Глава 9/Не знаю, не романтично, конечно, но как-то так вышло...Я не придумала, как эту ситуацию может разрешить Рон, а Гермиона в своем стиле...Так что извиняйте./
Гарри заглотил кусок вечернего пудинга и запил соком.
- Эй ты. Посмотри на меня, - мрачно проговорил он, толкнув Рона локтем в бок. - И ты тоже. - сказал он, обращаясь к Гермионе. - Обратите на меня внимание, пожалуйста.
В общем и целом, сегодняшний день Гарри мог с уверенностью назвать хорошим. Сначала он до обеда спал, как младенец - без сновидений, глубоким и здоровым сном. Потом проснулся и около часа лежал в кровати, рассматривая дырки в стене. Чем бы эти камни ни крепились друг к другу, оно неминуемо крошилось и вываливалось.
Затем он сытно пообедал, сходил на кухню к Добби за добавкой, и посетил Хагрида, позаимствовав у него пару ирисок, чтобы залепить эти самые дырки. Ведь всем известно, что если размочить ириску Хагрида в воде и приклеить ее к чему-нибудь, то отскрести ее сможет только Дамблдор при помощи какого-то мудреного заклинания - в прошлом месяце Ли Джордан проделал этот фокус с одним из шкафчиков Снейпа.
Настроение было средне-депрессивное, выходило нечто вроде светлой грусти, но за ужином все пошло прахом. Гарри рассчитывал увидеть счастливые лица Рона и Гермионы - как-никак, а все-таки первое свидание, - но вместо этого увидел панику в глазах Рона и весь вечер слушал затравленно-подавленные вздохи Гермионы. Кроме того, они друг с другом не разговаривали.
Они сидели по разные стороны от него: Рон усиленно любовался учительским столом, а Гермиона неотрывно смотрела на Колина и Дениса Криви, которые на противоположном конце гриффиндорского стола ваяли из кекса фигуру Гарри на метле.
- Что с вами? Вы что, поссорились?
- Что? - оба встрепенулись и рассеянно уставились на Гарри, игнорируя друг друга.
- Вы поссорились в Хогсмите? - терпеливо повторил Гарри, переводя взгляд с Рона на Гермиону и обратно.
Реакция была загадочная: Гермиона опустила глаза и, засовывая в рот бутерброд с ветчиной, зажевала прядь своих волос, а Рон покраснел как помидор.
- Нет, Гарри, все нормально, - севшим голосом промямлил он, - С чего ты взял?
- С чего я взял? Я тебе скажу, с чего. Вы ведете себя противоестественно. Вы даже не спросили, как мой шрам. Не скажу, что мне это раньше нравилось, или что с ним что-то не так, но просто…вы какие-то не такие.
- Все в порядке, Гарри. Правда, - дрогнувшим голосом сказала Гермиона и поспешно отвернулась. Гарри встал из-за стола и вышел из зала: в конце концов, захотят - сами расскажут, что за беда с ними приключилась.
********
- ГАРРИ!!!
- А?! ЧТО?!
Гарри вскрикнул, резко сел на кровати и, откинув одеяло, быстро завертел головой в разные стороны. Прямо над ним, в темноте, стоял Рон с выпученными глазами, в которых застыли ужас и паника.
- Гарри…
- Что, Рон?! Он пришел?! Хогвартс в осаде?! Дамблдор убит?! - Гарри сорвался на визг и отчаянно мял простыню. Руки его мелко тряслись.
- Нет, Гарри, хуже!!! - Рон схватился за голову.
- Хуже?! Как хуже?! Куда уж хуже!!! - Гарри вскочил на ноги, больно ударившись лодыжкой о ножку кровати.
- Заткнитесь! Мы, между прочим, спим! - рявкнул из угла Финниган и запустил в них подушкой.
- Пошли вниз, Гарри. Я должен тебе кое-что…кое-что…объявить, - Рон чуть не плакал. Гарри быстро нашарил в темноте тапки и выскользнул из спальни вслед за Роном.
Они спустились в факультетскую гостиную, но своего традиционного ночного чая заваривать не стали. Они просто сели друг напротив друга около камина: Рон оперся на колени и схватился за голову, а Гарри, такой прямой, будто только что проглотил свою метлу, изумленно хлопал глазами. Голова Рона представлялся ему расплывчатым рыжим пятном, потому что свои очки он в спешке забыл в спальне, и выражения его лица Гарри не видел.
