Глава 9К вечеру третьего дня своего заточения она стала судить о происходящем в замке и округе по меняющейся походке толстой Маргариты, по разносившемуся снаружи топоту коней, по звяканью шпор и даже запахам, которые ей приносил ветер. Маргарита становилась все мрачнее, по ту сторону рва доносились крики, лязг мечей, а иногда отдаленный грохот, как от грозы, но небо оставалось ясным. Ни с кем она не имела возможности общаться, кроме прислуги, а те были оскорбительно молчаливы и делали вид, что не слышат ее вопросов или плохо их понимают. Люсьен не появлялся, хотя всегда бывал ей поддержкой. Отец также больше не заходил, что было привычно, а братья никогда ею особенно не интересовались. Старая бабушка беспрепятственно бродила по замку, как привидение, но она давно погрузилась в иной мир, если не телесно, то душевно. Казалось, только сказки Алиеноры ее оживляли, поэтому чаще всего она дремала в комнате внучатой племянницы, пока, хлебнув после полудня вина и набравшись сил, не принималась бесцельно слоняться по комнатам.
Этим вечером старуха стала давить сбоку на сундук, хихикая. Алиенора подумала, что, пожалуй, общество ее бабушки, хотя и приятное ей за неимением лучшего, вскорости доведет ее до помрачения рассудка и принялась спрашивать пожилую родственницу о целях ее действий, мало, впрочем, рассчитывая получить внятный ответ. Старуха сказала то, что она уже как-то слышала, только четче:
- Дес ет дох…
Алиенора вскочила, неожиданно почувствовав прилив сил. Она наконец расшифровала простое послание, которое в первый раз приглушила, исказив, каменная кладка, а теперь шамкающий беззубый рот.
- Что за ход, бабушка?
- Ко всяким приключениям, - сказала старуха и снова захихикала. Так как Алиенора привыкла вести с ней беседы о приключениях, то понимала речь, звучавшую не очень четко.
- Господь с вами, бабушка. О каких приключениях вы толкуете?
Тут старуха снова засмеялась, напряглась изо всех сил, пытаясь сдвинуть сундук с места, и упала на него, так как ее попытка не удалась.
Но это уже было неважно. Уложив утомившуюся бабушку в постель, Алиенора сама приступила к атаке сундука. Люсьен недаром хвалил ее мышцы, сетуя, что она родилась девицей – ей удалось справиться с задачей, оставив на каменном полу блестящий след от сдвинувшейся махины, которая, должно быть, столетия не меняла своего местоположения.
В прыгающем, чадящем пламени, вновь ожившем в некогда скинутой с ажурного, конусообразного пьедестала плошке, трудно было разглядеть что бы то ни было, но ногой девушка нащупала ступень. Проход был узким, тучный человек не смог бы им воспользоваться, только хрупкий подросток, миниатюрная дама или недокормленный юноша. Люсьен бы сюда протиснулся, но не сдвинь она сундук, оказался бы замурованным, потому что лестница была винтовой, а по ней всегда легче подниматься, чем спускаться. Недолго она раздумывала, не снять ли ей с тяжелого основания плошку, чтобы осветить себе путь, но потом решила что привлечет таким образом внимание прислуги или разбудит ненавидящую темноту бабушку. Итак, она начала спуск вниз в потемках и тесноте. Страха она не чувствовала. По запаху гари с полей, да ритмичному перестуку копыт у ворот, она сделала вывод, что вновь приблизилась война, а, быть может, графство отбивало очередную атаку англичан. Время от времени их местность становилась ареной сражений, но замок был надежно защищен, поэтому, спускаясь вниз, она больше боялась всякой нечисти. Ее путь был очень долгим, и она уже подумывала в отчаянии не вернуться ли ей назад, тем более что узкая нора вниз стала жаркой, словно вела прямо в адово пламя, но тут она ощутила, что стало свободнее, откуда-то потянуло сквозняком, а еще она услышала приглушенные голоса и шорох одежды, затем стон. Кого-то ранили? Как бы ни были неласковы с ней дядья и братья, ее сердце сжалось - все же никому из них она не желала горя и знала, что любой отдаст за нее жизнь, даже, пожалуй, полнотелый рыхлый Гийом.
