Маги стихий

Глава 7. Игра начинается

Всё — не более, чем игра, ставка в которой — жизнь.
Джек Лондон

Джейсен Браун брезгливо огляделся. В мгновения, подобные этому, в кварталах, похожих на этот, он намного лучше понимал Пожирателей, с презрением и ненавистью говоривших о маглах. Невысокие жмущиеся друг к другу дома, похожие на убогих нищих, безжизненно и равнодушно глядели чёрными провалами окон на плохо заасфальтированные и грязные улицы, вызывающе ярко освещённые кабаки, откуда неслись пьяная ругань, песни, поющиеся чьими-то фальшивыми и нетвёрдыми голосами, и звуки драки. В воздухе витал удушливый запах грязи, гниющих отходов и ещё чего-то, отдающего кислинкой. Казалось, всё здесь было пропитано этим запахом, до краёв заполнено этой грязью. Из окна таверны, возле которой стоял молодой аврор, слышались женские вопли, стоны, звон бьющейся посуды и нецензурная брань. Джейсен брезгливо поморщился. Казалось, будто цивилизация обошла этот квартал стороной. Аврор невольно отшатнулся, когда двери открылись, и прямо ему под ноги вывалилось нетрезвое существо, закутанное в какие-то тряпки. Понять какого пола существо и во что оно одето, не представлялось возможным. Оно источало тяжёлый удушливый запах пота и перегара. Существо захрипело, что-то буркнуло сиплым пропитым голосом, свалилось в канаву, полную грязной воды и помоев, и затихло. Джейсен с отвращением покосился на груду тряпья. Неужели это человек? Неужели это достойно зваться человеком? И неужели в таком месте можно не то, что жить, а хотя бы существовать?

Мужчина ещё раз огляделся вокруг. Затем кивнул головой, словно приняв решение, и быстро пошёл вперёд, мимо погасших фонарей, скалящихся осколками разбитых окон пивных и мёртвых домов. Аврор остановился лишь спустя несколько минут перед унылым серым домом. По одной его стене змеилась трещина, деревянные рамы окон растрескались, и ветер, проникая сквозь щели, заставлял тонко и жалобно звенеть давно немытые оконные стёкла. Дом стоял, слегка накренившись набок, и казался абсолютно нежилым. Здесь в этом самом доме Джейсен в последний раз виделся со своей сестрой. Когда же это было? Вчера? А может быть, год назад? Аврор провёл ладонью перед глазами, словно отгоняя ложные воспоминания. Нет, конечно, это было очень давно. Сразу после того, как Мери ушла из их семьи. Джейсен помнил тот день в мельчайших подробностях. Семья Браунов никогда не радела за чистоту крови слишком рьяно, но и браки с маглами, мягко говоря, не приветствовала. А уж отец Джейсена и Мери и в страшном сне не мог себе представить, что когда-нибудь его дочь сообщит ему подобную «радостную» новость. Молодой человек вздохнул, вспоминая свою предпоследнюю встречу с сестрой. Мери пришла тогда, сияющая, словно начищенный кнат. Счастливая, окрылённая, влюблённая. От переполняющей её беспредельной и ничем не замутнённой радости у девушки светились глаза. Когда вечером за ужином отец подозрительно покосился на непривычно радостную дочь и сухим голосом поинтересовался, в чём причина такой внезапной эйфории, та заявила, что выходит замуж. На вопрос кто же этот счастливец, Мери долго не отвечала, смущённо отводила взгляд, теребила край блузки и только после ужина призналась, что её жених – магл. Джейсен навсегда запомнил взгляд отца. Карие глаза Эдварда Брауна словно побелели от ярости. Отец с трудом сдерживал злость и гнев. Он заявил, что не допустит, чтобы его дочь спуталась с маглом, с ничтожеством. Мери пришла в ярость. Она кричала, умоляла и угрожала отцу, но тот был непреклонен. В конце концов, Браун-старшийв горячке ссоры заявил, что если его дочери дороже магл-проходимец, которого она пожелала выбрать себе в мужья, то она может убираться из родительского дома и никогда больше не должна появляться на его пороге. Что Мери – позор семьи. Что такой дочери и врагу не пожелаешь. И что он, Эдвард Браун, скорее откажется от неё и изгонит из рода, чем примет в семью магла. Возможно, Браун-старший надеялся, что Мери испугается его угроз и одумается. Возможно, считал, что семья для юной колдуньи важнее всего. Но он плохо знал дочь. Джейсен хорошо помнит, как Мери, неестественно прямая и бледная, встала из-за стола, за которым сидела во время их с отцом перепалки, и, тихо сказав: «Что ж, пусть будет так. Ты мне больше не отец!», ушла из дома, хлопнув дверью. Эдвард Браун тяжело и опустошённо опустился на стул, постоянно повторяя:

- Она вернётся! Я знаю, она обязательно вернётся.

Но он снова ошибся. Она не вернулась. Ни через день, ни через неделю, ни через месяц. Восьмилетний Джейсен тайком от отца, постаревшего с исчезновением дочери сразу лет на двадцать, искал сестру по всему Лондону, не брезгуя самыми бедными и убогими кварталами. В одном из таких кварталов он и нашёл Мери. Она жила вместе с мужем в крошечном доме, где кроме них обитали ещё три семьи. Джейсен пришёл в ужас, увидев сестру. Она похудела, осунулась и побледнела. В её взгляде читалась усталая обречённость, а когда она смотрела на мужа, в глазах мелькало что-то, похожее на раздражение и злость. Мальчик предлагал сестре вернуться домой, признать свою ошибку, уверял, что отец готов её простить, но Мери отказалась, заявив, что не может простить отцу сказанных им слов, и потребовала пообещать больше никогда не приходить к ней. С тех пор Джейсен с ней не виделся, хотя слышал, что она развелась с мужем, переселилась в Лютный переулок и открыла свою лавочку, в которой перепродавала краденые вещи.

Джейсен потряс головой, выныривая из детских воспоминаний, и снова посмотрел на дом, перед которым стоял. В этом доме, по его сведениям, жил бывший муж Мери. Поиски Наземникуса Флетчера, длившиеся всю прошлую ночь и весь день, не дали никакого результата, и Джейсен надеялся, что бывший муж сестры всё же поддерживал некое подобие связи с Мери и имеет хотя бы какое-то предположение, где она может находиться. Молодой человек открыл пронзительно скрипнувшую дверь и вошёл внутрь. В доме пахло плесенью, мочой и почему-то гниением. Аврор ускорил шаг, ловко переступая через остатки поломанной дешёвой мебели. На полу было что-то разлито, и ботинки Джейсена то и дело прилипали. Он шёл в темноте, ориентируясь на слабое свечение из самой дальней комнаты, дверь в которую была приоткрыта. Джейсен вошёл внутрь, уже понимая, что и эти поиски окончатся ничем. Посреди комнаты лежал труп мужчины. Судя по внешнему виду, этот человек погиб не меньше недели назад. Джейсен скривился от сладковатого запаха, исходившего от разлагающихся останков. Над телом неподвижно застыла Чёрная Метка. Это выглядело несколько странным. Обычно Пожиратели оставляли свою Метку над домом в качестве предупреждения, не говоря уже о том, что о подобных нападениях никто не слышал вот уже четырнадцать лет. Аврор с трудом заставил себя оторвать взгляд от трупа и посмотреть на череп, изо рта которого выползала змея.

