Среди дождя и крови.Воинство орков приближалось к стенам быстрее, чем они успевали отбить их атаки – рано или поздно они пробьют оборону, снесут укрепления и затопят собой внутренний двор. Он насчитал за собой уже с дюжину голов, стрелы заканчивались и, возможно, совсем скоро предстояло иметь дело в ближнем бое. Арагорн командовал отрядом у ворот, к которым орки успели принести тяжелое, начиненное железом бревно и таранили кованные двери. Гимли скрылся вместе с ним около часу назад. Часу ли?
Он уже сбился то счета, часы давно перестали существовать, и целые минуты превратились в нескончаемые мгновения криков, крови и проливного дождя, обрушившего на воинов всю свою небесную мощь. Вода заливала глаза, мешая видеть цель, заливала доспехи, топила ров, умывала грязь с лиц орков, обнажая липкую, натянутую на черепа кожу и желтые гнилые зубы...
Он подумал о том, что сказала бы она, увидя воочию этих тварей, и его рука соскользнула с тетивы раньше времени, стрела пронзила плечо горца, хотя целью служила голова. Его на миг обуяло смятение, но рука уже не дрожала, и следующий удар был нанесен точно.
– Десять! – довольно сказал подоспевший на стену Гимли и разом снес с плеч показавшуюся голову врага. – Нет, одиннадцать.
– Хороший счет, друг мой гном, – усмехнулся Леголас. – А у меня, как видишь, уже две дюжины набралось. Пришлось поработать луком и стрелами, иначе они напролом лезли из всех щелей.
Он пустил еще две, отправляя очередного орка на смерть – тот упал со стены, придавив собой еще двоих, но его не порадовала собственная медлительность. Тратить больше одной стрелы на единицу было для него в новинку.
– Да ты делаешь промахи, лесной принц! – удивился гном, секирой снимая скальп с орка. – Такого не бывало с тобой с самого начала похода!
– Сегодня судьба мне не благоволит, – пожал плечами он, хотя причина его смятений была и ему, и Гимли ясна как день. – Видно, Эру хочет испытать меня в этом бою.
– Как бы не оказалось, что ты прав, – согласился гном, глядя на восточную стену. – Гляди, кого я вижу у водостока!
Он обернулся, надеясь увидеть Арагорна, но сердце его в панике задрожало, повисая между ничем и ничто, а легкие сжались, отказывая кислороду в доступе.
Там, куда указывал Гимли, меж обломков деревянных распоров, чуть дальше от основного скопления людей и орков стояла она. Все видела и подмечала, и изредка из ее руки вырывался сноп искр, гудящим комом летящий в противника, чтобы обронить его наземь и оставить в изнеможении. Она, которой он запретил приближаться к стене, она, которая никогда не должна была увидеть сражений и смерти, она – хрупкая, нежная, совсем крохотная, так что ее почти не было видно из-за стольких мертвых тел поверженных воинов...
Ему показалось, что из него разом вышибли дух, так сильно его поразило это видение, сошедшее, должно быть, со страниц его ночных кошмаров. Можно ли было ожидать еще больших мучений, чем те, что доставил ему ее вид в этой битве?
Все его естество рванулось к ее незаметной фигуре в тени башни, он пропустил мимо себя пару стрел и почти оттолкнул с пути Гимли.
Этого не должно было произойти, не с ней и не теперь, но глаза его не обманывали, а сжатые в тугой узел нервы не давали дышать.
Он двигался слишком медленно, так что секунды размывались в неясных очертаниях, все казалось сонным, ненастоящим, и ее силуэт терялся в толпе, расстояние между ними не уменьшалось, а увеличивалось, и он не мог приблизиться.
Внезапная вспышка и грохот, вихрем пронесшийся над головами, стал шоком для всех, а когда часть стены разнесло на множество камней и крошева, посыпавшего промокшие волосы, он по-настоящему испугался – ее не было видно за этой пылью и хлынувшей в свободный проем водой. Бурный поток снес остатки выживших, и на внутренний двор ринулись, топя под собой все и всех, орки.
