Глава 8За слухами о предстоящей женитьбе Гарри и Гермионы ученики чуть не пропустили начало рождественских каникул. Если бы не учителя, собиравшие списки остающихся в школе студентов, они могли бы так и пройти мимо, но, к счастью, профессора, в отличие от мнения учеников, тоже люди, и им тоже нужно отдыхать. Разумеется, никто бы не согласился преподавать на Рождество, хотя дети часто ошибочно считают, что преподаватели на самом деле изуверы, которым лишь бы подольше продержать учеников в душных классах, и желательно – без выходных и каникул.
Но ни директор, ни преподавательский состав Хогвартса представлениям студентов не соответствовали, и были более чем рады вздохнуть с облегчением, когда Хогвартс-экспресс увез часть учеников по домам.
Однако в этом году в школе осталось даже больше студентов, чем в год проведения Тремудрого Турнира. Среди них, конечно же, были Гарри, Гермиона и Рон, только на сей раз – по отдельности. Гарри и Гермиона почти везде появлялись вместе для поддержания слухов, а Рон большую часть времени проводил в гордом одиночестве за размышлениями о своей неудачной влюблённости.
Ему так и не пришло в голову, чем можно привлечь Драко, но он категорически отказывался признавать поражение. Поначалу он чуть было не решился на столь отчаянный поступок, как импровизацию – но потом, к счастью, отказался от этой идеи, решив, что может испугать Малфоя своим напором. Поэтому Рон не собирался предпринимать какие-либо действия, пока у него в голове не выработается чёткий план.
Иногда ему казалось, что этому не бывать никогда. Но он прогонял такие мысли и вновь возвращался к мечтам о светлом будущем с любимым человеком.
Только сейчас, пока он шагал по немноголюдному коридору Хогвартса, запустив руки в карманы штанов и слегка ссутулившись, мысли его были впервые за долгое время заняты не Малфоем и даже не Снейпом, а некогда лучшими друзьями. Разумеется, новость о том, что Гарри встречается с Гермионой, облетела Хогвартс меньше чем за сутки, а гостиную Гриффиндора – меньше чем за пять минут. Волей-неволей, но в курсе оказались все, даже те, кому по большому счёту было наплевать как на Поттера, так и на Грейнджер. Слова Гермионы волной прошлись по всей башне, передаваемые по цепочке с разной степенью достоверности – но каждый считал себя просто обязанным поучаствовать в процессе распространения информации, и, хватая первого попавшегося под руку гриффиндорца за грудки, громким торжественным шёпотом сообщал:
– Гермиона Грейнджер была влюблена в Гарри Поттера с первого курса!
– Гермиона Грейнджер захомутала Гарри Поттера!
– Гермиона помолвлена с Гарри!
– Гермиона ждёт от Гарри ребёнка!
Рон, которому довелось услышать сию радостную новость как от первоисточника (он никогда не страдал слабым слухом), так и почти от всех остальных гриффиндорцев, решивших, что его отсутствующий вид непременно является показателем заторможенности восприятия окружающей информации, прекрасно понимал, что до свадьбы дело дойдёт очень вряд ли. Но допускал возможность того, что его друзья действительно встречались, и эта возможность его не то чтобы расстраивала… Нет, отнюдь, он был очень рад и за Гарри, и за Гермиону. Расстраивало его скорее то, что он не мог открыто выразить им своё удивление и радость, и то, что он не мог этого сделать по собственной глупости: сам ушёл от друзей, сам избегал разговоров. Конечно, несколько обижало недоверие друзей, то, что они ничего ему не рассказали, хотя вполне вероятно, что встречаться они начали уже после того, как исчез «третий лишний».
Ещё было обидно за сестру, с детства влюблённую в Гарри, и за то, что в данной ситуации опять виноватой была Уизли. Если бы не этот идиотский интерес Снейпом, если бы…
Рон поморщился: слишком много если. Если бы не Снейп – он бы не поссорился с друзьями из-за Малфоя, если бы не Снейп – Гарри бы не переключился на Гермиону, если бы не Снейп – он бы никогда не обратил на Малфоя внимание…
Опять Малфой, печально подумал Рон. А в следующий момент, словно бы в ответ на его мысли, кто-то похлопал его по плечу, и, как только он развернулся, запечатал его рот грубым поцелуем ещё до того, как он успел узнать в «ком-то» Драко Малфоя.
