Глава 1Глава первая, в которой Гарета арестовывают злые авроры.
— Проснитесь! Опасность! Опасность! Они у дверей! Проснитесь!
Пронзительный голосок ввинтился в мозг Гарета, вырывая его из недр сна. Еще не окончательно осознав, что происходит и где опасность, Гарет схватил с тумбочки волшебную палочку, выкрикнул заклятие щита и притянул к себе жену, прикрывая ее собой...
Никто не атаковал его щит.
Охранная система продолжала надрываться.
Несколько мгновений Гарет и Сара лежали в оцепенении, прижавшись друг к другу, пытаясь просчитать, каким должно быть следующее действие неведомых врагов и что должны сделать в ответ они.
Но вот в детской заплакала Корделия, и Сара рванулась из объятий мужа — он едва успел рассеять заклинание щита.
Сара включила ночник.
— Они увидят! — прошипел Гарет.
— Какая разница? Они знают, что мы здесь, и они пока еще не вошли...
Сара выбежала из спальни, а Гарет шагнул к стене, на которой в аккуратной рамке, застекленный, висел рисунок, который их старшая дочь Джульетта сделала в возрасте пяти лет, когда ей подарили первую в ее жизнь настоящую акварель, а Гарет с Сарой только переехали в этот дом. Северус Снейп тогда неделю прожил у них, создавая сложную охранную систему. И Джульетта, изо дня в день глазевшая на мрачноватого друга семьи, истратила все черную и салатовую краски, рисуя его портрет. Салатовым она изобразила лицо... Сара тогда смеялась до слез, повторяя, что это такое оригинальное художественное видение, и, не приведи Мерлин, их дочь станет последовательницей Пикассо! А Снейп посмотрел на рисунок брезгливо, тем своим особенным взглядом, который он приберегал для детей, а потом взял и включил Джульеттино художество в охранную систему, причем в качестве центрального звена, так что Гарету и Саре пришлось повесить зеленолицего человечка у себя в спальне и любоваться на него изо дня в день в течение вот уже восьми лет.
— Они у двери! Опасность! Опасность! — тоненьким голоском надрывался рисунок.
— Я слышу. Я понял. Сколько их?
— Шестеро. Двое авроры, — пискнул карикатурный Снейп.
Волна благодарности к настоящему Северусу Снейпу разлилась у Гарета в груди: если бы зельевар и непризнанный специалист по защите от темных сил тогда не потрудился, если бы он не был таким... таким гениальным, то они бы уже вошли. Обычные защитные заклинания не могут остановить авроров. Но Снейп придумывал уникальные щиты и ловушки, подходящие именно для этого дома, именно для этих людей, они были неповторимы, и теперь врагам придется повозиться, чтобы разрушить систему.
— Сколько у нас времени?
— Мало. Они уже почти сообразили как снять щит.
— А камин?
— Их там нет. Путь пока открыт.
Интересно, почему. Неужели просчет? Вряд ли, конечно. Может, они решили, что он не станет убегать, потому что убегать бесполезно? Что бы там ни было, надо попытаться воспользоваться.
— Сара!
Гарет выскочил из спальни и чуть не сшиб двух своих средних дочерей, десятилетнюю Гермию и шестилетнюю Офелию, которые стояли в коридоре в пижамках и шлепанцах и смотрели на него полными ужаса глазами. Офелия прижимала к груди Альбуса, толстую и сонную морскую свинку. Впрочем, сейчас Альбус выглядел не сонным, а несколько даже встревоженным: глаза у него вылезали из орбит. Возможно, Офелия просто слишком сильно его стиснула...
— Папа? — пролепетала Гермия.
И словно в ответ в дверь заколотили.
— Гарет Бирс, откройте! Приказ Министерства Магии! Немедленно снимите все эти охранные заклинания и откройте! Вы будете арестованы за сопротивление властям!
Офелия заплакала, а у Гермии губы сжались в ниточку, и выражение ее лица вдруг сделалось каким-то совсем не детским. Сара с Корделией на руках подбежала к ним. Корделия вопила и извивалась, заглушая все — и стук в дверь, и охранную систему, которая вновь включилась и оповестила семейство Бирс о том, что первый уровень защиты авроры сняли.
— Гарет... Гарет, кто это? Что им надо? — спросила Сара, тщетно пытаясь укачать и успокоить вопящую дочь.