- Ну…? - после продолжительного молчания сказал он. Рон вздрогнул.
- Я спал, Гарри. - Гарри кивнул.
- Я тоже.
- И вдруг, во сне, понял о себе одну ужасную вещь.
Рон скорбно замолчал и закрыл лицо руками. У Гарри отлегло от сердца - в конце концов, ужасная вещь о Роне, какая бы ужасная она ни была, это все-таки лучше, чем то, о чем он подумал в первую минуту. Облегченно вздохнув, он откинулся на спинку кресла и приготовился слушать.
- Что за вещь? - Рон, не отнимая рук от лица, пробубнил:
- Не могу. Это слишком ужасно.
- Да ладно…. Рон, я же твой друг! Я все пойму! - Рон засопел и страдальчески сжал кулаки, принимая какое-то тяжелое решение.
- А ты не будешь смеяться? - упавшим голосом спросил Рон.
- Нет!
- А ругаться? - хрипло уточнил он.
- Рон, что за ерунда! Если только ты не продал нас всех Волдеморту, - поспешно добавил Гарри.
- Он тут вообще не при чем. Это…касается…личной жизни.
Гарри задумался. Ужасная вещь о Роне, касающаяся его личной жизни…. Внезапно, все произошедшее за последние несколько часов, сложилось в голове Гарри воедино. И картина получилась и впрямь ужасающая. Несчастное лицо Гермионы, ее скорбные вздохи, Рон, упорно глядящий в сторону…. Гарри будто окатили ледяной водой - он снова резко выпрямился и вцепился в подлокотники своего кресла. Он вдруг подумал, что, пожалуй, Волдеморт, ворвавшийся в Хогвартс с целой толпой Пожирателей - это не так уж плохо.
- Рон…ты что…ты - ГОЛУБОЙ?! - подлокотник с треском оторвался, но Гарри этого не заметил. Рон зажмурился и молча кивнул. - Ты…то есть…тебе нравится…эм….
- ДА!!! - возопил Рон, снова хватаясь за голову. - Мне нравится Гермиона, Гарри! Как девчонка! Это так ужасно…но она мне так сильно нравится, что я, похоже, совершенно голубой!!!
Смысл сказанного дошел до Гарри не сразу. Вроде бы все понятно, но что-то в голове никак не желало укладываться.
- Тебе…нравится Гермиона? - Рон застонал и вцепился в свои волосы.
- Прости меня, Гарри! Я вдруг это понял…. Буквально несколько минут назад!
- А при чем тут "голубой"? - пробормотал Гарри, - Ты знаешь, кто такой голубой в магловской терминологии? - Рон отрицательно замотал головой. Он был несчастен - казалось, еще мгновение и он разревется. - Что ж ты тогда меня пугаешь!!! - Гарри рухнул в кресло. Сердце оглушительно стучало где-то в голове. Дыхание приходило в норму.
- Мерлин, Гарри…что мне делать? Это ведь противоестественно….
- Почему? - Гарри не видел себя со стороны и слава Мерлину. Мало того, что его пижама уже давно была ему мала, так он еще и улыбался бессмысленной, счастливой улыбкой, прикрыв глаза.
- Потому что…это же ГЕРМИОНА! Грейнжер-надо-ЛевиОса-а-не-
ЛевиосАААА! Мы дружим уже сто лет!
- И хорошо, - Гарри пожал плечами.
- Не хорошо, Гарри! - Рон в панике размахивал руками у Гарри перед носом, - Не хорошо! Очень плохо!
Они надолго замолчали. В камине трещали аккуратные, волшебные полешки, а кресло Гарри тихо скрипело в такт его мерным покачиваниям: Гарри раскачивался и счастливо улыбался. "Вот это новость, - думал он, - Это примерно как если бы он объявил мне, что вдруг узнал чудовищную вещь - у меня на лбу шрам".
- Слушай, Рон, - наконец изрек он, - Понимаешь…может, это тебя расстроит, но это давно ни для кого не новость. - Рон изумленно уставился на Гарри.