*** *** ***
Драко ждал, ждал довольно долго – несколько недель, не меньше. Ждал, когда же Уизли наконец сорвётся, не в силах чувствовать на своей спине пристальный взгляд серых глаз, когда с воем кинется перед ним на колени, клянясь в вечной любви, когда начнёт приставать в коридорах или как-то иначе показывать, что Малфой ему небезразличен.
Но ни взгляды, ни усмешки, ни ухмылки, ни поддевки не смогли привлечь внимание рыжего долговязого парня. Он постоянно ходил с рассеянным видом, и его явно ничто не трогало, а это, как ни тяжело это признавать,
раздражало. Можно было подумать, будто Уизли на самом деле не без ума от него!..
Драко бесился, злился, раздражался и тихо кипел, каждый день ожидая и робко надеясь хоть на какой-нибудь знак со стороны Рона, чтобы можно было за него уцепиться и раздуть скандал на весь Хогвартс. Это вернуло бы ему былую популярность и толпы сочувствующих поклонников и поклонниц, которых ему так не хватало.
Но Рон вёл себя так, словно никогда не слышал о правилах ухаживания, и абсолютно наглым образом игнорировал Малфоя. В гостиной Слизерина начали появляться слухи о том, что Драко неравнодушен к Уизли, но его это мало беспокоило: его главной целью было добиться внимания Рональда.
С каждым днём он всё больше и больше присматривался к ненавистному раньше гриффиндорцу, пока в один прекрасный вечер не понял, что тот стал ему не просто интересен, но и симпатичен, и даже… приятен.
И тогда Драко понял, что действовать надо совершенно иначе. Каждую ночь он подолгу лежал в кровати, задумчиво глядя на полог, и думал, как можно вывести Рона из состояния вечного транса. Просто взгляды на него не действовали, его оскорблений он не слышал, да и не похожи они были на оскорбления… Нет, тут нужно было что-то другое. Письмо? Свидание вслепую?
Обычно идеи иссякали в тот момент, когда Драко пытался проанализировать сложившуюся ситуацию, потому что на этом месте он всегда засыпал.
В итоге, когда до Рождества оставалось несколько дней, а он так и не позаботился найти кого-нибудь, с кем можно его провести (Крэбб и Гойл не в счёт, они всегда объедались на рождественском ужине так, что засыпали на полпути к слизеринской гостиной), Малфой твёрдо решил поговорить с Роном с глазу на глаз, как только представится возможность.
Возможность представилась в тот же день в одном из коридоров Хогвартса. Но слова не шли на ум, а останавливать Уизли и долго молча стоять перед ним, ни в силах выдавить из себя ни слова, было по меньшей мере глупо.
И он сделал первое, что пришло ему на ум – поцеловал Рона, почему-то решив, что это хорошая идея. Просто замечательная – Драко Малфой стоял посередине коридора, по которому, вообще-то, ходили другие ученики, и, притянув к себе за уши Уизли, страстно его целовал. Та ещё картина: высокий тощий парень со встрепанными рыжими волосами и среднего роста стройный блондин.
Больше всего Драко боялся, что Рон сейчас врежет ему коленом под дых со словами «Ты сдурел, Малфой?». Но Рон стоял неподвижно почти минуту, и только когда Драко уже собрался было оторваться, вдруг ответил на его поцелуй.
Малфой почувствовал, как на его губах расползается счастливая улыбка, и зарылся пальцами в огненно-рыжие волосы; Рон неловко повторил его жест, нежно перебирая платиновые пряди и обнимая давнего врага за шею другой рукой.
*** *** ***
Неизвестно, что привело Гарри и Гермиону в тот же коридор, но картина, которую они в нём увидели, заставила замереть обоих с открытыми ртами. Ни Малфой, ни Рон, казалось, не замечали ничего вокруг: ни хихикающих студентов, ни… ни других хихикающих студентов, собственно, больше замечать было нечего. Оба выглядели счастливыми до чёртиков, и явно никак не могли оторваться друг от друга.