«Пожиратели взялись за старое?» – промелькнула в голове Джейсена изумлённая мысль и тут же сменилась другой, заставившей молодого человека похолодеть от неприятных предчувствий:

«Неужели мальчишка Поттер не лжет?!»

Джейсен много слышал от отца о Пожирателях и был уверен: ни один из тех, кто не попал в Азкабан, не рискнёт ни своим положением в обществе, ни своей свободой, если не будет абсолютно уверен в том, что ему есть, чьим именем прикрыться. Что у него есть тот, на кого потом можно всё свалить. Что Тот-кого-нельзя-называть вернулся. Ужас, в который приводила молодого аврора эта мысль, заставлял тело цепенеть. Джейсен мало что помнил о войне, но страх, бесконечный страх кролика, загнанного в ловушку волком, навсегда впечатался в его память. И вряд ли смерть исправила Того-кого-нельзя-называть. Он снова развяжет войну. И всё будет, как было раньше, в другом, страшном мире. И ещё страшнее, потому что потерянные годы наверняка разожгли в Тёмном Лорде неуёмную жажду мести. «Надо обо всём рассказать отцу! Надо убедить Министра, что у Поттера всё в порядке с головой! Надо предупредить людей! Надо ввести в Англии военное положение, найти и уничтожить всех прихвостней Того-кого-нельзя-называть! И на этот раз не верить ни одному их слову!» Мысли метались в голове, не желая приходить в порядок. Но, как бы то ни было, бывший муж Мери был убит, Метка завораживающе переливалась над трупом, а значит последняя ниточка, ведущая Джейсена к сестре, оборвалась. Вместо этого появился страх. И решимость. Молодой человек развернулся и быстрым шагом вышел из дома.

На улице снова начался дождь. Вода стекала по грязным тротуарам, увлекая за собой обрывки бумаги, отбросы и клочья тряпья. Джейсен отошёл от разрушающегося здания, где когда-то жил его зять, стараясь не наступать в лужи, казавшиеся чернильным кляксами на асфальте. Перед тем как трансгрессировать, он в последний раз обернулся и посмотрел на унылое здание. Одно из окон продолжало светиться зеленоватым цветом. «Надо обо всём рассказать отцу!» - ещё раз подумал аврор, словно пытаясь убедить себя в правильности своего выбора, быстро огляделся и исчез, растворившись в темноте лондонской ночи.

Серый унылый рассвет устало бился в окна магловских домов. Затянутое тучами небо равнодушно наблюдало за событиями, происходившими на такой далёкой земле. Оно одно было свидетелем тому, как в комнате разваливающегося магловского дома Чёрная Метка вдруг дрогнула и начала менять свои очертания. За несколько секунд она превратилась в бесформенную тёмную массу, которая распалась на несколько чёрных клубящихся теней. Зеленоватый свет погас, растаяв в сероватой рассветной дымке. Тени заколыхались, в последний раз жадно, словно к живительному источнику, прижались к разлагающемуся телу, а когда отпрянули, оно рассыпалось горсткой праха. Тени удовлетворённо заурчали.

- Хорош-ш-шо. Вс-с-сё идёт хорош-ш-шо. Конец наш-ш-шим мучениям близ-с-с-сок, - прошипели они и беззвучно растворились в темноте.

В тот же самый миг в гриффиндорской башне Хогвартса с криком проснулся Гарри Поттер.

***
Сначала появилась боль, огнём полоснувшая шрам. А затем, спустя несколько мучительно долгих мгновений, появился слух. Чьи-то громкие взволнованные голоса и суетливые метания заглушили его собственный вскрик. С огромным трудом Гарри разлепил непослушные веки. Перед глазами в панике метались расплывчатые тени. Юноша вытянул вбок руку, нащупывая очки. Ощутив ладонью прохладную дужку, парень водрузил очки на нос. И тут же дёрнулся, больно ударяясь головой об стену. Бледное напуганное лицо Невилла, склонившегося над однокурсником, исказила виноватая гримаса.

- Прости, Гарри, я тебя напугал? – и тут же, не давая сокурснику ответить, крепко схватил его за руку и зачастил:

- Скорее, вставай! Идём отсюда, а то сгоришь! Девчонки пожар устроили!

Слова Невилла вились вокруг Гарри назойливыми мошками. В голове всё ещё взрывались фейерверки, шрам ощутимо ныл, и юноша не мог ни на чём сосредоточиться. К тому же, в тот момент, когда гриффиндорец проснулся, в его внутренности вгрызлась боль. Она была не похожа ни на тупую головную, ни на обжигающую, которую ему доставлял шрам. Больше всего она напоминала парню Круциатус, которым Волан-де-Морт щедро угощал его на кладбище. Только наложенный не в полную силу. Боль была терпимой, однако не позволяла юноше даже на мгновение отвлечься, раздирая его тело изнутри и отступая лишь для того, чтобы с новой силой наброситься на жертву. Но всё равно это можно было терпеть. Это можно было скрыть. Во всяком случае, Гарри надеялся, что ему удалось совладать с собой, и Невилл ничего не заметил. И только когда Долгопупс, поняв, что Мальчик-который-выжил никуда идти не собирается, силой потащил его к выходу из спальни, Гарри вдруг понял, что боль – не его. Она приходила откуда-то извне, от кого-то другого. Вместе с болью на юношу тяжёлыми удушливыми волнами накатывал чей-то страх, грозящий перерасти в панику, и чьё-то напряжённое волнение, вызванное переживанием за кого-то близкого. Гриффиндорец чувствовал, что тонет в чужих эмоциях и чужой боли, но отгородиться от них не мог, и потому безропотно позволил Невиллу вытащить себя в Общую гостиную.

В Общей гостиной Гриффиндора творилось что-то невероятное. Такого столпотворения на памяти Гарри не было ещё никогда. Даже тогда, когда Рон посреди ночи разбудил половину факультета своими криками о Сириусе Блэке. Но то, что происходило сейчас, иначе, как светопреставлением, назвать было невозможно. Все куда-то бежали, отталкивая и сбивая с ног друг друга, воздух звенел от чьих-то криков, где-то какая-то девочка пронзительно визжала на одной-единственной ноте. Дверь в спальню для пятикурсниц была то ли открыта, то ли выбита, и оттуда с рёвом вырывалось пламя, жадно облизывая перила и ступени лестницы, ведущей в комнату. Люди, изображённые на портретах, висевших возле спальни, с криками и руганью спешно покидали насиженные места. Гарри с трудом верил в происходящее. Пожар в гриффиндорской башне казался ему чем-то неправильным, необъяснимым, иррациональным. Этого не могло быть, и тем не менее это было. Огонь ревел и гудел, пытаясь вырваться из ловушки комнаты, и уничтожить всё, что его окружало. От жара дрожал воздух, в Общей гостиной висел запах гари и жжёной ткани. Но, несмотря на всё это, Гарри не мог не думать о том, что огонь был красив. Он был прекрасен своей разрушительной, фантастической красотой. Но тут стоящий рядом Невилл дёрнул юношу за руку, увлекая его вслед за толпой.

