и не пила, всё равно было скверно, как с похмелья.
Наконец, она соскочила с кровати и кинулась к камину. Бросив туда щепотку Летучего пороха, она чётко произнесла: «Дом Поттеров».
- Гермиона? – удивлённо уставился на неё Гарри, застигнутый ей в гостиной за чтением какой-то книги. – Ты к Джинни? А её нет дома, она в Норе… Э… Что-то случилось? – встревожено спросил он, поднимаясь с дивана и вглядываясь в её странное лицо. – Что-то в Хогвартсе? С детьми?
Гермиона покачала головой и, не утруждая себя приветствиями, резко спросила:
- Гарри, скажи, ты знаешь, что твоя дочь влюблена в Северуса Снейпа?
Некоторое время Гарри молчал, потом сел обратно на диван и хмуро спросил:
- Это он тебе рассказал?
- Нет, я услышала их разговор, - поджала губы Гермиона.
- Ах, вот оно что, - фыркнул Гарри.
- Ты знаешь о её странных идеях? – всё больше волнуясь, выпалила Гермиона.
- Странных идеях? – переспросил Гарри.
- Она думает, что она – твоя мать!
- Да, знаю, - ответил Гарри сухо.
- И что?
- Что?
- Скажи…ты ведь не имеешь к этому отношения?
Гарри, помолчав, выдавил, глядя в сторону:
- Какое же я могу иметь к этому отношение?
- Ну, может быть, прямым текстом ты ей такого не говорил, но ты, скорее всего, рассказывал ей в детстве о своей матери, да?
- Конечно, - вызывающе сказал Гарри. – Это ведь её бабушка!
- И про Снейпа рассказывал?
- Да.
- Красивую историю любви, да? Тогда я не удивляюсь, что Лили вбила эту чушь себе в голову! Как ты мог!
- Гермиона, от меня до одиннадцати лет скрывали, кто мои родители! – произнёс Гарри. – И потом…ты не можешь знать, чушь это или нет. Никто не знает… Может быть…может быть…
- Так и знала, - всплеснула руками Гермиона. – Ты просто вымещаешь на детях свои старые комплексы! Это низко!
- Только не говори мне, что ты так говоришь только из-за того, что тоже любишь Снейпа, – отрезал Гарри. Гермиона захлебнулась.
- Ты думаешь, что я ревную? – спросила она дрогнувшим голосом. – Ты полагаешь, что я могу ревновать Снейпа к тринадцатилетней девочке? Он тоже, к твоему сведению, считает, что это полный бред.
Гарри внимательно посмотрел на неё.
- Я знаю, что он не может так считать, - спокойно сказал он. – Снейп любил мою мать. По-настоящему. И теперь он будет хвататься за любой шанс, за любую надежду…
- Вот видишь! - торжествующе воскликнула Гермиона. – Ты сам сейчас всё сказал! Это всё только глупая слабость. Он не любит твою дочь, он её даже не знает. Он любит только твою мать. Как ты это допустил, как ты мог это допустить? В итоге всем будет плохо. И Лили тоже.
- Не сыпь соль на рану, Гермиона, - произнёс Гарри устало. – Я уже и так наказан.
- Что ты имеешь в виду? – нервно спросила она.
- Ну…из-за этого закона… Я ведь не помешал претворить его в жизнь…
- Но ты же ничего не мог сделать! – растерянно сказала Гермиона. – Ты же сам сказал…
- А ты сказала, что это неважно, - хмыкнул Гарри. – Я не помешал… Я даже в отставку не ушёл…
- И кому от этого было бы лучше? – с жаром возразила Гермиона, но тут же замолчала, почувствовав, что они поменялись ролями.
- Это правда: никому, - подтвердил Гарри. – Но теперь собственные дети меня ненавидят. Они думают, что я всех предал…
- И Лили, да?
- Угу… Ведь с этой войной, с Волдемортом связана её собственная история…ну, то есть мамина история. Мамы и Снейпа. Она мне как-то сказала, что я как будто ещё раз лишил её права на счастье, как будто ещё раз убил. Она сказала: «Какое право ты имеешь решать, что было, а чего не было?!»
- Я её понимаю, - сказала Гермиона.
- Да и я её понимаю, - отозвался Гарри. – Но только от этого не легче.
- И вообще не легче, да? - спросила Гермиона. Гарри удивлённо на неё посмотрел. – Ну, ты ведь думал, что, если начать новую жизнь, если всё отменить, то будет легче, да?
- Да…да, наверное, - кивнул он.
Тяжело вздохнув, Гермиона сказала ему:
- Ладно, Гарри…извини, я просто…понимаешь, твоя дочь сегодня утром пришла к Снейпу и рассказала, что у неё случились первые…ээ…ну, что она стала девушкой. А я в это время была в соседней комнате.
- Утром? – уточнил Гарри.
- Ну да, - хмыкнула Гермиона. – Ты, по-моему, не на том сосредоточился.
- А…ну, просто я даже не знаю, что сказать, - произнёс Гарри. – В конце концов, это их дела. Я не могу винить или упрекать в чём-то свою…
- О, Мерлин, - тихо произнесла Гермиона. – Всё серьёзнее, чем я предполагала. Ты к ней относишься, как почтительный сын! Я бы удивилась, если бы это не привело к таким результатам! Гарри, ей же только тринадцать! Ты можешь и должен как-то её направлять! А ты вообще ничего не делаешь.
- Ты прямо как Джинни, - вздохнул Гарри. – Она тоже говорит, что я плохой отец.
- Ты ещё и сын плохой! – в сердцах воскликнула Гермиона и, швырнув в камин горсть пороха, найденную в горшке на каминной полке, крикнула: «Хогвартс! Личные комнаты Гермионы Грейнджер!»
Ещё только одиннадцать часов, а количество глупостей, совершённых за сегодня, уже бьёт все рекорды…