— Авроры и представители министерства. Пришли меня арестовать. Я знал, что когда-нибудь так будет. С тех пор как Руфус Скримгер стал во главе Министерства, я каждый день этого ждал! – с горечью сказал Гарет. — Сара, каминный путь пока свободен. Уходи с девочками...
— Они не могли не перекрыть!
— Могли. Потому что система Снейпа не может ошибаться. Я останусь тут, и они наверняка за вами не погонятся, зачем им...
— Я тогда тоже не пойду, папа! — закричала Гермия.
— Гарет, может лучше открыть, пока мы здесь? При детях они же не станут...
— Сара, опомнись! Что не станут?
— Не знаю... Ничего. Это же представители Министерства.
— Они пришли меня арестовать. И они это сделают. А при детях я не смогу защищаться.
— Гарет, ты и один не сможешь защищаться... достаточно долго. Гарет? — прошептала Сара, бледнея еще сильнее, хотя казалось — дальше уже некуда.
Гарету показалось — она вмиг постарела и осунулась настолько, что возле глаз и под скулами залегли темные тени. Или просто освещение в коридоре вдруг изменилось?
Он не сразу смог ответить ей — казалось, рот у него набит сухим песком, и надо было откашляться, прежде чем начать говорить. Он закашлялся.
— Гарет?
— Папа?
— Папочка!
— Гарет Бирс, откройте! Мы здесь по приказу Министерства Магии!
Гарет погладил Сару по щеке, коснулся пальцами мокрой от слез щечки Корделии.
— Я не могу позволить им арестовать меня. Я не могу пройти через все это еще раз. Мы же решили все еще много лет назад...
— Нет, Гарет, ты не имеешь права! С тех пор все изменилось, у тебя дети! — теперь рыдали уже все: не только малышки, но и Гермия, и сама Сара.
— Сара, я не дамся им живым. Ваше присутствие только усложнит все для меня. Пожалуйста, не тяни время. Уходите через камин, пока это возможно. И вам так тоже будет проще...
—Почему же это нам будет проще? Из Азкабана я хотя бы смогу тебя ждать! Я... я обращусь в Министерство, я что-то наверняка смогу, ведь все же могут, я...
— Я не хочу, Сара. Пойми же, просто не хочу еще раз пройти это. Прости.
— Но дементоров там больше нет!
— Разве мы можем знать что-то наверняка про Азкабан? И возможно, не дементоры были там самым страшным. Прошу тебя, уходите...
— Нет! Я тебе не позволю! — Сара схватила его за рукав пижамной куртки, и в этот момент охранная система заверещала особенно пронзительно.
— Они сломали щит!
Входная дверь с треском распахнулась. И сразу же снизу понеслись вопли — сработала какая-то из ловушек Снейпа, Гарет даже не знал, какая именно, и не было времени взглянуть.
— Прости меня, Сара!
Гарет вырвал рукав из пальцев жены и побежал наверх, в свой кабинет.
— Ступефай! — заорал кто-то, и Гарет с трудом успел увернуться от брошенного заклятья.
— Не сметь! Здесь дети! Не сметь! — вопил какой-то смутно знакомый ему мужской голос. — Бирс, вернитесь! Бирс, нам надо поговорить!
— Не сметь! Не применять заклятий! Он нам нужен неповрежденным! — вторил ему другой голос, незнакомый.
«Неповрежденным?!!!»
Гарет захлопнул за собой дверь кабинета и бросился к сейфу. Коснулся пальцами дверцы и прошептал кодовые слова:
— Принц-полукровка.
Сейф ему ставил тоже Снейп, и эти слова придумал он. Гарет никогда не спрашивал, что они означают. Снейп не любил, когда ему задают лишние вопросы. А лишними в его представлении были все личные вопросы. Гарет же, в свою очередь, не любил доставлять друзьям неприятности. Не так уж много у него было друзей, и он старался быть с ними чутким к ним ко всем.
За открывшейся дверцей находился целый склад всяких интересных и нужных предметов, часть из которых даже входила в список запрещенных, и авроры немало порадовались бы, копаясь здесь... немало порадуются, когда будут копаться, — поправил себя Гарет. Теперь это вопрос весьма недолгого времени.
Он достал маленькую шкатулку, обтянутую кожей криворога. Открыл ее. Внутри лежало два каменных флакончика — черный и прозрачный.