Вместе с Невиллом Гарри выскочил в коридор. Обезумевшие от страха однокурсники, превратившиеся в неуправляемую толпу, тут же оттеснили Невилла куда-то в сторону. Гарри же так и остался стоять посреди коридора, пытаясь отделиться собственные эмоции и ощущения от чужих. Пробегавшие мимо студенты толкали и ругали Героя магического мира, но юноша словно и не замечал этого. До тех пор, пока одна паническая мысль не пронзила его насквозь. «Гермиона!!» И только теперь он вспомнил, что нигде не видел подруги. Сердце ухнуло куда-то вниз, в животе образовался ледяной ком, а к горлу подкатила тошнота. Чья-то боль, усталость и паника отступили на второй план. Теперь гриффиндорца захлёстывал его собственный ужас от мысли, что с Гермионой что-то случилось. Никакие доводы разума, твердившего о том, что потерять человека в такой толчее – пара пустяков, не могли успокоить парня. Лихорадочно озираясь, юноша бросился на поиски подруги.

- Гермиона! Вы не видели Гермиону? Гермиона! – его крики тонули во всеобщем гомоне. Однокурсники были слишком напуганы и ошарашены происшедшим, чтобы обращать внимание на бестолково мечущегося Героя магического мира, относительно недавно объявленного сумасшедшим. На Гарри не смотрели, на его вопросы не отвечали. У студентов было слишком много своих проблем, чтобы сопереживать чужим.

Волнение нарастало. Что если Гермиона всё ещё там? Что если она не может выбраться? Где помощь? Почему нет учителей? В голове мутилось от страха за подругу и от чужой боли, которая, вопреки всем надеждам гриффиндорца, только усиливалась с каждым мгновением. Гарри резко остановился, словно наткнувшись на стену. Решение созрело моментально. Надо пойти в спальню! Пойти и проверить, не осталось ли там кого! Гарри решительно развернулся к портрету Полной Дамы, голосившей на весь этаж, и тут же столкнулся нос к носу с взволнованной, растрёпанной и полуодетой Гермионой.

- Гермиона! Слава Мерлину! Я искал тебя…, - начал, было, юноша, крепко обнимая подругу, но она прервала его, до боли стискивая в своей ладони его локоть:

- Ты не видел Дженнифер?!

Гарри с трудом припомнил вчерашнюю новенькую и отрицательно покачал головой. Гермиона с беспокойством посмотрела на друга. Её голос дрогнул.

- Точно не видел?

- Точно, - подтвердил юноша. – Не переживай ты так, она наверняка где-то здесь.

То, что он сказал, было разумным. В такой толпе не заметить худенькую и не очень высокую девчонку не так уж и сложно. Но веры в собственные слова у Гарри не было ни капли. И Гермиона в его слова не верила. Будь Дженнифер среди остальных гриффиндорцев, они бы почувствовали. Как и почему именно они вдвоём? Это было неважно. Важным было лишь то, что Гарри уже точно знал, где находится новенькая. И, судя по замершему взгляду Гермионы, она тоже это знала.

- Она осталась в спальне, - едва слышно выдохнула девушка, сжимая локоть друга так сильно, что тому показалось – ещё чуть-чуть, и у него треснут кости. – Где профессор МакГонагалл?! Где профессор Дамблдор?! Где хоть кто-нибудь?! Почему никого нет?! Она же сгорит!

- Сгорит, - машинально повторил Гарри и, выдернув руку из побелевших от напряжения пальцев Гермионы, бросился обратно в Общую гостиную, расталкивая однокурсников. Времени думать или бояться не было. Времени вообще ни на что не было. Счёт шёл на секунды. Чудом преодолев лестницу, ведущую в спальню девочек, Гарри нырнул в огонь.

В первую секунду юноше показалось, что он задохнётся в обжигающем, тягучем как патока мареве. Воздух опалял лёгкие, не давая сделать новый вдох. От жара трещали волосы, по телу тёк горячий пот. Но, несмотря на весь дискомфорт, парень ощущал какую-то неправильность во всём происходящем. Спустя секунду, показавшуюся ему вечностью, он понял, что именно казалось ему странным. Ни разу кожи Мальчика-который-выжил не коснулся огонь. Вокруг Гарри как будто сформировался непроницаемый воздушный кокон, надёжно защищающий от пламени. Куда бы гриффиндорец не шагнул, огонь расступался перед ним, образуя проход. Гарри заворожённо смотрел на стены из ревущего пламени, лижущие остатки кроватей и потолок, рвущиеся наружу из окна и двери. Но, несмотря на всю свою силу, пожар не мог вырваться за пределы спальни пятикурсниц. Кто-то удерживал его внутри, не давая развернуться в полную силу. На мгновение Гарри показалось, что он чувствует бессильную ярость огня, жаждущего больше разрушений и жертв. К ярости примешивалась вспыхнувшая с новой силой боль и усталость, и юноша внезапно понял, что барьер, не дающий огню вырваться наружу, скоро падёт под натиском стихии. Кто бы ни сдерживал пожар, сил у него не хватало, а те, что были, оказались на исходе. Но пошевелиться парень не мог, зачарованный смертоносной красотой огня и дикой весёлой злобой, которой стихия наполняла гриффиндорца. От этого гриффиндорцу хотелось совершать необдуманные поступки, повлёкшие бы за собой хаос. Юношу окружали горящие кровати, погибающая под натиском пламени одежда, распадающиеся на куски пепла книги и чьи-то записи, а он смотрел и не мог оторвать взгляд.

Где-то под ногой лопнуло чьё-то украшение, не выдержав жара и огня. Хлопок привёл Гарри в чувство, протянувшаяся между ним и стихией струна лопнула, и ярость огня, наполнившая гриффиндорца до краёв, ушла так же внезапно, как и появилась. Ярость ушла, но боль, усталость и страх, донимавшие парня с самого пробуждения, остались. Это были боль и усталость обречённого. Кто-то совсем рядом с Гарри всё ещё пытался удержать пожар в пределах одной комнаты, уже зная, что проигрывает, понимая, что сил не хватит. Юноша бросился в ванную комнату.

Дверь рухнула, едва Гарри к ней прикоснулся. Сначала ему показалось, что ванная от пола до потолка наполнена огнём и дымом, и лишь потом он понял, что в центре комнаты есть свободное пространство. Гриффиндорец попытался проскочить огненный барьер, однако пламя и не думало освободить Мальчику-который-выжил дорогу. Стоило Гарри сделать хотя бы шаг к середине комнаты, как огонь тут же замирал, как кобра перед броском, после чего яростно кидался на юношу, пытаясь пробить его невидимую защиту. После трёх неудачных попыток парень остановился. В голову пришла шальная и совершенно невероятная мысль, что огонь оберегает кого-то, кто стоит в центре, ревниво отгоняя всех, кто пытается к нему приблизиться. Гарри почему-то был уверен: там, под защитой взбесившейся стихии стоит Дженнифер. А ещё он знал, что она смертельно напугана и что страх выпивает её до дна, лишая жалких остатков сил. Юноша снова сделал шаг вперёд, но пламя, в отличие от гриффиндорца, не знало усталости, вновь и вновь не давая пройти.

- Хватит! – услышал Гарри свой голос, который с неожиданной лёгкостью перекрыл рёв огня и, казалось, заполнил всю комнату от пола до потолка. – Я не причиню ей вреда! Я просто хочу помочь!

«Что за бред?! – билась в голове лихорадочная мысль. – Я говорю с огнём! Я разговаривая со стихией, как с человеком! Как будто она меня послушает! Как будто она вообще умеет слышать! Может быть, Министерство и Пророк не были так уж не правы, называя меня сумасшедшим?»