Уступа башни, за которым она скрывалась, больше не было, равно как и внушительной части водостока, и вражеское войско вовсю крушило оборонительные сооружения, защитники крепости уже заполняли двор, готовые вытравить орков обратно за пределы Пади, но его не беспокоили ни яростные стрелы, ни крики умирающих, ни численное превосходство врага. Он не хотел и мысли допускать о возможном исходе, не желал даже сомневаться в ней, но она пропала из виду, как только стена взорвалась – и теперь от нее в том месте, где она стояла, остался призрачный аромат роз и остаток надежды.
– Гермиона! – вскричал он, заглушая собственным криком отчаянно стучащее в голове «Она погибла, погибла, погибла!..».
Мысли тонули в тягучем предчувствии, но он упорно гнал его от себя, не переставая искать ее. Где она, где? Обломки стены пустовали, орки сносили прочие укрепления, Арагорн обнажил меч и теперь командовал теми уцелевшими, кому посчастливилось остаться в живых после взрыва. Его не трогали крики, они отзывались далеким эхо и пропадали где-то в сознании, уже успевшем заполниться невыносимым отчаянием.
– Гермиона!
Он не узнал собственный голос, таким рваным и жалким он был.
– Гермиона!
Совсем рядом с его ухом, в ладони от него стрела пронзила тугой воздух и разлетелась мелкими щепками от чужеродного порыва ветра, и, обернувшись, он заметил ее бледные вытянутые пальцы. Она устремила свой взор ему за спину, силой мысли, которой он не мог понять, сметая двух или трех орков. Ее воинственный вид напугал его еще больше: нежная, как цветок ландыша на заре, она оказалась посреди битвы, предсмертных криков и крови, и он бы не поверил в это, если бы не видел своими глазами.
Она смотрела стеклянным взглядом и сама, казалось, не до конца осознавала, что и как делает. И это было ужасно – видеть ее здесь.
Каким-то чудом он заметил опасность раньше, чем меч успел взрезать воздух над ее головой, и пустил стрелу с такой силой, что орк врезался в стену и остался висеть пригвожденным.
– Уходи отсюда!
До первой стрелы, угодившей в уступ, за которым она скрывалась, ей казалось, что она справится, и не будет ничего, с чем ей не удастся совладать. Но потом все заполнили крики, рычание и стоны умирающих, и, кажется, от них разрывалось сознание, темнело перед глазами, и все застилал неконтролируемый страх. Она изредка смотрела на стену, однажды заметив там его и не упуская теперь из виду. В пылу сражения он казался ей еще более нереальным, чем был; казалось, что какая-то сила питает его изнутри, вдыхая в тело и дух небывалую энергию.
А потом пошел ливень, водосток запенился, вода стала неуправляемой, и во внутренний двор проникли орки. Страшные омерзительные существа из гнили и грязи, от которых за милю разило смертью и мучениями, они показались ей ненастоящими, настолько ужасно выглядели. Она увидела их и больше ни о чем не смогла думать.
Чужеродная магия струилась вдоль всех ее вен, сам воздух тяжелым балластом сел на плечи, и ей оставалось только направлять поток на орков, отправляя через раз одного из них в костлявые руки смерти. Она не хотела думать, что убивает, гнала эти мысли прочь, и вскоре это перестало ее волновать. Сила была в ее руках, такая неудержимая и огромная, что брала над ней верх. Хотелось большего, хотелось вывернуть мир наизнанку, такой сильной она себя ощущала.
Контроль над собственным сознанием уже не являлся таким очевидным и важным, сражение захватило ее ум, и она потеряла себя в бесконечном движении, криках и страхе, правящем в воздухе, пока не заметила по ту сторону стены факела. Стрелки не видели приближающейся опасности, а времени почти не оставалось, и она ринулась к водостоку, совершенно не думая, чем это можем обернуться.