– Гарри, – севшим голосом позвала Гермиона. – Это же…
– Малфой, – подтвердил Поттер. – Глазам своим не верю, это Малфой!
– И Рон, – зачем-то добавила девушка, зажмурилась и помотала головой. – Гарри, они что… они
целуются?..
– Кажется, только что прекратили, – пробормотал Гарри, когда двоё парней наконец-то оторвались друг от друга.
Как только Малфой набрал в грудь воздуха, чтобы что-нибудь сказать, Рон внезапно резко выпрямился и округлившимися глазами уставился на своих друзей.
Уловив его тревогу, Драко тоже опасливо оглянулся и сглотнул, когда понял, сколько учеников имели удовольствие наблюдать столь необычную сцену в стенах школы чародейства и волшебства.
Несколько минут все четверо учеников молча стояли и глазели друг на друга. Первым неловкую тишину нарушил Рон, прочистивший горло.
– Гарри, Гермиона… Поздравляю.
Эта фраза вызвала ступор у остальных троих учеников ещё на пару минут, пока Гермиона не спохватилась и не наступила Гарри на ногу как можно более незаметно. Тот поспешно взял её за руку.
– О, спасибо, Рон. Я… кхм… тоже тебя… вас… поздравляю?
Драко хитро улыбнулся и обвил Рона руками за шею.
– Спасибо, Грейнджер. Милый, мы же пригласим твоих друзей на свадьбу?
Рон поперхнулся и попытался скинуть руки Малфоя; Гарри беззвучно выпучил глаза, а Гермиона нервно рассмеялась.
– Малфой, ты совсем сдурел, – смущённо и немного сердито пробормотал Уизли, когда ему наконец-то удалось расцепить руки юноши и отодвинуться от него на шаг. Драко лишь блаженно улыбнулся: сказанные таким тоном, эти слова приобретали совершенно другой оттенок. Он решил, что сейчас может оставить Уизли разбираться с друзьями – у них ещё будет время всё обсудить.
– Да, – безмятежно согласился он и отошёл на пару шагов. – Увидимся за ужином!
И довольно направился в сторону лестницы к подземельям, на ходу пританцовывая и что-то насвистывая.
– Э-э-э… Рон? – неуверенно позвал Гарри друга. Рон так и стоял посреди коридора, смущённо опустив глаза в пол.
– Я думаю, нам пора уже поговорить, – решительно заявила Гермиона, подошла к Рону и потянула его за рукав: – Пошли.
*** *** ***
Рон ещё никогда не чувствовал себя так неуверенно, как сейчас, сидя возле камина в гриффиндорской гостиной со своими вновь обретенными друзьями. Он ссутулился, вжал голову в плечи и не знал, чем занять руки; ему было дико неловко и хотелось снова скрыться где-нибудь в укромном уголке. Вместе с Драко, услужливо подсказал внутренний голос, но Рон отмахнулся от него.
– Прости, что посмеялась над тобой тогда, – сочувственным тоном произнесла Гермиона, похлопав Рона по плечу. – Я думала, ты ревнуешь Снейпа, и… впрочем, это не оправдание, но… короче, прости.
– Вы тоже, – неуклюже кивнул Рон. – Я… слишком остро отреагировал, хотя я знал, что ты не имела ничего такого в виду. Мне вас не хватало, – он вздохнул и крепко обнял друзей.
– Нам тебя тоже, – признался Гарри, счастливо улыбаясь. Он слишком привык к постоянному обществу Рона с самого первого курса, чтобы легко переносить длительные разлуки; то, что их трио снова стало полным, было лучшим подарком на Рождество.
– Я очень рад за вас, ребята, – добавил Рон, улыбнувшись. – И…
Гермиона уткнулась лбом в плечо друга и беззвучно расхохоталась. Гарри сделал вид, что закашлялся.
– Мы не встречаемся, – шёпотом сказала Гермиона на ухо Рону. Подмигнула, слегка отстранившись, и громче добавила: – Спасибо большое.