- Что "это"? - дрогнувшим голосом переспросил он. Гарри перестал раскачиваться в кресле и подался вперед. Внимательно глядя в расплывчатое пятно, каким ему представлялось лицо Рона, и стараясь сделать свой голос как можно более проникновенным, он сказал:
- Что тебе нравится Гермиона - это общеизвестный факт. Я вот плохо соображаю насчет всего этого, и это тоже не новость, но я знаю об этом с четвертого курса. Думаю, какая-нибудь Парвати знала уже на первом.
Рон ошеломленно захлопал ресницами. Гарри, к сожалению, не мог наблюдать мучительную борьбу, отразившуюся на лице Рона, но догадывался, что информация упорно не желает усваиваться в его голове. Рон сопел и моргал около минуты, а потом стремительно скис - ссутулился, опустил голову, поджал губы и уставился на свои руки, став сразу же как будто раза в полтора меньше.
- Что же вы мне не сказали, раз вы все такие умные? - тихонько спросил он. Гарри прыснул.
- Это было бы прикольно: Рон, ты об этом еще не знаешь, но тебе нравится Гермиона, и, чтобы ускорить процесс, сообщаю тебе об этом.
- Ну да… - Рон в который раз тяжело вздохнул. - И что мне делать?
- Скажи ей об этом! - воскликнул Гарри, - Ну что может быть проще? - и тут же понял, какую глупость сморозил. - Я имею в виду, можешь быть уверен, что ты ей тоже нравишься, и никаких неожиданностей не будет.
- Это тоже все знают?
- Ага.
Рон глубоко задумался. Какими словами это говорится? Что при этом полагается делать? Это ужасно - казалось, что Гермиону он знает всю жизнь, от умной, лохматой головы до носков ботинок. Думал, что может говорить с ней обо всем, ходить с ней куда угодно целыми днями, а тут вдруг выясняется, что между ними, против их воли, выросла какая-то тайна. Недопонимание. Недосказанность. У него появилось такое чувство, будто он ее обманывает, или, во всяком случае, недоговаривает чего-то очень важного, принципиального. Рону было ясно, что выхода только два - говорить или не говорить. Но даже если он не признается, их дружба уже никогда не будет прежней - она станет натянутой, вымученной, а главное, почему-то, в Роне проснулась совесть, которую никто не просил вмешиваться в такие дела. Это вроде как бесчестно смолчать. Вроде как что-нибудь у нее украсть, или быть не тем, кем она тебя считает, и скрывать это.
- Рон, - позвал Гарри на десятой минуте его тягостных раздумий. Рон не ответил. - Рон! - громче крикнул Гарри. Тот вздрогнул и уставился на друга. - Вообще-то, сейчас ночь. Ты не подумай, я всегда готов оказать моральную поддержку, но ты уж тогда спрашивай что-нибудь или говори. А то если тебе надо побыть одному и хорошенько подумать, то, может, я пойду? - Гарри старался быть очень деликатным. С одной стороны, ему не хотелось, чтобы Рон подумал, будто ему безразличны их отношения с Гермионой, а, с другой стороны, ему хотелось спать и, сказать по правде, чужие любовные проблемы со стороны кажутся такими простыми, что сидеть ночью и мучительно думать об этом, когда ответ ясен, просто нелепо. Пойти и сказать - ну куда проще? Тем более, что они старые друзья, всегда друг друга поймут, и это не говоря о том, что чувства Рона взаимны, что видно даже Гарри даже без очков. Это ведь не как у него было с Чжоу…. Тьфу, сгинь.
- Да-да… - промямлил Рон, - Ты…иди спать, а еще посижу.
Гарри медленно поднялся с кресла. Вообще-то, ему хотелось вскочить и бежать наверх, в свою теплую кровать, досматривать такой редкий в его положении хороший сон про квиддич, но он усилием воли заставлял себя двигаться медленно, будто нехотя.
Он дружески похлопал Рона по плечу и направился к лестнице. Уже на середине, он вдруг вспомнил, что не задал другу один вопрос и обернулся:
- Слушай, Рон, а что у вас с Гермионой произошло в Хогсмите? Вы были как в воду опущенные.
Рон судорожно сглотнул и покачал головой:
- Целовались, - коротко и тихо ответил он. Гарри пару секунд переваривал новость, а потом почувствовал себя обманутым и потревоженным зря. Он возмутился.