Мысль оборвалась в тот момент, когда огонь, притихнув и словно смирившись с присутствием надоедливого гриффиндорца, расступился в стороны. Ошеломлённый Гарри увидел стоящую посреди комнаты на коленях белую как мел Дженнифер. Девушка дрожала от напряжения, было видно, что она вот-вот упадёт. Парень подбежал как раз вовремя, чтобы успеть подхватить Джен. Прикоснувшись к однокурснице, юноша скривился от чужой боли, хлынувшей в сознание. Сил на то, чтобы удивляться тому, как он смог почувствовать то, что ощущала младшая Принстоун, уже не было. В голове как будто взорвался фейерверк, в шрам сотня игл впилась боль. Морщась, Гарри посмотрел на девушку. Как он и думал, огонь не тронул её. Потом юноша перевёл взгляд на лицо Дженнифер, и боль в голове вспыхнула с утроенной силой. Последним, что Гарри увидел прежде, чем потерял сознание, были глаза Джен. Зрачки, радужки, белки – всё исчезло. Глаза девушки были заполнены огнём.

***
Голова гудела набатом. Сознание рассыпалось на миллионы острых осколков, царапавших мозг. Всё тело казалось лёгким и неуправляемым. Во рту сухо, язык ватный и неповоротливый. Веки налились свинцом и отказывались подниматься. Голоса, звучавшие где-то далеко, с трудом пробивались сквозь туман, царивший в голове.

- Что это было, Альбус?

- А как Вы думаете, Минерва? Пожар.

- Пожар?! Альбус, если бы это был пожар, мои студенты бы погибли! Если бы это был пожар, то к тому времени, как подоспела помощь, полыхала бы половина гостиной Гриффиндора, и это в самом лучшем случае! Но сгорела всего одна спальня, а на Гарри и мисс Принстоун нет ни царапины. Когда Хагрид вынес их из огня…. Альбус, я не поверила своим глазам!

- И, тем не менее, это был самый обыкновенный пожар. Скорее всего, кто-то из девушек неудачно потренировался в использовании заклинаний. Поверьте, Минерва, всему есть логическое объяснение….

Голоса начали удаляться, а вскоре затихли совсем. Дженнифер попыталась открыть глаза. Только с четвёртой попытки у неё удалось разомкнуть потяжелевшие веки. «Где-то случился пожар, - безразлично подумала девушка. Мысли лениво и медленно ползли в голове, цепляясь и отзываясь болью. – Судя по всему, в нашей башне. И, похоже, я там была…. Почему я этого не помню? И почему я не ушла из горящей комнаты, как любой здравомыслящий человек?» Превозмогая ватную слабость, поселившуюся в теле, и головную боль, гриффиндорка осторожно огляделась. Она находилась в больничном крыле Хогвартса. Школьной медсестры, которую, кажется, звали мадам Помфри, нигде не было, зато на соседней кровати лежал Гарри Поттер. Юноша хмуро глядел на соседку. На долю секунды, когда их глаза встретились, Джен показалось, что в глазах однокурсника мелькнуло что-то странное. Что-то, похожее на опасение. Но юноша слишком быстро отвёл взгляд, и младшая Принстоун не могла быть в этом уверена наверняка.

Заметив, что девушка очнулась, парень поинтересовался:

- Почему ты не ушла из горящей спальни вместе со всеми? Зачем ты осталась?

«Хороший вопрос, Гарри, - уныло подумала Дженнифер. – Если бы я знала! Никогда не замечала за собой суицидальных наклонностей». А вслух сказала:

- Понятия не имею.

Гарри не выглядел сильно удивлённым.

- Ладно, допустим. Гермиона сказала, что пожар начался с ванной комнаты, а ты в этот момент находилась именно там. Может, расскажешь, почему ваша спальня загорелась?

– Не расскажу. Я не знаю, - отрезала Джен, с трудом ворочая языком. Говорить уверенным тоном, когда онемевшие губы отказываются двигаться, а язык еле шевелиться, было не просто. Девушка было более, чем уверена, что ответ прозвучал на грани слышимости. Однако Гарри услышал.

- То есть как это, не знаешь? – подозрительно поинтересовался он.

- А вот так. Я ничего не помню. И пожар в том числе.

Вот теперь Гарри выглядел удивлённым. Сам он, очевидно, помнил чрезвычайное происшествие в мельчайших подробностях. Тут Дженнифер вспомнила, о чём говорили профессор Дамблдор и профессор МакГонагалл.

- А ты-то сам, что в нашей горящей спальне забыл? – ехидно поинтересовалась младшая Принстоун, но из-за слабости, не желавшей никуда уходить, вопрос прозвучал жалко.

- Я тебя спасал! – раздражённо ответил юноша и отвернулся. Дженнифер стало неловко: «Ну, почему, почему я сначала говорю, а потом думаю?! Сколько раз Лиззи просила меня держать язык за зубами! Ведь ни за что человека обидела!»

- Меня спасал? - несколько растерянно произнесла она вслух. – А… зачем?

- Откуда я знаю! – буркнул Поттер. – Видать, судьба у меня такая всех спасать! А в итоге всё равно оказываюсь кругом виноватым! Надоело!

- Извини, - пробормотала Дженнифер. Услышал юноша её извинения или нет, она так и не поняла, но разговор явно не клеился. Гарри не горел энтузиазмом пообщаться со спасённой им однокурсницей, а однокурсница пыталась привести в порядок мысли.

Дверь открылась, пропуская профессора Дамблдора и немолодую женщину. Увидев, что пациентка очнулась, женщина устремилась к ним.

- Как Вы себя чувствуете, мисс Принстоун? – поинтересовалась мадам Помфри, расставляя на тумбочке флакончики с какими-то зельями.

- Странно, - ответила Дженнифер первое, что пришло в голову, заметив, что директор целенаправленно движется в её сторону.

- Можно поточнее? – холодно спросила целительница, сурово глядя на девушку. Младшая Принстоун тяжело вздохнула:

- Слабость. Поворот головы для меня сейчас – настоящий подвиг. И всё тело ноет, как будто меня долго били.

Мадам Помфри кивнула и деловито начала перебирать зелья.

- Поппи, ты позволишь, я задам несколько вопросов мисс Принстоун? – мягко спросил Дамблдор, улыбаясь на удивление тёплой улыбкой. Медсестра недовольно поджала губы.

- Только недолго, Альбус. Я пока займусь мистером Поттером.

- Не надо мной заниматься! – предпринял слабую попытку сопротивления Мальчик-который-выжил, однако его бунт был моментально подавлен суровым взглядом мадам Помфри и её безапелляционным заявлением, что Гарри её пациент, а значит, будет выполнять её указания.

- Мисс Принстоун, - голос профессора Дамблдора вынудил Дженнифер с сожалением оторваться от наблюдения за безуспешными попытками Гарри отвертеться от лечения.

- Да, профессор Дамблдор?

- Я хотел бы узнать, почему Вы не ушли из горящей спальни вместе со всеми?

Начавшее, было, улучшаться настроение устремилось вниз. Джен снова стало тоскливо.

- Понятия не имею, сэр.

«Сейчас спросит меня, как начался пожар», - обречённо подумала девушка.

- Ладно, допустим, - профессор Дамблдор смотрел так пристально, что младшая Принстоун невольно поёжилась и отвела глаза. – Мисс Грейнджер сказала, что пожар начался с ванной комнаты, и Вы в этот момент находились именно там. Не расскажете, из-за чего загорелась Ваша спальня?