Это тоже был подарок Северуса Снейпа. Его личный рецепт. В прозрачном флакончике находился медленно действующий яд, который ровно через восемь часов после приема убьет Гарета, мгновенно парализовав все его мышцы, включая сердце и легкие. В черном флакончике находилось противоядие. Если тревога окажется ложной, если Гарет успеет сбежать, если обстоятельства как-то изменятся за восемь часов — противоядие его спасет. Но если его и в самом деле отвезут в Азкабан или будут готовить к суду, у него отнимут все артефакты, включая флакон с противоядием, причем скорее всего противоядие примут как раз за яд, который арестант взял с собой на крайний случай... И тогда он неизбежно умрет. Никто не догадается о том, что он уже отравлен. Ведь даже Сара не знает об этом подарке Снейпа.
Горлышко черного флакончика обхватывало металлическое кольцо с цепочкой, и Гарет повесил его себе на шею. А прозрачный открыл и поднес к губам.
...Конечно, он предпочел бы умереть в бою. И утащить кого-нибудь из них за собой. Но не в присутствии Сары и девочек.
Когда-то они с Сарой договорились, что если за ним снова придут, она постарается скрыться, чтобы у Гарета была возможность сражаться и умереть.
Но это было давно, пятнадцать лет назад.
Сара пересмотрела их договор в одностороннем порядке.
Конечно, ее доводы вполне разумны для человека, который не был ТАМ и никогда не видел ИХ.
Сейчас из коридора доносился ее возмущенный голос, перекрывающий все остальные голоса и даже вопли Корделии:
— Покажите мне ордер на его арест! По какому праву? В чем вы его обвиняете? Как вы смеете?! Я буду жаловаться на вас лично сэру Ланселоту Сноу, я дойду до самого Скримгера, если понадобится! Вы не имеете права врываться ночью в дом, пугать детей, забирать ни в чем не повинного человека...
Что ей отвечали — Гарет не расслышал. Корделия продолжала надрываться, она уже охрипла, она заходилась от крика, никогда прежде Гарет не видел такой истерики у своей спокойной и здоровенькой восьмимесячной дочки. А сейчас ее вопли перекрывали все прочие звуки. И каждый крик рвал его сердце. Он обожал Корделию... Он обожал всех своих дочерей. Он боготворил Сару. Они были такой счастливой семьей! Они — все вместе.
Но Гарет всегда предчувствовал, что это кончится именно так. Что однажды за ним придут. Он знал, что ему не забудут и не простят.
Из ковра, распластавшегося на полу кабинета, медленно поднялась громоздкая трехголовая фигура, обтянутая тем же бурым ворсом, что и ковер... Это последнее из защитных заклятий Снейпа — оно называлось Цербер, оно имело соответствующий облик, и оно умело убивать.
Фигура глухо зарычала на дверь.
Значит, они уже в коридоре.
“Пью за тебя, любовь моя!” — вспомнил Гарет строчку из своей любимой трагедии Шекспира, усмехнулся патетичности момента и проглотил содержимое флакончика. Вкус у снадобья был омерзительный, сладковатый, как тот привкус, что остается на языке, если слишком долго вдыхать запах мертвечины. А запахом мертвечины Гарету случалось дышать...
...А если за пятнадцать лет яд все-таки испортился? Что, если он подействует сразу, если Гарет прямо сейчас грянет об пол и умрет? И когда они сломают дверь, они увидят его мертвым, все — и Сара, и девочки — увидят, как он лежит возле раскрытого сейфа вот в этой шелковой пижаме в дракончиках, которую Сара подарила ему на Рождество...
Снейп говорил, что лет сто яд будет вполне действенным.
Снейп говорил, что пытался увеличить срок от принятия яда до паралича сердца — чтобы было не восемь часов, а больше, но у него не получилось.
Снейп говорил...
Да ладно. Пусть подействует раньше. Лишь бы подействовал вообще.
Лишь бы не в Азкабан.
Опустевший флакончик растаял в его руке, превратившись в облачко ледяного пара.
— Гарет, милый, открой! — раздался под дверью голос Сары.
Корделия больше не плакала...
— Открой, у них нет ордера, они пришли не арестовывать тебя, у них для тебя от Министерства задание... просьба... Гарет!