- Вот, блин! И стоило…раз… - вообще-то он собирался завопить "и стоило будить меня, стаскивать с метлы, чтобы сообщить такую новость, раз вы уже целовались?!", но вовремя спохватился. Это означало бы конец всем его стараниям по представлению, будто проблема Рона тоже кажется ему неразрешимой и вызывает глубокое сочувствие. Вместо этого он просто сказал, - В таком случае, Рон, метаться поздно. Ты уже и так все сделал, так что никакого выбора у тебя просто нет. Не мучайся, думать тут уже не о чем - лучше иди спать, - и, развернувшись, поспешил обратно в спальню.
Но Рон не пошел спать. Он остался в кресле и в голове у него по-прежнему царил хаос. Он понимал, что Гарри прав - никак не получится сделать вид, что ничего не произошло, и как прежде уже не будет. То есть, вид-то сделать при желании можно, но Рон даже на расстоянии чувствовал эту напряженность, недосказанность, которая повисла между ним и Гермионой. Будто большой воздушный шар - тугой, натянутый, сильно давящий в живот, и при этом очень хрупкий. Одно маленькое движение и все - он с грохотом лопается. И чем он туже, тем незначительней должно быть это движение. Собственно, все, что он имел сказать Гермионе, с легкостью укладывалось в одно предложение. Учитывая их близкую, продолжительную дружбу и отменное взаимопонимание, можно было ограничиться даже не предложением, а так…парой слов и невнятным мычанием. "Это я могу. По этой части я мастер", - на полном серьёзе подумал Рон.
Если поначалу его волновал только вопрос "Как?", сам механизм признания, то на этот вопрос он быстро нашел ответ. Как - это понятно. Непонятно другое - что дальше? Вообще-то, он заметил, что перспективы общения с девочками его совершенно не пугают. Когда дело касается каких-нибудь чужих, посторонних девчонок, ему было даже, по большому счету, все равно, как они станут на него реагировать - согласятся или нет, засмеют или обрадуются. Это все было…будто не его. Это как нести кому-нибудь чужое письмо - между написавшим и чтецом что-то висит, а его это совершенно не касается.
Иначе дело обстояло с Гермионой. За время их дружбы Гермиона стала неотъемлемой, личной частью его жизни - он как будто вырос сам и вырастил ее. Как же можно в эту драгоценную, интимную сферу их отношений вносить это чужеродное, внешнее и постороннее? Как можно отнестись к Гермионе, как к девчонке, когда общение с девчонками как с девчонками - это какая-то вечная показуха, что-то вечно ненастоящее, вроде какой-то принятой манеры поведения, какой-то общественной нормы. Опыт у него был, мягко говоря, не богатый, но он наблюдал, как общаются уже сформировавшиеся парочки. Девочки, например, называли мальчиков "милый" и целовали в щеку за завтраком. Ужас какой! Это также…театрально и неискренне, как когда его отец говорит Люциусу Малфою в министерстве "Здравствуйте, Люциус", а Люциус отвечает "Здравствуйте, Артур". Он не мог представить себя, гуляющим за ручку с Гермионой, называющим ее "солнышком" и "рыбкой" - это все какая-то игра, наигранные, традиционные отношения, а Гермиона - это глубоко искренняя, личная и дорогая часть его жизни.
Вот что его пугало больше всего - если представить, что они встречаются, не станут ли их отношения еще более далекими от прежней дружбы, чем если он смолчит и оставит шар между ними в покое? Не превратятся ли они в сопливое, искусственное щебетание, пополам с хихиканьем и поцелуйчиками? С какой стати им, собственно, в это не превратиться? Ведь все, кого он мог наблюдать, встречались одинаково и вели себя одинаково - чем же они с Гермионой отличаются?
Поэтому он и раздумывал. Поэтому он, еще час назад, осознав свою проблему и почувствовав острый порыв кинуться и сию же минуту во всем признаться Гермионе, остановился и смолчал. Отношения, которые грозили возникнуть между ними после признания, могли стать, по его мнению, самым искусственным, бумажным кривлянием на свете - кривлянием с хихиканьем, и поэтому, может быть, лучше остаться друзьями? Пусть не такими, как прежде, но со временем все забудется, пройдет и станет как раньше.
Этой ночью решения он так и не принял. Будь это кто-нибудь другой, а не Гермиона, он бы не раздумывал ни минуты. Но рискнуть искренностью дружбы с Гермионой - и рискнуть серьёзно - это…все равно как на спор самому себе ноги ампутировать. До обморока - если лишишься чувств прежде, чем отрежешь себе ногу, значит, останешься на своих двоих.