Рон практически сразу же понял, зачем Гермиона соврала, и понимающе кивнул. С её стороны это было очень оригинальное и здравое решение; он хорошо понимал её и целиком и полностью был согласен с этой маленькой игрой.
Он подумал, что, хотя и чувствует себя неуверенно и неловко, всё же давно уже не был настолько счастлив: помирился с друзьями, поцеловался с Малфоем… всё это смущало, удивляло и радовало одновременно.
Но больше всего это отражало обыкновенную атмосферу Рождества, опустившегося на Хогвартс – забавные и лёгкие решения самых трудных ситуаций, весёлый дух, царящий повсюду, смешные неловкости и просто беззаботное и радостное веселье.
*** *** ***
Гермиона продолжала ходить на дополнительные занятия, как она окрестила свои ежедневные посещения подземелий, к Снейпу, и даже накануне Рождества, кутаясь в тёплую мантию, спустилась в его кабинет с робкой улыбкой на лице.
Профессор Снейп сидел за столом и разглядывал в небольшом карманном зеркальце своё отражение; когда Гермиона кашлянула, он тут же спрятал его в карман, сделав вид, что ничего особенного не произошло.
– Мисс Грейнджер, – несколько удивлённо поздоровался он. – Завтра Рождество. Что вы тут делаете?
Гермиона открыла рот для ответа… и поняла, что не знает, что сказать.
Каждый день она всё больше и больше восхищалась этим человеком, хотя ей казалось, что больше уже некуда – и так обожание граничило с преклонением. Она свято верила в то, что её восхищение затрагивает лишь то, что касается умственной деятельности зельевара: огромный запас знаний, умение рассказывать о вещах так, что они навсегда западают в душу, безграничный талант в области зельеварения, поразительная способность к импровизации… Его гениальность, его начитанность, образованность и его нестандартное мышление, вот что восхищало девушку больше всего. Пока она не заметила, что, наблюдая за тем, как ловко он работает с ингредиентами, она невольно смотрит на его длинные изящные пальцы; что, слушая сокращённые лекции из курса продвинутого зельеварения, млеет от звуков его бархатного низкого голоса; что во время работы над зельями (или, лучше сказать, над косметическими средствами) у него необыкновенно красивое сосредоточенное лицо…
Трудно было игнорировать привлекательные черты этого человека, и хотя она могла сколько угодно твердить девчонкам, что Снейпа она воспринимает исключительно как наставника, а не как мужчину, а если уж считать его мужчиной – то исключительно голубым, она прекрасно понимала, что привязалась к нему. За те несколько недель, что они работали в одной лаборатории, он стал ей дорог; ей стало дорого то уютное молчание, царившее между ними, стал дорог приятный аромат новых шампуней, гелей, скрабов, кремов, масок и бальзамов. Северус Снейп был угрюмым ублюдком, а стал эгоистичной свиньёй, однако изменения были ему к лицу.
По крайней мере он не был, в отличие от Локонса, хвастливым идиотом.
Она опустила взгляд в каменный пол и неуверенно кашлянула.
– Я… я хотела… поздравить вас с Рождеством, сэр, – прошептала она и достала из сумки подарок. На прошлых выходных был поход в Хогсмид, и она не могла не купить ничего для Снейпа; глупо было бы покупать ему что-нибудь кроме книги. Она догадывалась, что профессор Снейп любит и ценит книги не меньше, чем она, а скорее даже больше. Редкое издание старинной книги по зельеварению должно было порадовать этого странного, необычного мужчину.
У Снейпа вытянулось лицо; он изумлённо поднял брови, заинтересованно глядя на свёрток.
– Это мне? – зачем-то уточнил он. Гермиона кивнула. Профессор недоверчиво покосился на неё и занялся подарком.
Когда он сорвал обертку и увидел, что скрывалось внутри, его губы подозрительно задрожали. Зельевар резко поднялся со стула и быстро ушёл в лабораторию. Гриффиндорка, до этого светившаяся от радости («Сейчас он увидит, сейчас он увидит мой подарок! Естественно, у него ещё нет такой книги!»), озадаченно направилась за ним.
Северус стоял у шкафа с лабораторным оборудованием, обхватив себя руками и запрокинув голову, и кусал губы.