Гарет болезненно поморщился. Что они сделали с Сарой? Применили Империо? Ведь им разрешается... Угрожают девочкам? Сара могла предать его только под Империо или под угрозой жизни дочерей.
Но теперь он может и открыть.
— Хорошо, — хрипло каркнул Гарет, сам изумившись своему исказившемуся голосу. — Хорошо, Сара, я открою. Только надену мантию. Я ведь в пижаме...
— Бирс, не совершайте глупостей! — вступил в разговор взволнованный голос, который несколькими минутами раньше показался Гарету знакомым. Теперь он точно вспомнил, кто это: Кингсли Шеклболт, аврор. Тот самый, который арестовывал Гарета шестнадцать лет назад.
— Какие глупости я могу совершить, Шеклболт? У вас моя жена и дети! — крикнул Гарет, открывая створки шкафа, где хранились его парадная мантия и кое-какие семейные регалии, которые все-таки вернули после его освобождения из Азкабана.
— Вы можете покончить с собой, Гарет. А это совершенно незачем. Мы действительно не имеем намерения арестовывать вас. Ведь и не за что — или я ошибаюсь?
Словно в ответ на эти слова, у Гарета резко заныла левая рука. Казалось, от метки расползались полосы жгучей боли, словно по сосудам растекалась кислота.
— Как бывшего Упивающегося Смертью, я полагаю, — мрачно ответил он, снимая с вешалки мантию, шуршащую дорогим шелком.
— Но вы же раскаялись и доказали, что вас принудили сотрудничать!
— Насколько мне известно, теперь это не имеет значения. Вы берете всех, до кого можете дотянуться. Новая директива, да? И особое положение...
Интересно, а почему же Шеклболт требовал не применять заклятий? И тот, второй, который кричал, что Гарет нужен им «неповрежденным». То есть не пораженным даже парализующим заклятием. Так для чего же? В прежние времена авроры при задержании били парализующим, а то и скручивали пыточным, не стеснялись применять и смертельное...
Гарет застегнул мантию, расправил под ней рукава пижамной куртки, пальцами расчесал волосы. Сунул палочку в карман — наверняка ее отнимут, ну да и ладно, не в первый раз... Простер руку над спиной рычащего Цербера — и тот тут же втянулся обратно в ковер.
— Я выхожу, Шеклболт!
Гарет открыл дверь.
Как он и ожидал, в воздухе тут же просвистели цепи, в мгновение опутали его от плечей до колен, и рванули так, что он не смог устоять на ногах. Сара вскрикнула, а Гарет ткнулся лицом в ковровую дорожку и спокойно ждал, пока его частично освободят, оставив скрученными только руки от кистей до локтей, когда у него изымут палочку и обыщут его на предмет магического оружия...
Авроров было двое. Кингсли Шеклболт и незнакомый крепкий мужчина с сердитыми глазами. Он нашел флакончик и снял его.
“Вот и все”, — подумал Гарет, провожая взглядом флакончик, который аврор убрал в специальный ящичек для артефактов.
— Как вы смеете? Что вы делаете? Вы же сказали мне, что ареста не будет! Покажите мне ордер! — бессвязно вскрикивала Сара.
— Мы поступаем так для блага мистера Бирса, вы же видите, что ваш супруг чрезмерно чувствительно воспринимает происходящее, да это и понятно, если учесть все случившееся ранее, но мы не можем допустить, чтобы он как-то повредил себе или одному из нас, — скороговоркой пробормотал один из чиновников.
Видимо, это было штрихом нового времени: то, что чиновники сопровождали авроров и присутствовали при аресте. В прежние времена арестованный представал перед ними только прикованным к тюремному креслу.
Гарету помогли подняться.
— Мы можем освободить вам руки, если вы пообещаете вести себя благоразумно. Поймите же наконец, это не арест, вам ничего не угрожает!
— А если это не арест, то почему вы врываетесь в дом ночью, пугаете моих дочерей, валите мужа на пол?! — снова завелась Сара и снова зарыдала. Корделия тоже завопила, реагируя на слезы матери.
Гермия вдруг рванулась к нему и, прежде чем ее успели остановить, обняла его.
— Папа, папа, я понимаю, я все-все понимаю, я знаю, Джульетта мне говорила, я знаю... Я буду их ненавидеть всегда, папа! Я буду очень хорошо учиться, и я отомщу!