Взрыв оглушил все вокруг, на какие-то мгновения она перестала понимать, где верх и низ, все перемешалось и завертелось, ее отбросило на землю рядом с хлынувшей внутрь водой. Она осталась лежать, пока орки заполняли внутренний двор, отползла в сторону, когда дружина ристанийцев вырвалась из крепости, вставая на защиту стены. Проем заложили, а ее совсем не заметили, и она намеревалась скрыться в тени уступов, пока голова не перестанет гудеть, а мир расплываться. Но его голос кричал, звал, и из своего укрытия она успела заметить, как потерявшего бдительность, его дважды чуть не задело шальными стрелами.
– Леголас! – в этом грохоте и криках ее жалобный стон едва был различим, и он не услышал. С паническим страхом в глазах он искал ее и не видел.
Орк натянул тетиву, готовый выстрелить ему в незащищенную голову, и она, не помня себя, бросилась наперерез летящей стреле, магия в ней забурлила, вспенилась, выплеснулась и захлестнула и орка, и его оружие, и уже свистящую в воздухе стрелу.
Он обернулся, в глазах все еще читалась паника, нашедшая отражение и в ее взоре. Он чуть было не погиб, и она не могла вообразить теперь что-то хуже этого.
– Уходи отсюда! Уходи! – он стоял рядом, но продолжал кричать, словно не понимал, что уже нашел ее. Она подумала, что в пылу сражения, должно быть, стерлись все границы сознания, и страх стал неотъемлемой частью всеобщего разума, раз даже опытный воин перестал контролировать свои чувства. Ей и в голову не могло прийти, что здесь он оказался не случайно, что искал ее, и отчаяние в его голосе было связано с нею.
– Я не могу... – он не дал ей договорить, схватил за руку и потянул за собой, прорываясь через падающие тела. Его ладонь дрожала, и она не могла понять, почему, а очевидная и единственная причина его паники казалась ей слишком нереальной, чтобы быть правдой.
Они оказались в крепости раньше, чем его сознание успокоилось и разум перестал метаться от панического ужаса. Сейчас ему хотелось выплеснуть все накопившееся напряжение, затопить и ее, чтобы она поняла, какому испытанию подвергла себя и его, но он не мог себе этого позволить. Ее теплая рука все еще была в его ладони, и это успокаивало больше, чем ее вид.
– Я думал, ты погибла там! – воскликнул он, и отчаяние прорвалось на поверхность его голоса, так что она заметила.
– Но со мной все в порядке...
– Нельзя идти в битву, никому ничего не сказав! – перебил он, не в силах сдержать эмоций. – Если бы ты погибла, или тебя схватили в увели в плен, мы бы даже не узнали этого!
– Вы не оставили мне выбора! – она говорила зло, с упреком, которого он не заслуживал, и даже понимая это, ничего не могла с собой поделать. – Я уже взрослый человек, чтобы самой принимать решения.
В его глазах читалась странная тревога, которой она не могла понять. На миг там проскользнула нежность, но он быстро спрятал ее, и позже Гермиона думала, что ей показалось.
– Пока ты здесь, я несу за тебя ответственность, и моя главная задача – оградить тебя от опасностей. Не иди мне наперекор.
Она молчала и смотрела куда угодно, но не на него.
– Вы мне не отец.
Он вздохнул, и эту грустную ноту она не смогла игнорировать.
– Ты права, я не твой отец. Но я и не желаю им стать или занять его место.
Что-то странное было в его голосе, отчего она на мгновение подумала о невозможном, но быстро прогнала прочь неуместные мысли, надеясь, что ничем себя не выдала.
– Раз так... – прошептала она. – Позвольте мне быть рядом с Вами.
Он сжал ее пальцы так, что ей стало больно.
– Нет. Если я вновь увижу тебя на крепостной стене среди орков, я...
Он не договорил, боясь, что правда станет слишком очевидной, не только ей, но и ему самому, что это все разрушит, и до конца этой битвы и всех следующих он не сможет следовать возложенному на него долгу, а не зову сердца.
– Пожалуйста...
Он коснулся ее мокрых и холодных пальцев губами и выскользнул в темноту ночи, где сражение и не думало стихать, позволив ей самой домысливать его действия.
О, Эру, пусть она ничего не узнает!