Бедный Рон - он был слаб в медицине и не знал, что в его метафоре риск остаться без ног был равен нулю.
****************
На следующее утро за завтраком от Гарри не укрылось, что Гермиона сонная и грустная. Под глазами залегли тени, она была рассеяна и излишне суетлива. Рон ничего этого не заметил. Он был совершенно уверен, что Гермиона, которая знала все на свете, включая то, как думают девчонки, имела ответы на все его вопросы и совершенно не беспокоилась. Если бы речь шла не о ней, а о ком-нибудь другом, он бы, не раздумывая, спросил совета, но не мог же он обратиться к Гермионе с вопросом о том, как ему поступить с ней и с его чувствами?
На травологии, запихивая в рот растению, названия которого он не расслышал, еду, которую оно не ест, Рон раздумывал о том, до чего удивительно все в природе предусмотрено. Выяснилось, что смолчать о своих чувствах куда труднее, чем признаться. Наоборот - ужасно подмывало сказать все прямо сейчас, от начала и до конца, все, что накипело и все, что мучило его столько времени. Это был естественный порыв. О противоестественный порыв - разум - искусственным образом подавлял инстинкт немедленного признания в любви, потому что как только он разворачивался к Гермионе и открывал рот, сразу же вспоминал о своих ночных раздумьях и о выводах, к которым пришел. Тряс головой и бормотал "Нет, ничего". Гарри каждый раз отворачивался, закатывал глаза и корчил рожи своему питомцу, будто надеясь на его помощь, но растение только сучило ручками и хныкало.
- Рон, бесполезно, - шипел ему Гарри на уроках, - Это бесполезно, Рон! Никакого другого выхода нет!
Но Рон тряс головой и хмурился.
Потом Гермиона неправильно сварила зелье. Даже Драко Малфой испытал шок. Даже Снейп, отвернувшись от класса, протер глаза и тряхнул головой.
- Рон, скажи, ну скажи, - продолжал нашептывать Гарри, - Давай быстрее!
Может, это было неделикатно и не совсем по-дружески, но благодаря непрекращающемуся зудежу Гарри, вскоре Рона стало откровенно раздражать его молчание. Он злился не на себя, а на то, что не сказано, как будто оно существовало отдельно и почему-то медлило, а он никак не мог на это повлиять.
- Это несправедливо, в конце концов, - заявил Гарри через неделю. - Она переживает не меньше тебя. Но у нее, в отличие от тебя, нет подружки, с которой можно поделиться.
- А у меня что, есть? - удивился Рон.
- У тебя есть я. Я - твоя подружка, которой нет у Гермионы. Ей гораздо хуже, чем тебе.
- Она может поделиться с тобой, если есть чем, - глухо ответил Рон.
- Нет, не может, потому что знает, что это все равно, что поделиться с тобой лично и она совершенно права. Я умею хранить секреты, но об этом не смолчу, потому что мое молчание обоим вам будет во вред.
- И что?
- Я хочу справедливости. Хочу, чтобы все это мучение прекратилось. Мы вообще-то воюем, если ты не заметил.
Рон заметил, но забыл. Вспоминал время от времени, но это тут же вылетало из головы.
- А хуже не станет, Гарри? - спросил Рон, комкая пергамент с сочинением, написанным по ошибке не на ту тему.
- Не знаю, Рон. Думаю, что не станет - хуже уже некуда. - Он запихал книги в рюкзак и быстро ушел в спальню. Он думал о войне. Проблема Рона казалась ему ничтожной и нелепой, и, все-таки, она занимает его постоянно, и как не было у Гермионы подруги, с которой можно поделиться любовными переживаниями, так не было у Гарри друга, с которым можно поделиться своим страхом и отчаянием, потому что друг занят своей проблемой. Он только что заметил, что их Трио распалось. И не потому, что их дружба ослабла, не потому, что они стали любить друг друга меньше, чем в былые времена. Просто как-то само получилось, что каждый остался с собой наедине, хоть они по-прежнему были вместе. Гермиона не могла с ними поделиться, Рон не мог поделиться с Гермионой, да и с Гарри делился неохотно, предпочитая свои размышления держать при себе, а Гарри, из чувства деликатности, ни с кем из друзей не делился своим страхом, горем, усталостью.
