Глава 9. Точка невозвращенияНадо, наверное, обьяснить, почему я в ответах на отзывы так мучительно путаюсь в местоимениях. Мы всё ещё, как сказано в профиле, межконтинентальный коллектив, но так уж вышло, что этот фик – сольный проект сестрички Фордж. Прости меня, Гред. Все косяки мои. Wish you were here.
Пользуюсь случаем ещё раз восхититься долготерпением и внимательностью дорогой шахматной лошадки
, и порекомендовать её ориджинал "Не доверяя небесам" (клик на бету в шапке этого фика!).
Ну и, это... дорогие читатели! Я даже не знаю, как вас благодарить, вот.
Примечания тоже пускай в начале будут, чтоб потом от экшена не отвлекаться :)
Lutra lutra – латинское название речной выдры
Цитаты в этой главе – из Экклезиаста, гл. 1, ст. 17–18
--
Глава 9. Точка невозвращения
Фиолетовые тени врезались в лицо Гарри, и оно выглядело печальным и усталым, как морда дракона, на старости лет лишившегося своих сокровищ. У Гермионы сжалось сердце.
– Я только что из Малфой-мэнора... – сообщил Гарри вместо приветствия. – “Ты хоть понимаешь, Поттер, что я мог бы пойти с этим не к тебе, а прямиком в приёмную Аврората? Только ради Гермионы...” – он рухнул на диван и запустил обе пятерни в волосы. – Ну почему, почему из всех людей тебе надо было связаться именно с Малфоем?
Гермиона прикусила язык. Больше всего на свете ей хотелось броситься Гарри на шею с криком “Я всё объясню!”, но сначала было необходимо узнать, что именно ему известно. Информацию следует предоставлять по мере необходимости; этот принцип равно приложим и к ревнивому любовнику, и к аврору при исполнении.
Молчание затягивалось. Гарри явно не мог решить, с чего начать.
– Может, чаю? – предложила Гермиона, и её тут же передернуло от того, как по-идиотски прозвучала эта напускная беспечность. Тем не менее, она трансфигурировала свободный штатив в кофейный столик и поставила на него цветастую чашку.
Гарри молча помотал головой и принялся шарить во внутреннем кармане мантии, после чего швырнул на столик витой шёлковый шнурок. В лаборатории запахло сандаловым деревом. Гермиона поёжилась.
Гарри с брезгливым видом ткнул в шнурок волшебной палочкой, и тот расплёлся на две нити, тут же превратившиеся в кусок пергамента и перо. “Перо-перевёртыш – для забывчивых и просто любопытных”, – вспомнила Гермиона. Джордж и Рон выдумали этот дурацкий слоган при ней.
– Он назвал мне пароль, – сказал Гарри хрипло. – Lutra lutra. Какого дементора Малфой знает, какой у тебя патронус?
Перо встрепенулось и заскользило по пергаменту, чередуя изящный почерк Драко с чёткими, почти печатными буквами Гермионы.
... забудешь о сегодняшней сделке...
... принадлежала Тёмному Лорду...
... десять тысяч галлеонов...
... хочешь примерить?
Не решаясь взглянуть на Гарри, Гермиона не отводила глаз от появлявшихся на бумаге слов. “Пожалуйста, Драко, не надо...” – вывело наконец перо и остановилась.
– После этого он, надо полагать, снял рубашку, – подытожил Гарри обманчиво бесстрастным тоном. – Но это не всё.
– Это всё! – запротестовала Гермиона. – Я клянусь тебе, что он ничего не снимал! Ты должен мне поверить! Что мне сделать, чтобы ты мне верил?
– Что сделать? – сказал Гарри с горечью. – Может, попробуешь перестать держать меня за дурака и сама расскажешь?
– Я же говорю, ничего не было! Мы поднялись наверх, я расплатилась за... эту вещь, потом стёрла ему память и пошла домой. То есть, аппарировала. И всё. Я даже не переписывалась с ним с тех пор.