Незнакомый аврор оторвал Гермию от отца и оттолкнул — пожалуй, слишком резко, чем это можно было бы позволить по отношению к десятилетней девочке. Она качнулась, но удержалась на ногах. И ответила взглядом, полным смертельной ненависти. Офелия метнулась и встала рядом с сестрой, все еще прижимая к груди морскую свинку.
— Пожалуй, нам надо повнимательнее присмотреться к вашей семье, Бирс, — проворчал Шеклболт, выволакивая Гарета за дверь.
Секунду Гарет размышлял, сколько шансов на то, что у него во рту остался еще яд. Если он достаточно метко плюнет в аврора и попадет в глаз, то, возможно, через слизистые яд подействует... А впрочем, во рту у него пересохло, да и наверняка аврор увернется. И поступок какой-то ребяческий. “Тебя я прямо в губы поцелую, быть может, яд на них еще остался...” Поцеловать Кингсли Шеклболта? Это не только убьет его, но еще и шокирует до глубины души. Впрочем, нет. Слишком противно.
— Я буду жаловаться на ваши действия! — прозвенел последний отчаянный крик Сары, и дверь захлопнулась.
На улице Гарета ожидал настоящий сюрприз: возле дома стояло две школьные кареты, запряженные фестралами. Его посадили в одну из этих карет, вместе с ним уселись Шеклболт и один из чиновников, а незнакомый аврор и двое других направились ко второй карете.
— Министерство конфисковало у Хогвартса кареты и животных? — удивился Гарет.
— Нет. Просто ситуация особая, и мы ими воспользовались, — ответил Шеклболт, снимая-таки с Гарета цепь.
Карета тронулась, набирая ход. Потом Гарет почувствовал рывок — фестралы взлетели, увлекая за собой карету, которая мягко легла на воздух.
— Мистер Бирс, то, что вы узнаете сейчас, является важной государственной тайной, — вступил в разговор до сих пор молчавший чиновник. Он был самым молодым из троих. Однако судя по тому, как он держался, по почтению его спутников и особенно по ленточке ордена Калиостро первой степени, радужно переливающейся в его петлице, именно он был самым важным из всех присутствовавших. — Министерство Магии решилось доверить вам в высшей степени ответственное задание как лучшему специалисту в этой области...
Гарет удивленно посмотрел на него.
Лучшим специалистом он был только в одной области, но заниматься этой деятельностью ему запретили шестнадцать лет назад, после освобождения из Азкабана. Причиной было то, что он употреблял свой редкий дар во зло, когда служил Темному Лорду. И хотя Гарета признали “не абсолютно виновным” (тогда в ходу была такая формулировка), то есть действовавшим под давлением, все равно — преступления его были слишком серьезны, причем именно те, которые он совершал с помощью своего дара. Что ж, он в конце концов пережил это, наследства его родителей хватало на безбедную жизнь его семье, и даже Сара могла бы не работать, если бы не была целительницей по призванию, не мыслившей себя без белой мантии и унылых стен госпиталя имени Св. Мунго.
— Но прежде чем я приступлю к разъяснению того, что хочет от вас Министерство, позвольте представиться: меня зовут Борс Смит-Фортескью, я первый помощник заместителя министра образования, сэра Бедивера Уайта.
Гарет изумленно посмотрел на молодого человека. Ему едва ли было больше двадцати пяти, а такая высокая должность! А вот фамилия совершенно незнакомая, хотя внешне удивительно похож на Малфоев: чуть удлиненное, бледное, породистое лицо, светлые волосы, светлые волосы, прозрачные глаза... Хотя — это такая типичная английская внешность. М-да. Типичная, но не настолько же! Гарет достаточно близко знаком был с Люциусом Малфоем и с его отцом... Борс Смит-Фортескью выглядит незаконнорожденным братом Люциуса. Или сыном?
— А во-вторых, взгляните вот на этот документ.
Смит-Фортескью протянул Гарету свиток, перевязанный золотой ленточкой с сургучной печатью Министерства на ней. Так запечатывали только важные государственные документы за подписью министра Магии.
Гарет взломал печать — взлетело облачко золотистой пыльцы, осело на пальцы и мантию — это было мерой предосторожности, чтобы никто другой не мог вскрыть и снова запечатать официальное письмо, ведь теперь без особого зелья этот золотой след с пальцев не удалить. Развернул документ. И замер, потрясенный, не веря своим глазам.