Хотя в случае с ее младшим братом в роли защитника пришлось бы выступать ей, так как она с усердием посещала уроки Люсьена, а не дрыхла полдня, распластавшись на мягкой постели из душистого тонкого сена под теплыми шелковистыми шкурами, да не уничтожала зимний запас засахаренных ягод, не дождавшись Рождества. К счастью, раздавшийся вновь стон не принадлежал никому из членов графского семейства. Это был старческий голос, который нетвердо заговорил или продолжил прослушанную Алиенорой повесть:
- …Да, тот поход унес много жизней, а гроб господень остался в руках иноверцев. Но для моего отца он не был бесславным. Святой Людовик, оказавшись в плену, пользовался услугами одного бедного юного пажа, делившего с ним невзгоды, преданно служившего ему. Наш великий король, больной и ослабленный, в одной шамизе, прикрывавшей его исхудавшее тело, держался с таким достоинством, что заставил уважать себя даже врагов. Тот юноша был моим отцом, там же в грязной темнице возведенный в рыцарское достоинство.
- Простите, мессер, - перебил его насмеливо-сочувственный голос графа, - но как такое могло быть? Ведь у славного короля нашего не было меча.
Некоторое время было слышно только треск поленьев. Наконец усталая, вымученная речь, с запинками, как иссякающий ручей, борющийся с преградами, потекла снова:
- Роль меча исполнила пальмовая ветвь. А уже потом, когда Людовик обрел свободу, он повелел выковать два одинаковых меча с рукоятками, украшенными зелеными изумрудами так, что выходило изображение пальмой ветви. Короля и моего отца связывало общее страдание и какое-то откровение. Людовику, когда Антуан - так звали моего отца - отчаянно защищал короля, явилось видение, вдохновившее произнести такие слова: "Воистину благородство не определяется благородством крови, но благородством духа!" Позже Людовик позаботился о том, чтобы юноша получил вместе с титулом графа обширные плодородные земли, а историю с мечом рассказывал своим детям.
Вновь стало тихо. Алиенора не слышала, но чувствовала некий невидимый звон - злой и безжалостный, окутавший все вокруг. Она чувствовала, что все слушают этот звон.
- Тем временем меч стал проявлять невероятные свойства, - продолжил старик. - Не каждый рожденный в благородном семействе мог им владеть, а кое-кто оказался даже не в состоянии его поднять.
И вновь сделалось тихо до ужаса... Пока жуткую тишину не нарушил мягкий, измученный голос:
- Я много путешествовал. Мой меч всегда со мной. Я прожил интересную, полную событий жизнь, стараясь следовать обычаям настоящих рыцарей. Я хотел, чтобы этот меч остался моему сыну и чтобы он скакал с этим мечом прямиком к Карлу Валуа. Пусть он и не является прямым потомком славного рода нашего Людовика, но где-то должен быть близнец славного меча, и если не сам король, то некий рыцарь, не столько по крови, сколько по духу избавил бы наши земли от врага. Но я далеко зашел в своих скитаниях. Что ж... Теперь я умираю. Так пусть не мой сын, а кто-то из вас, благородных воинов, возьмет меч, отправится с ним к королю и расскажет мою историю. О, я уверен, что тогда Франция будет спасена!
Это были его последние слова, которые Алиенора уже едва расслышала.
Потом стало очень тихо, только поленья трещали в камине, и девушка сообразила, что ей потому так жарко, что она как раз находится рядом с очагом.
- Но он мертв! - вскричал граф.
- Да... Занятная история... – пробормотал тот, в ком она узнала дядю.
- Не прикидывайся, что тебе всю равно! Сейчас ты нужен здесь!
- А если это правда? Попробуй взять меч.
- Что за глупости? Я тебя никуда не отпускаю так и знай! В первую очередь ты принадлежишь мне, ты выполняешь мою волю, ты живешь моими заботами!..
- Ты хочешь, чтобы первым попробовал взять меч я?
- Не знаю, что ты этим намереваешься сказать.
Послышались шаги, какой-то шорох.
- Аааах! - страшно закричал граф. - Этот дьявольский меч обжег мне руку! Он подобен раскаленной стали! Не смей прикасаться к нему!
- Но Рауль!..
- Я сказал «Нет». Это мое последнее слово!
Алиенора представила, как вспыхнули от возмущения щеки Люсьена и как друг на друга смотрят братья. Ей стало так жарко, что она решила, что сварится в своем тайнике. Напряженную тишину нарушили крики извне. В залу вбежали люди, в которых она по голосам опознала четвертого сына графа Франциска и шестого - Луи.
- Отец, они начали штурм восточной стены!
- О, дьявол! - воскликнул граф и, судя по громким скрежещущим звукам, все куда-то умчались, а Алиенора смогла выбраться из своего убежища.
