Глава 1Название: Шаги в вечности.
Автор: rane.
Бета: как обычно нет. Если есть кандидаты - прошу.
Пейринг: РУ/ГГ.
Жанр: ангст/роман.
Рейтинг: PG-13.
Саммари: Post-war. Все учатся жить по-новому. Не каждому удаётся смириться с ощущением этой победы, за которую все заплатили слишком высокую цену. И платят до сих пор.
Дисклеймер: всё не моё, естественно. Меня тут и не стояло.
Warning: возможен ООС. Просто я именно так представляю себе и Рона, и Гермиону, и всех остальных после войны. Ну, и почти AU, разумеется. Сленг.
Шаги в вечности.
Глава 1.
В войне не бывает выигравших - только проигравшие. (с)
Артур Невилл Чемберлен.
Толстый журнал, выскользнув из рук, упал на пол.
На обложке значилось: "Поиски пропавшего без вести Гарри Поттера не привели ни к каким результатам. Герой награждён Орденом Мерлина первой степени посмертно".
Девушка осторожно пристроила чашку с остывшим кофе на столик и с ненавистью посмотрела на журнал.
Теперь приходилось кардинально переоценивать свою жизнь, деление на части "до" и "после" этой войны уже не помогали.
Казалось, что со дня исчезновения Гарри прошло много-много месяцев, переполненных бесконечным кофе - почему-то неизменно остывшим, - крепким сигаретным дымом и руганью Рона, всхлипами и плачем Джинни и её, Гермиониным, отражением в зеркале - уставшие глаза, крохотные морщинки и ужесточившаяся складка рта.
Ей было двадцать лет.
Война окончилась три месяца назад. Вся страна решила, что пора бы уже перекроить существующий строй, и рьяно взялась за это дело.
Министром Магии стал Перси, который, с присущей ему чванливостью, позволял Верховному Совету управлять собой.
Поиски оставшихся в живых Упивающихся стали особым сдвигом авроров; иногда Гермионе чудилось, что они не могут дышать нормально, пока хотя бы один из "этих" не пребывает в Азкабане или на том свете.
Орден Феникса без конца праздновал и поминал, праздновал и поминал... Праздник действительно был стоящим, а поминать было кого.
Слишком дорого далась эта победа.
Гермиона видела эту чёртову победу в почти совершенно поседевших волосах миссис Уизли, потерявшей мужа и сыновей - Чарли и Джорджа; во внезапно выцветших глазах Джинни, которая разучилась разговаривать громко и только тихо шептала что-то себе под нос; в угрюмости Фреда, чьи движения стали какими-то странными - нервными и дёрганными, а смех замолкал, едва успев начаться; во Флёр, которой, кажется, впервые в жизни стало всё равно, как она выглядит, всё, что её интересовало, - это как вывести Билла из его чуть ли не полуобморочного состояния.
Гермиона видела эту победу в пепельнице, полной окурков, которую Рон всегда ставил рядом с собой на их ночных бдениях, - он курил очень много.
Их победа - это отчаяние в глазах детей Упивающихся, посаженных в Азкабан фактически неизвестно, за что.
И ей хотелось, чтобы репортёры перестали, наконец, ваять всё новые и новые статейки про её лучшего друга, повествующие, каким он был чудесным парнем с более чем несчастной судьбой Героя, который не сумел остаться в живых, но обеспечил им таки эту победу.
А ещё хотелось спать без ночных кошмаров: небо сотрясается, и воздух уже не прозрачный - именно так Гермиона запомнила какую-то битву с Упивающимися.
И она точно знала, что будет происходить в очередном её дне, они все были похожи, как капли воды из одного стакана. Наверное, это и называется стабильностью, а новых потрясений уже не хотелось. Ей хватило.
***
Осторожно подошёл Рон, поднял с пола журнал и брезгливо проглядел статью. Потом закурил очередную сигарету и поискал глазами пепельницу.
-- Они нашли Малфоя, - по-прежнему глядя в журнал, сказал он.
-- Какой приговор? - зачем-то спросила она, как будто не знала, в самом деле...
-- Пожизненное заключение. - Рон пожал плечами и направился к двери. - Я, собственно говоря, только за этим и пришёл, - он потряс злосчастным журналом, - да, кстати, вспомнил: Снейпа всё-таки убили.
-- Что? - Гермиона порывисто подошла к нему. - Убили?
-- Ну да, - равнодушно отозвался он. - Малфою-то совсем хреново было, вот Снейп и попытался его спасти. Ну, я пошёл...