– Гермиона, меня не волнует, что у вас было с Малфоем. То есть, волнует, конечно, и... Мерлин, почему, почему Малфой? Но я сейчас не об этом. Малфой нашёл Перо-перевёртыш, и ему стало ясно, что ты хотела секретности неспроста. Кинулся допрашивать эльфа, который прислуживал в тот вечер, и обнаружил, что эльфу тоже кто-то стёр память...
Гарри сделал паузу, но Гермиона упорно молчала.
– Кое-что ему из эльфа всё-таки удалось вытянуть. “У нас, Поттер, тоже есть специальные методы”. Сукин сын. Кое-что, что заставило его проверить подземелья. Ты ведь знаешь, чего он не досчитался?
– Понятия не имею! – пожала плечами Гермиона, чувствуя, как противный холодок щекочет шею.
– После твоего визита Малфой обнаружил пропажу дневника Тома Риддла.
А она была так уверена в надёжности своих чар стирания памяти и так поглощена своими чувствами к Гарри, что мысль о том, что утреннее письмо Драко могло быть продиктовано не только ревностью, едва мелькнула в её сознании, не успев оформиться! Впрочем, если уж речь зашла о ревности, придётся разыграть и эту карту. Нужно только немного потянуть время, ввести Гарри в заблуждение совсем ненадолго – до тех пор, пока не станет можно всё ему объяснить.
– Дневник Тома Риддла? – Гермиона изобразила глубочайшее изумление. – При чём тут я? То есть нет, постой, теперь мне понятно... Он тогда совсем... знаешь, он был такой, ну, ты же сам читал, я просто не знала, куда от него деваться! Надеялась, что он забудет обо всём и оставит меня в покое, а он вспомнил и разозлился, вот и выдумал про дневник и наговорил тебе не пойми чего, чтобы мне отомстить! Послушай, Гарри, теперь всё встаёт на свои места – а я-то ещё думала, с чего он прислал мне сегодня утром такое дурацкое письмо, с какими-то непонятными угрозами...
– Гермиона, пожалуйста, перестань, – сказал Гарри, болезненно морщась. – Пять минут назад ты клялась, что больше с ним не переписывалась. Так ты только хуже делаешь.
Он снова сунул руку за пазуху и извлёк лист жёлтой линованной бумаги, исписанный рукой Гермионы.
– Узнаёшь?
– Ну да, узнаю. Рецепт зелья от головной боли, я тебе сама его дала. А что?
– Когда пишешь в блокноте шариковой ручкой, бумага проминается, – Гарри ладонями разгладил рецепт. – И с помощью простейших чар можно прочесть, что было на предыдущей странице. Сам не знаю, зачем я это сделал тогда – наверное, просто из любопытства. Потом забыл. И только сегодня, пока Малфоя слушал, до меня дошло, что ты составила список хоркруксов и практически на моих глазах собрала их всё. Оправа от кольца Гонта ведь тоже у тебя, правда?
Гермиона молчала.
– Нелегальная покупка тёмного артефакта. Кража тёмного артефакта из музея, в сговоре с рецидивистом. Кража тёмного артефакта у частного лица. Несанкционированные модификации памяти волшебника и магического существа, – перечислял Гарри, и каждая фраза отзывалась в голове Гермионы неумолимым набатом.
– Непростительное проклятие, хотя последнее пусть ещё докажут, ты же не сумасшедшая, чтобы своей палочкой... – Гарри скомкал злосчастный рецепт и поднял глаза. – О, Мерлин! Неужели своей?!
Гермиона прислонилась к деревянной панели, скрывавшей шкаф с Нагини, и закусила губу. Гарри медленно, будто боясь спугнуть какую-то робкую волшебную тварь, подошёл к ней и оперся ладонью о потайную дверцу рядом с её головой.
– Что же ты затеяла?! – прошептал он. – И как ты собиралась провернуть это без меня, глупая?