Рон много думал о справедливости, о которой сказал ему Гарри. Вообще-то, он был уверен, что Гермиона вовсе не испытывает таких мучений, потому что она, наверняка, досконально знает, что творится у него на душе и, главное, ей известно, что теперь делать. Чего Рону и впрямь недоставало, так это совета. Спросить Гарри? Бесполезно, Гарри свой совет твердит ему изо дня в день. Спросить Чарли? Что-то Рону не очень верилось в могучий опыт Чарли по этой части. Вот если бы Гермиона была самкой хвостороги - тогда другое дело. Фреда с Джорджем? Это будет конец всему. Билла? Он в последний свой визит вообще рассуждал о преимуществах многоженства - что-то странное творилось с его мировоззрением. На этом братья исчерпались.
Рон как раз размышлял о том, чтобы спросить Джинни, сидя на скамейке во дворе и пялясь в книгу по трансфигурации, уже пятнадцать минут пытаясь прочесть одно предложение.
- У тебя тут не занято? - спросил вдруг тихий, знакомый голос. Не дожидаясь ответа, Гермиона села рядышком и сложила руки на коленях. Спустя несколько секунд Рон отрицательно покачал головой и ответил, что тут свободно. Он сидел на одном краю скамейки, она - на другом. Воздушный шар между ними за эту неделю надулся до предела и немилосердно давил на них сбоку.
- Рон…мне нужен твой совет, - решительно сказала Гермиона. - Я думала спросить у Гарри, а потом подумала, что ты лучше знаешь. - Рон удивленно уставился на нее. Никогда в жизни она не спрашивала у него совета - да и что он мог присоветовать, если сам перед собой большую часть времени находился в несознанке?
- Э…да?
- Да. - Гермиона развернулась в нему вполоборота. Тусклое, осеннее солнце заглядывало во внутренний двор замка, вымощенный камнем, и вяло светило Гермионе на макушку. - Понимаешь, у меня очень большая проблема. Я не понимаю, как мне быть.
- Да? - снова повторил Рон. Чтобы Гермиона не знала, как ей быть - это что-то новое.
- Да. Ты не поверишь. - Она сокрушенно качнула головой. Голос ее был твердый и решительный, но звучал как-то непривычно высоко и натянуто. Спина чересчур прямая, шея вытянута, руки крепко сцеплены в замок на коленях. - Ты не поверишь, - повторила она, - но после нашей прогулки в Хогсмит, я поняла, что влюбилась в тебя, но теперь не знаю, говорить тебе об этом или нет. Ты как считаешь? - Гермиона смотрела прямо на Рона, почти не моргая.
Рону забыл, как дышат. Книга вывалилась у него из рук. Через пару секунд он с удивлением услышал свой собственным голос - какой-то сиплый и чужой:
- Я…полагаю…надо сказать.
Гермиона быстро и шумно выдохнула. Затем кивнула, прокашлялась и, набрав в грудь побольше воздуха, громко и четко заговорила, будто отвечая очень сложный и важный урок.
- Хорошо. Так вот. Ты очень хороший - веселый и храбрый, и лучший друг на свете. Не знаю, как так вышло - мы же знаем друг друга очень давно - но я … с некоторых пор не могу не замечать некоторых вещей. Например, что ты очень симпатичный и вообще, не такой как Гарри, не просто друг… - она запнулась, мучительно покраснела и уставилась на свои руки. - В общем, я не знаю, как мне быть. Ты же мой друг - что ты мне посоветуешь сделать в такой ситуации? - отчетливо произнесла она своим коленям, не поднимая глаз. Рон без промедления ответил:
- Я бы посоветовал тебе согласиться со мной встречаться если я предложу. Определенно, - уверенно закончил он. - Я вот тоже все думал, с кем мне посоветоваться. У меня ведь тоже есть…проблема.
- Да? - голос Гермионы, наконец, дрогнул - самообладание покидало ее.