Гермиона, нахмурившись, пронаблюдала, как он неуклюже открывает дверь. Даже удивляло, что вспыльчивый Рон так безразлично отнёсся к смерти одного из ненавистнейших людей. Видимо, тоже дико устал... Она закрыла глаза и беззвучно вздохнула.
Отражение в зеркале явственно выявило, что выглядит она препаршиво, особенно для ужина у миссис Уизли.
Хотя там всем, скорее всего, будет плевать и на неё, и - тем паче - на её внешний вид.
Сегодня вечером остатки Ордена Феникса собирались отпраздновать ровно три месяца со дня окончания войны и, как понимала Гермиона, то, что последняя надежда увидеть хотя бы хладный труп Гарри Поттера окончательно сошла на нет.
"Джинни опять проревёт всю ночь, - вяло подумала девушка, - а потом стащит у Рона сигареты и выкурит всю пачку".
Ужин будет на улице, в этом Гермиона была твёрдо уверена. Всем хотелось сейчас иметь возможность взглянуть на голубое небо и предзакатное солнце. В войну всё было точно так же, но ни у одного из них не было времени смотреть вверх. Теперь она это компенсирует.
Гермиона ещё раз посмотрела на себя в зеркало: очень бледная кожа, круги под глазами, уставшее выражение лица.
***
Собственно, была ещё одна причина: их с Роном взаимоотношения. Она и сама понимала, насколько тяжело им обоим даются те подобия чувств, но ничего не могла с собой поделать: исчезновение - смерть - Гарри воздвигло между ними жёсткий барьер, а сил на то, чтобы проломить его, ни у него, ни у неё не осталось.
Ночью ей казалось, что она сходит с ума. Кошмарным был даже обыкновенный белый потолок - он прочно ассоциировался у неё с больницей Св. Мунго, в которой она провела четыре дня, когда пыталась хоть чем-то помочь сначала целителям, которых в годы войны катастрофически не хватало, а потом - семье Уизли, которая лишилась главы - Артура. Ни черта никто не смог сделать, а единственное, что она могла, - предлагать всем сигареты и кофе. Именно с того момента Рон пристрастился к куреву.
В ночных кошмарах главным образом фигурировал Гарри, его голос, взывавший к неё и обвиняющий в том, что они слишком рано сдались, отказались от него, бросили, когда он в них так нуждался, позволили уничтожить.
И это было тяжелее всего; она была уверена, что сделала всё, что было в её силах, но, сомневаясь, постоянно мучилась запоздалым - как ей казалось - раскаянием и муками совести.
И тогда Гермиона осторожно, как вор-домушник, пробиралась на кухню и украдкой затягивалась, словно боялась, что её кто-то застанет за этим занятием. Интересовало, что сказал бы Рон, заметь он её срывы - она неодобрительно хмурилась всякий раз, когда он доставал свои адские сигареты, и демонстративно громко кашляла.
Очень давно ей грезилось, что кто-то – кажется, Рон –
обнимает её, перебирает волосы и целует в висок. Всё. Предел желаний.
Могла бы ещё раз горько усмехнуться – столько нервотрёпки, такая драма – война, а в результате – испорченные нервы, неоправданная любовь курить почти на рассвете и в одиночестве – впрочем, это и курением-то можно было назвать лишь с большой натяжкой; она так и не поняла, как надо курить правильно, – ночные кошмары и вечное чувство вины перед пропавшим – умершим – другом.
***
Оно того стоило? – Отражение в зеркале обречённо вздохнуло, и Гермиона перестала мучить себя ненужной философией. В конце концов, сейчас она пойдёт на этот ужин, поговорит с Роном начистоту, потому что, как выяснилось, сил терпеть ещё и неопределённость у неё просто не осталось, посмотрит на маленького сына Тонкс и Ремуса, которого нарекли Сириусом и которому было уже что-то около полугода, а потом, вероятно, научится жить с осознанием этой победы…
Тщательно замазав тёмные - от недосыпа - круги под глазами, она с истовой ненавистью отшвырнула тюбик с тональным кремом и рывком поднялась со стула. Потом, зло нахмурившись, она одержимо сказала куда-то в пространство, а, скорее, своему отражению: «У меня ещё будет нормальная жизнь. Я научусь просто жить, смеяться и не бояться каждую секунду. И жить без этой давящей вины я тоже научусь. Когда-нибудь…»