Гермиона всхлипнула и кончиками пальцев погладила застёжку его мантии.
– Во что бы ты ни ввязалась, во второй раз я тебя не потеряю... – ладонь Гарри проскользнула за её спину. – Но ты должна рассказать мне всю правду – понимаешь? Чтобы я мог помочь, мне нужно знать всё.
– Хорошо, – проговорила Гермиона, покрепче смыкая руки на его талии. – Я тебе всё расскажу.
Поцелуй получился колючим, солёным и неуклюжим, и закончился слишком быстро. Обмякшее тело главы аврората она осторожно отлевитировала на диван и укрыла пледом.
Любая ведьма, у которой есть дети и работа, умеет навеять сон мгновенно, невербально и незаметно.
– Вот теперь, – сказала Гермиона и ещё раз обвела кончиком языка тонкий шрам на лбу Гарри, – теперь я собрала их все. Спи, любимый. А когда ты проснёшься, я расскажу тебе всё-всё-всё о том, как сделала невозможное возможным. И как я поняла, что сделала это не ради науки, а ради тебя.
*
Окончательную версию заклинания Гермиона, проникнувшись торжественностью момента, ещё накануне перенесла на пергамент. В принципе, она помнила текст наизусть, однако след Тёмного лорда на хоркруксах был настолько трудноуловимым, что доверять памяти было опасно: споткнись она хоть на одном слоге, второй возможности снять отпечатки уже не будет.
Полная до краёв чаша Хельги Хаффлпафф прижимала край исписанного каллиграфическим почерком свитка. Зелье на боггартовой слюне и чешуйках василиска должно было за доли секунды впитать в себя слепок величайшего разума, который Гермиона до совсем недавнего времени планировала вручить на сохранение Гильдерою Локхарту. Подозрения профессора Снейпа в том, что она собиралась присвоить его, были не только оскорбительны, но и неверны: она никогда не желала славы и величия для себя. Гермиона хотела лишь восстановить справедливость, попранную частично по её вине – ведь это она угодила в больничное крыло вместо того, чтобы предотвратить катастрофу, и позволила предмету первой в своей жизни влюблённости превратить себя в слабоумного инвалида, пытаясь защититься от её друзей.
Совершенный ум должен был размещаться в совершенном теле – это казалось единственно верным решением. Но сначала для этого тела не нашлось подходящего разума, а теперь, когда она такой разум разыскала, оказалось, что тело его не дождалось. Визит в Мунго, во время которого Гермиона собиралась узнать, на каких условиях Локхарта можно было забрать, пошатнул её веру в мировую гармонию. Однако отступать было поздно. Единственным способом восстановить равновесие было употребить вверенное ей сокровище, ранее причинившее столько зла, на благо всего магического мира. В глубине души она верила, что в её руках это совершенное оружие по крайней мере не рисковало стать причиной новых бед и разрушений, и надеялась, что найдёт, как им распорядиться наиболее разумно и справедливо.
Гермиона установила защитную сферу Нагини над столом и одним коротким движением волшебной палочки развеяла чары. Огромная голова с остекленевшими глазами и оскаленной пастью безжизненно шлёпнулась рядом с чашей, взметнув страницы дневника Тома Риддла, теперь девственно чистые и целые. Диадему Ровены, медальон Салазара и кольцо Гонтов Гермиона надела на себя.
Она погладила ладонью пергамент с заклинанием, поправила голову Нагини, чтобы не отбрасывала тень, и ещё раз взглянула на Гарри. А ведь зелье мог бы выпить он, вдруг подумала она. Вот кто действительно был достоин разума, эквивалентного как минимум ста двадцати восьми Дамблдорам – Гарри Поттер, самый храбрый, самый бескорыстный, самый красивый… Он обещал пойти с ней до конца, во что бы она не ввязалась, но имела ли она право возлагать на него такую ответственность? Да если уж на то пошло, имела ли она право признаваться ему в том, что задумала, имела ли она право так бездарно попадаться и тем самым втягивать начальника аврората в свою авантюру?