- Не расскажу. Я не помню, сэр, - буркнула Дженнифер, мельком подумав о том, что директор и Гарри задавали одни и те же вопросы абсолютно одинаково. «Сговорились они, что ли?»

- Вы уверены? Точно не хотите ничего мне рассказать? – вкрадчиво поинтересовался директор, мягко улыбаясь. Джен краем глаза заметила, как дёрнулся Гарри, услышав последние слова.

- Нет, сэр. В смысле, я уверена, что ничего не хочу Вам рассказать.

- Ну, что ж, - в глазах Дамблдора на секунду мелькнуло неудовольствие, но он умело и быстро его скрыл. – Желаю Вам скорейшего выздоровления, мисс Принстоун. Если что-нибудь вспомните, то….

- То я непременно расскажу Вам об этом, - устало сказала Дженнифер, мысленно решив, что директор будет последним человеком, кому она что-либо будет рассказывать. Профессор Дамблдор улыбнулся, кивнул мадам Помфри и ушёл. Целительница моментально оказалась возле пациентки.

- У Вас проблемы с памятью, мисс Принстоун?

- Возможно, - рассеянно откликнулась девушка, глядя вслед Дамблдору. Мадам Помфри нахмурилась и налила в стакан какое-то зелье.

- Пейте, мисс Принстоун.

Джен потянулась за стаканом, когда дверь больничного крыла снова открылась, и вбежала бледная и взволнованная Элизабет.

- Да что же это такое! – в сердцах воскликнула мадам Помфри. – Мне дадут спокойно заниматься пациентами?! Мисс Принстоун, почему Вы не на уроке?

- Профессор Снейп разрешил мне не присутствовать на его уроке. Мадам Помфри, не выгоняйте меня, пожалуйста, - старшая Принстоун с мольбой посмотрела на целительницу. Женщина вздохнула и покачала головой.

- Ладно, мисс Принстоун, можете побыть со своей сестрой. Но только этот урок и только при условии, что Вы не будете мешать больным!

- Хорошо. Спасибо, мадам Помфри! – выдохнула девушка и подошла к Дженнифер. Младшая Принстоун виновато посмотрела на старшую сестру. «Если Лиззи сейчас начнёт меня спрашивать, почему я не ушла из комнаты или как начался пожар, то я её убью, клянусь Мерлином!» - подумала Джен. Однако Лиз и не стала ни о чём спрашивать. Вместо этого она села на кровать и крепко-крепко обняла сестру.

- Не пугай меня так больше! – выдохнула Элизабет на ухо сестре. – Не смей меня так пугать!

- Обещаю, - полузадушено ответила Дженнифер, с трудом обнимая Лиз в ответ. Ватные, словно чужие, руки всё ещё отказывались повиноваться, как следует. А Лиз сжимала сестру в объятьях, чувствуя облегчение от того, что Дженни жива, цела, что с ней всё будет в порядке, что она, Элизабет, боялась и переживала совершенно напрасно.

***
Элизабет разбудила внезапная эйфория. От опьяняющего чувства могущества и вседозволенности у Лиз закружилась голова. Девушка долго ворочалась в кровати, пытаясь уснуть. Безграничное и абсолютное счастье никуда уходить не собиралось. Хотелось вскочить с постели и пуститься в пляс, или запеть какую-нибудь весёлую песню, или засмеяться, громко и заразительно, чтобы все узнали, как хорошо быть свободной от всего. Поняв, что заснуть не выйдет, Элизабет вздохнула и села на кровати. Больше всего на свете девушка не любила, когда что-то выходило за рамки логики и её понимания. Но объяснить внезапную, переполняющую её эйфорию слизеринка не могла. Никаких видимых причин для счастья она, как ни старалась, не нашла. «Значит, радуюсь не я», - спокойно решила Элизабет и уже встала, собираясь идти в ванную, как её поразила та лёгкость, с которой она подумала об этом. Ноги подогнулись, и девушка села обратно, чтобы не упасть. «Что значит, не я? – растерянно подумала Лиз. – А кто же? Я не эмпат и не легилимент, я не умею проникать в чужие мысли и считывать чужие эмоции. Хотя, с другой стороны, у меня нет никаких причин для радости. Вчера Малфой фактически объявил мне войну. Тоже мне повод для счастья! Значит, радость всё-таки не моя. Примем это, как рабочую гипотезу». Девушка посмотрела на своих соседок по комнате. Все они мирно спали. Вряд ли счастье, переполнявшее сейчас Элизабет и выводившее её из себя своей нелогичностью, принадлежало кому-то из них. «Надо успокоиться, взять себя в руки и во всём разобраться». Лиз встала и посмотрела на часы, стоявшие у неё на тумбочке. Судя по всему, уже рассвело, но до подъёма ещё оставалось время. «Когда найду того, кто меня разбудил, удавлю собственными руками!» - раздражённо подумала Элизабет, заходя в ванную.

Девушка заканчивала умываться, когда на смену эйфории внезапно пришла боль. И страх. Безотчётный, необъяснимый и такой же нелогичный, как и недавнее счастье, он поселился сосущей пустотой где-то внутри и не желал уходить. «С Дженнифер что-то случилось!» Всё встало на свои места. Счастье принадлежало Дженнифер. Боль и страх, конечно, тоже. Почему всё это почувствовала Лиз? Это не имело никакого значения. Возможно, всему виной была хвалёная телепатическая связь между близнецами. Чем бы это ни было, это не пугало старшую Принстоун так же сильно, как и боль, которую, судя по всему, испытывала сестра. Надо было срочно позвать кого-нибудь на помощь! Надо было бежать к ней! Она сама не справиться! Страх за сестру и страх сестры давил на грудь, мешая дышать, слышать видеть. Девушка не заметила, как проснулись однокурсницы, она не видела ни их косых взглядов, ни их язвительных замечаний. Её младшая сестрёнка была в беде, а Элизабет не могла ей ничем помочь! Стоило девушке подумать о том, что надо бежать на помощь сестре, как ноги налились свинцом. Что-то мешало ей идти в гриффиндорскую башню. Всякий раз, когда Элизабет пыталась повернуть в сторону башни, на периферии зрения мелькали какие-то чёрные бесплотные тени, и ноги как по команде становились ватными и непослушными. Зато, как только она поворачивала в сторону Большого зала, она почти переходила на бег, словно кто-то невидимый толкал её в спину.

Когда Лиз вошла в Большой зал и села за стол своего факультета, боль и страх, принадлежавшие Дженнифер, исчезли так же неожиданно, как и появились. Однако это не успокоило старшую Принстоун, а лишь сильнее напугало. Девушка подняла глаза, лихорадочно пытаясь взглядом найти сестру за гриффиндорским столом. Но Джен, как и следовало ожидать, там не было. Только чем-то напуганные, взволнованные и нервные гриффиндорцы, которые одним своим видом заставляли Элизабет нервничать всё сильнее и сильнее. Чтобы успокоить себя, Лиз попробовала почувствовать хоть какие-нибудь эмоции Джен. Ответом ей была пустота. Девушка не знала, как работает свалившаяся ей на голову эмпатия, а связь, возникшая утром, оборвалась. В голову начали закрадываться мысли, которых старшая Принстоун предпочла бы не слышать. «Неужели Дженни…?»