– Профессор, – неуверенно позвала Гермиона. Неужели его так тронул её подарок? Мысленно девушка затрепетала, а её сердце запело.
– Книга, – тускло выдавил Снейп. – Книга. Спасибо, мисс Грейнджер, это будет пятая энциклопедия редких зелий, издание третье, дополненное.
Он опустил голову и всхлипнул.
– Книга! Мне всегда дарят одни книги! – его голос сорвался на крик, а плечи мелко затряслись. – Я всю жизнь был, и всю жизнь буду, книжным червём для окружающих! Неужели так сложно понять, что меня интересуют не только энциклопедии? Ну если это обязательно должна быть книга, то почему никому не придёт в голову подарить мне что-нибудь приключенческое? Или роман – почему все считают, что Северус Снейп топит романами камин? Почему, почему никому не приходит в голову, что мне могут нравиться детективы? – жалобно вопросил он, не разворачиваясь. – Книга… спасибо, мисс Грейнджер. Я очень ценю… вашу заботу.
Гермиона некоторое время молча стояла на пороге комнаты, а потом решила, что лучшем решением будет просто молча уйти и дать профессору время побыть одному. Пробормотав «Счастливого Рождества», она попятилась к выходу.
Ну в самом деле, кто будет дарить Снейпу романы? Это чистой воды самоубийство. Придя к выводу, что учитель её разыграл, она уже более спокойно пошла в гриффиндорскую башню. На душе у неё было легко и светло, она была влюблена и счастлива, и ничуть не расстраивалась из-за того, что подарок расстроил Снейпа: во-первых, главное не подарок, а внимание, и он сам сказал, что ценит её заботу (она счастливо зажмурилась и закусила нижнюю губу). Во-вторых, он мог разыграть это представление из-за того, что у него самого не было для неё подарка, и ему надо было как-то отвлечь её от этого. Решив так, Гермиона обрадовалась ещё больше (главное не подарок, главное внимание!) и вприпрыжку побежала по лестнице.
*** *** ***
Северус уныло уставился на книгу в потертой обложке. Если бы у книги были глаза, она бы непременно их закатила. После тяжелого и протяжного вздоха, Снейп поставил энциклопедию рядом с четырьмя точно такими же книгами. Если самую первую он из вежливости открыл и пролистал прямо при Дамблдоре, а вторую с удивлением просмотрел, чтобы убедиться в том, что МакГонагалл подарила ему точно такую же книгу, как и директор, то в остальные даже не удосужился заглянуть. Всё равно там не было ничего интересного… впрочем, он просто никогда не любил энциклопедии, а выкидывать рука не поднималась.
Но забота мисс Грейнджер его умилила. Она не угадала с подарком, но, в конце концов, никто его не знает лучше него самого.
Да, единственным, кому он готов был спустить такое с рук и от кого с радостью принял бы любой подарок, был он сам. Так как Гермиона на него похожа не была, он мог бы серьезно обидеться на неё за такой бестактный и чёрствый подарок, но…
Но почему-то, и он не мог объяснить почему, ему не хотелось ни обижаться, ни злиться на неразумную девчонку.
В какой-то степени он к ней привязался за то время, что она ходила к нему в лабораторию и выполняла его работу и даже научился не вздрагивать от ужаса при виде её диких волос (которые, к слову сказать, после его шампуня стали выглядеть гораздо лучше, но всё же не могли сравниться с его волосами). Безусловно, она оставалась маленькой несимпатичной всезнайкой, надоедливой и некрасивой, но она честно приходила к нему каждый день для того, чтобы сварить зелья для больничного крыла, искренне радовалась его коротким грубым лекциям, никогда не лезла под руку и почти не мешалась – а если не считать её присутствие помехой априори, то не мешалась вообще.
Если бы Северус Снейп уже не отдал первое, второе, третье и все остальные места в своем сердце себе, то Гермиона, пожалуй, смогла бы занять двадцать третье, подумал он, и перестал хмуриться. Правда, скорее не потому, что мысли о девушке вызвали у него светлые эмоции, а потому, что от этого могли появиться морщины, но это, право же, совсем неважно.