“Это было идеальное преступление, – горько усмехнулась Гермиона. – Розе есть чему у меня поучиться”.
А теперь она настолько запуталась, что разум Вольдеморта был её единственной надеждой на спасение. И она исправит всё то, что натворила, и никогда-никогда не повторит прежних ошибок. Надо только довести задуманное до конца.
Гермиона откашлялась и ровным голосом, без единой запинки прочла заклинание. Масляные светильники мигнули, заставив её вздрогнуть. По поверхности зелья пробежала лёгкая рябь.
Гарри на диване всхлипнул и отчётливо произнёс: “Не сейчас, рыжик... что-то голова разболелась”. Гермиона выпустила из рук пергамент и обернулась, но победитель Вольдеморта уже снова затих и только ровно дышал во сне.
“Секундой раньше, и я могла бы сбиться, – подумала Гермиона, с нервным смешком переводя дух. – Хорошо, что самое ответственное позади”. Дрожащими ладонями она обхватила чашу Хельги Хаффлпафф и тут же отдёрнула руки, как будто обжегшись.
Чаша была пуста.
Гермиона вскочила, зацепившись тяжелым медальоном за некстати встопорщившиеся страницы дневника, который тут же, будто живой, пополз по столу, взмахнула руками, пытаясь подхватить опасно накренившуюся чашу, но вместо этого потеряла равновесие и толкнула стол, который с грохотом опрокинулся. Змея, чаша, дневник и пергамент с ненужным уже заклинанием бренча и шурша сползли на пол. Оказавшись на твёрдой поверхности, эта куча на миг застыла, а потом снова зашевелилась и вдруг произнесла, нараспев и в то же время как будто слегка шепелявя:
– “И предал я сердце моё тому, чтобы познать мудрость и познать безумие и глупость; узнал, что и это – томление духа”. Но не подумайте, я не жалуюсь.
Оцепенев от ужаса, Гермиона наблюдала, как желтоглазая змеиная голова медленно поднимается над лежащим на боку столом.
– Ну и что вы уставились на меня, как статуя на василиска? Салазар Слизерин говорил на серпентарго – почему бы самой умной змее на свете не знать английского?
– Этого не может быть, – пробормотала Гермиона, – вы мёртвая!
– Опыт мистера Поттера наглядно продемонстрировал, что наиболее простой способ уничтожить хоркрукс, размещённый в живом существе, это убить носителя, – тоном терпеливого, но порядком утомившегося лектора начала змея. – Но также и то, что носитель при желании может вернуться к жизни. Прикосновение Воскрешающего Камня служит необходимым магическим толчком. Неужели вы затеяли этот проект с оживлением, не понимая до конца, как именно всё работает?
– При чём тут оживление? Я пыталась восстановить разум. Величайший разум, как минимум в сто двадцать восемь раз превосходящий...
– Вы и в самом деле так считаете? – перебила змея. – А ну-ка, попытайтесь вспомнить, при каких обстоятельствах вас посетила идея восстановить этот разум.
– Я сидела вот здесь, в лаборатории – запинаясь, пролепетала Гермиона. – Наутро после того, как проводила Хьюго и Рози. И мне просто пришло в голову... да мне часто приходит в голову... Мерлин, все мои проекты когда-нибудь приходят мне в голову! В общем, это был самый обычный день, ничего экстраординарного.
– Но зато накануне вы довольно-таки экстраординарно напились, – вкрадчиво проговорила Нагини. – До розовых слоников, до любви ко всему сущему и до полной потери навыков техники безопасности! И именно благодаря этому вы сделали то, на что за двадцать лет, прошедших со дня моей смерти, не решился ни один волшебник: вступили в прямой физический контакт с хоркруксом.