- Мисс Принстоун, Вы, как я понимаю, в расписании занятий не нуждаетесь?

Элизабет невидяще посмотрела на декана и машинально смяла в руке протянутый им пергамент. Профессор зельеварения внимательно посмотрел на подопечную.

- С Вами всё в порядке, мисс Принстоун?

- Со мной? – собственный голос показался Лиз незнакомым и далёким. – Со мной – да.

- Тогда будьте внимательней! – раздражённо посоветовал профессор Снейп, отходя. – И не сжимайте нож так сильно: окружающие могут подумать, что Вы собираетесь кого-нибудь убить.

Элизабет глубоко вздохнула, досчитала до десяти и выпустила нож из вспотевшей руки. Закрыв глаза и стараясь не замечать насмешливых взглядов однокурсников, девушка постаралась успокоиться. С Джен ничего не случилось, всему есть логическое объяснение, всё будет хорошо…. Но Лиз не верила самой себе.

Остаток завтрака прошёл как в тумане. Девушка не помнила ни как вышла из зала, ни как спустилась в подземелье. Почему она не ищет сестру? Почему ничего не сказала декану? В голове было пусто, словно то, что мешало ей идти за помощью, поселилось в её мозгу и пожирало все её мысли. Оно управляло ею, а Элизабет не могла ему сопротивляться. Голос профессора Снейпа звучал неимоверно далеко. К концу его объяснений Лиз даже не поняла, что они должны делать. Единственное, что осознавала старшая Принстоун – её сестры нет с гриффиндорцами. Её сестры здесь нет.

Страх усиливался. Страх за Джен, страх перед тем, что управляло ей словно марионеткой. Пока Элизабет шла к котлу, она несколько раз на кого-то наткнулась. Закружилась голова. От страха или просто так, девушка понять не могла. Рядом с ней внезапно оказалась девушка-гриффиндорка. Кажется, её звали Гермионой. Она говорила с каким-то незнакомым гриффиндорцем. О чём, Элизабет понять не могла, но её мозг выхватил из всего разговора одно-единственное слово – пожар. «Там был пожар! Дженнифер!!»

- Мисс Принстоун, Вы можете объяснить мне, что Вы делаете?! Или Вы не в состоянии связно говорить?

Голос Снейпа заставил девушку вздрогнуть и сбить локтём какой-то стеклянный флакон. Флакон упал и со звоном разлетелся на осколки. Девушка побледнела.

- Простите, сэр.

- У Вас проблемы с координацией движений, мисс Принстоун?

- Нет, сэр. Это случайность.

- То, что Вы попытались добавить в крайне нестабильный состав иглы дикобраза, тоже случайность?

- Совершенно верно, - Лиз с трудом взяла себя в руки. – Мне такое и в голову не могло прийти.

- Тем не менее, пришло, - сухо заметил декан и, покосившись на осколки, велел:

- Восстановите флакон, мисс Принстоун, и, пожалуйста, будьте внимательней. Мне не нужен второй Долгопупс.

Элизабет кивнула и машинально вскинула руку, собираясь применить простенькое беспалочковое заклинание. Но прежде, чем она это сделала, раздался голос Снейпа:

- Позвольте узнать, для чего Вам нужна палочка? Или Вы научились колдовать без неё?

Декан произнёс последний вопрос в насмешку, но сердце Элизабет пропустило пару ударов. «Это случайность! Он не может знать, и он не знает!» Лиз торопливо, не глядя, протянула руку, чтобы взять волшебную палочку, но вместо этого схватила нож за лезвие. Резкая боль в ладони отрезвила девушку, заставив её прийти в себя. Сосущая пустота в голове исчезла, ощущение того, что ею управляют, тоже. Элизабет осторожно выпустила из руки нож.

- Дайте руку, мисс Принстоун.

Лиз покорно протянула пульсирующую болью ладонь декану. Профессор зельеварения прошептал заклинание, останавливающее кровь, и вздохнул:

- Мисс Принстоун, по-моему, Вам следует сходить в больничное крыло.

Элизабет равнодушно посмотрела на учителя. Страх отступил перед болью, но головокружение проходить не собиралось. Земля под ногами покачивалась, и голос профессора слышался, как сквозь подушку.

- Сходите к мадам Помфри, мисс Принстоун, - громче сказал Снейп. – Идите, Вы свободны.

На этот раз Лиз кивнула, выдернула свою руку из прохладных профессорских пальцев и, кое-как собрав вещи, вышла из класса.

Элизабет понятия не имела, где находится больничное крыло, но, к своему удивлению, нашла его довольно быстро. По дороге Лиз столкнулась с профессором Дамблдором. Дамблдор что-то спросил, и Лиз, кажется, что-то ему ответила, правда, что девушка не помнила. Она помнила только, что, открыв дверь больничного крыла, увидела побледневшую, усталую, но живую Дженнифер! Помнила, что просила мадам Помфри разрешить ей остаться. Помнила, что обняла сестру, крепко-крепко обняла, и боялась отпустить.

- Не пугай меня так больше! Не смей меня так пугать!

- Обещаю, - ответила Дженни, и только после этого Лиз разрешила себе отпустить младшую сестрёнку, не выпуская, впрочем, ослабевших пальцев Джен. И только после этого заметила сидящего на соседней постели и угрюмого донельзя Гарри Поттера.

- А что с тобой случилось? – поинтересовалась девушка, ощущая, как исчезают остатки страха. Правда, головокружение лишь усилилось. Кровать и пол ощутимо покачивались и медленно вращались.

- А ты не знаешь? – похоже, парень был удивлён.

- Нет, - ответила Лиз, подумывая попросить у мадам Помфри что-нибудь от головокружения. Пол то приближался, то удалялся и вообще вёл себя так, как приличный пол вести себя не должен.

- Я твою сестру спасал, - буркнул Поттер, отвернувшись.

- Да? Спасибо тебе большое! Я… я не знаю, как мне тебя отблагодарить. Ты даже не представляешь, как я рада, что Дженни жива!

- Не надо меня никак благодарить, - недовольно проворчал юноша. – Я сделал это не ради награды или ради того, чтобы урвать себе ещё немного славы.

- Я понимаю.

Нет, пол определённо сошёл с ума. Девушка откровенно побаивалась вставать. Под ногами усиливалось ощущение не то корабельной качки, не то полёта в условиях невесомости.

- Лиззи, с тобой всё в порядке? – в глазах сестры явственно читалась тревога.

- Да, конечно. Это же ты что-то забыла в горящей комнате, а не я, - откликнулась Элизабет. Дженнифер обиженно смотрела на старшую близняшку.

- Правильно! – раздражённо воскликнула Джен. – Давайте теперь все припомним мне это! Ну, не знаю я, чего я там осталась! Я и пожар-то не помню!

- Извини, Дженни, я просто до смерти перепугалась за тебя! – Лиз ещё раз обняла и поцеловала сестру и торопливо добавила:

- Я, пожалуй, пойду, а то мадам Помфри рассердится. После обеда ещё раз загляну. Не скучай.

Дженнифер, всё ещё обиженная на сестру и весь белый свет, кивнула. Элизабет неуверенно улыбнулась и встала. Пол скакнул вверх снова, а потолок опустился, словно вознамерившись раздавить девушку. Но старшей Принстоун удалось устоять на ногах. Девушка слегка покачнулась, ощущая себя пьяной, но всё же сумела выйти из медпункта, не упав.