Личным приказом министра Магии сэра Руфуса Скримгера Гарету Бирсу возвращали право работать по его основной утвержденной профессии: Captor animarum. С правом состоять на государственной службе или заниматься частным предпринимательством, получая от своей работы коммерческую выгоду.
Чтобы провести такой серьезный приказ, нужна была личная заинтересованность министра Магии или кого-то из очень крупных чинов в Министерстве — кого-то, кто мог повлиять на министра. И этот приказ не отзовешь и не аннулируешь одним махом, так что вряд ли это может быть обманом...
Гарет вопрошающе посмотрел на Смита-Фортескью. Тот кивнул в ответ и улыбнулся уголками рта. Правда, глаза у него остались такими же холодными и неулыбчивыми.
— Вы восстановлены во всех правах, мистер Бирс. Но в ответ на это Министерство ждет от вас помощи в одном сложном и конфиденциальном деле.
— Чем я могу быть полезен?
— Разумеется, нам нужно, чтобы вы нашли и вернули в тело душу.
Гарет протестующе поднял ладонь:
— Не всякую душу я могу найти и не всякую вернуть, это зависит от множества аспектов и прежде всего от желания самого... объекта. От того, насколько далеко он ушел из нашего мира. От...
— Я в курсе всех этих тонкостей, мистер Бирс! — раздраженно перебил его Смит-Фортескью. — Разумеется, прежде чем принять решение, мы изучили вопрос. Мы знаем, с какими трудностями это сопряжено, и, разумеется, никто не ждет, что вы наверняка выполните нашу просьбу, но вместе с тем мы надеемся, что вы постараетесь... Мы знаем, что вы лучший Captor animarum. Нет, скажем по-простому: лучший ловец душ на британских островах.
Гарет поморщился: он не очень любил выражение “ловец душ”, хотя на самом деле оно идеально отражало сущность его таланта. Да и «каптор», как обычно их называли, сокращая латинское обозначение, тоже звучало не лучше.
— Нет. Я не лучший. Шон О’Флахэрти из Бэлфаста лучше, — с ревнивой ноткой в голосе признал Гарет.
— Мы знаем и это. Но из тех, кто нам подходит, из тех, кому мы можем довериться, вы — лучший. Лучший из трех...
Гарет насторожился. На Британских островах в настоящий момент жило пятеро взрослых и утвержденных в профессии ловцов душ. Двое в Ирландии: молодой Шон О’Флахэрти и пожилая Бренна Диллон. Один в Лондоне – сорокалетний Артур Холланд. Одна в Оксфорде – Элейна Браун: их с Гаретом учил один и тот же каптор – ныне ушедший Гектор Дорсетт. И еще один каптор жил в Шотландии, Дункан Мак-Келлан, о котором говорили, что он не совсем в своем уме после неудачного «путешествия»: такое случалось, профессиональный риск… Двое Министерству не подошли... Один из двоих — Шон... Шон и Дункан – потому что Дункан безумен? Но почему не подошел Шон? Или эти двое — Шон и Бренна? Не подошли оба ирландца? Почему? Опять конфликт между английскими колдунами, чьи колдовские традиции берут начало от римских захватчиков, и ирландцами, которые мнят себя преемниками друидов? Вполне возможно. Эти конфликты вспыхивали то и дело, и то, что между магглами-англичанами и магглами-ирландцами тоже не было мира на протяжении последних веков, только усугубляло ситуацию. На самом деле, как бы ни хотелось некоторым чистокровным колдунам считать себя существами иной природы, оба мира — колдовской и маггловский — сильно зависят друг от друга и друг на друга влияют. И не всегда это влияние одностороннее, не всегда колдуны влияют на простодушных и туповатых магглов! Иногда эти самые простодушные и туповатые совершают такое, что полностью переворачивает представления колдунов о мире. Во всяком случае, большинство важных изобретений сделано магглами. А маги потом усовершенствовали и воспользовались.
Из оставшихся троих «ловцов душ» или «капторов» Гарет действительно лучший. Он вообще лучший — после Шона О’Флахэрти. Правда, он очень давно не работал. Но для его профессии это не важно. Там навыки и тренировка не так уж нужны. Вернее, они не теряются за годы простоя. Главное — осознать свой дар и научиться им пользоваться. А вернуться к этому можно и через пятнадцать, через пятьдесят лет.