И Гермиона, словно нырнув в думосбор, снова ощутила на своем пылающем лице прикосновение змеиной шкуры – гладкой, упругой и притягательно прохладной. “Вот эта голова хранила осколок самого великого разума!” – противно задребезжал в ушах её собственный голос.
– И вы... вы вложили мне в голову мысль собрать отпечатки разума Вольдеморта! Всё это время вы контролировали меня!
– И эти люди называют Тёмного лорда параноиком! – Нагини даже поперхнулась от возмущения. – Даже он вряд ли додумался бы до такой дурацкой теории заговора. Ну на что мне чужой великий разум, деточка? Мне не свойственны имперские амбиции – я пресмыкающееся. Я хотела вернуть себе нормальное живое тело, только и всего.
– Но вы... зачем вы тогда выпили моё зелье?
– Попробовали бы сами двадцать лет проваляться в пыльном шкафу с перерезанным горлом, – Нагини подтянула свёрнутый крупными кольцами хвост к голове и тут же раздвинула спираль в широкий штопор, что, вероятно, заменяло ей пожатие плечами, – ещё бы и не такую дрянь выпили. Оно так соблазнительно играло бликами, как кисель в приюте, ещё до войны...
– В к-каком приюте?
– Вы случайно свой собственный ум мне не отдали? В том, где рос Том Риддл, конечно! Да перестаньте смотреть на меня, как на исчадье ада какое-нибудь! Давать волю предрассудкам в век просвещения и толерантности – это просто невежливо. Ваш Поттер, между прочим, был носителем ещё дольше, чем я, но от него вы что-то не шарахаетесь. А всей разницы между нами – форма носа да несколько квадратных дюймов волосяного покрова. Такой умной ведьме как вы стыдно должно быть зацикливаться на внешности.
Медленно выпрямив хвост, Нагини ловко ухватилась кончиком за вентиляционную решётку в стене, вытащила её и аккуратно положила на дневник Тома Риддла.
– Диадема вам действительно к лицу, – сообщила она, шаря хвостом в трубе. – Непонятно только, куда такое надевать. И Салазаров медальон смотрится очень мило. А кольцо, мой вам совет, не носите – камень великоват, и оправа вульгарная.
Изложив свои эстетические воззрения, змея начала не спеша втягиваться в вентиляционное отверстие (отверстие было иллюзорным, так что одно это действие вполне тянуло на курсовой проект в каком-нибудь магическом колледже среднего пошиба).
– Как думаете, дорогуша, из лондонской канализации можно аппарировать? Впрочем, не беспокойтесь, я как-нибудь сама разберусь. Поттеру передавайте привет и мои извинения за доставленные неудобства. Больше нас ничто не связывает, так что его мигрени, надеюсь, остались в прошлом.
Гермиона опомнилась, когда на виду оставалась только одна голова.
– Стойте! – потребовала она, выхватывая волшебную палочку. – Вы не посмеете! Этот разум вам не принадлежит, он – общественное достояние! Ваш моральный долг – употребить его во благо!
Нагини высунула наружу кончик хвоста и потёрла им между светофорно-жёлтыми глазами.
– А известно вам, в чём оно заключается, это благо? – спросила она. – Молчите? Так я просвещу вас: общественное благо заключается в том, чтобы держать этот разум и общество как можно дальше друг от друга! Ибо сказано: “Во многой мудрости много печали; и кто умножает познания, умножает скорбь”. Уж поверьте, деточка, с высоты моего опыта это ясно как день.
Accio вентиляционная решётка.
И с этими словами самая умная в мире змея захлопнула за собой лаз, который немедленно исчез с гладкой поверхности стены.
*
Гарри Поттер проснулся на незнакомом жёстком диване, слишком коротком и узком для его измученного тела, которое немилосердно ломило из-за неудобной позы. Череп раскалывался от боли, а мозги сжимались от ужаса при одной только мысли о том, что их могли всколыхнуть. Снилась ему какая-то ерунда.
Конец 