Урок ещё не закончился, но Лиз не хотела возвращаться в подземелья. Лучше всего было сесть где-нибудь и подождать, пока пройдёт головокружение. Именно так и следовало бы поступить, но Элизабет почему-то побрела наугад по бесконечным коридорам и лестницам Хогвартса. Заныла рука, и Лиз почти пожалела, что не показала порез мадам Помфри. Несколько раз девушка споткнулась на совершенно ровном месте, почти ни разу ей не удалось пройти в дверной проём или арку, не ударившись. Пару раз голова начинала кружиться так сильно, что слизеринка чуть не упала с лестницы. Но Элизабет упрямо шла.

Очередная дверь привела слизеринку в женский туалет. Старшая Принстоун, пошатываясь, подошла к раковине и открыла кран, надеясь, что холодная вода поможет ей привести мысли в порядок.

- Он не работает. Никогда не работал, - раздался за спиной девичий голос. Элизабет обернулась. На неё заинтересованно смотрело привидение. Это была девочка с подростковыми прыщами на лице и очками на глазах. Девочка разглядывала Лиз так, будто слизеринка была интереснейшим экспонатом в кунсткамере.

- Я думала, это все знают, - беззаботно продолжило привидение. – Ну, что за этим краном открывается вход в Тайную комнату.

- Правда? – Элизабет предпочла не сообщать призраку, что всегда считала Тайную комнату страшилкой на ночь.

- Ну, да, – у призрачной девчонки загорелись глаза: ей не терпелось рассказать сплетню явно не первой свежести. – Этот вход открыл Гарри Поттер на втором курсе.

- Что он там забыл? – вяло поинтересовалась Лиз. К невыносимому головокружению добавилась головная боль и разноцветные точки, назойливо мельтешащие перед глазами. Дышать стало как будто труднее, а внутренности сжались в тугой комок. Зато все эмоции куда-то испарились. Старшая Принстоун безразлично подумала, что, похоже, её сейчас стошнит. «Не мой день!»

- Ты не знаешь? – девчонка изумлённо округлила глаза. От её пронзительного голоса голова болела лишь сильнее. «Вода! Мне нужна холодная вода!» - подумала Лиз.Подойдя к соседней раковине, девушка открыла воду и уже собиралась умыться, когда неработающий кран подозрительно зашипел.

- Гарри Поттер спасал нас всех от василиска! – привидение ничего не заметило. Очевидно, призрачная девочка была влюблена в Мальчика-который-выжил. Влюблена абсолютно безнадёжно, но её это явно не смущало.

- И как? Спас? – шипение в кране сменилось противным бульканьем.

- Разумеется! – оскорблённо заявила девчонка.

- Замеча…, - Лиз не договорила. Вода хлынула как-то вдруг. Струя ледяной воды ударилась о раковину и разлетелась веером брызг. Элизабет от неожиданности отшатнулась, споткнулась и упала на холодный и мокрый пол. Привидение сначала недоумённо уставилось на свою собеседницу, потом на кран и вдруг пронзительно завизжало. Краны открывались один за другим. Напор был настолько сильным, что вода быстро заполнила раковины и начала литься через край. На полу растекались уже даже не лужи, а озёра, но Элизабет не могла встать. Она могла только лежать на полу, смотреть на воду и ощущать мощь стихии. Стихии, которая бушевала внутри неё. Головокружение исчезло, сменившись лёгкостью, головная боль прошла, и невидимый пресс, давивший на девушку всё утро, исчез.

- Прекрати это! Прекрати это! Прекрати это! – на одной ноте визжала призрачная девчонка. Но Лиз не могла ничего сделать. Вернее, она не желала ничего делать. Ощущать воду вокруг себя и стихию внутри себя, чувствовать, как за спиной вырастают крылья, знать, что можешь всё, понимать, что нет никаких границ…. Та эйфория, которую девушка испытала утром, была ничем по сравнению с тем, что она чувствовала сейчас. Элизабет не могла заставить себя прекратить это. Не могла заставить себя оборвать ту невидимую ниточку, что связывала её с этой небывалой силой. Не могла заставить себя отказаться от ощущения вседозволенности. Стихия ластилась к ней, стихия любила её, стихия звала к себе. Зов воды – прекрасная музыка, и Лиз тонула в ней, шла за ней и не хотела останавливаться.

«Хватит! Немедленно прекрати это!» - в сознание ворвался ледяной мужской голос. Интонации и стальные нотки не оставляли сомнений – этот голос привык повелевать.

«Я не могу», - запротестовала старшая Принстоун. Она закрыла глаза, вдыхая запах воды. Запах соли, ила и даже ржавчины в водосточных трубах – всё это была вода. Её вода.

«Нет, не твоя! – голос был непреклонен. – Ты можешь ей пользоваться, но она тебе не принадлежит! Стихию нельзя сделать рабыней, она слишком сильна для этого, только союзницей! Прекрати это светопреставление!»

«Я не могу…».

«Ложь!! Всё ты можешь!»

«Я… я не хочу…».

«Другое дело. Ты не хочешь…. Никто не хотел в своё время, но стихия не станет слушаться того, кто идёт у неё на поводу! Она понимает только силу! Если ты не сумеешь доказать ей, что достойна её, она превратит тебя в раба! Покорного, бессловесного и безропотного. А ты не сможешь выдержать всей её мощи! Этот Круг возглавлять не тебе! Если не сумеешь держать свою магию под контролем, стихия сожжёт тебя! Соберись и не позволь ей расти! Не дай выйти за пределы этой комнаты!»

«Я постараюсь…».

«Не старайся! Делай!»

Элизабет послушно сосредоточилась. Но успокаиваться взбесившаяся вода не желала. А девушка не представляла, что ей делать и, главное, как это сделать.

«Я не понимаю…».

«И эта идиотка должна стать моей преемницей?! Она должна получить кольцо Запада и Воды?! Эта дура избрана Кругом?! Ты, случаем, не сквиб?! Или может быть, что ещё хуже, ты грязнокровка?!»

«Нет!» - возмущённо и обиженно ответила Лиз. Голос начинал раздражать. Приказы, отдаваемые непререкаемым тоном, злили, оскорбления, произносимые с издёвкой, выводили из себя.

«В таком случае приструню свою магию! Если у тебя не хватает мозгов, чтобы что-нибудь придумать, то представь, что эта комната – огромный сосуд! Вода не должна покинуть его пределы! Не позволь ей найти выход!»

Лиз снова сосредоточилась. Она мысленно прикоснулась к стенам в туалете, пытаясь сделать их прочными и непроницаемыми. Стихии это явно не нравилось. С рёвом вода бросалась на стены и ломилась в дверь. Девушка попыталась остановить воду, загнать обратно в трубы. Но тут же вскрикнула. Попытка усмирить стихию принесла с собой не просто боль, а адскую боль. Элизабет показалось, будто её выпотрошили и вывернули наизнанку. Боль безжалостно врывалась в каждую клеточку тела, сметая все преграды на своём пути. Не выдержав, девушка скорчилась на полу и закричала.

«Мне больно! Я не могу!»

«Больно? – ехидно поинтересовался голос и тут же, став серьёзным, добавил:

А что ты ожидала? Я разве обещал, что это будет просто? Управлять стихией – тяжёлый труд! Твоя боль – плата за силу, которую тебе даёт вода! В этом мире за всё надо платить! Вставай, ничтожество!»