— Мы также знаем, что душу человека, погибшего насильственной смертью, вернуть легче, ведь он был не готов к смерти, внезапно оторван от своего тела и чаще всего в течение долгого времени находится близко, — продолжил Смит-Фортескью.
— Только если смерть была быстрой и не мучительной. Идеальный вариант — внезапная кончина, причем при условии, если тело не повреждено настолько, что эти травмы не совместимы с жизнью. А вот если человека подвергают истязаниям, он чаще всего так хочет умереть, что при первой возможности разрывает связь с телом и отлетает очень далеко...
— Я знаю! — как-то слишком резко перебил Гарета молодой чиновник. — Знаю... В данном случае имело место убийство не слишком внезапное, но не сопровождавшееся истязанием жертвы. И у нас есть причины подозревать, что убитый сам бы хотел вернуться. Уж очень не вовремя все это произошло. Мистер Бирс, прошлой ночью в Хогвартсе был убит Альбус Дамбльдор. Нам нужно, чтобы вы постарались его вернуть.
Несколько секунд Гарет потрясенно молчал.
Потом переспросил:
— Что вы сказали?
— Альбус Дамбльдор погиб. Нам нужно его вернуть. Вы подходите нам лучше всего – не хотелось бы приглашать ирландца.
— Дамбльдор погиб? Убит?!! Но кто…
Гарет хотел спросить «Кто же с ним смог справиться?», однако вовремя осекся.
Однако его вопрос, видимо, поняли и так.
— Твой дружок Северус Снейп! – с горечью в голосе Кингсли Шеклболт. – Дамбльдор спас его шкуру, доверял ему и заставил всех нас ему доверять…
— Этого не может быть! – прошептал Гарет.
— Убийство совершено на глазах у свидетеля, — мягко сообщил Смит-Фортескью. – Вина профессора Снейпа неоспорима. Его разыскивают. Так же, как и одного из его учеников, Драко Малфоя, по чьей вине Упивающиеся Смертью проникли в Хогвартс. Но вам не следует тревожиться, мистер Бирс, дружба с профессором Снейпом не будет вменена вам в вину… так же, как мне – родство с Малфоями.
Смит-Фортескью снова улыбнулся уголками губ. Он выглядел на удивление довольным, и Гарет зафиксировал это по старой привычке почти бессознательно замечать все, что может быть для него важным или опасным. Однако проанализировать реакцию Смита-Фортескью на арест его, как выяснилось, юного родственника сейчас не представлялось возможным. Мысли Гарета метались, его даже затошнило от шока: Северус убил Дамбльдора? Да этого быть не могло, Северус обожал директора! Еще со школьных лет. Никто, кроме Дамбльдора, не относился к Снейпу по-доброму. А потом директор спас Снейпа от Азкабана, можно сказать, взял на поруки. Гарету всегда казалось, что Снейп с потрохами принадлежит Дамбльдору. Что Снейпу не важно, светлой или темной магии он служит. Не важно, чему. Важно только – кому. Дамбльдору. Снейп не мог его убить. Или же он был настолько хитер, что обманул весь мир и Дамбльдора, и Гарета вместе со всеми? Что ж, Снейп бесспорно хитер. Однако – какой странный для него поступок! Убить на глазах у свидетеля… Оставить свидетеля в живых… Нет, здесь что-то не так!
— Здесь что-то не так. Снейп не мог повести себя так нелогично, — пробормотал Гарет, обращаясь скорее к самому себе, чем к сидящим в карете.
— Вы не знаете всех подробностей, мистер Бирс. И в любом случае вас это не касается. Расследование будет произведено лучшими специалистами. А ваше дело – попытаться вернуть профессора Дамбльдора. Тогда, возможно, у нас появится наилучший и наиважнейший свидетель, который уж точно расставит все по своим местам. Хотя, конечно, он заблуждался в профессоре Снейпе и вообще был излишне наивен. Однако его знания и особенно его связи в магическом мире представляют для нас огромную ценность. Дамбльдор нужен Британии. Именно сейчас. А значит, Британии нужны вы, Гарет. Послужите родине. Теперь, когда вы снова – полноправный гражданин. Не дайте министру повода усомниться в вашей лояльности.
Гарет усмехнулся.
Колеса кареты мягко коснулись земли.