- Да, такая, знаешь…висит надо мной… - Рон сделал над своей головой какой-то неопределенный жест рукой, будто пытаясь отогнать проблему, зависшую там. - Понимаешь, я тоже не могу не замечать…все эти парочки. Это как будто ненастоящее, не до конца. Я вот хочу у тебя спросить - ты же вечно все знаешь - если я…если мы…последуем моему совету, не будет у нас так же? Не получатся ли из отличных друзей дурные…дурные…встречающиеся? - Рон вопросительно уставился на Гермиону с таким заинтересованным видом, будто спросил у нее что-то посредине контрольной. Гермиона нахмурила лоб и крепко задумалась, глядя то в редкие, осенние облака, плывущие у них над головой, то на камни, которыми был вымощен школьный двор. Она думала над вопросом так, будто это касалось нумерологии. Наконец, она взглянула на Рона, который за все это время не отвел от нее глаз, и ответила:
- Я думаю, что если встречаться не просто так - для показухи, и не из поверхностной симпатии, а из любви, то так не будет. В смысле, будет все по-настоящему. Так что, вопрос тут в том, можешь ли ты сказать…считаешь ли ты, что любишь меня, - закончила Гермиона.
- Считаю, - ответил Рон так, как будто его спросили, считает ли он, что Сам-Знаешь-Кто - плохой человек. - Я считаю, что…то есть ты…я считаю что ты…это что-то, - выдал Рон и тут его будто прорвало, - Во-первых, ты настоящая красавица, я даже не знаю - одна твоя прическа…это что-то необыкновенное! - в другой ситуации это могло бы сойти за насмешку, но не сейчас. Рон во время этой тирады вскочил на ноги, встал перед Гермионой и, помогая себе руками, взялся за описание своих чувств. - Начать с того, что ты чудовищно, невероятно умная. Потом, от того, что ты заучка и всезнайка, а еще иногда и зануда, ты делаешься еще лучше! Это замечательно, классно! Это же…ТЫ! Ты храбрая, удивительная… Конечно, я тебя люблю! Само собой! Обожаю! - завопил Рон на весь двор, ему вдруг стало страшно весело и легко, и, глядя в сияющие от счастья глаза Гермионы и почувствовав, как шар с грохотом лопнул, он принял единственно верное решение. - Ты великолепна, а я тебе бессовестно соврал.
- А?
- Я сказал, что больше так не сделаю, а теперь передумал, - и, схватив Гермиону за шиворот, Рон рывком поднял ее со скамейки и поцеловал. Прохожие улыбались друг другу, показывали на них пальцем, Колин Криви перезаряжал на ходу пленку, чтобы запечатлеть этот момент, а Пэнси Паркинсон, проходя мимо, изобразила приступ рвоты.
В это время, когда так неожиданно и счастливо разрешилась эта проблема, Гарри сидел на берегу озера в одиночестве. Погода была солнечная, хоть и прохладная, рюкзак у него был набит сливочным пивом, которое он позаимствовал у Добби на кухне, и которое обещал своим соседям по комнате. Он зашел к Хагриду и уже направлялся в школу, когда его охватил внезапный приступ меланхолии и тоски. Он сел на сухую, жухлую траву и уставился на ровную поверхность озера. Хотелось бы ему не быть самим собой, полагаться на сильных мира и беспокоиться о всякой ерунде.
- Гарри… - раздалось у него за спиной, - Гарри….
Он развернулся. Его друзья стояли бок о бок рядом с ним, совсем не такие, как в последние дни - счастливые и сияющие. Рон прокашлялся и произнес:
- Гарри, мы должны тебе кое-что сказать…. Дело в том, что мы с Гермионой…мы…
- Мы теперь встречаемся, - закончила за него Гермиона. - Ты не против? - как-то жалобно и испуганно спросила она. Гарри несколько секунд внимательно смотрел на них снизу вверх - солнце светило ему в лицо, приходилось жмуриться.
- Нет, я только за, - ответил он и почувствовал, что они снова вместе, и все как раньше. Почти. - Садитесь.
Рон с Гермионой сели на траву рядом с ним. Он вынул из рюкзака три бутылки сливочного пива, в полном молчании открыл их и протянул друзьям.
- Знаете, что? Это очень хорошо, что так все вышло. Справедливо я бы сказал, вы заслужили, - Гарри никогда не был мастером по части произнесения речей.
- Гарри, ничего не изменилось, - сказала Гермиона, - Ты не думай, что мы теперь от тебя…. - она запнулась.
- Мы тебя никогда не бросим, Гарри, - закончил Рон. Гарри улыбнулся.
- Вот и отлично. В таком случае будьте…нет, не так. Будем счастливы!
- Будем счастливы.
- Будем счастливы.
Будем и мы.
Начало:)
Посвящается моей любимой Рес:):):)