«Я не ничтожество!»

«Тогда докажи мне это! Докажи, что была Избрана по праву, а не по чудовищной ошибке! Приструни стихию!»

Старшая Принстоун сжала зубы и с трудом встала на четвереньки. Боль никуда не уходила. Ей было хорошо в теле девушки, и покидать его она не собиралась. Каждая клетка молила о пощаде, внутри всё горело. Боль, боль, одна боль. Каждый вдох – боль, каждый удар сердца – боль, каждое движение – боль. Элизабет ослепла и оглохла от боли. Всё, о чём она была ещё в состоянии думать, – это о воде. Остановить её, загнать внутрь, прекратить эти мучения. Прекратить…. Прекратить…. Прекратить….

- Хватит!!! – она об этом крикнула или подумала? Это была последняя мысль, пришедшая в голову Лиз, перед тем, как девушка потеряла сознание.

***
Гарри подумал, что если так будет продолжаться и дальше, то он привыкнет просыпаться от боли. На этот раз не было ни страха, ни усталости. Только боль. Гарри вздохнул и перевернулся на бок. Спящая на соседней кровати Дженнифер беспокойно металась и тихонько стонала, словно ей тоже было больно. Это продолжалось всего несколько минут. Затем Джен затихла. Её тело расслабилось, а с лица исчезла гримаса боли. Юноша тоже почувствовал, что боль прошла. Вздохнув с облегчением, гриффиндорец перевернулся на спину, собираясь поспать.

Стук открывшейся двери заставил Гарри вздрогнуть. Так и не проснувшаяся Дженнифер поморщилась и перевернулась на другой бок. Юноша оторвался от созерцания потолка и перевёл взгляд на вошедших. Первым вошёл мистер Филч с Элизабет Принстоун на руках. Следом за ним стремительным шагом ворвалась обеспокоенная профессор МакГонагалл.

- Что случилось? – мадам Помфри словно соткалась из воздуха.

- Мисс Принстоун потеряла сознание в туалете. Мистер Филч услышал крики, прибежал и увидел её лежащей на полу, - пояснила декан Гриффиндора.

- Что-то слишком часто ученики стали терять сознание, - поджала губы мадам Помфри. – За один день уже трое. Ладно, кладите её сюда.

Завхоз опустил свою ношу на больничную кровать.

- Я могу идти, профессор МакГонагалл?

- Да-да, конечно, мистер Филч. Только сообщите профессору Снейпу о состоянии его студентки, - рассеянно ответила женщина, глядя на лежащую без сознания девушку. Мадам Помфри склонилась над новой пациенткой и провела над её телом палочкой, шёпотом произнося диагностирующие заклинания. Когда с диагностикой было покончено, целительница выпрямилась и с лёгким беспокойством посмотрела на профессора МакГонагалл.

- Нам надо поговорить, Минерва.

- Конечно, Поппи, - поспешно отозвалась декан Гриффиндора, и обе женщины скрылись за дверью кабинета мадам Помфри.
Едва дверь захлопнулась, Гарри осторожно спустился с кровати. Стараясь не обращать внимание на слабость, никак не желающую покидать его тело, он прокрался к двери, молясь, чтобы ни целительница, ни преподавательница не использовали заклинание Оглохни. На его счастье обе женщины были сильно обеспокоены состоянием здоровья трёх студентов и забыли наложить заклинание.

- У этой девушки абсолютно то же самое. Полное истощение магических и физических сил. Такое ощущение, словно кто-то взял и выкачал из неё всю энергию.

- У Гарри и второй мисс Принстоун было точно так же?

- Да. Только у мистера Поттера дела обстоят гораздо лучше. Вполне возможно потому, что физически и магически он выносливее, чем мисс и мисс Принстоун.

- Может ли быть так, что они использовали какое-то заклинание, которое истощило их силы?

- Какое же заклинание они должны были применить, Минерва? Заклятья, способные настолько сильно подорвать силы мага, не может применить пятикурсник, тебе ли это не знать.

- Это я знаю. Единственное, чего я не знаю, – что произошло с моими студентами и студенткой Слизерина. Альбус о чём-то подозревает, но молчит или говорит очевидную ложь.

- Успокойся, Минерва. С мистером Поттером и сёстрами Принстоун всё будет в порядке. Восстановить их силы – пара пустяков для меня. А что касается Альбуса…. Ты, как никто другой понимаешь, что мы должны ему верить. Когда будет необходимо, он всё нам объяснит.

- Да, ты права, Поппи.

Гарри отошёл от двери, прокручивая в голове только что услышанный разговор. Мозг гриффиндорца раз за разом возвращался к одной и той же фразе: Альбус что-то знает. «Альбус что-то знает, - Гарри невесело усмехнулся и сел обратно на кровать, откинувшись на подушку. – Альбус всегда всё знает. Он всегда знает больше всех. Всякий раз, когда я ему что-либо рассказывал, он не выглядел удивлённым. Вряд ли этот раз будет исключением. Не стану ни о чём ему рассказывать. Мы с Гермионой сами во всём разберёмся! Мы должны понять, что произошло. Я должен понять, что я чувствовал…. На короткое время мне показалось, что я горы готов свернуть».

«Так оно и есть. Почти», - бесплотный женский голос практически неслышно прошелестел в голове.

«Кто Вы?»

«Я – одна из тех, с кого всё началось».

«Что началось?»

«Ты задаёшь слишком много вопросов. Тебе ещё рано знать на них ответы. Ты ещё не разбудил свою силу. Свою настоящую силу. То, что ты чувствовал тогда, в горящей комнате, малая толика твоих истинных возможностей».

«Вы ошибаетесь».

«Нет. Мне слишком много лет, чтобы я могла ошибаться. Поверь, тебе ещё только предстоит узнать себя настоящего, своё предназначение…».

«Нет, у меня никакого предназначения! Нет, и не было! Я не Избранный! Я обычный парень! Я не хочу ни с кем сражаться!»
«К сожалению, не мы выбираем, кем нам быть».

«Враньё! Гермиона говорит, что у каждого есть выбор!»

«Ты прав. У всех есть выбор. У всех, кроме нас».

«Нас? Вы так говорите, будто мы не люди».

«Мы люди. Но наш долг вынуждает нас отказываться от свободы воли».

«Не хочу я исполнять никакой долг! Я никому ничего не должен!»

«Должен. И в первую очередь себе. Ты скоро это поймёшь. Ты не сможешь сопротивляться вечно…, мой Король».

«Я не король! Убирайтесь вон из моей головы, кем бы Вы ни были!»

В ответ Гарри услышал лишь затихающий мелодичный смех. Юноша подождал ещё немного, но таинственная незнакомка молчала. Парень с облегчением вздохнул и устроился на больничной кровати поудобнее. «Я не Избранный. И не король. Нет у меня никаких особенных способностей. И никто не сможет заставить меня делать то, чего я не хочу!» Это были последние мысли, мелькнувшие в голове гриффиндорца перед тем, как он уснул. Воздух возле его постели задрожал, и из него соткалась женщина в старомодном роскошном платье. Женщина приблизилась к Гарри и ласково провела ладонью по его лицу.

- Спи, мой маленький Король, - грустно прошептала она. – Твоя война ещё впереди.

Затем незнакомка поцеловала юношу в лоб, выпрямилась и исчезла, бесшумно растворившись в воздухе.